История третья
ИЗНАНКА ВРЕМЕНИ
«А что, если наша Земля –
Ад какой-то другой планеты?»
(Олдос Леонард Хаксли)
ПАРИЖСКИЙ КАНКАН
«Больше всего мы гордимся
тем, чего у нас нет.»
(Акутагава Рюноскэ)
Особо секретно
Экз. один
Наградной ЛИСТ
Фамилия, имя и отчество Аров Станислав Таурович
Воинское звание капитан
Должность, часть сотрудник 3 Отдела 3 Управления ГУГБ НКВД СССР
Представляется к награждению орденом «Красной Звезды» …
02 января 1942 год
Москва
8 декабря 1941 г. на борту крейсера «Кент» министр иностранных дел Великобритании Иден направился в Советский Союз для ведения переговоров, а уже 16 декабря 1941 года Сталин принял Идена в Кремле, где между ними состоялся обстоятельный разговор, который был продолжен и на следующий день.
Буквально за сутки до своего отплытия в СССР британский министр узнал о нападении японцев на Пёрл-Харбор, и о вступлении США в войну. Эти вести застали его на пути из Лондона в Скапа-Флоу.
А незадолго до этого события совершенно невероятное наступление Красной Армии под Москвой заставило сэра Энтони Идена пересмотреть и свои планы будущих бесед с «восточным тираном», и, в конечном итоге, саму цель поездки и акценты будущих бесед.
К тому же посол Советского Союза в Лондоне Майский, тоже собравшийся плыть вместе с ним в СССР, предупредил, что товарищ Сталин хочет обстоятельно обсудить вопрос послевоенного переустройства Европы. И, хотя сэр Энтони, сохраняя на лице знаменитую английскую невозмутимость, внутренне усмехнулся этому предостережению, уже на борту «Кента» ему стало совсем не до смеха, когда ему ежедневно докладывали о всё ещё продолжавшемся наступлении русских, хотя министр сам с собою ещё несколько дней назад держал пари, что через пару-тройку суток этот «агонизирующий рывок большевиков» выдохнется, и немцы опят подойдут вплотную к «стенам древнего Кремля». И, уж конечно, войдут в него…
В Москве на состоявшейся встрече с главою «Форин офис» И.В.Сталин, кроме вопросов по советско-английскому военно-экономическому сотрудничеству, неожиданно, как бы подтверждая предупреждение советского посла, перешёл к изложению весьма конкретных и далеко идущих планов к послевоенному устройству в Европе. К едва скрытому удивлению гостя глава СССР полагал – как будто уже практически свершившийся факт – целесообразным заключить два договора между СССР и Великобританией: о взаимопомощи, и о разрешении территориальных проблем, приложив ко второму документу двухсторонний секретный протокол со схемой реорганизации европейских границ. Британский министр вынужден был признать, что его правительство «намного отстало от советского в проработке этих вопросов», и потому ему «необходимо некоторое время, чтобы проконсультироваться в этом отношении с премьер-министром».
Сталин, отвернувшись к окну, усмехнулся…
«Зачем тогда было переться этому напыщенному снобу за тысячу километров, чтоб – ничего не решать? – мелькнула в его совсем уже седой голове мысль. Сразу вдруг всплыли в памяти переговоры в кажущемся уже далёком 37 году с польской дипмиссией, которая тоже «ничего не решала», а всё только тянула время, словно бы издеваясь над советскими дипломатами и военными советниками. – Эти англосаксы до последнего будут выжидать – кто кому вцепится смертельной хваткой в горло. А потом сами будут делить и трофеи, и территории. Знаем мы их…»
Через некоторое время, когда, как бы размышляя вслух о будущих территориальных изменениях, которые надлежит осуществить после победы союзников – Сталин сделал голосовой кавказский акцент на слове «пабэды саузникав», специально сделал, а потом выдержал паузу – руководитель СССР дошел до Турции, то, пристально посмотрев на своего замершего, словно кролик перед удавов, собеседника, вдруг сказал – как будто это был почти что свершившийся факт – что её обязательно следует вознаградить за соблюдение нейтралитета, и сделать это необходимо… за счет Болгарии. Подчеркнув, что именно её надо будет наказать за изменческую и прогитлеровскую позицию.
У Идена начали округляться глаза…
Турция же могла бы – как бы продолжал размышлять вслух Сталин, нарочно не замечая оторопевшего гостя – получить район Бургаса, а неблагодарным Болгарам хватило бы и одного порта на Черном море — Варны, например. Кроме того, туркам можно будет отдать некоторые из Додеканезских островов и некоторые территории в Сирии… А, может, и ещё чего-нибудь. Отрезав от Италии, например. Или – от Греции…
Негромкие слова Сталина колоколами Биг-Бена бухали в ушах английского министра… Во время этих сталинских размышлений вслух Иден вдруг почувствовал, как его челюсть, забыв о своей английской невозмутимости и о своём собственном хозяине, как бы под действием сил тяготения опускается всё ниже и ниже. Неимоверным усилием, стараясь незаметно помочь себе рукой – будто бы почёсывая подбородок – министр вернул её на подобающее ей место.
Через несколько минут глава Советского правительства, сделав вид, что не заметил изумлённого вида своего визави, вновь вернулся к этой теме, давая понять собеседнику, что сказанное им в этом кабинете хорошо продумано и достаточно серьезно по своей сути…
Конечно же, Сталин прекрасно понимал, что подобный разговор предназначался не только для британских ушей, но, в равной мере – и для отсутствующих в кабинете Верховного турецких... Да и для германских – тоже…
С самого начала войны на стол председателя Государственного Комитета Обороны ложились тревожные донесения дипломатических представительств, внешней и военной разведок о всё возрастающем нажиме немцев на Турцию с целью вовлечь её в военные действия на стороне Германии. В условиях, когда вермахт готовился к броску на Северный Кавказ, операции турецкой армии в Закавказье могли бы иметь серьезнейшие, если не катастрофические последствия. Не случайно после нападения гитлеровской Германии на Советский Союз активизировалась деятельность горской и закавказской белоэмиграции, базирующейся в Турции, во всяком случае, той её части, которая связывала свое политическое будущее с иностранной военной поддержкой…
Желая не показать Сталину, как сильно его – да и Черчилля тоже – беспокоит возможный, но – совсем нежелательный, союз красных с турками (вспомнился некстати такой короткий, но очень результативный и победоносный союз России с Турцией в самом конце 19 века, и то, какие усилия тогда пришлось приложить, чтоб его разрушить), Иден, сменив тему, выразил желание побывать на фронте.
Сталин предоставил ему такую возможность, и англичане совершили поездку в район города Клин, проехав по местам, откуда гитлеровцы были выбиты совсем недавно, в начале декабря, мощным контрнаступлением советских войск. Сэра Энтони и его спутников впечатлили груды брошенной германской техники – как покорёженной и сожженной, так и целой. В своём дневнике впоследствии он описал эту «поездку на фронт», где практически не упомянул о тех разрушенных городах и селениях, мимо которых он проезжал, о страданиях их жителей, и о героизме советских воинов, совершивших то, во что до сих пор сам английский гость до конца поверить не мог. Отказывался верить.
Зато британский министр иностранных дел во всех подробностях описал свою встречу и разговор с тремя пленными гитлеровцами, которым Иден, судя по тону его высказываний, явно симпатизировал. Он даже выразил им сочувствие. О том, что они с оружием в руках пришли в Россию порабощать советский народ, надменный англосакс, кажется, совсем забыл…
***
За день до запланированного отбытия министра иностранных дел Великобритании из Москвы на свой туманный Альбион, на него с крыши одного из домов на Маросейке, по которой тот в сопровождении постоянного заместителя министра иностранных дел Александра Кадогана, а также гражданских и военных экспертов и охраны прогуливался, наслаждаясь спокойным видом зимней столицы русских, снайперски рухнула смёзшаяся груда снега со льдом… С сотрясение мозга сэра Энтони срочно госпитализировали…
Приехавший в посольство Великобритании через час после этого Вячеслав Молотов выразил английскому послу самое искреннее сожаление товарища Сталина и своё лично случившимся инцидентом, и заверил, что лица, допустившие это, будут наказаны по всей строгости закона и военного времени…
Поэтому свои опасения по поводу возможного сближения СССР и Турции министр иностранных дел высказал премьер-министру Уинстону Черчиллю по прибытии в Лондон только через месяц после «снежного казуса». Но было уже поздно об этом говорить и что-то обсуждать – время оказалось упущенным…
В то время, когда контуженый сер Энтони всё ещё заигрывал с симпатичными русскими медсестричками, в подмосковных Липках и на окраине Одинцова были проведены строго засекреченные операции по ликвидации двух глубоко законспирированных – по мнению германского Абвера – деверсионно-разведывательных баз. Предварительно разрешив немецким радистам передать информацию о начале «тайных переговоров» глав СССР и Турции…
А в ночь после приключившегося «несчастья» с английским министром «случайно» прорвавшийся сквозь заслон московского ПВО германский бомбардировщик «Юнкерс» J-88 положил свою единственную бомбу «точно в цель» – в опустевший после эвакуации главный корпус 2-го ГПЗ (в этом цеху с начала октября 1941 года нелегально работала, выходя раз в неделю в эфир, мощная английская радиостанция – туда её обходными путями, применяя все возможные конспиративные уловки, доставили ещё 25 сентября 1941 года прямо из посольства Великобритании, сменив по пути аж 7 автомобилей. Последний автомобиль – расхристанную «полуторку», водителю которой посулили целый ящик ленд-лизовской тушенки – вёл, по странному стечению обстоятельств, один из сотрудников НКВД, о чём английские разведчики совершенно не догадывались). Сам же «Юнкерс» после бомбометания был благополучно «сбит», и очутился в целости и сохранности на одном из подмосковных аэродромов, находившихся непосредственно под контролем служб НКВД СССР…
Операция «Парижский канкан» началась…