Взрослые бывают разными, как и дети.
После того, как мои родители развелись, я стала редко их видеть. Папу из-за того, что ему не хотелось с нами общаться, а маму потому, что она целыми днями работала.
Однажды она попросила присмотреть за мной свою старшую сестру, женщину суровую и властную, не имевшую своих детей, и та стала меня воспитывать.
Её воспитание оказалось таким же жёстким, как и характер. Помню, как я сидела на диване, а тётя, поигрывая армейским ремнём, ругала меня за то, что я не выговариваю букву «р».
Ух, и обиделась же я!
Сейчас понимаю, что бить ремнём меня никто не собирался, но тогда я была в ужасе. Я попросилась погулять на улицу, а сама убежала на работу к маме.
Это было очень-очень далеко!
Я шла по трамвайным путям. Сначала по одному маршруту трамвая, затем — по второму. Доехать можно было двумя трамваями или на автобусе и трамвае, но где взять деньги четырёхлетней девочке?
Стояла жара. Шумели деревья, между шпалами пробивалась чахлая, серая от пыли, трава. Каркали вороны, ворковали голуби, жужжали мухи, грохотали, проносившиеся в нескольких метрах, машины. Моё платьице взмокло от пота и липло к ногам…
Услышав дребезжание трамвая, я отходила в сторону, а когда он проезжал, возвращалась на шпалы.
Жилые дома, тянувшиеся вдоль дороги, то и дело, сменялись кирпичными заборами. За ними виднелись хмурые здания с высоченными трубами, из которых валил дым. Он был то белым, словно тополиный пух, круживший в воздухе, то ярко-оранжевым, как шерсть у лисички, нарисованной в книжке, которую мне по вечерам читала мама.
Соблазнов на пути было много: я могла зайти в парк и покататься на качелях, или, когда проходила по мосту, спуститься к речке и искупаться. Можно было отдохнуть в одном из двух сквериков с яркими цветочными клумбами, где в тени, под раскидистыми деревьями, стояли лавочки, но я никуда не свернула.
Когда трамвайные пути пошли вдоль железнодорожного полотна, я каждый раз вздрагивала, слыша паровозный гудок, а следом за ним, гул приближавшегося состава. Поезда проносились мимо с громким свистом и пыхтением, выдавливая из сонного воздуха ураган звуков.
Несколько раз ко мне подбегали тощие, измученные жарой, голодные собаки, из пасти которых свисали длинные языки. Пёсики заглядывали мне в глаза и будто спрашивали: «Кто ты такая? Откуда ты здесь? Может, у тебя найдётся что-нибудь перекусить?». Я что-то им отвечала и гладила по жёсткой шерсти, нагретой солнцем.
Духота, пыль и жажда стали нестерпимыми, но я продолжала идти...
Люди, стоявшие на трамвайных и автобусных остановках, не обращали на меня внимания.
Наконец, я почувствовала едкий, противный запах, от которого запершило в горле, а на глазах выступили слёзы: значит, близко уже кожевенно-дубильный завод, за которым находится здание, где работает мама…
Когда я оказалась в прохладном длинном коридоре, из двери, с красивой зеркальной табличкой, вышли люди и, увидев меня, остановились.
Начальник маму отпустил, несмотря на то, что квартальный отчёт был в разгаре, и она, как все операторы бухгалтерии, работала в две смены по двенадцать часов. Тогда ещё огромная ЭВМ, занимавшая большой зал информационно-вычислительной станции, не могла справиться с бумажным потоком десятков крупных и маленьких городских предприятий, канувших, спустя время, как и сама станция, в Лету.
Помню, как мама заплакала, когда я вошла в кабинет…
После этого случая она больше не отдавала меня родственникам. Вскоре нашлась старушка, согласившаяся за небольшую плату присматривать за мной. Правда, жила она далеко, и дорога занимала много времени.
Но разве это имеет значение, если есть место, где тебе рады, угощают вкусными пирожками, конфетами и яблоками, да ещё рассказывают чудесные сказки о благородных принцах, красавицах принцессах и страшных драконах?..
Через полгода я стала выговаривать букву «р», но про армейский ремень так и не забыла.