Я, видать, уродилась незадачливой. Несуразненькой девчонкой была, в непонятную девицу выросла. Иные-то, царевны как царевны: Царевна Лебедь да Царевна Забава, даже Царевна-Лягушка с Царевной Несмеяною –– красавицы да умницы - на каждую свой Царевич или Иван-Дурак сыскался. А ты тут вот – Царевна-камень…Эх, однако, сказывать с начала надобно…
Нас у батюшки царя тринадцать дочек было. Двенадцать дочек нормальных… и я. Сестрицы мои из тех были, кто заместо аленьких цветочков жемчуга с парчой заказывает на Новый год. Не скажу, что и я тятеньку подобными просьбами отягощала: ни к чему мне такое растение сорванное. Цветы вообще лучше в палисадниках смотрятся, да и батюшке забота лишняя, а у него и так государственных дел хватало. А как вспомнишь, какие осложнения после того цветочка! Ну его. Я всё больше у тяти книги просила. Научную фантастику. Монахи для тринадцатой царёвой дочери годами Уэльса да Стругацких манускриптами переписывали.
Времечко сбежало – сестёр сосватали. Всех до единой. Кого за боярина важного, кого – за воеводу отважного, некоторым принцы заморские достались. А меня, младшеньку, батюшка придержал. Меня он женихам не показывал. Мол, пока ума не добавится. Опасался он, знаете, что начну их о смысле бытия вопрошать, или что есть любовь, или о теории вероятности речь поведу. Челядь дворовая да в народе простом меня любили за нрав спокойный да рассудительность, но втайне тоже макоцветною звали. Придурковатой, то есть. А когда время прошло, да ума во мне добавилось, то я уже на женихов другими глазами смотрела. Бывало, приедет какой барон заморский со сватами, я только гляну – и половину о нём знаю. Слово мне скажет – всё знаю. О смысле жизни хоть спрашивай, хоть не молви – у женихов другой разговор, они всё больше пол-царством интересуются. Да царь-батюшка ещё и учудил – и вторую половину обещал отдать, коли сыщется мне по нраву молодец. Вот тогда-то и заявился к нам из дальних стран гость незванный – король синебородый. Видом своим не люб мне был – диковинно было глядеть на бороду синюю, наши-то мужики таких не носили. А вот умом да речами узорчатыми по душе мне пришёлся. Гуляем с ним, было, по саду, он под локоток меня держит да всё
устами мёд льёт, всё льёт про страны невиданные, про диковины разные. «Будешь моя, царевна, -говорит, - мир весь к твоим ногам брошу». А в глазах искры хитрые, искры синие – как отблеск от бороды его поганой. И тут мне как шепоток в голове послышался: «Не спеши соглашаться – проверь иноземца». Вот я и послушалась – разослала голубей почтовых во все края. По интернету оно бы и быстрее бы было, но тогда его у нас ещё не было. Тогда ещё народ простой вечерами на улицах собирался, а геймеры больше в лапту играли. А пока ответов
дожидалась – всё отговорки королю придумывала, чтобы времечко выиграть. Вернулись мои голуби – прочитала я весточки со всего света да и затревожилась – знали синебородого во всех царствах-государствах. Всюду он к царским дочкам сватался, а ежели которая соглашалась – больше её никто и не видел, а все пол-царства супостат себе присваивал, земли к своему королевству приписывал. Пошла я тогда в гостевые покои, в дальний терем. К двери подошла – а за нею кто-то бормочет. В щёлочку поглядела – а он там в своём настоящем облике – чудище синебородое! Над старинными книгами слова шепчет, из плошки в плошку зелья льёт. Колдун проклятый, чернокнижник! Вот оно, значит как - шепоток внутри себя послушать да временем запастись – настоящая жениховья личина и проясняется. Да только мне ли, тринадцатой царёвой дочке, колдунов страшиться? Открыла дверь да и окликнула короля-оборотня: «Нет, говорю, не пойду за тебя
замуж. У нас с тобой жизненная позиция разная. И вообще...»
Синебородый сразу же назад в красавца обернулся – я и оком не
успела моргнуть. Уговаривать начал, а очи так и искрят злобой да хитростью. Потом гневаться начал и скандалить, а я пригрозила, что коли не уберётся с нашего царства, так я тятеньке всё поведаю. А у того разговор с колдунами короткий. С криками да проклятиями уезжал жених мой. Всё оглядывался да кулаком грозил, пока совсем из виду не пропал на дальней дороге. И миновало лихо, а на душе не тихо. Батюшке я о том не сказывала, что колдуна выгнала. Подумали все, что сбёг сам от
придурковатой царевны. Психика, мол, не выдержала.