ВСПОМИНАЯ ДРУЗЕЙ, КОТОРЫХ НЕТ
С Наташей я познакомился благодаря ее брату Павлику Берману, моему "одношкольнику", и первое впечатление было пугающим.
...В мае 1975 года, к 30-летию Великой Победы газета "Соціалістична Харківщина" опубликовала подборку моих стихов на военную тему, газета попалась на глаза Павлику, и он решил организовать мой поэтический вечер у себя дома, пригласив полтора десятка своих друзей. Но не успел я прочитать и двух-трех стихотворений, как ворвалась какая-то ужасная тетка, обхаяла всех, распахнула окна, чтобы выветрить табачный дым, и грубо изгнала всех любителей поэзии на улицу.
...Ровно через десять лет Харьковское отделение Союза писателей в срочном порядке поручило мне выступить в Куряжской воспитательно-трудовой колонии. Машина уже ждет. Одному ехать было скучно, а в помещении, как назло, никто не околачивался. Уже выходя, в дверях столкнулся с какой-то женщиной, на вид - ровесницей, и к ней: "Вы из Союза?" - "Можно сказать", - улыбается. Спрашиваю: "В Куряже выступить не хотите ли, прямо сейчас?" - "Почему нет? - отвечает. - Только домой за гитарой надо заехать, на Павлово поле..." И повез нас тюремный водитель на Павлово поле, и нырнула моя новая знакомая в знакомый подъезд... Когда она выскочила с гитарой, я спросил: "Вы с Павликом Берманом случайно не знакомы?" А она в хохот: "Павлик Берман - мой младший брат!"
И лишь тогда я узнал в этой симпатичной девушке ту страшную тетку, которая напугала и разогнала нашу компанию... Тогда, десять лет назад, разница в возрасте казалась огромной, а сейчас этой разницы уже почти не было.
Скажу сразу: я водночасье влюбился в Наташкины стихи и песни. Она из тех очень немногих авторов, произведения которых запоминаются наизусть с первого раза, их даже не нужно читать или слушать дважды. И рад, что ее первую и последующие публикации в харьковских газетах удалось "пробить" именно мне, хотя редакторов смущала ее отнюдь не славянская фамилия. Начало было положено!
Когда она принесла свои рассказы в журнал "Березіль", то я на нее даже накричал, уверенный в своей правоте: "Ты - хороший поэт, а хороший поэт НИКОГДА не сможет написать хорошей прозы!" И от злости зашвырнул ее папку с рассказами за шкаф - попробуй, достань теперь! Наташа обиделась и ушла; лишь через год, во время субботника, я отодвинул шкаф и нашел эту папку - но хоть убей, не мог вспомнить, чья она: ведь папка была не подписана. Начал читать и увлекся, даже позавидовал - вот бы самому научиться так писать, чтобы двумя-тремя словами создать цельный образ, а двумя-тремя фразами - цельную картину... За этим занятием и застала меня Наташа: "Что читаешь?" Отвечаю с сожалением: "Великолепные тексты, но автор неизвестен..." Она взяла в руки один листок и тут же подняла на меня моргающий взгляд: "Так это же мои рассказы, ты их тогда даже читать не захотел..." Сказать, что мне было стыдно - это ничего не сказать. Было гнусно, позорно и гадко. Тут же, не отходя, четыре наиболее удачных, на мой взгляд, рассказа перевел на украинский и отдал главному редактору Ю. Стадниченко. Юрко Иванович не страдал ни консерватизмом, ни антисемитизмом, и вскоре все четыре Наташиных рассказа увидели свет в журнале "Березіль".
А еще через некоторое время Наташка принесла две свои первые книги - сборник стихов и сборник рассказов.
...В последний раз мы встретились уже в Израиле. Наташа была серьезно больна, ей требовалось переливание крови. У меня оказалась нужная группа, также многие знакомые и незнакомые люди пытались помочь. Но, несмотря на все усилия врачей, спасти Наташу не удалось. В 2000 году ее не стало.