<3>
Почти полдень:
Барк «Клементина» отходит со второго причала. Отданы уже концы и буксиры потянули «Клементину» к выходу. Посвежевший ветер уже наполняет паруса. Полоска воды – грязно-зеленой с плавающими радужными пятнами и апельсиновыми корками, воды, пропахшей тухлой рыбой и дегтем, искрилась, отодвигая борт от причала.
Наконец-то позади ограждения порта, а впереди соленый простор моря. Чайка с пронзительным криком режет небо изломом крыла.
Кончился бал, кончилось прощание со Старом. Вадмара стоит у фальшборта, держась за поручни. В глазах ее печаль. Откуда появилась она – девушка сама не могла бы сказать, но почему-то не хочется расставаться с этим чужим берегом. Зачем? Для того, чтобы плыть к еще более чужим берегам.
Море, вобравшее в себя синеву неба и зелень прибрежных лесов; то черное, когда свинцовые гряды волн, смешавшись в бесовской пляске с нависшим черным небосводом; то пенящееся белыми барашками и качающее корабль, словно люльку с малым ребенком. Море – приветливое и грозное, суровое и доброе, древнее и вечно юное, живое как сама жизнь. Оно мерно дышит под луной, отражая в черной бездне яркие звезды, как сказано:
Бездна в бездну
Глядит
Глазами звезд
Из-под ресниц облаков.
Это я и ты.
Оно глядит, прищурившись, и в яркий полдень, ослепляя бликами глаза, отражаясь в слезах. Когда исчезает вдали низкий берег, реальность становится сном, а слеза стекает, орошая губы соленой влагой, и не знаешь – слезы это или брызги бьют в лицо.
Уходит все прошлое, а будущее еще не настала, и этот «миг между прошлым и будущим -именно он называется – жизнь».
Море, потому ли любят тебя моряки, что ты держишь жизни людские на ладонях своих, взвешивая каждого и испытывая каждого силой своей. Порой направляешь эту силу против тех, кто дерзнул бросить вызов твоему величию, но отступаешь, столкнувшись с мужеством и крепостью сердец и тел тех, в чьей крови ты течешь. Ты испытываешь верность и дружбу, ненависть и любовь. Здесь нет места лжи и коварству. В море можно только любить или ненавидеть, ненавидеть или любить…
Любовь… Многие говорят, что тебя нет… Бедные люди… Нищие в величии гордости, глупые в мудрствовании своем. В море ты становишься наедине с Богом, и уже не будешь лукавить. Любовь, это не страсть, - это тихая волна, накатывающая на берег и исчезающая в жертвенности. Это не шквал-разрушитель, это отблеск неба на воде из ладони ребенка. Это то, что поддерживает нас и не дает утонуть в пучине.
Разлука – это бездна без дна, это простор без горизонта, это обломки кораблекрушения, медленно планирующие на грунт.
Как хочется порой бросить все, бросить беспокойную дорогу, странствия, и просто, по-человечески одеть мягкие домашние туфли, сесть на диван, обнять жену и детей, шутить, целовать дорогие, знакомые тебе уста, слышать нежный, привычный, чуть усталый голос. Как хорошо поиграть с детьми, слышать их смех. Но пройдет день, два такой жизни, и снова потянет тебя туда – под бездну неба над бездной глубин, на уходящую из-под ног палубу, где склянки отбивают получасья жизни и волны гонят одна другую. Не в этом ли твоя, море, сила, что круче силы валов твоих?!
Ветер отгоняет корабль все дальше и дальше от низкого берега, стыдливо прячущегося за горизонт.
На палубе обычная деловая жизнь. Матросы четко, без суеты делают свое дело. Любо посмотреть, как кусок джинсовой парусины вдруг превращается в тугой парус, поют струны такелажа. Словно нет мозолей на натруженных матросских руках, словно не жутко стоять на качающейся снасти над бездной вод. Паруса, как кринолин платья невесты одевают стройную как девушка мачту.
Вадмара ничего не понимает в остнастке, не знает, что такое рангоут и такелаж, и зачем стоит стоячий, и куда бежит бегучий… ванты и кливера… марсели и топселя… но невольно
залюбовалась слаженной и четкой работой акробатов моря, сшивающих небо и волны грубыми стежками парусины. Вот утренний бриз подхватил корабль и он, накренившись, как гонщик на вираже, несется вперед, взрывая форштевнем посвежевшую волну.
Ей вспоминаются годы детства высоко в горах, где не было моря, но каменные волны застыли в безумии шторма, обросшие, словно мхом, гигантскими соснами, секвойями и елями. Над этими зелеными волнами белые хлопья облаков. Туманы, срывающие вниз с утесов, зимние лавины, штормы и бури, неспешные реки ледников, как морские течения, стремнины, полные коварных порогов. Горбатые саблезубые рыбины, несущиеся холодным осенним днем к нересту – к тайне рождения и смерти. Небо такое же синее и воздух так же чист, хотя и наполнен другими ароматами. Жизнь в горах так же сурова, как море, горы тоже не прощают людям ошибок, там тоже нет места притворству и обману, души крепнут в испытаниях. Но все же там совсем по-другому.
Вот сейчас она уносится в неведомую даль, а вскоре откроются новые земли, где тоже живут люди со своими радостями и страхами, со своим счастьем и горем. И будет ли ей место в этом мире?
Все, кого она знала, далеко, только отчим да Мина ей дороги. Почему же вспоминаются эти насмешливые глаза за стеклами очков, эта странная добрая улыбка? Кто же тот человек, мелькнувший лишь один вечер, чтобы остаться в памяти навсегда.
Быть может, да именно так оно и есть, никогда не увидит она его более, зачем же думать о том, чему не суждено…
Странно. Что же творится с ее душой?! Смутная тоска и тревога, словно тучи вдруг над головой, а не синева. Трудно дышать. Душа… Почему вдруг дрожат губы? Почему скатилась соленая слеза по щеке? А может то все же брызги морские стекают на губы?
А корабль мчится вперед, мерно вспахивая волны, снасти скрипят, а в натянутых струнах играет ветер. Ясный и солнечный день.
Добрый день тебе, корабль!
Бабочка цепко прижалась
К мачте тонущего корабля.
Не унесет ее ветром!