Марину мы прозвали Пятачком по причине интонаций её голоса и впечатления общей затравленности. Худенькая, среднего роста, с невыразительной еврейской внешностью, Марина словно напрашивалась на весёлое подшучивание. Она к тому же не обижалась, так что мы к ней нахально заваливались на чай и разговоры, не особенно заботясь о её реакции. Сейчас я вспоминаю Пятачка с чувством некоторого стыда и с уважением к её терпению. Выдерживать нас в то время без обид и выяснения отношений не всякому удавалось. Пятачок работала программистом в банке, получала гроши, но считалась прекрасным специалистом с собственными идеями.
Забегая вперёд, скажу, что Пятачок проживает сейчас в Нью-Йорке, где является ведущим программистом большой компании, получает, по моим понятиям, немалые деньги, купила дом с бассейном. Теперь в сравнении с её успехом и востребованностью я чувствую себя Пятачком.
Почему-то застрял в памяти незначительный эпизод начала семидесятых. Мы, то есть Серёжа Ракитин, мой школьный друг, я и приблудившийся на тот вечер Гоша, провели весело время на даче у Антона Трегубова. Антон старше нас на три года и дача, собственно, его отца, известного украинского писателя, уже умершего ко времени описываемых событий. Антон в то время ещё не сделался экстрасенсом и контактёром с вселенским разумом и дача ещё не называлась «Порталом». Так что мы хорошо выпили без всякой мистики и отправились домой сильно навеселе. По дороге, уже часов в одиннадцать вечера, нас посетила оригинальная мысль завалиться к Пятачку и продолжить вечер за чаем и разговором. Так мы и поступили. Пятачка дома не оказалось, как позже выяснилось, она находилась в командировке. Открыла нам дверь девочка лет четырнадцати-пятнадцати, которая смотрела на нас открыв рот, но в дом пустила. Она оказалась племянницей Пятачка, оставившей её сторожить квартиру. В углу стояла виолончель. Племянница училась в музыкальном училище. Мы нахально расположились, заварили чай, громко разговаривали, смеялись и приставали к девочке с расспросами. Гоша взялся учить её играть на виолончели. Девочка взирала на нас с плохо скрываемым ужасом, но нам в нашем полупьяном состоянии это казалось забавным. Часа через два мы ушли. Пятачок, приехав и узнав о нашем визите, устроила племяннице выволочку за то, что открыла дверь незнакомым мужикам, несмотря на все инструкции, и с позором отправила её домой. Нам она ничего не сказала, потому что бесполезно. Серёжа Ракитин, захлёбываясь от восторга, описал происшествие в письме жене, которая на тот момент находилась в Крыму. Недавно жена, копаясь в старых бумагах, нашла его письмо. На старости лет всё это конечно выглядит далеко не так весело и забавно. К тому же кое-кто из участников нашей тогдашней попойки уже умер, у кое-кого, а именно, Антона, съехала крыша, что обычно поминается со вздохом: вроде и жив человек и не бедствует, а «контактёр». Лучше всех, как я уже сказал, чувствует себя Пятачок, выдержавший испытание нашей компанией и устремившийся к звёздам.