ОТ АВТОРА
Вся эта история не вымышлена от начала до конца. Долго колебался, обнародовать ли ее, подозревая, что истинный смысл окажется недоступен читателям. Однако, пришел к выводу, что понимающих в мире больше, чем кажется…
***
Лев Ильич был уверен, что жизнь — сказка. Но жизнь злорадно твердила обратное. Из года в год по мелкому грызла, неумолимо толкала в гору ежедневных обязательств, начиная с необходимости принуждать себя к дисциплине, сталкиваться с неприятными людьми, терпеть чужую подлость и зависть, и не иметь возможности отыграться. Крутила в стиральной машине суеты, не давала передышки, а когда давала, то не было известно, чем заполнить паузы. Впрочем, на этом мрачном фоне были и светлые пятна, как звезды на ночном небе – любовь и забота родных, доброжелательность учителей, многочисленные путешествия в разные страны. И опять же – мечты!
Утром солнце вставало, вечером заходило, потом наступал сон… Следующим утром Лев Ильич опять механически открывал глаза. Цикл, который был настолько кратким, что за него ничего не успевало происходить, возобновлялся. И так повторялось почти двадцать тысяч раз.
Мимо на гоночных машинах шпарили знакомые фамилии, с ревом несясь навстречу благосостоянию и успеху. Кого-то время от времени сбрасывало в пропасть, смахивало со стола жизни, как хлебные крошки. Их моментально забывали, освободившиеся места занимали другие, и тараканьи бега вокруг продолжались с удвоенной энергией.
Менялись общественные формации, редела и белела шевелюра, керамические зубы занимали место костяных, на переносице закрепились очки, но в душе Лев Ильич оставался прежним.
Герой знал, что нужно учиться, совершенствоваться, но получалось не очень. Не хотелось. Но поскольку другого пути к высотам не виделось, то приходилось. Хотя и в основном безрезультатно. Стоит отклонить упоминание о стремлении стать похожим на Геракла, о занятиях каратэ, о попытках взлететь на крыльях из коробки от холодильника, о намерении сделать огнемет из баллончика с лаком для волос и о напряжении мозга с целью передачи своей воли на расстояние - как тупиковые потуги. О них сам Лев Ильич вспоминал с улыбкой. Но были и другие опыты, более банальные, использующие проторенные дорожки и методы - связанные, например, с изучением языков, с познанием общества и человеческого характера, с чтением умных книг и разговорами с образованными людьми.
Это позволило Льву Ильичу создать определенный философский базис, взобравшись на который, он, несмотря на свои атеистическо-коммунистические взгляды, ощутил присутствие Чего-то, находящегося за рамками обыденного мира. И обрадовался, поскольку это оросило живительной влагой его законсервированную уверенность в сказке или чуде. Он также с удовлетворением констатировал, что метафизическая перемена в его личности произошла одновременно с развитием у него когнитивных способностей и, как следствие, расширением научного горизонта.
***
Человек ищет пути наименьшего сопротивления даже при выполнении самой сложной задачи, стремясь разбить ее на более простые элементы. Так и Лев Ильич, желая учиться и понимая, что охватить всего сразу нельзя, посещал то библиотеку, то оперу, то драму, или читал знаменитую книгу, например, жития великих, или выискивал в энциклопедиях разъяснение ученых понятий, или же изредка просто гулял, медитируя.
Во время одной из таких субботних медитаций случилось ему оказаться у кассы оперного театра, где новый директор решил устроить концерт из самых известных арий богатого, как в Ла Скала, репертуара. Послеполуденное майское солнце, тяжелое даже в благословенном крае Семиречья, сподвигло Льва Ильича укрыться под сводами храма искусства.
В эпоху, когда театр, литература и культура в целом переживали отчаянные времена, рассчитывать, что опера окажется на высоте серьезных ожиданий, не приходилось. И все-таки полтора часа, пока на подиуме каруселью чередовалась полдюжины певиц и певцов, не были потрачены впустую. Отчетливо он понял это, увидев и услышав черноволосую Анжелу.
Страстный взгляд из-под длинных ресниц, тонкий стан, виолончельное сопрано, губы, какие губы… «Езидская чародейка? Таис Афинская? Аутентичная Аида - та, что разделила печальную участь Радамеса?», - бормотали друг другу мысли Льва Ильича, пытаясь подобрать сказочному созданию подобающее несмываемое определение в то время, пока оно пело.
Лев Ильич заново открыл для себя оперное искусство, которое отныне носило конкретное женское имя – Анжела.
Для обычного смертного она была недоступна не менее, чем вершина масонской пирамиды для нищего, но Лев Ильич привык довольствоваться малым. Полученного эстетического наслаждения было достаточно, чтобы зажечь в его душе негасимую лампаду, огонек которой стал двигать его чувственную жизнь подобно атомному сердцу, толкавшему во льдах Арктики ледокол «Ленин» - медленно, но верно. Нечто подобное он испытал лишь однажды, будучи учеником 9-го класса, когда его лицо исцеловала большими пепельными губами цыганка Зарина, носившая золотые серьги. Она пренебрежительно называла себя «смесью бульдога с носорогом», хотя на самом деле была бесспорной «мисс Вселенной» их лучшей в городе школы. Но цыганка исчезла через год вместе с табором, в котором ее отец был бароном, и со временем откочевала, по слухам, в Австралию.
Впрочем, мысль о далекой Зарине лишь искрой вспыхнула в планетарии головного мозга, хозяйкой которого стала теперь вроде бы реальная, но бесплотная, как Одри Хэппберн, Анжела.
***
У него появился конкретный стимул для визитов в оперу, ибо там выступала Она. Впрочем, на сцене за те пять-шесть последующих раз, что судьба заводила в ложу или амфитеатр, он ее больше не лицезрел. Зато, когда произносил это имя в кругу интеллигентных знакомых, оно, как сказочное «сим-сим» неизменно давало выход возгласам восхищения. Было удивительно узнать, что в его окружении столько театралов.
Но почти год спустя он так соскучился, что сказал себе «basta!», пошел к уже запомнившей его кассирше, и прямо спросил у нее билет на оперу, где бы солировала Анжела. Это оказались «Искатели жемчуга» Бизе.
Зал был полон. Он занял кресло в партере по центру первого ряда и не сводил с нее глаз. Анжела была все так же фантастически красива. Ее голос звучал как признание в любви, но взгляд был обращен куда угодно, но только не на Льва Ильича, что было понятно. Во-первых, он сидел слишком близко, а во-вторых, она его не знала.
В конце представления какие-то люди, по внешним признакам - заезжие итальянцы, но не только, кричали ей «браво», выносили охапки цветов. Публика рукоплескала так, словно рыночная экономика провалилась в тартарары, а культ прекрасного безоговорочно восторжествовал. Лев Ильич хлопал от души, глядя на Анжелу сквозь слезы от нахлынувших эмоций. Но не подошел – без цветов было не удобно, а с ними – тривиально. А самое главное – он ощущал непреодолимый, как силовое поле, барьер между ними.
Прошел год с момента его одностороннего знакомства с принцессой театра. Наступило знойное майское воскресенье. Лев Ильич получил приглашение на праздничный обед с ветеранами войны по случаю Дня Победы, а после, в приподнятом настроении и с легким избытком алкоголя в крови поехал на метро в оперу, где должны были звучать, опять же по инициативе ее директора – изысканного ценителя муз - «Голоса мюзиклов». В бесшумном вагоне познакомился с семидесятипятилетней театралкой, которая спешила туда же. К счастью ее ожидала подруга, поэтому галантный, но не вполне естественный соблазн сделать ее дамой вечера рассосался у Льва Ильича сам по себе.
«Анжела будет петь?» - поинтересовался на всякий случай в билетное окошко. Кассир, глядя на него поверх стекол очков, с мимолетной улыбкой ответила «да». День, который хорошо начался, должен был продолжаться в том же духе! При этом Лев Ильич почти не удивился своей удаче, ибо успел уже посмотреть биографию певицы, где значилось, что она не только училась своему искусству в Лондоне, но и дебютировала в оперетте – бабушке мюзикла.
Он вошел в зал за четверть часа до начала, билеты были без указания мест, многие кресла еще пустовали. Лев Ильич расположился в середине у прохода, как обычно делал в самолете, чтоб легче было и встать, и затекшую ногу вытянуть, если что.
Анжела не заставила себя ждать, выйдя вторым номером в черном облегающем платье, и исполнила песню Манчини “Moon river” до такой степени бесподобно, что у Льва Ильича началось головокружение. Оно едва утихло к тому моменту, когда Анжела вновь появилась на сцене, на этот раз в белом, и в сопровождении приятного бородатого баритона.
Вся кровеносная система Льва Ильича были наполнена светящейся музыкой и образом Анжелы, которые вероятно смешивались с остатками казахстанского коньяка, вызывая на лице его выражение райского наслаждения. Такими же радостными и просветленными казались все остальные собравшиеся, и искренние рукоплескания одинокого мужчины просто терялись в шквале благодарных аплодисментов при выступлении каждого артиста без исключения.
Вот из-за кулис опять выпорхнула Анжела, на этот раз в белом, легкомысленно-кружевном – конферансье объявил, что это будет песня из хорошо знакомой всем «Моей прекрасной леди». Девушка сделала вступительный поклон замершему залу, и Лев Иванович, не сдержавшись, спровоцировал всеобщие овации.
Чудесное сопрано зазвучало в его навостренных ушах, Анжела в образе Элизы Дулиттл стала делать грациозные бальные па, едва касаясь подмостков, и вдруг, подобно паппусу одуванчика, плавно слетела в зал.
Внимание Льва Ильича слегка ослабело, он не помнил четко, как именно она двигалась, кружась вправо и влево вдоль первого ряда, потому что главным образом ловил звуки ее чарующего голоса. Но внезапно зрачки его расширились – певица углубилась в зал, стала ближе, направилась прямо к нему и приглашающе протянула руку.
Перед ним была сказочная фея. Он ухватился за ее пальцы. Что испытал Пигмалион, увидя ожившую Галатею? Что почувствовал бы Владимир Путин, стреляя из маузера Дзержинского? Что ощутила Айман Мусаходжаева, впервые играя на скрипке Страдивари? Вероятно, то же, что Лев Ильич в этот миг, когда на танец его пригласила звезда. Ощущение не-ре-аль-но-сти происходящего, космический сон...
Она проскользнула, вальсируя, под его рукой… Движением глаз предложила сесть на рампу. Раз – он не понял, другой. Запела, откинувшись на его плечо, и, казалось, забыла, что они не одни. Но Лев Ильич знал, что сотни пар глаз направлены на них. Но не поэтому он сидел, окаменев - ни жив, ни мертв, ощущая однако тепло и податливость ее тела. Еще чуть-чуть, и его ноздри наверняка уловили бы и нежный аромат, исходящий от ее неприкрытой шеи. Но... нежный голос умолк, он поднес ее руку к губам, на французский манер. Потом Анжела сопроводила его обратно, прямо на место – как после свидания… Их горячо приветствовали.
Был еще завершающий номер, стертый из памяти Льва Ильича. Зрители встали, хлопая в ладони всей маленькой труппе. Он направился по проходу в сторону, противоположную сцене. Вдруг, как из-под земли перед ним выросла пенсионерка, с которой он подружился в метро.
- Поздравляю, повезло же вам, - сказала она восхищенно. Расчувствовавшийся Лев Ильич нагнулся поцеловать ее, но старушка растерянно увернулась.
«Дело не в «повезло», - заметил озорной голос в его голове.
Лев Ильич собрался с мыслями и уверенно закончил для себя самого фразу: «…А в ЧЕМ-ТО, что определяет судьбы нашего мира».
*****