Шиманский Василий Иванович
Главы из автобиографического романа "Вехи и вёрсты"
(Скопировано с сайта "Свободная Интернет Газета": http://www.svob-gazeta.ru/)
Глава 233. ЦАРЗ переименовывают. Секретарь комсомольской группы
Свободненский завод «Автозапчасть» до 1954 года назывался «Центральный авторемонтный завод» и был подчинён системе МВД СССР.
В ЦАРЗе на станках работали заключённые. После амнистии рабочие места во всех цехах оказались пустыми, поэтому заводской план за первый квартал был выполнен заводом всего на тринадцать процентов.
В то время завод выпускал запасные части и коробку скоростей для машин марки «ЗИС -150». Эта была самая востребованная тогда машина отечественной марки.
Свободненский Горком ВЛКСМ принял решение: «С других заводов города направить в ЦАРз на прорыв и выполнение государственного плана хороших токарей и надёжных комсомольцев, сколотив из них комсомольскую группу. Этим комсомольцам предстояло работать вместе с врагами народа, которые не подлежали амнистии и продолжали работать на своих рабочих местах. У каждого из комсомольцев брали подписку о том, чтобы никто из них не вступал в связь с осуждёнными, нигде и ничего не говорил о том, что увидит и услышит на зоне. За длинный язык нам обещали по двадцать пять лет лишения свободы.
В это время я работал токарем на Михайло-Чесноковском вагоноремонтном заводе, исполнял обязанности секретаря комсомольской организации Колёсного цеха и был редактором стенгазеты цеха. Меня и Юрзанова Виктора вызвали в Горком комсомола и поставили в известность: «Горком ВЛКСМ принял решение направить вас в ЦАРЗ работать токарями. Вас, товарищ Шиманский, по предложению Комитета государственной безопасности, в лице товарища Белобородова, назначаем неосвобождённым секретарём комсомольской группы, в состав которой войдёт семьдесят комсомольцев. Надеемся, что вы справитесь с почётными обязанностями, но всегда должны помнить, что вас окружают враги нашего народа, которые за свои злодеяния отбывают сроки и не подлежат амнистии.
В зону проносить ничего нельзя. В лагере остались бандиты и фашисты. Не слушайте того, что они будут вам говорить. Все они в один голос заявят, что невиновны и сидят по недоразумению. Если развесите уши, все они покажутся вам серыми невинными, обиженными овечками. Не верьте им! Они убивали наших матерей, насиловали детей и выдавали врагу партизан. Таким людям не должно быть пощады!»
Так в моей трудовой книжке появилась запись – «Принят токарем по четвёртому разряду в шестое лагерное Управление системы МВД». Меня направили в цех Главного механика и энергетика завода, а Виктора Юрзанова в механический цех.
Я не могу передать словами то чувство, которое испытал, когда первый раз перешагнул проходную завода-лагеря. Меня с головы до ног ощупали и приказали вывернуть карманы. Выворачивать карманы перед кем-либо непривычно и унизительно, но пришлось.
За проходной ждал меня начальник цеха Демидов. Из вольнонаёмных в цеху, кроме Демидова, работал нормировщиком Володя, фамилию которого я забыл, и токарь очень высокого разряда дядя Коля Орлов, который был коммунистом, но очень молчаливым и замкнутым человеком. Все производственные мастера и ОТК были из заключённых.
Глава 234. Знакомство с осуждёнными. Машинский
Производственным мастером цеха «Отдела Главного Механика и энергетики завода» был заключённый Романенко, мастером отдела технического контроля завода осуждённый по статье пятьдесят восемь Мещеряков.
К заводу вплотную примыкал лагерь, вход и выход в который со стороны завода был свободным, поэтому многие заключённые слонялись без дела по территории завода. Многие пытались заговорить с вольнонаёмными рабочими, ловя с воли слухи о происходящем за пределами зоны. За работающими людьми вёлся негласный надзор.
Каждый советский человек смерть Сталина переживал по своему вразумлению. Одни плакали, не представляя себе жизни без дорогого и любимого, и такое состояние было искренне, другие радовались и ждали чего-то нового. Вся страна замерла в ожидании перемен.
На территорию лагеря, который примыкал к заводу, вольнонаёмным рабочим ходить категорически запрещалось. Нас пугали: «Если вы зайдёте в зону, вас там могут зарезать или изнасиловать, сейчас там остались только предатели Родины и бандиты».
Многие заключённые хотели установить с нами контакт, но мы, помня о подписке и, обещанных за связь с заключёнными двадцать пять лет лишения свободы, на первых порах боялись с ними о чём-либо говорить. Первое время было тяжело, но потом наши комсомольцы стали, как кошки, понемногу привыкать к обстановке. Заключённые в шутку нас называли «коммуняками», а мы их «фашистами». Коммунистическая идеология и мой возраст играли свою роль – я старался не слушать их рассказы и байки.
В одну из смен с противоположной стороны токарного станка «ДИП-200», на котором работал я, подошел заключённый и стал молча наблюдать за моей работой. Что-то ему не понравилось, он подошел ближе к станку и дал мне дельный совет по работе с деталями.
Мне стало неудобно перед ним, поблагодарил его, спросил: «Вы токарь?» Он смутился и ответил: «Нет, я инженер и на воле работал в Министерстве путей Сообщения железных дорог СССР. Сейчас отбываю срок».
В нашем разговоре произошла некоторая пауза, после чего я стал испытывать перед этим человеком неловкость. Чтобы разрядить обстановку, спросил у него: «Как вас звать?» Он ответил: «Григорий, но ты называй меня просто Гошей».
Я: «Ваше отчество? Скажите его, и я буду вас называть полным именем».
Он повторил: «Зови меня просто Гошей».
Я: «Вы на много лет старше меня и так к вам обращаться неудобно. Буду вас звать дядей Гошей. Договорились? А как ваша фамилия?»
Григорий сказал: «Машинский».
Удивился: «Дядя Гоша, у вас фамилия похожа на мою фамилию. Если поменять первый слог на второй, получится моя фамилия». Мы оба рассмеялись. Первое моё знакомство с заключёнными состоялось. Разговор перешел в дружескую беседу.
«Дядя, Гоша, если не секрет, а за что вы сидите?»- спросил его. «Можно сказать, что ни за что» - ответил дядя Гоша, а я подумал: «Началось! Сейчас, как нас предупреждали, сочинит дядя Гоша жалобную историю. На враньё заключенные большие мастаки.
«Дядя Гоша, у нас «ни за что» не сидят!» - парировал его ответ, этим давая понять, что наш разговор окончен, но дядя Гоша не собирался уходить, и продолжал: «Я похвалил американский паровоз серии «ЕМ» и сижу за длинный язык, вернее, за большой палец.
Мы в войну закупали в Америке паровозы серии «ЕМ», принимали их в Финляндии, а потом перегоняли в Союз. Я в составе комиссии по приёмке этих паровозов находился в Финляндии. После осмотра локомотива меня спросили: «Ну, и как машина?» Я поднял большой палец вверх, что на словах жеста означало – высший класс. Вот за этот поднятый палец мне на всю катушку отмотали срок.
Есть статья уголовного кодекса, по которой за преклонение перед иностранщиной даётся срок – десять лет лишения свободы. Его рассказ и слова об уголовном кодексе я принял, как придуманную им историю, поэтому сказал: «Этого не может быть! За такое, разве, сажают? Извините, мне нужно работать!»
«Сажают! Да как сажают!» - ответил он. «Сергей Михалков по этому поводу даже басню написал, в которой есть такие строчки: «Я знаю, есть ещё семейки, которые с жадностью глядят на заграничные наклейки, а сало русское едят» Вот так, дорогой!»
После этих слов он повернулся и удалился...
(продолжение следует)