Старый Дорогомиловский рынок стоял на Студенческой улице, в те времена носящей название Вторая Извозная. По ней в обе стороны ходил трамвай от Киевского Вокзала до Филевского парка. Это был хорошо знакомый нам с детства маршрут, так как открытые уроки по природоведению проходили для нас, маленьких учениц женской школы номер 65, именно в этом парке. Трамвай пересекал Можайку перед эстакадой через Киевскую железную дорогу, где теперь станция метро Кутузовская.
Ходили на рынок пешком через широченное Можайское шоссе, в просторечии Можайку. По пути на рынок надо было перейти её там, где она плавно переходила в Большую Дорогомиловскую улицу, пройти короткий проулок за серым домом – близнецом нашего (теперь это улица Раевского), построенного тем же вездесущим каменщиком Шевлюгиным, и выйти на мощеную булыжником 2-ю Извозную. Полагаю, что не один каменщик строил наши дома, были и архитектор и проектировщики и даже другие рабочие, но, что поделаешь, такое было время – культ личности Рабочего-передовика. Так что придется терпеть ссылки на каменщика, так запавшего детям в душу.
Перейдя Извозную, вы увидели бы дощатый забор рынка с аркой- въездом и калиткой–входом для покупателей. Перед рынком на небольшой площадке стояла автозаправочная станция - домик, покрашенный в традиционно московские цвета желтый и белый, и навес с цистернами и шлангом. Очень удобно для грузовиков и редких тогда автомобилей. Впрочем, на рынок привозили продукты из близлежащих деревень – Мазилово, Фили, Давыдково, Немчиновки - всё больше на телегах, а скот на мясо шёл своим ходом.
Движение съестного к рынку начиналось очень рано, часов в пять-шесть утра и сопровождалось громкими криками с нецензурным оттенком крестьян, ржанием лошадей, мычанием коров, блеянием овец, гоготом гусей и пеньем петухов. Всё это с оптимистическим оттенком. Печальной участи своей они не знали, а она грозила всем, кроме разве лошадей и самих владельцев живности, которые в сумерках совершали обратный путь на скрипучих телегах. Но не все – жители дальних сел могли остаться переночевать в деревянном доме на рынке, носящем название «Дом Крестьянина».
Сам Дорогомиловский рынок представлял собой скопище открытых длинных деревянных прилавков из старого как отполированного дерева коричневого цвета. Пара соседних прилавков покрывалась крышей на стропилах от дождя. Торговали на внешних сторонах длинного прилавка слева и справа, туда подходили покупатели, а с внутренней стороны, защищенной крышей от дождя, стояли продавцы. Весы были старинные, с двумя чашами, и металлическими гирьками. Продавцы обязаны были использовать весы и гири из набора, которыми их снабжал рынок. Чтобы не было обмана. Вы можете увидеть что-то подобное, набрав в поисковике «Набор старинных гирь для торговли».
По рядам всё время ходил и проверял правильность взвешивания ответственный работник рынка. Кажется, его боялись. Красота гирек от огромных до малюсеньких завораживала. Те гири, которые чаще всего использовались, блистали яркой медью. Иногда добрый продавец давал потрогать эту красоту.
Напротив ворот внутри ограды рынка раскинулась площадь, с левой стороны её располагались государственные магазины, которыми активно пользовались приезжие колхозники, а с правой стоял огромный квадратный прилавок, где, как ни странно, торговали не едой, а цветами, семенами и разными изделиями народных промыслов: деревянными ложками, ярко раскрашенными деревянными яйцами, шкатулками, домоткаными ковриками, роскошным крашеным ковылем…
Справа от этого богатства и красоты, от которой захватывало дух, и можно было оторваться только после долгих уговоров и даже детских слёз, начинался настоящий рынок. Это называлось «ряды». Торговали, видимо, многим, но меня интересовали исключительно семечки. Они считались у нас большим лакомством. Черные, зачастую мелкие и пачкающие (это второй сорт), но вкусные, или более крупные чёрные с белым ободком (первый сорт) подсолнечные… и белые, чистые и большие тыквенные. Полный восторг получить фунтик из газетной бумаги таких семечек!
Возвращаясь к образам войны: страшные, зачастую пьяные и грязные героические обрубки наших солдат. Они кормились на рынке тем, что дадут - «кто что подаст». Ножки им обрезали по самое «оно», ставили их на кое-как сбитые деревянные тележки на колесиках. Таких солдат, росточком с ребенка, было очень много. Ездили они отталкиваясь руками от грязного тротуара. Некоторые заматывали руки не менее грязными тряпками.
Почему-то очень страшно было смотреть в их взрослые большие лица прямо на уровне наших детских глаз. Солдаты были тихие и покорные. Кроме одного. Слезая с тележки и лихо отплясывая на своих обрубках, он залихватски пел что-то веселое, яростно крутясь и подпрыгивая. Ему щедро подавали.
Постепенно солдаты исчезли.