Сергея
Сергей Иванович сидел в своей квартире перед компьютером и страдал. Ему не писалось, а было нужно... Очень даже нужно. Потому что Сергей Иванович был автором, да ни какой-нибудь «Мурзилки», а серьёзного издания «Социалистический гудок». Сегодня воскресенье, а уже в понедельник рассказ на производственную тему с социальной подоплёкой должен лежать на столе редактора. Девственный монитор ноутбука уже не столько пугал своей чистотой, сколько усыплял. Вызывая стойкое желание его прихлопнуть, как ту сумасшедшую муху, которая бесила его весь день. Оставалось последнее средство усиления творческой потенции. И он, вздохнув, побрёл к серванту, где в тайне от посторонних глаз за большим кубком победителю по игре в нарды спряталась бутылочка как-бы «Камю». Что там было сейчас, Сергей Иванович не помнил - хоть убей.
Свинтив пробку с бутылки, он «булькнул» с полфужера «чё там было», шумно выдохнул, переместив это в себя. И с мыслью: « А что? Довлатов тоже пил, тем более - тёзка», - затем немного помедлив в ожидании скорейшего прихода вдохновения, поспешил за монитор. Посидев минут пять, но так и не дождавшись результата, он вернулся к серванту и перенёс бутылку с «чем-то» и фужер на компьютерный столик. Немного подумав, вернулся зацепив из большой вазы горсть конфет «Чебурашка», направился к монитору.
«Ну, чтобы уши не выросли», - выдал он тост сам себе развернув конфету, закусил ею «источник вдохновения». Повеселело. И он, отмахнувшись от парочки старых анекдотов, внезапно возникших в голове, по-приятельски подмигнул монитору и сказал: «Ну что? Писать будем?». Ответа не последовало. ... Монитор молчал и тогда, когда страждущий вдохновения Сергей Иванович стенал на судьбу, перемежая чувственные возлияния с жидкостными. Молчал монитор и тогда, когда писатель грозил пожаловатся на него в «Майкрософт», и даже тогда не выдал ни буквы, когда несчастный пригрозил поставить тому десятый виндос...
Обессилененный войной с монитором, писатель допил остаток «чего-то там», нашёл среди горы фантиков уцелевшего «Чебурашку», и сказав: «Прости друг», - потащил своё тело к креслу. «Ну что у меня всё как не у людей! Даже музы своей нет, - сокрушался он. - Жену, что ли, завести?» Но вспомнив последнюю, которая из всего нажитого оставила ему только черновики, начал стремительно трезветь. Отбросив эту тупиковую мысль, он сидел задумавшись, как вдруг резкий звонок в дверь заставил его в испуге подскочить в кресле. Сердце ухнуло куда-то вниз и, не решаясь вернуться на привычное место, как-то подозрительно затаилось. Кто это?! В последний раз так звонили Свидетели Иеговы с полгода назад. Насилу отвязался. Сердце, слава Богу, успокоилось и вернулось куда надо, и Сергей Иванович, вытерев руковом пот со лба, диверсантским шагом поскользил к двери и заглянул в глазок.
За дверью стояла женщина, похожая на актрису Васильеву - такие же химические кудряшки, и нос... Пожав плечом, писатель постоял пару секунд в раздумьи, да и начал возится с дверным замком.
«Здрасте. А Вы к кому, собственно?» - резонно спросил Сергей Иванович. И не успел он закончить предложения, как пальчик с неоновым маникюром упёрся ему во вторую сверху пуговицу рубашки, а голос курящего ангела томно произнёс: «Музу на час заказывали?» - и не дождавшись ответа, гостья просочилась в прихожую. Сергей Иванович снова пожал плечём, поглядел на всякий случай в лестничный проём,но не заметив ничего подозрительного, вернулся в квартиру.
Как только он щёлкнул дверным замком, дама неимоверно дружелюбно протянула свою горсть маникюра и представилась: «Сергея, Муза по вызову, очень приятно». С минуту писатель таращился на хозяйку ногтей, потом «родил»: «Сергея? В первый раз слышу». «Ну, вы же - Сергей? Значит, я - Сергея». «Ааа, - на всякий случай протянул он. - А если бы я был Григорием?» «Ну - Григорией». «Ааа... А если Виктором?» - раззадорился писатель. «Викторией, конечно» - ответила Муза, подкатывая глаза к кудряшкам на лбу. «А вот, если предположить, я был бы Мафусоилом?» - куражился Сергей Иванович. « Мафусоилой», - отрубила она и добавила, - будем дальше в имена играть, или, может делом займёмся? Заметьте, у нас - не у вас, не продлевают», - и, не дожидаясь приглашения, прошла в зал.
«Так-с, что пишем?» - деловито осведомилась потенциальная Мафусаила, садясь перед компютером. «Да вот, рассказ заказали, да не идёт чего-то», - начал извиняться писатель. «Ладно, вы тут не сутультесь, сядьте куда-нибудь. А тётя поработает». И он, в третий раз за день пожав плечом, побрёл к креслу. «Да, вот ещё что, у вас тапочки какие-нибудь есть? - раздалось ему вслед. - А то по полу у вас дует страшно». Этот, казалось бы, простой вопрос ввёл Сергея Ивановича в состояние ступора. Тапки имелись, но только те, что были на нём. И он, покосившись на согнутую перед клавиатурой спину Музы, просто быстро вышел из них и поставил перед ногами псевдо-Васильевой. «Угу», - только и услышал он сквозь дробные звуки клавиатуры. «Однако, - подумал хозяин квартиры, заглянув в монитор. - Листа три уже настрочила. Мне на целый день работы». И с этой мыслью сел в кресло, поглядывая на светящийся экран, где печатались строчки и ставились пробелы. Веки его затяжелели, и беспощадный Морфей, пыхтя, утащил его в своё царство.
Проснулся он от вселенской жажды. Во рту сухо было так, что когда писатель попробовал облизнуть губы, они начали царапать язык. Поискав ногами тапки и не найдя их, мотнул головой и с ещё полуприкрытыми глазами побрёл на кухню. "Пить" и "жить" для него сейчас были равнозначимыми словами. Приклеевшись губами к крану с холодной водой, он жадно глотал воду до тех пор, пока не устал. Немного передохнув, он снова стал пить воду, но уже без истерики, а под конец и просто наслаждаясь. В голове слегка прояснилось, и он, вспомнив про ненаписанный рассказ, посуровел и, сказав себе: «Надо Федя, надо!», - почти бодрым шагом пошёл к компьютеру.
Он сел на стульчик, подвигал "мышкой", оживляя монитор, и замер... На экране монитора был текст! Сергей Иванович спешно закрыл глаза и через миг с некоторой боязнью начал их открывать. Текст был там! Он покрутил колёсико мышки вниз. «Ого! Тысячи две знаков!», - профессионально оценил он. И вернувшись к началу, прочёл - Рассказ «Марафон». Ошарашенно посмотрел в сторону, силясь вспомнить, ну когда же он успел написать рассказ? И тут он заметил пустую бутылку из под «Камю», стоящюю возле кресла. «Да ладно», - сказал он сам себе и, подойдя к ней, долго её расматривал, крутя в писательских руках, Так ничего и не поняв, вернулся к компьютеру и начал читать.
Марафон
Давно это было, ещё в семидесятых. В городе О, на одном из заводов, в одном цеху и даже в одной бригаде работали токарями Прутков и Липкин. Примерно одного роста-возраста, только Прутков был одинаков, что в высоту, что в ширину, а Липкин...ну просто худенький и в очках. Работали вместе, а вот друзьями не стали. А всё потому, что характеры слишком уж разные. Вечно весёлый Прутков ну ни как не подходил серьёзному Липкину. Были, были и раньше, конечно, среди них всякие недопонимания, но такой скандал - точно в первый раз. А всё началось из-за пары стружек..
В конце трудового дня Липкин, прибирая своё рабочее место, случайно замёл пару, может, и больше стружечек на Прутковскую сторону. На что Прутков среагировал мгновенно: «Очки протри, смотри мол куда метёшь». Липкин прислонил щётку к станку и в правду протёр очки, а потом и говорит: «Вчера у магазина одного клоуна бешенные собаки покусали. Не ты это был?»
Все даже опешили, такой уж дерзости от него никто не ожидал. Не ожидал и начавший краснеть от злости Прутков. Но марку держать надо, и он, подходя ближе к Липкину, сказал уже с вызовом: «А тебя даже комары не кусают. Знаешь почему? А чего им дерево кусать? Не дураки же...», - и довольно заржал.
Тем временем народ, предчуствуя бесплатный концерт, стал собираться вокруг спорящих.
И чего этого Липкина понесло? Может напряжённая политическая обстановка, или то, что завтра надо было в фонд мира работать, не знает никто. Но он поправил очки, ткнул пальцем в рабочий халат Пруткова и выдал: «А ты за то у нас на артиста одного похож. Он ещё в кино про войну играл. Предателя...Его ещё в конце фильма на берёзё повесили...Да и на ту берёзу ты тоже похож. Та тоже корявая была».
Слава Богу народ у нас смешливый, но бдительный. Вовремя за руки схватил, да и развёл по разным углам. Хоть и пытался разъярённый Прутков вырваться из цепких пролетарских рук, но не тут-то было. Против народа не попрёшь. Но изловчившись, Прутков всё же провёл пару раз ребром ладони по своему горлу. Второй раз получился с таким наслаждением, что Липкин вдруг заскучал, и мысль - этот может - прочно засела под его рабочим беретом. Да и выходя из проходной, этот Прутков, отыскав глазами Липкина, ещё раз чиркнул ладонью себе по горлу. Паника рождалась у Липкина в душе, и он, пропустив автобус с уехавшим в нём обидчиком, впихнулся в следующий автобус и в пока ещё лёгкой тоске поехал домой.
Придя домой, он разделся и прошёл в кухню, где Маша, его жена, судя по запаху, жарила блины.
«О! Явился, не запылился!», - поприветствовала она мужа и накрыла готовую уже горку блинов аккуратной салфеточкой. «Как саваном», - подумал Липкин. И от этой мысли совсем впал в хандру. Проглядев весь вечер мимо телевизора, он лёг спать. Сон не шёл. А когда он под утро всё-таки уснул, то ему приснился Прутков, идущий к нему с топором, и почему-то, с косой. И он не выдержал. Утром, отпросившись с работы, он написал заявление в райотдел. Мол так и так, спасите, убивают, и отнёс его в милицию. На следующий день, всё так же опасаясь Пруткова,, он с некоторым мандражем пришёл на работу. И с удовольствием узнал, что тот, оказывается, в отпуске. По этой радостной причине он выдал пол-торы нормы,
Тем временем Прутков, сидя на полу в своей квартире, разбирал рыбацкие снасти, собравшись назавтра на рыбалку. И вот, когда он, напевая : «И Ленин такой молодой... », - начал вдевать в крючок леску, и видя уже всех этих пойманных карасей-окуней, вернулась его жена Нина, выходившая в подъезд за почтой.
«Ну», - начала она, - рассказывай, чего натворил», - и упёрла свои пухлые ручки в такие же бока. Прутков безмолствовал. «А это что?!» - она протянула ему повестку, не забыв при этом напомнить о том, что говорила её мама. А мама говорила: «За Пруткова? Замуж? Никогда!»
Тем временем Прутков, взяв повестку, отошёл к окну и с непонятным ему самому волнением начал читать.
«Управление внутренних дел СССР, тыры-пыры. Ага, гражданину Пруткову П.С. явиться в... ещё раз, тыры-пыры... для прафилактической беседы. Старший оперуполномоченный Конский У. Х.»
«Ну, что?» - на всякий случай с нажимом в голосе спросила его жена. Прутков молчал, Прутков думал. Про случай с Липкиным он даже и не вспомнил, ввиду его малозначительности. В милиции, (слава Богу), Прутков был только один раз. Это когда он с общажной клумбы цветов нарвал, для Нинки, дружили они ещё тогда. Так его дружинники повязали и - в участок. Но тогда всё внушением и обошлось. «Неужели вспомнили? Да не-е-ет. И клумбы той давно уж нет». Прутков, ещё раз перечитав повестку и не найдя там слов «явиться с вещами», наконец-то успокоился и сказал жене: «Назавтра повестка, вот завтра и узнаю, к пяти надо прийти». А сам с раздражением отметил - накрылась рыбалочка! Ну как с таким настроением на рыбалку?
На следующий день, за полчаса до назначенного времени, одетый как на первое мая - костюм, галстук, кепка, (галстук Прутков одевать не хотел, но жена сказала: «Пусть не думают, что забулдыга»), весь нашипренный, стоял перед дежурным. Протянув повестку и получив указания куда идти, через пару минут был у двери с табличкой "Конский У. Х." Взглянул на часы, было ещё рано, вздохнув, сел на один из стульев, стоящих в ряд вдоль стены, выкрашенной в мрачный зелёный цвет, и начал изучать плакаты с профилактикой правонарушений, висевшие на против.
Тут из кабинета вышел, по-видимому, сам Конский У. Х., двухметровый детина и, разминая пальцы, двинулся по коридору. Вдруг он обернулся и, заметив Пруткова, спросил: «Вы ко мне, товарищ?». «Да», - как можно скромнее ответил Прутков. - Вот, по повестке», - и протянул Конскому казённый бланк. «Вот что, - сказал Конский. - Вы пока тут посидите, а я в соседний кабинет заа... , - тут он немного замешкался, -... эээ... срочной консультацией». Выяснять, кому понадобилась эта консультация, Конскому или соседнему кабинету, Прутков благоразумно не стал. А просто, вроде как понимающе, кивнул головой. И снова сел на стул изучать профилактики.
От этого увлекательного занятия его отвлекли некоторые звуки, доносившиеся из соседнего кабинета. «Как-будто ковёр выбивают», - почему-то представилось Пруткову, и он осторожно подошёл поближе. Оттуда он смог разабрать голос Конского и ещё кого-то. И тот «кого-то» говорил таким сдавленным голосом, что, казалось, висит он в петле. А Конский его уговаривает из неё вылезти.
-Брал?
-Нет!
Выбивание ковра.
-Брал?
-Брал. А что хоть?
-Часы «Чайка», женские, золотые.
-Нет, я их небрал.
Снова освобождение ковра от пыли.
- Я мужские часы брал, «Полёт», - просипел «висельник».
Контрольная проверка на пыль.
«И «ковёр» взял, и «Чайку»! Я бы и Куранты взял», - подумал напуганный Прутков.
- Ну, Витёк, - сказал кому-то в кабинете Конский. - Снимай показания , а я пошёл. Меня посетитель ждёт.
«Ковёр тебя ждёт», - подумал Прутков и метнулся на свой стул.
Появившийся довольный и румянный У. Х. открыл дверь своего кабинета и приглашающе указал внутрь комнаты.
«Проходите, товарищ», - тут он сделал паузу, вспоминая фамилию «товарища», и тот поспешно сказал: «Ковр, э-э... Прутков». Конский с лёгким подозрением поглядел на него. Но, ничего не сказав, прошёл в кабинет.
«Заявление на вас, товарищ Прутков», - сказал, гипнотизируя взглядом как-то по-кроличьи сидевшего напротив посетителя. «От товарищаа..., - он заглянул в свои бумаги и закончил, - Липкина. Знаком вам этот товарищ?»
Прутков всем своим вытянувшимся лицом кивнул - да.
«Так вот, товарищ Липкин пишет, что вы, товарищ Прутков, угрожали ему убийством!» Последние слова он произнёс как-то зловеще-звеняще. Ещё раз по-удавьи взглянул на побелевшего «кролика», но понял, что перебарщивает, и смягчил тон.
«Но мы, правоохранительные органы, не позволим...», - далее - полторы минуты ядрённого пафоса, из которого Прутков понял лишь строителя светлого будущего и тёмные элементы. Кто из них кто, теперь уже красный Прутков понял сам.
«Теперь слушайте сюда. Если хоть один волос упадёт со светлой головы товарища Липкина, первым подозреваемым будете вы! - Конский ткнул своим огромным пальцем в сторону никакого уже Пруткова. - А слово "подозреваемый" и слово "обвиняемый" –для нас слова-синонимы! Всё понятно?», - тот судорожно закивал головой. - Свободны, - и злорадно добавил вслед выходящему из кабинета, - Пока свободны».
Придя домой, Прутков достал из холодильника холодную «три шестьдесят две» и выпил полбутылки из горлышка. Не обращая внимания на вопли жены, отломил от буханки кусок. Сунул его в рот и сел за кухонный столик, обняв голову руками. «Это ж что получается? - горестно думал он. - На него муха сядет, а я уже виноват! Пожалуйте в «ковры»?!». И тут он понял. Охранять его надо! И слегка повеселевший от такой мысли, потянулся к холодильнику.
Дочитав до этого места Сергей Иванович остановился. Почему-то замёрзли ноги. «Странно, куда я тапочки вчера заныкал? - подумал он, обшаривая взглядом комнату. - А, ладно, потом найду». И продолжил читать то, что он там вчера «написал».
Липкину было хорошо! Мало того, что этот Прутков в отпуск пошёл, (глаза бы его не видели), так ещё, удачно ворвавшись в утренний автобус, он сидел у окна. Мелочь, а приятно. И он, слегка поёрзав на дермантиновом сидении, уже собрался вздремнуть, так как ехать ему надо было до конечной, как увидел Пруткова, почти на ходу втиснувшегося в переполненный автобус. Точнее, не всего Пруткова, а его кепку. Что и говорить, дремать ему расхотелось моментально! Но сколько он не озирался, не крутил головой, но обнаружить Пруткова среди автобусной толчеи так и не смог.
«Да мало-ли таких кепок, - успокаивал он себя. - Да и отпуск у него». Но всё-таки, нет-нет, да и оглядывался, идя по дороге к проходной.
Отработав смену, Липкин, как и все, штурмовал автобус. Тут самым главным было влиться в поток и не упасть... А там толпа так и так в автобус занесёт, хоть ноги поджимай. И вот когда народ, желающий домашних щёй-котлет, почти втащил придавленного, но довольного Липкина в «не резиновый» автобус, он заметил гада Пруткова, которого плющило метрах в двух от него. Лёгкая паника овладела им, и он, перебирая в уме всевозможные версии, остановился на самой успокаивающей - да мало ли, какие у него там дела. И вот, за этими рассуждениями он и проехал свою остановку...
Тем временем автобус пустел с каждой остановкой. Липкин уже пытался пару раз выйти из автобуса, но непонятный страх крепко держал его за ноги. «Конечная, выходим товарищи», - раздался мерзкий голос кондуктора. И Липкин ещё раз поглядел на Пруткова, который уже не скрываясь, пялился на него с задней площадки, решительно вышел из автобуса.
Бежать он даже и не думал, ровно до той минуты, пока косолапящий за ним метрах в пятнадцати Прутков не запнулся о камень и громко не ругнулся по этому поводу. Ноги Липкина сами понесли его вперёд, не очень-то разбирая дороги. Спасаться подано! Прутков же, видя такое дело и помня про «ковёр», поклялся себе, что не выпустит Липкина из вида, припустил следом. Местность Липкину была не закома, и он часто менял ритм бега, пытаясь увидеть в паутине улиц и улочек милицейский участок или хотя бы милиционера, а лучше - трёх! Не забывая время от времени оглядываться на пыхтящего сзади Пруткова.
«К людям надо бежать», - лихорадочно думал он, увидев не далеко трамвайную остановку, - там точно не тронет». И уже подбегая к толпе жаждущих уехать на трамвае, оглянулся назад и заметил что-то в руках преследователя - (это вспотевший с непривычки Прутков снял кепку и теперь держал её в руке). «Нож!» - в панике подумал Липкин. - В толпе ещё проще, пырнул и всё!». И он меняя направление рванул, огибая трамвай сзади!
«Куда! - заорал Прутков, видевший, как трамвай, стоящий на паралельных путях, весело звякнул и тронулся в путь. - Трамвай спереди обходяяят!» И он, не обращая внимания на сердце, пытавшееся сбежать от Пруткова через гортань, рванул вперёд. И только-только успел схватить Липкина за воротник пиджака, как трамвай проехал перед выпученными глазами Липкина, едва не царапая его нос. С пару секунд после того, они стояли не шевелясь. Потом Прутков наконец-то отпустивший липкинский воротник, вытер пот со лба, евший глаза, и увидел лишь мелькающие ноги Липкина уже в метрах двадцати от него. «Врёшь, не уйдёшь», - зло подумал Прутков и бросился в погоню.
Добежав до сборища четырёхэтажных домов с арками и проходными дворами и не видя больше Липкина, Прутков малость запаниковал. Но увидел, как кто-то во дворе дома выбивает ковёр, вспомнил Конского и с уже утроенной энергией побежал в проходной двор. Не заметил там никого и рванул в следующий. И вовремя!
Липкин стоял прижатый к стене одним блатным типом. А двое таких же других, ненавязчиво шарили по липкинским карманам. Попавший из огня да в полымя Липкин просто безучастно стоял и желал лишь одного - чтобы этот проклятущий день наконец-то кончился. Он горемычно впёрся глазами в грязный арочный потолок, а непрошенная слеза заскользила по небритой его щеке.
И вдруг он вздрогнул от бешенного крика, а увидев подбегающего Пруткова, вздрогнул ещё раз. Тот, пнув одного, тнул в нос своим не маленьким кулаком другого. И замахнулся было на третьего липкинского мучителя, как тот с криком: «Спасите, убивают!» - помчался прочь из арки. Туда же побежали и его всё ещё охающие дружки. А вот уставшему от всех сегодняшних переживаний Липкину бежать больше не хотелось. И он сидел сейчас на корточках и просто смотрел на тяжело дышавшего Пруткова, стоящего перед ним.
«Чё расселся?» - вдруг сказал Прутков, едва отдышавшись. - Пойдём отсюда, а то твои «друзья» ещё с подмогой вернуться». И не став дожидаться Липкина, зашагал прочь из арки. Дальше они шли молча - впереди гордый собой Прутков, и в полшаге от него - всё ещё ошарашенный Липкин. Так же молча они стояли на автобусной остановке, когда Прутков вдруг вспомнил Конского У.Ха и сказал Липкину: «Заяву забери», - и улыбнувшись, добавил, - партнёр по бегу, Борзов, мать его..., - а потом и вовсе рассмеялся. - Я чего подумал, дай, думаю, и я на него заяву накатаю , а сам к тёще в деревню уеду... Вот бы ты побегал» .
Дочитавший «свой» рассказ Сергей Иванович, млел, сидя на стуле рядом с компьютером. «А что? - подумал он. - Могу ведь». И вспомнив про пустую бутылку «Камю», с благоговением посмотрел в сторону кресла, а потом снова на рассказ. И тут только он заметил постскриптум, где было написано:
«Ну, вы и храпите! Да, вот ещё что - тапки под вешалкой. Сергея».