"У совести нет зубов, а она загрызет до смерти".
Архимандрит Павел (Груздев)
***
Василий Сергеевич пришёл в себя лишь на третий день. О том, что произошло тем злополучным вечером, он узнал от жены, которая все это время провела в больнице у его кровати.
- Вася-Вася, сколько раз я тебе говорила: "Бросай ты эту работу. Седьмой десяток идёт. Сколько можно горбатиться на этих буржуев?", - завела Валентина Львовна свою старую пластинку, когда убедилась, что супруг её видит, слышит и, похоже, передумал умирать.
- Валюш, они ценят меня, как специалиста.
- Ценили бы, платили бы, как положено, и на завод на машине возили. И не было бы всего этого, - не сдержалась Валентина Львовна и расплакалась. В который уже раз за трое кошмарных суток.
Василий Сергеевич попытался приподняться и погладить супругу, но лишь беспомощно дернулся. Острая боль пронзила всё тело, все многочисленные места ушибов и переломов.
- Лежи!!! - встрепенулась жена. - Не хотел по своей воле уйти на заслуженный отдых, теперь придётся поневоле. Доктор сказал, что после таких травм не один год надо восстанавливаться.
- Го-о-од? - удивленно переспросил Василий Сергеевич, но уже не делая резких движений.
- Он ещё не понял, насколько всё серьёзно, - вздохнула Валентина Львовна и сама нежно и бережно провела по волосам мужа. - И когда понять? Час, как с того света вернулся.
- На заводе знают? Кто там вместо меня в отделе? - интересовался оживший ценный специалист событиями, происходящими на этом свете.
- Знают. Найдут кого-нибудь... Посылали Севочку тебя проведывать. Вчера приходил. Вон сок и яблоки припёр.
На подоконнике живописной пирамидкой лежали пять крупных зелёных яблок, освещённые закатным солнцем. (Окно палаты выходило на запад). Тётя Валя и в больничной палате оставалась художником. Всё расставляла и раскладывала, как будто собиралась писать картину. Пакета сока рядом с яблоками не было. Вероятно, не вписался в натюрморт.
- И ведь знал, что ты в коме, - продолжала ворчать Валентина Львовна. - Кому эти яблоки?... Будешь?
- Я еле с кашей справился. Больно жевать.
- Вот видишь!
- Кушай сама.
- А с удовольствием, - неожиданно согласилась супруга. Несмотря на ворчливость, она заметно повеселела. Пятияблочную пирамиду Валентина Львовна перестроила в четырехяблочную. - Сок я в ординаторскую отнесла. От денег врачи отказались. Просто попросили за них помолиться... Когда тебя оперировали, я в храм бегала... И что же ты вообще никого не видел?
- Никого.
- И не слышал, как подъезжала сзади машина?
- Не слышал. День был очень тяжелым. Много бумаг пришлось читать, исправлять, дописывать. Я и задержался поэтому допоздна. Последним трамваем с управления уехал.
- Трамваем! А начальство, небось, первой "Тойотой"?
- Валь, не злись. Они не виноваты.
- А тот, что сбил тебя, тоже, скажешь, не виноват?
- Там очень темно было. Ни фонаря, ни тротуара...
- Ты и его выгораживаешь?! - искренне возмутилась Валентина Львовна. - Что ж он живого человека сбил и не заметил? На танке он что ли промчался? Даже пути тормозного нет... Нет у людей совести!
- Я бы не обобщал.
- А я и не обобщаю. Но уголовное дело возбуждено. Этот отдельный гонщик будет найден и наказан, - уверенно и как-то даже пафосно произнесла Валентина Львовна. - Не может быть, чтоб совсем свидетелей не было. Где-нибудь да какая-нибудь камера засекла. Скоро и к тебе из милиции придут с вопросами.
- Что я им скажу? Я же не видел никого, - как-то устало сказал Василий Сергеевич. - Бог ему судья... Ты мне лучше отца Виктора позови.
- Был твой любимый батюшка здесь сегодня, когда ты ещё не пришёл в сознание. Молебен какой-то служил. Врачи разрешили. Они его хорошо знают.
- Мне бы исповедаться и причаститься.
- Ну, я вижу, ты окончательно ожил. И телом, и душой.
Отец Виктор годился Василию Сергеевичу во внуки. Он, худощавый и строгий, с редкой бородкой, не так давно окончил учёбу в семинарии, принял сан и был определен клириком в одну из городских церквей. Однако за короткий срок его успели полюбить многие прихожане. Вот и Василий Сергеевич увидел в отце Викторе достойную замену своему духовнику, стремительно "сгоревшему" от саркомы.
К физическим страданиям от полученных травм примешивались нравственные муки. Душу прожигала обида. На словах Василий Сергеевич прощал своего безвестного обидчика, нарушившего размеренный ритм его жизни. Да и едва не лишившего самой жизни. Но внутри по мере осознания масштаба трагедии всё закипало.
Как простить того, кто не просит прощения?!
Без отца Виктора, без исповеди тут не разберёшься.
Василий Сергеевич закрыл глаза и не сумел сдержать тихого стона.
- Болит? - с искренним участием придвинулась к нему жена.
- Болит.
***
Восстанавливался Василий Сергеевич гораздо быстрее, чем пророчили врачи. Чему последние немало удивлялись. Но о возвращении на работу после таких травм не могло быть и речи. Руководство завода, на котором всю свою жизнь трудился Василий Сергеевич, оплатило ему недешёвую путёвку в специализированный санаторий и выписало единовременную материальную помощь. Весьма щедрую. Тут уж удивилась Валентина Львовна и вынуждена была согласиться, что её мужа на заводе действительно ценили.
А вот дело по расследованию дорожно-транспортного происшествия, в результате которого пострадал Василий Сергеевич, застопорилось, превратившись в банальный "висяк" или даже "глухарь" (как выражаются сами следователи). Как ни старались сотрудники полиции отыскать свидетелей и выйти на след преступника, "глухарь" оставался "глухарём".
***
Прошло несколько лет. Отец Виктор возмужал. Стал главой многодетного семейства и настоятелем одного маленького храма на окраине города. Василий Сергеевич сохранил верность своему духовнику, хотя добираться на службу теперь было сложнее. Валентина Львовна поначалу волновалась за мужа, сопровождала его в храм, а затем и сама, что называется, воцерковилась. Нашла себе в храме послушание: вызвалась расписать сторожку, в которой проходили занятия воскресной школы. Со временем стала заниматься с детьми живописью.
А Василия Сергеевича отец Виктор пригласил в алтарь. Вторым взрослым алтарником. Первым был майор полиции Иван Яковлевич. Остряки пустили шутку, что отец Виктор подбирал себе пономарей не без умысла. Иван и Василий - тески святых, составивших чин Божественной Литургии: святителей Иоанна Златоуста и Василия Великого. Их принято изображать в алтаре.
Однажды в отделение полиции, где оставался за старшего Иван Яковлевич, пришёл человек. Был он абсолютно трезвым и психически нормальным, но нёс что-то не совсем трезвое и совсем ненормальное. Просил чтобы его немедленно арестовали и предали суду. А лучше сразу казнили, бросив под колёса полицейского уазика, потому что дальше он с ЭТИМ жить не может.
Стоило большого труда от явившегося с повинной добиться связного рассказа о том, какое преступление, где и когда он совершил...
***
Как вы уже догадались, визитер оказался тем самым невнимательным водителем, который сбил нашего Василия Сергеевича и скрылся с места преступления. Сбил, разумеется, ненамеренно. Но скрылся с места преступления, находясь в трезвом уме и ясной памяти. Сам себя он уверил, что пострадавший погиб на месте. Куда тут выжить? Водитель и на тормоз не успел нажать. Какой смысл калечить теперь и свою жизнь? Прав лишат - это ладно. Это можно пережить. А ну, как лишат свободы!? Он ведь - не киллер, не наёмный убийца. Он случайно убил.
Славик (так все знакомые звали водителя, хотя было ему уже под сорок и занимал он завидное место в солидной фирме) пытался жить так, как будто ничего не произошло. Только перестал пользоваться служебной "Тойотой", пересев на личный "Фольксваген". Соврал, что надо менять свечи. Тайком от жены он принимал успокоительные, чтобы укрепить нервы, а на виду, как обычно, пил кофе, чтобы взбодриться. Проворонил несколько крупных заказов. Из-за пустяка крупно поскандалил с супругой. Скандал сопровождался разбитием посуды из антикварного сервиза и угрозами подать на развод. (В первый раз за двенадцать лет семейной жизни!). До развода дело не дошло. Супруги помирились. Вячеславу Николаевичу (так Славика называли деловые партнеры) удалось заключить очень выгодную сделку, которая с лихвой компенсировала гипотетическую прибыль упущенных заказов. Однако, несмотря на установившийся штиль в семье и на работе, в душе Славика не утихала буря...
И однажды Славик выгнал из гаража так и не попавшую в руки жестянщика "Тойоту", намереваясь посетить маленькую церквушку на окраине города. Не для того, чтобы покаяться, а чтобы купить самую дорогущую свечку и водрузить её на самый главный подсвечник. Приготовил и пятитысячную купюру, чтобы вознаградить батюшку за "крещение" автомобиля.
И надо ж было такому случиться! По дороге к храму Славик попал в ДТП. Обошлось без жертв и увечий. Только лёгкие ушибы и помятые машины. Безусловно, виновником происшествия была девчушка, вылетевшая на своей "семёрке" со второстепенной дороги на главную и не пропустившая дорогостоящую иномарку.
- Меня папа убьёт. Он не успел вписать меня в страховку, - только и смогла произнести побледневшая девушка и уткнулась головой в руль, забыв включить аварийку. Тут же, как вороны на падаль, слетелись аварийные комиссары и ещё больше запугали незадачливую наездницу. Но вступился Вячеслав Николаевич. Он неожиданно заявил, что тут есть доля и его вины, предложив разойтись с миром. Зарёванной девчонке Славик незаметно подсунул вместе с визиткой пятитысячную купюру, приготовленную для пожертвования.
Надо ли добавлять, что в храм он в тот день не попал?
Служебную машину Вячеслав Николаевич отремонтировал тоже за свой счёт, потратив деньги, отложенные на летний отдых. Жене сообщил, что в отпуск они поедут не заграницу, а в деревню к тёще.
- Ну, наконец-то! - обрадовалась жена.
Недели через три к Славику в офис имел наглость заявиться папа водительницы "семёрки". Он с некоторым вызовом и высокомерием сообщил, что ремонт машины обошёлся в девять тысяч. Вячеслав осчастливил гостя ещё одной пятитысячной купюрой, которую пришлось уже занять у коллеги. Он понимал, что его попросту "разводят", но испытывал от этого нечто подобное чувству глубокого удовлетворения.
В последующие годы Вячеслав совершил много добрых дел. Прослыл щедрым жертвователем и благотворителем. Помогал больным, пострадавшим в ДТП. Подключив знакомых предпринимателей, сумел обеспечить самым современным оборудованием травматологическое отделение городской больницы. Да как бы и не он был тем тайным благотворителем, оплатившим высококачественные краски для росписи церковной сторожки, с которых началось воцерковление Валентины Львовны. К юбилею городского собора Вячеслав Николаевич получил архиерейскую грамоту "... в благословение за усердные труды во славу Святой Церкви".
Он избегал личной славы. Отклонил предложение баллотироваться в депутаты. И в конце концов, явился в полицию с повинной.
Иван Яковлевич узнал благотворителя, профинансировавшего год назад ремонт кабинета следователей.
- Я ещё тогда хотел всё рассказать, но опять испугался, - признался Славик.
- И что нам теперь делать? - размышлял вслух Иван Яковлевич.
Петрович, которому поручали расследование "глухого" дела, ушёл на пенсию. Дело давно закрыли. Начинать всё снова? Иван Яковлевич был не из тех, кто считает раскрываемость главным показателем работы полиции, больше сил отдавая профилактике преступлений. Иногда оступившийся человек сам себя наказывает так, что никаким судебно-исполнительным органам не приснится. Речь, конечно, не идёт об организованных преступных группировках. Но такие в городе, по милости Божией, перевелись, истребив друг дружку в жесткой конкурентной борьбе.
- Давайте так поступим, - произнёс Иван Яковлевич после молчаливой паузы, за время которой успел двенадцать раз прочесть молитву Иисусову: "Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного". - Я сейчас сдам смену и мы сможем встретиться с потерпевшим.
- Он жив!? - одновременно радостно и испуганно воскликнул Славик.
- Выжил. Вы на машине?
- Нет, пешком, - Вячеслав поправил на плече ремень вещевой сумки.
- Если Василий Сергеевич напишет заявление, тогда вернёмся сюда.
***
Василий Сергеевич был уже в храме на вечерней службе. Иван Яковлевич предупреждал, что задержится. Пришёл он лишь к концу чтения канона. Пока отец Виктор совершал каждение всего храма, сообщил тихонько Василию Сергеевичу, что с ним хотят поговорить.
- Со мной? - удивился второй алтарник. Обычно искали встречи с отцом Виктором.
После отпуста и поздравления со святым вечером батюшка ушёл в темный угол правого придела принимать исповедь.
Уж мы не знаем о чём говорили Василий Сергеевич со Славиком. Только Иван Яковлевич после богослужения в отделение уже не стал возвращаться. Отправился с чистой совестью домой. А Вячеслава в тот вечер видели на исповеди у отца Виктора. Он подошёл самым последним и исповедовался дольше всех. Священник не торопил, не перебивал, тактично поправляя, когда исповедник называл грехи в настоящем времени, а не в прошлом. Всё-таки раб Божий Вячеслав, хоть и много прочел за прошедшие годы о покаянии, но пришёл на исповедь впервые.
Второй алтарник дождался настоятеля, как и полается, в алтаре и проводил его в ризницу. Отец Виктор сиял.
- И самое удивительное, Василий Сергеевич, то, что подобный случай - не первый в моей пастырской практике, - когда у батюшки было особенно хорошее настроение, он всегда переходил на литературный язык XIX века, иногда прямо цитируя классиков. (По первому образованию отец Виктор был филологом). - "О, совесть! Когтистый зверь...". Вячеслав обещал завтра на Литургию прийти, - добавил батюшка уже будничным тоном. - И за Вас, Василий Сергеевич, я очень рад.
На душе Василия Сергеевича в этот вечер стало по-настоящему легко и светло. Он окончательно простил.
Священник Владимир Русин,
2-3 января 2016г.