Поездка в Ленинград была не только приятным развлечением, давно там не был, но и, знакомые подсказали, что там можно пойти к платному врачу, который сможет поставить правильный диагноз моего недомогания — местные всякий раз называли иную болезнь и выписывали разнообразные лекарства, которые я уже и не выкупал, понимая бесполезность, коль они сами не знают, что нужно лечить.
Но для посещения платного врача нужно направление, которое можно получить у местного врача.
Невропатолог недовольно выслушала о моём намерении, но не стала отказывать, послала на сдачу анализов.
Сделали реоэнцефалографию — кардиограмму полушарий мозга и рентген головы. Посмотрим, какой диагноз на этот раз поставят? Через день снова пришел к врачу.
Она посмотрела заключение рентгенолога — никаких отклонений нет, реоэнцефалограмма тоже показала, что всё в пределах нормы, тем не менее, сказала, что анализы подтверждают её диагноз, и подписала заключение, как я просил, даже перерисовала данные окулиста.
12 июня уехал поездом в Москву. В народе уже сочинили анекдот, что по решению партии и правительства коммунизм к 80-му году решили заменить Олимпиадой.
Недостаток продуктов в магазинах объясняли тем, что всё отправили в Москву, чтобы прокормить гостей. К этому году потребление водки в стране достигло 13 литров на человека. В эти дни в столицу не разрешали приезжать, но я был проездом, мне, как бы, разрешалось.
Опоздания поездов сейчас стали правилом, поэтому не удивился, что мы приехали на полтора часа позже графика.
Каждый приезд в Москву надолго остаётся в памяти, но самое сильное впечатление было в детстве: поезд нудно протягивался на маленькой скорости среди мрачных одноэтажных строений, то ли складских помещений, то ли мастерских, ничто не указывало на приближение столицы, и, неожиданно, остановился перед вокзалом, проход через который вёл в незнакомый и интересный город.
Было намерение, переночевать на вокзале и весь следующий день погулять по столице.
В этот же день прошелся по Красной площади, которая нисколько не изменилась со дня последнего посещения, сел на троллейбус и сделал на нем кольцо, вернувшись в исходную точку, и всё за четыре копейки. Пытался в зданиях разглядеть что-то памятное из прошлого, но напрасно. Непривычно многолюдно.
Ничто не говорило о том, что через месяц в столице состоится летняя Олимпиада, никаких приготовлений не увидел, всё как обычно.
Годы спустя, часто писали, что Москву основательно подчистили от нежелательных элементов, воров, проституток, и столица почти обезлюдела, я удивлялся: может быть, это провернули за оставшийся месяц после моего отъезда?
На метро поехал на ВДНХ с позолоченными статуями, там пообедал и почувствовал сильнейшее расстройство желудка. Вероятно, от мороженого, которое купил недалеко от вокзала. Даже запомнил эту мороженщицу с коробом: некрасивая тетка в белом фартуке, да и вкус мороженого показался странным. Словно подсознание говорило: Задержи руку и подумай — что ты ешь?
Я уже знал, где здесь туалет, но почувствовал, что не успею добежать, а застирываться и приводить себя в порядок, здесь негде. До вокзала ещё доехать нужно. Вонь, в автобусе или в метро, никто не стерпит, а пешком — дорогу не знаю.
В отчаянии оглянулся. Неподалеку летнее кафе, но меня не пустят, долго объяснять и убеждать, не успею. Вокруг ёлочки, кустарники, людей мало. И я решился, зашел за кусты и опростался. Никто из прохожих не заметил мою проделку. Да их и мало было, не смотрели по сторонам. Пошел к выходу, с намерением вернуться на вокзал, где не нужно искать туалет.
Хорошо, я предусмотрительно взял с собой лекарства. Пришлось, в камере хранения получить чемодан, выпил левомицитин. Немного полегчало, но не было гарантии, что приступ не повториться, к тому же, устал, и, хотелось прилечь.
Ночь на вокзале уже страшила, и я решил, немедленно, уехать в Ленинград. Днем в кассах было мало народу, вечером многие кассы закрылись, людей прибавилось, и все хотят, безотлагательно, уехать.
Я тоже заразился этим стремлением, и, когда подошла моя очередь, сказал: На ближайший рейс. Который оказался международным поездом, едущим в Хельсинки, все вагоны купейные.
Прождал около четырёх часов, приступ расстройства не повторился. Таблетки отлично помогли. Но бодрости не было, слабость, и желание, заснуть.
Вместе со мной купе заняли три кряжистых брата, которые сразу же, поставили на стол бутылку водки, выложили сардельки, и пригласили, составить им компанию.
Я поблагодарил, сказал, что принимаю таблетки, показал упаковку антибиотика. Они не стали настаивать, приняв меня за больного, каким я и был в это время.
Я раскатал матрас на второй полке, голову на подушку без наволочки, и закрыл глаза. Братья не мешали, вели спокойно, не орали друг на друга, как обычно бывает с подвыпившими людьми.
Доехал до станции Ручьи — это на окраине Ленинграда, где никогда не был, такой необходимости не возникало.
Было раннее утро. День солнечный. Пришлось ждать целый час, пока начнут ходить первые трамваи — народу не очень много.
Благодаря таблеткам, мой желудок почти успокоился, но я прикинул, сколько времени понадобиться добраться до Анохина — не менее полутора часов, и, кто знает, как поведет себя желудок, а местонахождение тамошних туалетов неизвестно.
Нужно обезопаситься. Но на этой станции, маленьком разъезде, нет туалета. Есть небольшой скверик, правда, и людей на улице много, но делать нечего, зашел за невысокие кусты, и обезопасился. Никто не повернул голову в мою сторону, не ожидали столь явного нахальства.
В трамвае уже были люди, ехали на работу. Я доехал до метро, а там, через считанные минуты был у Анохина. Желудок почти успокоился.
Анохин не изменился, бодрый старик, такой же холостяцкий беспорядок в комнате. Кого стеснятся, когда живешь один?
Вечером он спросил, где находится Джелалабад, мол, «голоса» передали, что там прошли бои с нашим участием. Я высмеял это утверждение и показал советский город Джелалабад, был уверен, что «голосам» нельзя верить, они же, настроены антисоветски.
Не знал, что и в Афганистане есть такой город. В свою очередь, спросил, что он слышал о рыбно-икорной махинации, в которую замешаны высокопоставленные чиновники.
Он об этом ничего не слышал. Я рассказал, и он с недоверием выслушал, но спорить не стал. Я понимал, что эту информацию он перепроверит через своих друзей, знакомых.
Вечером он разговорился, поведал, как хорошо складывалась его молодость в начале века: ему удалось накопить большую сумму денег благодаря работе “половым” в чайной, а потом всё полетело прахом.
Я понимал, он на всю жизнь затаил ненависть к советской власти, и вынужден это скрывать. Эта ненависть влияла на всё его отношение к жизни, и к людям.
Он объяснил, как найти платную поликлинику: не так уж и далеко, метров пятьсот от дома Анохина.
В первый же день пошел в баню, в кассе купил две пары простых, дешевых носков по сорок копеек, чтобы на работе ноги не так сильно прели в закрытых ботинках.
В понедельник, выстояв в очереди целый час, попал к кандидату наук Беляевой, заплатив в регистратуру два рубля.
Удивился, что и в платную поликлинику, очереди не меньше, чем в обычную. Дали талончик с указанным временем.
Хотя и пришел к назначенному времени, пришлось ждать, потому что у других было ещё более раннее время. Беляева, полноватая женщина под пятьдесят, не торопилась, её не волновало, что люди часами томятся в коридоре, прочитала мои сопроводительные бумаги, осмотрела и спросила:
— В шее хрустит?
— Да, — удивился я, поворачивая голову.
В самом деле, как это я раньше не замечал, что раздается небольшой хруст.
— У вас шейный остеохондроз, — сказала она, и я поверил, потому что это было самое простое объяснение, а три предыдущих были ложными, мне ставили: гайморит, невралгию тройничного нерва и лептоменингит.
Она выписала лекарство и предупредила, что оно не подлежит длительному хранению, нужно сразу употреблять, а хранить в холодильнике не более десяти дней.
Я заказал лекарство на улице Горького.
На следующий день выкупил, и стал употреблять. Не терпелось стать здоровым. Надо пить три раза, но днем меня дома нет, и я решил, что и двух раз будет достаточно, то есть утром и вечером. Не сразу догадался, что мне выписано сильное снотворное. Удивлялся, что так быстро устаю, и так сильно клонит в сон, что готов сесть на лавочку и заснуть.
Утром выпил лекарство и сел на катер на подводных крыльях, который шел в Петергоф, на электричке не рискнул, потому что в прошлый раз с Викой не попали, хотя и приехали к самой железной решетке Петергофа.
В десять часов утра немного прохладно.
На причале сошел вместе со всеми. Направился к знакомому дворцу, хотя воочию видел впервые. Людей пока ещё мало, даже фонтаны не включены, а без них скучно.
В правой стороне от дворца, на пригорке, заметил белеющее приземистое здание, подошел и убедился, что это общественный туалет. Зашел, чтобы потом время не терять. Людей мало, чисто, зеркала висят на стенах.
Вышел и увидел, что заработали фонтаны, пропустил момент включения. Сразу стало веселей, народу всё пребывало. Обошел все разнообразные фонтаны. Любопытно.
Рядом с Самсоном, раздирающим пасть льва, через проход невзрачный бассейн с прозрачной водой, на дне блестели монетки. Догадался — монеты бросали гости Петергофа, желающие вновь когда-нибудь вернуться сюда, мол, такая примета.
Позже в журнале прочитаю, что монеты отмывают и пускают в оборот на пользу дворцового музея.
Посетил музей в отдельно стоящем домике, и за отдельную плату. На первом этаже кухня Петра с лифтом. Круглый стол опускался на первый этаж и там сервировался, а потом подавался наверх — богачи тешились новшеством. Много картин, невозможно всё запомнить, всё интересно.
В большой музей дворца огромная очередь. Прикинул, что простоять можно не менее двух часов, а потом ещё столько же бродить по залам, и отказался от такого намерения — полученных впечатлений хватало с лихвой, новые, просто, не вместятся.
С интересом понаблюдал за людьми на брызгающих камнях: стоило кому-нибудь наступить на определенный камень, как вдруг, отовсюду брызгали фонтанчики, обдавая смельчака водой.
Мало кто замечал, стоящего в стороне худого пожилого человека, который, в нужный момент, ногой нажимал на педаль. Ему тоже было весело от того визга и смеха, который доносился от этого забавного аттракциона.
Я подумал, что за такую работу человек, в неприглядном пиджаке сантехника, получает маленькую зарплату, как же ему хватает на жизнь? Людей, привлеченных смехом, становилось всё больше, заслонили видимость, и ему пришлось подняться со скамьи, чтобы видеть, как весельчаки нащупывают нужный камень, заходя в самую середину, и когда вдруг окатывало со всех сторон, смех взрывался.
День солнечный и жаркий. Многие догадывались о причине обливания, оглядывались, некоторые замечали, какую роль выполняет мужчина. Мне же, было интересно за ним наблюдать. Ему тоже нравилось забавляться.
Всё осмотрено, площадь парка-то небольшая, утыкалась в пригорок с проволочной изгородью, не пройдёшь без билета, но уходить не хотелось, впереди половина дня, которую как-то нужно убить.
В центре парка заметил огромную очередь из одних женщин, стоящих к сараюшке среди молодых деревьев. Поразился по тому, как медленно продвигалась очередь. Им придется, не менее двух часов, выстоять очередь к туалету. Нужно обладать огромным терпением, чтобы выдержать, ведь желание-то уже возникло. Поэтому они и стали в эту исполинскую очередь.
Удивился, с какой выдержкой, невозмутимостью они стоят, словно в очереди за шоколадными конфетами. Длину очереди невозможно описать, что-то невообразимое и постыдное, не менее трехсот человек.
Два туалета на несколько тысяч человек, которые приходят сюда, чтобы полюбоваться фонтанами, царской роскошью. Это издевательство над людьми и над здравым смыслом, но никто не роптал. Да и кого это касалось, кроме самих жертв?
Мужская очередь намного, в несколько раз меньше, и двигалась значительно быстрей. Решил, что и мне не худо бы облегчиться, кто знает, что впереди ожидает. Идти до первого туалета, где я уже был, далеко, наверняка, и там такая же очередь. Пристроился с краю.
Встал в очередь. По мере приближения к туалету, две очереди, из мужчин и женщин, приближались, и я видел, если женщины в середине очереди стояли спокойно, то здесь возбуждение приближалось к апогею. Их состояние становилось критическим, и предстоящий срам был нестерпимей стыда.
Некоторые, наиболее смелые, бросались в мужской туалет и садились рядом с мужчинами. Стоило ли ради этого выстаивать два часа в очереди?
Мужчины с пониманием относились к такому вторжению, старались ничем не оскорблять женщин, лишь кто-то пошучивал, и тоже старались быстрее сделать своё дело, чтобы освободить место для женщин. Никто не подсматривал, все стали интеллигентами.
Старались не вступить в дерьмо, всё вокруг загажено, но подступы к очку были чистыми, можно пройти не запачкав туфли. А вот, уровень выгребной ямы был полностью заполнен, ещё четверть часа и всё пойдёт наружу.
Я поражался: неужели такое, «Великое стояние», возникло только сегодня?
Наверняка, каждый день тысячи женщин проходят через такое унижение, и это повторяется из года в год, и будет повторяться, потому что все приезжие, местные сюда не ездят, жаловаться некому. Да и кому? Советская власть весьма красноречиво показывала, как она относится к своему народу.
Я был оскорблен за поруганное женское достоинство, и расхотелось ходить по парку, одной стороной огороженным колючим забором, а другой — чугунной оградой. Вышел за пределы, прошелся вдоль газонов и беседок за Петергофским дворцом.
Красиво, и кто знает, когда в следующий раз доведется это всё увидеть, и доведется ли? Всё это навевало меланхолию. Мимо проходили молодые парочки, а я со стороны наблюдал за ними, было одиноко и грустно.
Решил вернуться на электричке. На вокзале купил билет и два пирожка. Прождал полтора часа.
В Ленинград приехал в 16 часов, страшная усталость, глаза слипаются, вялость. Понял, что не в состоянии доехать до дома, да и рано возвращаться домой. Анохин — не очень приятная компания.
Прошел на вокзал, свободных мест на деревянных скамейках много, сел и закрыл глаза. Даже дремы не было, сильная слабость, которую относил на счет своей болезни, совершенно забыв про выпитое утром лекарство.
Но просидел недолго, подошел милиционер и потребовал документы. Никогда не было привычки носить с собой паспорт, ведь это обуза, да и потерять можно, а без паспорта я никто, тем более в чужом городе.
За окном отделение милиции. Вчера видел, как туда волокли мужчину, и очень не хотел бы туда попасть.
Я ответил, что у меня нет с собой паспорта, понимал, что вызываю подозрение своим необычным поведением: местный не будет сидеть на вокзале с закрытыми глазами.
Он расспросил, где я остановился и поверил, лишь сказал, что на вокзале спать нельзя, словно я лежал на скамье с ногами, а не сидел с закрытыми глазами.
Я кивнул и через минуту вышел из вокзала. Даже такого непродолжительного отдыха хватило, чтобы почувствовал себя намного легче.
Поехал в знакомую столовую на Петроградской стороне, вдали от центра, где кормили хорошо и не так дорого, как в других столовых. Но и после обеда оставалось время, не знал, куда пойти.
Кажется, все уже осмотрел, побывал во всех музеях. Картины импрессионистов на этот раз не оставили сильного впечатления, как в первый раз, два года назад.
Побывал в военно-морском музее, биологическом. Осмотрел десятитысячную коллекцию бабочек. Школьники перерисовывают животных.
В кунсткамере, почему-то, не ведется прием посетителей. Расстроился, хотел было уходить, как подъехал автобус. Люди стали заходить в музей, я пристроился к ним, и никто не остановил меня.
Сразу у входа большая скульптура какого-то африканского демона с вздыбившимся членом. На наш, пуританский, советский взгляд, слишком откровенно и неожиданно.
Долгое хождение по залам, этажам, тысячи экспонатов. Невзрачный, серый длиннополый плащ Петра из перьев колибри, подаренный африканским королем. Ожидал большего впечатления, что сам музей будет просторнее и больше.
В центре, среди первых экспонатов, где выставлены заспиртованные уродцы, 12-летняя девочка упала в обморок. Не удивительно, от такой экспозиции и взрослому жутковато становится.
Покатался на прогулочных катерах по Мойке, на Неве.
Увидел на афише анонс фильма "Сталкер" Андрея Тарковского и подумал, что надо обязательно пойти, в Тольятти этот фильм могут и не показать: из 150 снятых фильмов на наши экраны выходят лишь 60. Кто делает отбор? Куда деваются непросмотренные?
Зал большой, но с ровным полом, головы впередисидящих мешают просмотру. Неприятно удивила непонятная истерика героини, которую играла Алиса Фрейндлих, которую я никогда не выделял. Зачем кататься по полу?! Что за трагедия?
Поразило, с каким вниманием зрители смотрели картину. На протяжении двух серий тишина в зале необыкновенная, полное слияние с творческим замыслом режиссера.
Такое невозможно в Тольятти, где обязательно начали бы шуметь, так как фильм не для среднего зрителя.
Я оказался прав, этот фильм так и не показали в Тольятти.
На другой день, чтобы убить время пошел на фантастический детектив “Отель у погибшего альпиниста”, который убил своей примитивностью, по сравнению со «Сталкером».
Позже узнал, что первая версия “Сталкера” была неудачна, и Ермаш, которого наши демократы честили и в хвост и в гриву, разрешил переснять, что редко кому дозволялось.
Ещё много позже, когда по телевидению начали показывать этот фильм, я поразился перемене произошедшей со мной: фильм мне был неинтересен, скучен, затянут, актёры не играли, а присутствовали. В первый просмотр была тайна, сейчас эта тайна исчезла, остался голый остов, каркас, на который ничто не нанизывалось и вызывало неприятие, если не раздражение. Так кто он, этот Андрей Тарковский, гений или ремесленник? Хотя, всему своё время. Люди меняются, как и их сознание, образ мыслей. Он был хорош в своё время.
Наконец, догадался, не пить лекарство, и стал лучше чувствовать, исчезла сонливость, которая в 16 часов, неодолимо, клонила в сон.
Польстился на дешевизну и купил красивый синтетический белый свитер за 30 рублей, который прекрасно смотрелся, пока был новым. Даже поэтесса Люба Бессонова похвалила, когда я в нем пришел в ЛитО, приобрел несколько красивых рубашек, браслет для часов, до этого носил только на кожаном и капроновом ремешке.
Все покупки были только мне, и Анохин сделал вывод, что я Вику не люблю, коли так поступаю. Я же, не говорил ему, что у меня с Викой был уговор, покупаю только себе, так как до этого, Вика покупала только для себя, что ей нравилось. Каждый знает свои вкусы.
Он же, сделал свой вывод.
Ленинградская программа телевидения не понравилась, скучная. Телевизор редко включали. После новостей передали покаянное выступление дьячка Дудко, который до этого обвинялся в антисоветской пропаганде, за что и был осужден, а потом чекисты его перевоспитали, или он понял, что нет смысла сидеть в тюрьме, если можно покаяться, и его длинный рассказ передали по телевидению. Говорил он складно, и незаметно, чтобы под принуждением.
Через полгода узнал, что он снова принялся за антисоветскую агитацию, и, наверное, снова был посажен. Сообщили об этом скупо и невразумительно.
Побывал на Кировском стадионе, на Пискаревском кладбище, где, больше всего, поразился гнезду, построенном прямо на невысоком заборе у дорожки, возле калитки, где постоянно бродили люди. Долго ходил между могилами, умерших до войны.
Помня прошлое посещение, зашел в стереокино, но там, почему-то, показали обычный фильм. Я не догадался, или постеснялся, прежде спросить об этом кассира.
За 12 лет в городе ничего не изменилось, а может быть, даже хуже стало. Раньше свободно продавались апельсины, и можно было купить ананасы, сейчас же, за апельсинами выстраивалась огромная очередь, и мне бы не досталось, если бы Анохин не занял очередь, как инвалид, купил целую сетку перед самым отъездом.
Возвращался домой на самолете, чтобы не трястись в дороге полтора суток.
Последние два дня в Ленинграде, буквально, изнывал от скуки, не зная, куда пойти и что ещё смотреть, просто ходил по улицам.
Под вечер возвращался домой. Анохин всё уговаривает угоститься рокфором с зеленой плесенью, который купил ему в магазине, зная его пристрастие, но не мог заставить себя на такой подвиг. Нет смысла привыкать, чтобы, тут же, отвыкнуть.
продолжение: http://www.proza.ru/2012/07/22/621
Ставрополь-на-Волге