- Пап, пап, у тебя же есть уже деньги, ты можешь купить японский магнитофон?
- Такой, как у нас в Тегеране?
- Я бы хотел побольше, с колонками, чтобы звук хороший, чтобы хорошую музыку слушать. Хочу деку.
- Давай, я приеду следующим летом, тогда куплю.
- Пап, пап, я хочу сейчас. Ты уедешь, а я вот стану слушать.
- Да у меня времени нет, от отпуска 2 недели осталось, когда мне бегать по магазинам? У меня дел по горло!
- Пап, я сам сбегаю, тем более, что в Москве всего одна такая «Березка», я как увижу что-то подходящее, тогда и купим.
- Что всего одна?
- Да, одна.
- Ладно, посмотри, что там, расскажешь.
Попытаюсь объяснить, что такое «Березка» и что такое «чеки», на которые велась там торговля. В советскую эпоху, в эпоху нехватки большинства товаров, особенно импортных, существовали специальные магазины, торговавшие на «чеки». Эти деньги назвались «рублями Внешпосылторга», но это были другие рубли «валютные», да и выглядели они совсем иначе. Магазины, торговавшие на «чеки», назвались «Березками». Их существовало не там уж и много в Москве, чаще всего в них продавали импортную одежду, косметику, бытовую технику, которой не торговали в обычных магазинах, и такую недоступную большинству граждан японскую аудиоаппаратуру. «Чеки» платили людям, работающим в советских представительствах за границей. Счастливые обладатели этих самых чеков (теперь к ним относилась и моя семья), покупали дефицитные товары в «Березке», а также они могли продать свои «чеки» обычным гражданам, не работавшим за границей. Те, несчастные граждане с удовольствием покупали «чеки» 1 к 2. Так сказать по самой дешевой и, как тогда считали, справедливой цене. Говорили, что можно продать и по 3, а где-нибудь в Грузии, и по 5 рублей, но это считалось слишком сложно и рискованно. Ведь торговля чекам приравнивалась «к валютным спекуляциям» и за нее предусматривалась уголовная статья. Поэтому, продавали только «своим проверенным знакомым», не жадничая, по 2, и я ни разу не слышал, чтобы кто-то пострадал за продажу чеков. Таким образом, если Вы имели 100 «чеков», это значило что у вас 200 полноценных советских рублей, а это целая, как бы теперь сказали «средняя зарплата» за месяц. В общем-то даже и выше средней. Я это все рассказываю лишь для того, чтобы стало понятно, насколько дорогой, по-настоящему царский подарок, сделал мне мой отец.
После того, как Маслин подключил свою «Весну» к проигрывателю, я уже не хотел обычный магнитофон. Я хотел кассетную деку, это когда отдельно магнитофон, усилитель и колонки. Я видел такую штуку у Кристины Лунстрем, когда оказался у нее в гостях, ее дека давала запредельного качества стереозвук, и мне хотелось такого же.
«Березка», где продавалась техника, находилась далеко от Кутузовского, где-то на Сиреневом бульваре в Измайлово, и я поехал туда сразу же, как только получил согласие отца. Ехать пришлось больше часа, сначала на троллейбусе до Киевского вокзала, потом минут 40 на метро и потом еще сколько-то времени на трамвае. «Березка» стояла в тихом месте на бульваре под старыми липами. С замиранием сердца я зашел в нее. Дело в том, что в такие магазины заходили только дипломаты, или какие-нибудь знаменитые эстрадные певцы, вроде Иосифа Кобзона. Я же - всего лишь жалкий ученик 9 класса, и, если меня вдруг спросят, есть ли у меня чеки (а этот вопрос, как в одной из песен Высоцкого, вполне могли задать), я бы не знал, что ответить. Ведь тогда неминуемо последовал бы вопрос: «А откуда они у тебя?» - «Отец, дал». Ну уж нет! Это из области фантастики. Тем более, что отец пока их мне не давал. Но никто не обратил на меня внимания, да в магазине – никаких покупателей, только два продавца, скучающих за прилавком. А вот сзади них на полках - во всем великолепии японские деки и усилители. В то время аудиоаппаратуру - деки делали из алюминия. Аппараты блестели таинственным недоступным светом, как алмазы, в магазине «Самоцветы». Знаменитые, великие, недоступные: Sony, Pioneer, Toshiba, Technics, Phillips! Боже! Неужели кто-то из них станет моим? Но, как только мой взгляд упал на цены, я понял – нет, нет. Не бывать этому! Никогда! Сколько бы мой отец не зарабатывал, цена в 1500 чеков совершенно немыслима! Ну, даже если купить самую дешевую за 1200, все равно это ничего не меняет. Так как за эту цену можно купить только саму деку, а к ней обязательно нужен усилитель, и конечно же колонки. Хорошо бы еще проигрыватель. И все это вместе, это стоило столько – аааааа, нет! Даже думать об этом не хотелось. Домой я вернулся совсем подавленный. Родители, конечно же, это заметили, и долго не могли понять, что это со мной.
- Что случилось? – спросил отец.- Получил двойку в новой школе? Кажется, ты никогда из-за двоек не расстраивался.
- Да нет, в школе все хорошо.
- Поссорился с Яблонским?
- Да ни с кем я не ссорился.
- Голова болит? – спросила мама, потрогав мой лоб. - Температуры нет.
- Да нет, нет, ничего не болит, - отмахнулся я. - Просто хочу спать.
Дня через 2 отец сам вспомнил о моей мечте, и спросил:
- Ну что ты ездил в Березку?
- Ездил, – довольно хмуро ответил я.
- Рассказывай, рассказывай .
Отец стал раздражаться. Он не любил долгих и нудных разговоров. Любил, чтобы все становилось сразу ясно.
- Ты понимаешь, я не ожидал такого…
- Так что?
- Очень дорого там все.
- Ну, так купи попроще что-нибудь.
- Там нет ничего попроще, там самая дешевая дека 1200.
- Ну, это еще можно потянуть.
- Ты понимаешь, - чуть не плача, сказал я.- Она сама по себе не играет, к ней нужен усилитель, колонки.
- Знаешь, ты слишком много хочешь. Я могу выделить не это дело полторы тысячи, но ни копейки больше. Ни копейки.
Я понимал, что отцу вся эта затея казалась совершенно глупой, пустой, у него в Тегеране был японский магнитофон, на котором он слушал Высоцкого. Его совсем не интересовало качество звука, важны – слова. Вот что, важно. Все остальное – ерунда. Отец соглашался на покупку только, чтобы не расстраивать меня. Понимая, какие это гигантские деньги я не стал канючить. Нет, так нет. Вообще само словосочетание полторы тысячи чеков, что означало 3 тысячи рублей, - совершенно непостижимо для воображения обычного советского ребенка. Я считал себя богачом, когда у меня появлялся свой рубль. Я знал, что покупка шкафа за 200 рублей, для моих родителей - это очень серьезная покупка. А тут. 3 тысячи! И тех не хватит! Нужно больше! Это немыслимо. Это даже не деньги, это «целое состояние» как говорили в старинных пьесах. Ну и ладно. Черт с ним. Что тут поделаешь! Через пару дней, когда отец куда-то ушел, мама сама вернулась к тому разговору:
- Ты зря так сразу отказался от своей затеи.
- А что делать?
- Что делать, что делать? Нельзя же так сразу. Ты бы съездил туда еще раз. У нас же так везде, даже в «валютке», сегодня нет, завтра есть. Конечно, никто не покупает магнитофоны за полторы тысячи, вот они и стоят, пылятся годами, но ты узнай, может, появятся и другие.
После такого разговора, я стал ездить на Сиреневый бульвар чуть ли не каждый день. Сразу после уроков. Просто так, рассматривал недоступные мне деки. Оказалось, что у них разные параметры, разные возможности. Еще там продавался катушечный магнитофон «Pioneer», который поразил меня своей совершенно запредельной ценой - в 3500 чеков. Почему? Ведь катушечные есть и советские, и вполне свободно продаются, кажется, рублей по 200, а тут. Продавец уловил мой ошалелый взгляд:
- Чему так удивляешься?
- Катушечник. Почему такой дорогой?
- Это профессиональная аппаратура. Ее используют на стадионах. Очень мощный хороший звук.
- И покупают?
- Нет, стоит один вот экземпляр уже год, только ты заинтересовался.
- Скажите, пожалуйста, а бывает что-нибудь подешевле, чем то, что у вас стоит. Чтобы не покупать отдельно колонки, и все остальное.
- Комбайн, - c гордостью ответил продавец. - Да. Это когда сразу в одном комплекте и проигрыватель, и кассетник, и усилитель, и колонки. Привозят их, но редко, и они долго на прилавке не стоят. Их раскупают моментально. Приезжай на следующей неделе. У нас «завоз». Может, повезет.
Через 3 дня, в понедельник, не дождавшись окончания уроков, я сбежал прямо в школьной форме на Сиреневый бульвар. Продавец не обманул. В «Березке» случился «завоз», на прилавках появилось много нового. Магнитофоны, деки, стереосистемы. Я сразу увидел то, что мне нужно. «Pioneer», я знал эту фирму еще по Тегерану, она считалась одной из лучших. Комбайн, что-то вроде большого проигрывателя, в котором есть еще и радиоприемник, и такой вожделенный кассетник. Аппарат сверкал алюминиевым блеском, манил множеством тумблеров, переключателей, стрелочек, индикаторов, ручек регулировки звука, тембра, и бог знает чего еще. Он продавался вместе с огромными колонками, и стоил всего 1800 «чеков Внешпосылторга».
------------------------
- Пап, пап, - я начал канючить прямо с порога. - Появился там комбайн.
- Какой еще комбайн? Ты что комбайнер? Колхозник?
Я не понимал, отец шутит, или он забыл о моей мечте.
- Дека, магнитофон.
- Ну и сколько?
- Тысяча восемьсот.
При этих словах, лицо моего папы приняло скучающее выражение.
- Пап, ты пойми, ну там не только магнитофон, там и проигрыватель, и приемник. Можно «голоса» слушать.
Я пытался, объяснить отцу, что «комбайн» ему тоже очень, и очень нужен.
- Да,….. но.
- Это, правда, очень дешево, мне продавец сказал.
- Дешево? Неужели дешевле нет ничего?
- Не знаю я, но там сказали, что пару дней, и все раскупят. Всего два «комбайна» осталось.
- Ну ладно. – сказал отец нерешительно. - Только я не поеду, на этот, как он там… этот ваш бульвар.
- А как же?
- Сам покупай, большой уже. Комбайнер.
- Так, ты мне дашь деньги?
- Дам, только больше не приставай.
На следующий день я вообще не пошел в школу. Отец выдал мне 2 тысячи чеков, «для ровного счета», вдруг не хватит. Страшно брать в руки такую кучу денег. Спрятав купюры и в нагрудный карман рубашки, (четыре тысячи рублей, целое состояние!) я помчался к троллейбусу, который довез меня до Киевского вокзала, потом метро, по прямой до станции «Первомайская», трамвай, и вот я в «Березке». Есть, стоит мой «Pioneer». 1800 чеков.
- И колонки к нему?
- Да. Так вы покупаете, молодой человек?
- Покупаю.
- Тогда оплатите в кассе 1800 рублей.
- В кассе, в кассе.
Я так торопился, что чуть не забыл расспросить о важных особенностях новой аппаратуры:
- Как его подключать?
- Очень просто. Все сделано с учетом наших розеток, нашего напряжения. Нужно только колонки подключить специальными шнурами. Они в комплекте.
- А переписывать с пластинок музыку?
- Да, только не ставьте старые советские пластинки. Здесь алмазная игла, от них она сломается. Только современные хорошие диски. Вы другую такую иглу в Союзе не купите. Придется в Японию за ней ехать.
- А как переписывать?
- Очень просто, ставите кассету, нажимаете на “Record” - запись то есть. Да, кассеты наши советские тоже упаси вас бог ставить. Испортите головку. Ее даже не знаю, можно ли в Японии купить. В общем, нужно только настроить вот этой ручкой уровень громкости. Смотрите, чтобы стрелки сильно не зашкаливали в красную зону. А то звук начнет «прыгать». Но и не делайте слишком слабый уровень. Это тоже плохо.
Смотрите, на каждую дорожку свой уровень. Еще есть комплект переходников, чтобы записывать с другого магнитофона. Ну, там разберетесь. Вот демонстрационная кассета. Давайте, проверим.
Продавец подключил колонки, вставил какую-то кассету. «Комбайн» работал. Потом он покрутил настройки радиостанций. - Ловит. Качество звука я оценить не мог, уж очень сильно я волновался. Тем более у меня оставалось еще лишних 200 чеков, и как я понимал, отец не станет требовать у меня «сдачи». На 100 я купил шикарные наушники тоже «Pioneer». И еще блок кассет, с металлической пленкой “Maxell”, кто-то из понимающих знакомых, скорее всего старший Маслин, говорил, что это самые лучшие кассеты. Ура! Ура!
Ди Папал.
- Маслин, Маслин! Ты дома?
- Ну, раз я взял трубку, значит дома.
- Ты знаешь, что у меня теперь есть?
- Что?
- Ты просто офигеешь!
- Ну чего там у тебя?
- Ты можешь принести какую-нибудь кассету?
- Какую к черту кассету?
- Ну, «Куин.»
- Так зачем?
- Все, купили мне.
- Что купили то?
- Комбайн, музыкальный центр, японский, просто отличнейший. Дека. Приходи быстрей, мне нечего на нем слушать. Я даже не могу проверить, работает ли он. Продавец сказал – старые советские пластинки нельзя, а у меня больше ничего и нет.
- Так там еще и проигрыватель?
-Там все, и радио, и кассетник, и проигрыватель. Алмазная игла, самая лучшая!
Я привез свою драгоценную покупку домой на такси, довольно рано, когда родители еще на работе, а брат в школе. Я таскал из машины коробки с колонками по одной, складывал их в большую комнату и очень боялся, что таксист попросту уедет с частью моего «комбайна.» Но таксист не уехал. Я так хотел купить комбайн, что даже не позаботился, как его везти из магазина. У меня оставались только чеки, «пятерка» и не одного нормального советского рубля. Таксист с радостью согласился взять у меня эти 5 чеков, и укатил совершенно счастливый.
И вот я судорожно разрываю клейкую ленту со швов фирменных картонных коробок, достаю из них упакованный плотно в пенопласт музыкальный центр, и 2 колонки.
Звонок в дверь.
- Маслин, привет. Заходи быстрей.
- Показывай.
На полу в большой комнате, лежала моя аппаратура.
- Да, класс,- сказал Маслин. - Я такой никогда не видел.
- Кассету принес?
- Да, кстати, ты тоже сейчас офигеешь.
Я только сейчас заметил, что в руках у него – диск. Спрятанный между листами газеты «Правда».
- Вот смотри, - сказал Маслин. - Если мой брат узнает, что я его выносил из дому, точно убьет. Ему дали послушать всего на один день. Это «Ди Папал», совершенный забой. Улет.
На диске я увидел пятерых волосатых мужиков, высеченных в скале. И надпись «Deep Purple in Rock». Мы не особенно долго возились, подключая колонки, переключить на «проигрыватель», тоже оказалось просто. Вся аппаратура вместе с колонками стояла на полу.
И вот, Маслин осторожно установил диск, протер его, специально принесенной им бархатной тряпочкой, и новая алмазная японская игла медленно опустилась на поверхность винила. Легкое шипение ... и вдруг, раздался какой-то жуткий шум, как будто бы старую, абсолютно ржавую какую-то фантастическую огромную телегу, с торчащими в разные стороны колесами и такими же ржавыми рычагами, пытаются сдвинуть с места таким же ржавым танком Т-34. Я сначала даже испугался, что моя новая японская аппаратура сломалась, и хотел поднять иглу с пластинки, но Маслин с загадочной улыбкой остановил меня:
- Слушай, – прошептал он.
Скрип и грохот сначала нарастал, но потихоньку эта жуткая какофония стала рассеиваться, как дым, и из глубины колонок возник чистый, кристальный орган, такой, как я слышал на детских концертах в Консерватории. Точно Бах, церковный орган, красивый, возвышенный. Мелодия медленно пошла вверх. И вдруг. Как гром:
«Бах,
Бах, Бах,
Ба, Ба, Ба,
Ба Бах»
Какой-то дикий треск, и дикие вопли:
Speed King
Speed King.
Голос в динамиках не пел, он орал, визжал, в одном месте он даже смеялся, скорее, хохотал, и сопровождал его неслыханный лязг. Я не мог понять, нравится мне это или нет, я знал только, что никогда раньше ничего подобного не слышал.
- Вот это «Ди Папал», теперь любимейшая группа моего брата, - с гордостью сказал Маслин, когда песня закончилась.
Он поднял с диска иглу.
- Ему дали диск переписать, - сказал Маслин. - Он переписал на «Весну», но там нет стереозвука, и запись так себе. Я вот кассету принес, давай попробуем на твоем аппарате? Как раз заодно и прослушаем всю пластинку.
- Давай. А кассета наша?
- Обижаешь. Я бы не посмел. «Sony».
- Хорошо, а то мне сказали, что наши сюда ставить нельзя.
- Да знаю, я знаю.
Настроить запись, как и говорил продавец, оказалось, действительно очень просто. Мы отрегулировали уровень на обеих дорожках, поставили первую песню. Записали. Остановили, проверили, что получилось. Звук из колонок лился совершенно невероятной чистоты, особенно в коротком проигрыше органа. И это уже звучал не диск, а только что сделанная на кассету запись. К тому, же это звучало стерео. Маслинская «Весна», подключенная к проигрывателю, не давала такого эффекта. И еще, конечно, громкость имела большое значение. «Ди Папал» мы слушали примерно на четверти возможной громкости, ради интереса усилили до половины, у меня заложило уши, еще чуть громче, и затряслась хрустальные рюмки, стоящие в Хельге. Пришлось звук убавить. Мы наслаждались новой музыкой на новой аппаратуре часа 2. Мы переписали диск и на мою металлическую кассету Maxell, на ней я насколько мог аккуратно написал: «Deep Purple in Rock». И потом уже мелко, на специальном картонном вкладыше в коробке - названия всех песен по порядку. Так появилась моя первая собственная музыкальная запись.
Вечером пришли родители .
- Ну показывай свое сокровище, – сказал отец.
- Вот. Смотри, – ответил я с гордостью.
-Так что, и будет тут на полу стоять?
- Да нет. Поставлю, вот сюда на подзеркальник, подумаю, куда лучше поставить колонки.
- А зачем они вообще?
- Пап, пап. Ну это же стереозвук, из одной одно звучит, из другой другое.
- Разные песни одновременно?
- Да нет, ну как тебе объяснить? Ну вот гитара из одной, - голос из другой.
- Все равно не понимаю. Ну ладно, поставь уж что-нибудь.
Отец дал мне кассету с Окуджавой, он ее привез из Тегерана. Я ее и поставил. Кажется, ему понравилось, но восторга, подобного моему, он не испытал. Для него большее значение имели слова, чем стереозвук, лившийся из огромных колонок. Но он все равно казался очень довольным, потому, что я счастлив, и что больше не стану приставить к нему со своей аппаратурой. Другими словами, эпопея счастливо завершилась. Включать родителям мою новую любимую группу «Ди Папал» я предусмотрительно не стал.
Mistreated.
В то время, мы не имели никакой возможности увидеть даже фотографий музыкантов, записи которых мы с таким упоением слушали. И наше воображение весьма живо рисовало их лица, одежду, манеру двигаться и вести себя на сцене. Время показало, что мы попали в самую точку с The Beatles и с Queen. Но вот новая группа - Deep Purple меня озадачила, и даже поставила в тупик. Я никак не мог представить, что такую музыку играют люди. Они скорее, казались, какими-то косматыми зверьми, с когтями и клыками. Существами, которые не умеют разговаривать по-человечески, а только орут, орут так, что у окружающих закладывает уши. На диске они собственно так и выглядели. Главная их черта – длиннющие волосы. Но что удивительно, весь этот грохот мне нравился. В нем чувствовалась виртуозность. Длинные, диковатые проигрыши напоминали джазовые импровизации. И, несмотря на весь шум, я понимал, эти люди с классическим музыкальным образованием. По крайней мере, тот человек, который играл на органе. Почти как в церкви. Вскоре у Маслина появились другие диски Deep Purple, особенно нам нравилась песня, которую Санек называл «Смок он Зе Вутен» (Smoke on the Water) , эти гитарные рифы я слышал и раньше, давно летом в пионерском лагере после 5 класса. Их играл наш пионервожатый на гитаре. Классика, много раз игранная, но тогда я еще не знал, чьи это рифы.
Однажды Маслин старший принес концертный диск: «In Europe». Настоящий концерт с аплодисментами, криками из зала, разговорами с публикой. Из-за долгих импровизаций каждая песня длилась минут по 15 или 20, чего мы раньше и даже представить то не могли. Невероятно, чтобы песня звучала так долго. А как вопил их вокалист! Как дикий зверь, попавший в капкан. Откуда-то мы знали, Deep Purple часто меняли вокалиста. Ударник, органист, гитарист оставались прежним, а вот певцы менялись несколько раз. Это вопил самый последний - Дэвид Ковердейл. Голос мощный, громкий и хриплый. Он не жалел себя ни секунды.
Его вопли заставляли работать нашу фантазию. Как-то мы сидели у Маслина в большой комнате и слушали тяжелый, длинный, очень печальный, порой взрывной блюз «Mistreated». О чем же так надрывно может выть тот человек из динамика?
- Денег нет, – провыл Маслин.
- Нет, нет, нет. Давно уж нет, – стал подвывать я.
- Ни капли портвейна, не то чтобы водки.
- Нет, нет и нет.
- Премию не дали, сволочи.
- Что же я буду теперь делать?
- Как я буду жить?
- И что ж я буду пить?
- А жена то ушла.
- Ушла, ушла, ушла ..
- Ушла навсегда. И больше уж не вернется.
- Никогда.
- Ушла к прорабу , из пятой бригады, к этому гаду.
- Ушла, ушла, ушла…….
- К прорабу, чтоб ему сдохнуть.
- Старая шлюха… шлюха, шлюха… чтоб ей…
Идея с прорабом показалась нам чрезвычайно остроумной. Мы оба начали потихоньку хихикать. Мы уже хотели продолжить стенания несчастного мужика, как вдруг вбегает в комнату бабушка Маслина, вся бледная от злости. Она все это время варила на кухне щи, но мы не подозревали, что наша громкая музыка ей мешает. Она как закричит: «Это же невозможно! Это же ужас какой-то! Этот ваш «Ди Папал» орет так, как будто ему в жопу засунули зажженный факел!»
Тут мы с Масловым «заржали» в полный голос. С годами я все больше убеждаюсь, насколько все-таки была права в своих остроумных суждениях эта добрая женщина.