ARMARIUM BOHEMICA
Miscellanea
Литературные переводы Юрия Владимировича Мещаненко
ЯРМИЛА ГАШКОВА
РАССКАЗЫ
о слабых женщинах и сильных мужчинах
и наоборот
Издательство: "PRITEL KNIHY"
Прага
1927
Страниц: 222
СЛАБЕЙШИЙ БРЕЙТБАРТ
(Стр. 45 — 50)
— «Отилочка, — говорил Индрих, — я тебя очень люблю, и если бы ты набралась разума, мы могли бы уже заказать «извещения о предстоящем бракосочетании». Отилка только пожимала плечами и не задумывалась о перспективах, изложенных Индрихом.
Индржих, однако, был настойчив, ходил в семью, пил чай, ел плюшки и, вообще, вёл себя как жених. Отилкина мать надеялась, что дочь поразмыслит-поразмыслит — и выйдет замуж за Индржиха, который был сыном её сводной сестры.
Отилке же Индржиховы визиты никак не мешали, она тайно ходила на свидания с паном Фоусткой. Пан Фоустка просто ослеплял барышню Отилку своим интеллектом. Он всё понимал и во всём разбирался.
Так пришёл день, который выманил Отилку на природу с паном Фоусткой. Лес источал аромат, трава зеленела, деревья расцветали и зрела любовь. Пан Фоустка брал руку барышни Отилки, играл её пальцами и, загибая по одному, приговаривал:
— «Лисичка кашку варила в зелёном горшочке. Этому дала, этому дала и тому дала, а на этого ей не хватило, побежала и-и-и-... Спряталась здесь!».
При этом очень игриво смеялся и запускал свои тонкие пальцы в кружева, которые украшали вырез платья барышни Отилки. Барышня Отилка краснела и бледнела — рука обжигала её. Пан Фоустка закончил свой речитатив «лисичка кашку варила...» и сильно стиснул руку барышни Отилки. Барышня Отилка вскрикнула, так как пальцы врезались ей в тело.
— «Вы просто силач, — сказала барышня Отилка, — выглядите, как воробей, а силу имеете, как тот Брейтбарт».
Пан Фоуска самодовольно улыбнулся.
— «То что может этот Брейтбарт, — сказал самоуверенно, — я бы сделал тоже, если бы понадобилось. Признаю, что какой-нибудь мужчина может иметь двух-, трёх-, в конце концов, пятикратную силу, нежели иной, но не больше. Всё остальное — тренировки, трюкачество, отвага».
— «Гнёте железо руками?» — спросила барышня Отилка.
Пан Фоустка полез в карман, достал железный стерженёк для набивания сигарет, стиснул его в ладонях, зажмурился, сжал руки коленями и подал барышне Отилке согнутый стержень.
Барышня Отилка приняла его с изумлением.
Пан Фоустка обернул ладони носовым платком и после продолжительных усилий стержень снова распрямил.
— «Вот», — сказал и подал выпрямленный стержень барышне Отилке. Встретил взгляд, полный восхищения.
Отилка взяла стержень и просто в шутку сжала его в руке, пробуя согнуть. Ей показалось, что стержень подаётся. Нахмурилась, сжала зубы, зажала руку между колен и сгибала стержень, сосредоточив усилия всего тела в одной точке. Согнула стержень и подала его пану Фоустке, сконфуженная и удивлённая собственной силой.
— «Какое же это железо?»
— «Ковкое железо — точно такое железо, которое сгибает Брейтбарт», — ответил пан Фоустка. — Жаль, что у нас нет чего-нибудь потолще. Я хотел Вас только убедить в том, что каждый из нас — такой слабенький Брейтбарт, а Брейтбарт — всего лишь сильнейший Фоустка».
Барышня Отилка была изумлена его теорией. Задумалась и через мгновение несмело припомнила:
— «Брейтбарт забивает гвозди кулаком».
Пан Фоустка пожал плечами.
— «Кулак взрослого мужчины, натренированный на удар развивает механическую силу 600 — 1500 килограмм. Измерения с помощью динамометра Мерея было установлено, что кулаком боксёра Фицмонса наносится удар силой 1400 кг, Джеффри, Томми Барс, Том Шэркинаносят кулаком удар силой 12000 — 15000 кг. Таким ударом можно убить быка. Так что я не вижу ничего особенного в том, что Брейтбарт забивает кулаком гвоздь. Для того, чтобы забить гвоздь достаточно силы маленького хлопца».
— «Да, но он его забивает голым кулаком, без молотка, и к тому же в твёрдое дерево».
Пан Фоустка пожал печами.
— «Тренировка, барышня. Сноровка, твёрдая кожа...»
Пан Фоустка нахмурился, так как он повёл Отилку в лес не для того чтобы решать загадки незаурядных способностей сильных особей.
Барышня Отилка уже утратила томно-любовное настроение, когда исполнялось «лисичка кашку варила...», а пан Фоустка пытался завязать возбуждающий разговор из эры добрейтбартовой. Попробовал взять Отилку за талию, но барышня Отилка ускользнула.
Побежал к ней с раскрытыми объятиями — выскользнула снова.
Причём не только ускользнула, но и рассмеялась и побежала наверх цветущим склоном. У пана Фоустки только мелькнули перед глазами стройные лодыжки, чёрные чулочки, кружева юбочки и уже с гребня наверху раздался смех Отилки.
Пан Фоустка хотел взбежать за ней, но задохнулся, раскашлялся и остановился на полпути, сморкаясь и отплёвываясь вокруг себя, вспотевший и раскрасневшийся. Барышня Отилка рассматривала его с горы и вдруг он ей разонравился; когда наконец-то вылез наверх, цепляясь за кустики и помогая себе коленями, уклонилась от его объятий уже не кокетничая, а сопротивляясь. Он схватился за её поясок и хотел стянуть к себе вниз. Отилка вывернулась, сбежала вниз по склону, а внизу упала; у неё сломался деревянный каблук.
— «О, Боже! — Я вывихнула себе ногу».
Пан Фоустка протрезвел. Осторожно спустился с холма и констатировал, что нога не сломалась, скорее всего только каблук. Отилка сняла туфлю и подала ему. Из подошвы торчали гвоздики, а в деревянном каблуке были дырки.
— «Забейте эти гвоздики, Брейтбарт».
Пан Фоустка вытер вспотевшее лицо, отёр носовым платком шею и посмотрел беспомощно на две части туфли.
— «Ничего не получится» — произнёс, обмахиваясь платком.
* * *
— «Где это наша барышня застряла?» — сказала Отилкина мать и посмотрела на часы.
Индржих раздражённо пожал плечами.
—«Пошла на прогулку с паном Фоусткой», — ответил Отилкин брат Тоник.
Индржих подскочил, как ужаленный.
— «С каким Фоусткой?» — спросила женщина.
— «С паном Фоусткой, который мне при встече всегда даёт одну крону».
— «Куда они пошли?» — загремел Индржих.
— «Во-о-он туда», — Тоник указал в сторону леса.
Индржих повернулся к дверям и, не попрощавщись, исчез. Добежал до леса и там остановился. Увидел Отилкину блузку и спрятался за дерево. Отилка хромала, опираясь на плечо пана Фоустки.
— «Не могу больше, — произнесла барышня Отилка и остановилась. Вы должны прибить каблук».
— «Так разуйтесь и идите босой».
Барышня Отилка расплакалась.
— «Не могу же я идти босая по городу».
Нет ничего отвратительнее плачущей женщины. Плачущему мужчине можете плюнуть в глаза, плачущему мальчишке можете дать подзатыльник, но что вы можете сделать с плачущей женщиной?
И пан Фоуска этого не знал.
Он хотел успокоить её поцелуем, но получил удар кулаком силой триста килогнаммов, если перемножить вес Отилкиного кулачка и предплечья на квадрат скорости, с которой нанесён был удар. Одновременно из укрытия выскочил Индржих, дал пану Фоустку разочек с другой стороны, не соразмеряя силу удара и только потом спросил Отилку:
— «Что с тобой этот паренёк сделал?»
Отилка показала ему туфлю с отломанным каблуком.
Пан Фоустка держался за лицо, возмущённо топчась и приговаривая:
— «Ведь я же на вас не нападаю, так за что Вы меня бьёте? Идите своей дорогой или я сейчас вызову полицию».
Индржих повернулся к пану Фоустке спиной. Нашёл подходящий камень, направил гвозди, торчащие из туфли, в отверстия на каблуке, надёжно натянул туфлю на камень и ударом другого камня прибил каблук.
— «Готово. — сказал Отилке, — В следующий раз бери в путешествие лучшие туфли и лучшего ухажёра».
* * *
— «Индржишек, — сказала Отилка, когда уже была замужем и они с мужем развешивали по стенам картины, — а можешь ли ты забить гвоздь в стену кулаком? Этот Фоустка тогда рассказывал...»
— «Дорогая, — отвечал Индржих, осторожно тюкая по гвоздю молотком, — Такой Фоустка, наверное, мог себе позволить, у него силы, как у воробья, но если бы наш человек ударил кулаком в перегородку — рука оказалась бы у соседа».
* * *