Психокинез

Часть первая. Контакт второго уровня*.
               
Глава первая. Ночь накануне рождества.

Повсюду была обыденность. Та самая проклятая обыденность, от которой порой хотелось ну просто выть волком. Выть на всё. На луну, на окружающие тебя  предметы: живые и неживые, и выть на саму обыденность. Но Андрей Скворцов не выл. А лишь иногда тихо, без особой злобы выражался, словно отплевываясь.
— Андрей... ик... Александрович, займи на бутылку, — обыденно попросил Виталик, обыденно находясь под вечер в состоянии алкогольного опьянения близкого к умопомрачению. К обыденному умопомрачению.
— Эх, — обыденно вздохнул Андрей Скворцов и не спеша двинулся к деревянной полированной планшетке, прикрученной к голой каменной стене мощными дюбелями и служившей вешалкой для чистой одежды. 
А впрочем, стоит немного прояснить ситуацию.   
Четверг. Пятое января. Две тысячи двенадцатый год.
Новый две тысячи двенадцатый год наступил обыденно. Было всё так же, как и на прошлый новый год, и на позапрошлый. Отгремели салюты и петарды, разрывая новогоднюю ночь разноголосицей разрывов и заполняя воздух отвратительным облаком горелого дыма, который своей вонючей массой полностью накрыл город. Затем наступило утро первого января. Утро, в котором с большим трудом понималось, что это первое утро наступившего года. Утро было тихим. Уже не взрывали и не стреляли. Пьяные еще не проснулись. Андрей Скворцов вяло и сонно двигался по асфальтированной дорожке, покрытой черно-синими пятнами от недавно разорвавшихся здесь самодельных взрывпакетов и усыпанной ворохом помятой и прогорелой разноцветной обвертки от покупных петард и фейерверочных трубок. Кое-где валялись, еще не подобранные бомжами, пустые бутылки из-под пива. Дорожка вела Андрея Скворцова в магазин за бутылкой водки... 
Текущие часы первого дня две тысячи двенадцатого сейчас Андрею припоминались крайне плохо. А второе января и вовсе не припоминалось. Оно было безжалостно пропито. Залито водкой и похоронено на дне очередной пустой полулитровой бутылки.
Затем было утро третьего января. Утро, в котором нужно было идти на работу. А сначала собираться на эту работу. Умываться, одеваться, матюкаться, проклиная новый год, и снова продолжать собираться. Выходить на улицу и, за неимением собственного авто, двигаться к автобусной остановке. Толкаться в утренний час пик среди таких же, как и ты — пьяных, полупьяных, злых, еще не до конца проснувшихся, а то и вовсе не проснувшихся человеческих существ, в попытке протолкнуться в автобус.
Работа.
Будь она всегда неладна. Стройка. Грязь. Холод. Земля. Вонь. Пот. Мат.                После нового года работа радовала лишь тем, что была крыша над головой. Эта крыша принадлежала бетонной четырехугольной коробке не больше двенадцати метров в длину и восьми в ширину, без каких-либо признаков отопления и с несколькими окнами под самым потолком. В окнах не было ни стекол, ни рам. Оконные проемы были грубо заделаны кусками пенопласта, упертого в арматурные решетки, служившие защитой от воров.
Над потолком ярко горело несколько люминесцентных ламп, освещая убранство холодного, насквозь продуваемого, помещения. Убранство было не богатым. Убранство состояло из различного хлама и металлолома. На грубых металлических стеллажах плотно, мешая друг другу, стояли уже вскрытые когда-то металлические банки с масляной краской и грунтовкой по металлу. Пластиковые бутылочки с олифой и пластмассовые ведерки с эмульсионной краской. Здесь, на стеллажах, под стеллажами и по всем углам лежало, валялось, пылилось и постепенно забывались остатки и огрызки стройматериала, которого с различных строительных объектов свозили сюда, в эту бетонную коробку, находившуюся на территории строительной базы.
Сама же территория строительной базы также была завалена черт знает чем. Металлическими решетками и дверьми, деревянными поддонами, ржавыми ведрами, место которым в нормальном цивилизованном государстве уже давно должно было быть на помойке, и прочим мусором, тем самым мусором, который еще сегодня жадным начальством считался, что еще нужен, завтра покроется пылью и снегом, а послезавтра, уже сгнивший и поржавевший, будет выброшен на помойку...
Не спеша, ступая кирзовыми ботинками по полу, усыпанному (и это несмотря на строжайший запрет начальства) сигаретными окурками, Андрей подошел к самодельной вешалке. Снял с рук рабочие рукавицы, покрытые ржавчиной, и осторожно, дабы не испачкать свою, да и товарищей по работе, чистую одежду, залез в карман своей куртки и достал оттуда кожаный портмоне коричневого цвета. Развернулся и посмотрел на Виталика, сидящего в пару метрах от Андрея на стареньком стуле.
Виталик. Это был вполне приличный человек, крепкого телосложения, высокого роста, голубоглазый, честный, редко бреющийся и оттого постоянно заросший, но — крепко употребляющий.
Андрей всегда занимал Виталику деньги. Занимал потому, что деньги у него были. А были деньги у Андрея потому, что товарищ Скворцов, в отличие от Виталика, спиртные напитки употреблял крайне редко, и крепко пить мог позволить себе только в исключительных случаях. В таких, как например, новый год.
Что же касается крепкого и приличного сорокалетнего мужчины Виталика, то тот крепко пил каждый день или, во всяком случае, пил так, насколько зарплата позволяла. А позволяла она, как правило, пить каждый день.
— Сколько занять? — обыденно спросил Андрей.
Андрей был младше Виталика лет на десять. Среднего роста, слегка плечистый и в общем-то крепкий, голубоглазый, вполне симпатичный, молодой человек. А что вы хотели — парень практически совсем не пил. Всегда имел деньги на карманные расходы и профессионально был вежлив с дамами любой возрастной категории. Эту вежливость он, возможно, черпнул из Дюма, в ранней молодости прочитав "Графа Монте-Кристо".
— Эх, — жалостливо вздохнул Виталик с нотками тяжести в голосе. ("Графа" он, естественно, не читал.)  — На бутылку... О-о-о! (Голос Виталика резко перешел на крик.) Какие люди! Не прошло и полгода!
В холодное помещение, насквозь продуваемой бетонной коробки, вошел паренек слегка тщедушного телосложения лет двадцати пяти, с вялым и, в то же время, хитреньким выражением лица. Звали данного паренька Володя. Товарищи по работе называли его чуть мягче — Володенька. Глазки Володеньки всегда быстро бегали, мгновенно оценивая сложившуюся обстановку на данную секунду. Стоявшего около вешалки с чистой одеждой Андрея Скворцова с кожаным портмоне в руках Володенька взял на прицел в первую очередь. А именно, кожаное портмоне. Ведь в портмоне были деньги, которые он, Володенька, сейчас получит, и по приказу Виталика быстренько метнется в магазин за бутылкой. Обыденно метнется, как это уже проделывал не одну сотню раз.
— Хули ты орешь! Я срать ходил! — немного зло, немного нервно, а в общих чертах, вяло сказал Володенька и слегка передразнил Виталика. — О! О! О!
— Так, не шуми, — строго сказал Виталик, не любивший, когда Володенька его передразнивал. — Бери у Андрюхи деньги на бутылку и живо метнись кабанчиком в магазин.
— Не хочу, — разболтано сказал Володенька и внимательно посмотрел на Виталика.
Виталик в свою очередь внимательно посмотрел на Володеньку. Вот так вот в течение нескольких секунд они внимательно рассматривали друг друга. Андрей же в свою очередь, не менее внимательней, наблюдал то за Виталиком, то за Володенькой.
— Ага, — медленно произнес Виталик и провел большим и указательным пальцами правой руки себе по лицу сверху вниз — от глаз и до самого подбородка. — Вот как оно, ребятки-то, получается. Мы из него, значит, человека сделали. Вскормили, вспоили, а он, гляди, встал в нужную позицию. Хорошо. Хорошо, Володенька, хорошо. Я сам схожу...
— Ладно, — улыбнулся Володенька, — давай схожу.
А что еще оставалось Володеньке делать? Ведь если сам Виталик собственной персоной двинулся бы за пузырем, то в таком случае Володеньке с этого пузыря не перепало бы ни капли. А с учетом того факта, что Володенька, несмотря на свои молодые двадцать пять, уже глотал не хуже самого Виталика, то он, Володенька, никак такого допустить не мог. Как же это так — Виталик сам будет жрать да без Володеньки!
— Андрей Александрович, — улыбнулся Виталик, прекрасно осознавая данную ситуацию, — займите этому олигофрену на бутылку.
Володенька помолчал немного, чувствуя, что его сейчас самым натуральным образом оскорбили, и вдруг резко закричал:
— Пьяница!
— Не шуми! — спокойно сказал Виталик.
Взяв у Андрея Скворцова деньги на бутылку, Володенька быстренько удалился.
— Эх, — тяжко вздохнул Виталик, — горюшко одно с этим Володенькой. Горюшко...
— Почему? — без кого-либо интереса спросил Андрей, пряча портмоне обратно в карман своей куртки.
— Ну, как тебе это объяснить... — Виталик устало склонил голову на грудь. — Ты пойми... Володенька, он пьяница...
Спрятав портмоне в кармане куртки, Андрей достал из другого кармана недорогой мобильный телефон "Нокиа-1208" в темно-сером корпусе и взглянул на экран. Таймер показывал 15:13.
— Может, поработаем немного? — предложил Скворцов.
— Эх, — еще раз тяжко вздохнул Виталик и не спеша поднялся со стула.
Здесь, на территории строительной базы, в холодном, насквозь продуваемом бетонном помещении, Володенька, Виталик и Андрей занимались вязкой арматурных каркасов. Посреди холодного помещения один напротив другого стояли два сваренных из толстой арматуры козлика высотой чуть больше одного метра. На козлики бросали трехметровые арматурные пруты диаметром двенадцать миллиметров, и к ним с помощью тонкой вязальной проволоки прикручивали четырехгранные хомуты, накрученные из проволоки диаметром восемь миллиметров. Прикручивали с помощью обыкновенных стомиллиметровых гвоздей.
Несколько минут рабочие крутили проволоку молча, каждый думая о своем. Затем Виталик сказал с нотками горечи в голосе:
— Эх, Андрюшечка, Андрюшечка...
Андрей промолчал, так как ему уже было давно, как говорится, не привыкать к задушевной пьяной болтовне товарища Виталика. Такая задушевность наблюдалась практически каждый день в течении далеко не одного года, с того самого момента, когда Андрей впервые познакомился на этой работе с Виталиком.
— Злые времена нынче, злые, — продолжал Виталик, особо не беспокоясь о том, слушает ли его товарищ по работе или нет. — Нелегко нынче рабочему человеку существовать в эти времена. Нелегко и страшно. Пока у тебя есть силы работать — ты работаешь, а закончились силы — всё! (Виталик резко взмахнул правой рукой и стомиллиметровый гвоздь вылетел у него из руки и отлетел в дальний угол складского помещения, звякнув об одну банку с краской.) В отвал!
На несколько секунд наступила тишина. Виталик тяжко вздохнул, осознавая тот факт, что лишился своего рабочего гвоздя, и облокотившись двумя руками на каркас, продолжил:
— А ты знаешь, что такое отвал?
— Я знаю, где еще гвозди лежат, — ответил Андрей.
— Эх, Андрюшечка, Андрюшечка. Ты еще не знаешь, что такое отвал. Это когда ты никому не нужен. Вот когда станешь старым немощным пердуном, то узнаешь, что это такое треклятый отвал. На работу тебя не возьмут, стакана не поднесут... Жить на что ты будешь? По помойкам, б**ть, пойдешь?
— Не трави душу, и так погано, — признался Андрей.
— А ты думаешь, мне весело? — Виталик несильно и дружески похлопал по плечу младшего товарища. — Сейчас оно многим невесело...
В складское помещение резко вошел Володенька и, не сбавляя скорости, двинулся к вешалке с чистой одеждой. Около вешалки, впритык к стене, стоял старенький и ржавенький сейф полметра в высоту, когда-то окрашенный в синий цвет. Подойдя к сейфу, Володенька нагнулся, открыл металлическую дверцу и, достав из внутреннего кармана пыльной и заляпанной масляной краской фуфайки полулитровую бутылку водки, сунул ее в сейф, который уже давно не закрывался ни на какой ключ.
При виде данной картины Виталик в момент преобразился. Из мрачного и угрюмого человека, тускло рассуждавшем о тяготах сегодняшней жизни и о страшном отвале, который неминуемо придет к каждому работяге рано или поздно, он в полсекунды превратился в веселого и жизнерадостного.
— Ох, Володенька! — радостно вскричал Виталик, подскакивая к старенькому сейфу. — Не прошло и полгода! Вот только пузырь прятать не надо!
Виталик отобрал у Володеньки бутылку, а Володенька достал из сейфа два пластиковых стаканчика и поставил их на сейф. Виталик с легким хрустом открутил крышечку на бутылке и наполнил стаканы. Володеньке поменьше (грамм так сто), а себе по больше (грамм все сто пятьдесят). Володенька на это обратил внимание, но ничего не сказал. Товарищи выпили и закусили куском хлеба — это всё, что осталось от обеда.
— Хе, — довольно гаркнул Виталик, отходя от сейфа, когда Володенька прятал бутылку в сейф, заваливая ее пустыми целлофановыми пакетами.
Отойдя от сейфа, Виталик развалился на стареньком деревянном стуле и достал из кармана фуфайки, такой же далеко не первой свежести, как у Володеньки, да и как у Андрея, полупустую пачку недорогих сигарет с фильтром и закурил, блаженно пуская дым в потолок. Сто пятьдесят грамм водки, поверх за целый день выпитого, ударили в голову очень хорошо, а главное, задушевно.
Спрятав пузырь в сейфе, Володенька также завалил свою задницу на свободный стул и закурил. Что же касается Андрея, то он остался стоять возле арматурного каркаса, внимательно наблюдая за товарищами наслаждающимися водочной эйфорией.
— Андрей Александрович, прошу вас, присаживайтесь, — Виталик указал Андрею на свободный стул. — Покурите с нами, что ли...
И в ту самую секунду, когда Андрей уже было начал разворачиваться в противоположную от каркаса сторону, чтобы примостить свою нижнюю половину на свободный старенький стульчик, как в холодное, насквозь продуваемое помещение бетонной коробки, стремительно, а главное, неожиданно, ворвалось начальство.
Начальство. 
Это был человек мужского пола, тучного телосложения и с солидным животиком, в годах слегка за пятьдесят. Невысокого роста и с крепкой шеей. С профессиональным взглядом насквозь просверливать своих рабочих, крыть матом и посылать на три оскорбительных буквы. Звали начальника Карлсон. Нет, это не фамилия, не имя и не отчество. Это кличка. А что поделать, если начальник уж очень сильно был похож на мультипликационного персонажа Карлсона из советского мультика "Малыш и Карлсон". Разве только что пропеллера за спиной не было.
— Ну что, б**ть? — строго спросил Карлсон, остановившись около арматурного каркаса, лежащего на козлах, и внимательным взглядом осмотрел своих рабочих, находящихся по ту сторону каркаса.
Рабочие молчали, в свою очередь внимательно наблюдая за Карлсоном. Сказать им было нечего. Да и не стоило что-либо говорить, ибо рабочие видели, что, по неизвестным для них причинам, Карлсон соизволил приехать сюда в не лучшем своем настроении. Что-то, видимо, случилось...
— Какая-то комбинация у вас, б**ть, довольно-таки интересная, — Карлсон не спеша подошел к арматурному каркасу и проверил, насколько крепко держатся хомуты на арматуре. — Один стоит, работает (это относилось к Андрею Скворцову), а двое других греют жопу на стуле.
— Так... это... Алек... ик... сандр Григорьевич, перекур, — сказал Виталик, и в его голосе отчетливо послышались нотки, что называется, заплетающегося языка от чрезмерной дозы алкоголя в крови.
Александр Григорьевич уловил эти нотки в голосе своего рабочего и перевел свой насквозь сверлящий взгляд на Виталика.
— Ик, — икнул Виталик, почувствовав себя крайне неудобно под таким взглядом.
— Когда же ты, гадский папа, пить-то уже бросишь, — устало и обыденно сказал Карлсон и двинулся к торцевой части складского помещения, где располагались металлические стеллажи со всякой всячиной на них.
— Так я это... ик... скоро... то есть... ик... ну... — быстро затараторил Виталик, испугавшись, что его сейчас начнут драть хоть и словесно, но по-черному. (Попадать под злого Карлсона никому не хотелось.) — Мы всё сейчас быстренько... повяжем... ик... Володенька, хватит курить... иди быстренько вяжи каркас с Андреем... Видишь, Андрюха работает... а ты куришь... ик...
Володенька несколько секунд внимательно смотрел на Виталика, а затем сказал громко, злобно и ненавистно:
— Лизоблюд!
— Ик, — икнул Виталик, не ожидавший такого от Володеньки. Последняя добавочная водочная доза не только крепко дала в шар Виталику, но и Володеньке тоже.
— Виталий Евгеньевич, подойди-ка ты, пожалуйста, сюда, — позвал Карлсон, подойдя к металлическим стеллажам.
Виталик, услышав приказ, молниеносно подорвался со стула, дабы выполнить его. Подрыв оказался настолько резким, что старенький деревянный стульчик не выдержал, ножки его переломились, и Виталик развалился на холодном бетонном полу.
— Вот мне это, б**ть, очень сильно, Виталий Евгеньевич, надоело! — громоподобно закричал Карлсон, и все находящиеся здесь поняли, что началось. А именно, начался выход не лучшего настроения у начальника. — Я тебе еще раз говорю — не хочешь работать — не работай! Тебя тут никто не держит. Мне это уже надоело. Каждый день ты пьяный на работе. Сколько это может еще продолжаться?
— Александр Григорьевич... ик... сейчас всё будет... — Виталик бодро подскочил с пола и, слегка шатнувшись, бросился к металлическим стеллажам. Сидящий на стуле Володенька пустил вслед Виталику презрительную улыбку. Что же касается Андрея, то он продолжил вязать каркас.
— Вон, на верхней полке, — Карлсон резко выбросил правую руку вверх, и ему в этот момент, как отметил про себя Андрей, не хватало только злобного выкрика "Хайль Гитлер". — Вон, видишь, картонную коробку. Достань ее. Там лежат кисточки. Они мне будут нужны к завтрашнему утру.
— Кисточки... сейчас... ик... — Виталик, полный энтузиазма и решительности, начал делать попытки дотянуться до верхней полки, но это у него не получалось.
— Виталий Евгеньевич, — мягко сказал Карлсон, слегка успокоившись, — возьми стремянку. Что ты мучаешься.
— Ничего, ничего... я так попробую... Эх!
Виталик, собрав какие только были силы, подпрыгнул и в воздухе попытался схватить картонную коробку с верхней полки. Схватил. Сила земного притяжения потащила Виталика обратно к холодному полу. Картонная коробка вылетела у него из рук, перевернулась, и оттуда посыпались на пол пустые бутылки из-под водки. Бутылки упали на пол и... чудом не разбились. Что же касается картонной коробки, то она, уже пустая, села Виталику на голову, начисто спрятав ее под собой.
Карлсон несколько секунд молча смотрел на пустые бутылки, лежащие на полу у него под ногами. Виталик продолжал стоять с картонной коробкой на голове, не решаясь снять ее. В этой коробке он не видел лицо начальника, и ему казалось, что так легче жить.
Володенька продолжал сидеть на стуле, наблюдая за драматической сценой, разворачивающейся около металлических стеллажей. Андрей, делая профессиональный вид, будто ничего не замечает, вязал арматурный каркас.
— Виталий Евгеньевич, а где кисточки? — тихо спросил Карлсон.
— Ик, — вылетело из-под картонной коробки.
Дальнейшее было просто ужасным. Настолько ужасным, что сидящий на стуле и осмелевший от водки Володенька, мигом потерял всю свою пьяную смелость и бросился на помощь Андрею вязать арматурный каркас. Виталик с картонной коробкой на голове метался в поисках кисточек. Вслед ему летели маты и пустые бутылки из-под водки. Проклятия стояли неописуемые. Среди этих проклятий раздавались из-под картонной коробки жалостливые просьбы о не увольнении и выкрики о пощаде.
На улице начинало темнеть.

В сутках было двадцать четыре часа. А впрочем, есть и будет. За двадцать четыре часа планета Земля перекручивалась вокруг своей оси вместе с нефтяными вышками, угрозой международного терроризма, американскими долларами и авиарейсами. Всё держалась на двадцати четырех часах. Всё, что было создано на этой планете, всё, что двигалось, ездило, дымило, рычало, болтало, командовало, пресмыкалось, вдохновляло и проклинало, стреляло и взрывало, было строго сжато в эти временные рамки. И никто и ничто был не в состоянии сузить, либо расширить суточную единицу времени. Того самого времени, которое вместе с кометами и астероидами приходило к нам в нашу Солнечную систему из открытого космического пространства, пролетало беззвучно в вакууме космоса мимо нашей планеты, будоража умы астрономов, и уходило далее в неизвестные дали вселенной, маленький и жалкий кусочек которой Андрей Скворцов мог наблюдать с асфальтовой поверхности темной улицы, по которой шел сейчас с работы домой. Черное небо с синеватой россыпью звезд казалось плоскостной картинкой, большим и плоским панорамным окном, невидимое стекло которого не смогла бы пробить никакая небесная сила. 
Андрей Скворцов жил неподалеку от строительной базы господина Карлсона. В то время, как готовый до невозможного Виталий Евгеньевич и, не намного трезвей его, Володенька, потащили свои уставшие за день от работы и пьянства задницы на автобусную остановку, Андрей двинулся другим маршрутом. Пешим. До дома было не больше пятнадцати минут ходьбы. По пути до дома, Андрей зашел в магазин и купил булку хлеба и двухлитровую пластмассовую бутылку минеральной воды. Молодая и невысокого роста продавщица с маленькими пухленькими губками смотрела на Андрея уставшим взглядом. Таким же взглядом одарил девушку Андрей.
А еще через несколько минут, обыденно поднявшись на пятый этаж, Андрей входил в свою квартиру, расположенную в крайнем подъезде обыкновенного пятиэтажного дома. Мрачная темнота встретила Андрея в прихожей, и когда он закрыл за собой квартирную дверь, напрочь перекрыв доступ света, льющийся в прихожую с лестничной площадки, то стало совсем темно.
На ощупь, рефлекторно, по памяти Андрей нащупал на стене выключатель и включил в прихожей свет. Затем, не снимая кроссовок, прошел на кухню и там тоже  включил свет. На газовую плиту поставил чайник. Начал раздеваться.
Андрей Скворцов проживал со своей младшей сестрой в двухкомнатной квартире, доставшейся им от родителей. Но на данный момент проживал один, так как младшая сестра год назад вышла замуж и переехала жить к своему мужу в другой город. Периодически звонила своему старшему брату, беспокоясь о его здоровье, и спрашивала о его холостяцком житье-бытье. А житье-бытье-то было вроде бы как ничего.
Житье было обыденным. Утром на работу, а вечером с работы. И так пять дней в неделю подряд. Затем суббота и воскресенье — долгожданные выходные, и опять наступает утро понедельника. Опять приползают на работу, пропившие все выходные, товарищи и жалостливо начинают просить в долг на бутылку. На вторую. На третью. Приезжает Карлсон, и маты стоят неописуемые... И вот примерно в таком вот ракурсе пролетали месяцы, прорывались годы. Так жил Андрей Скворцов. Так жили миллионы...
Раздевшись до трусов и прихватив с собой большое желтое полотенце, Андрей полез в ванную комнату. В ванной комнате на стене в углу висел большой столитровый бойлер.
Горячая вода — это хорошо, а в зимний период времени вдвойне приятно. Не надо набирать холодной (за отсутствием горячей, разумеется) водой металлическое ведро, ставить это ведро на газовую конфорку и ждать целый час, когда вода в ведре закипит. А потом, уже в ванной комнате, экономить этой воды каждый литр, перемешивая с помощью ковшика ее с холодной водой из-под крана.
Искупавшись и истратив на себя горячей воды с бойлера столько, сколько душе угодно, Андрей хорошенько вытерся желтым полотенцем, надел трусы и побрел в свою комнату. Там он надел чистые носки, спортивные штаны и футболку. Батареи в квартире топили замечательно, но не настолько, чтобы расхаживать по дому в одних трусах.
Затем он пошел на кухню ужинать. По пути заглянул в холодильник, достав оттуда большую кастрюлю с борщом. В кастрюле борща оставалось как раз на один раз поужинать. Даже больше, чем на один раз. На полторы тарелки.
Сожрав одну тарелку, Андрей почувствовал себя вполне насытившимся, но в кастрюле супчика оставалось еще на пол-тарелки. Что делать? Оставить на следующий раз — пол-тарелки мало будет. Выливать в унитаз — жалко. Пришлось дожирать.
А дожравши борщ, Андрей сказал:
— Тысяча дохлых кошек... (Причем сказано это было с определенной злобой в голосе.) Сукин ты сын, борщ! Сукин сын!
Несмотря на тот факт, что такие переедание с Андреем случались нередко, он всё же еще не мог привыкнуть к тому, как мерзко после усиленного ужина начинало надувать и распирать живот. После такого ужина сил уже совсем ни на что не оставалось.
Дотащившись до своей комнаты, Андрей сразу же завалился на кровать. Минут десять-пятнадцать лежал не в силах что–либо предпринять. Когда же ему слегка полегчало, он поднялся с кровати и сел за письменный стол, на котором стоял плазменный монитор компьютера. Включил системный блок, стоявший на полу рядом с письменным столом, так как более ему в этой жизни пока заняться было нечем.
Открыв видео-каталог местного городского провайдера "Хрустальная сеть", к коей его компьютер был подключен уже как больше двух лет, Андрей спросил:
— Ну-с, вышло что-нибудь интересное?
Чего-либо нового и интересного в видео-каталоге не появилось. Смотреть абсолютно было нечего. Но этот вечер нужно было чем-нибудь убить. И Андрей укокошил его каким-то вялым и мрачным ужастиком с одноголосным переводом, с несколько раз мелькнувшей обнаженной женской грудью и вываливающимися внутренностями из вспоротых американских животов в виде сосисочных лент, еле досмотрев данное творение до конца.
Время подходило к десяти часам вечера, когда Андрей провел легкий ужин перед сном. Съел несколько бутербродов с вареной колбасой, выпил большую кружку чаю, съел несколько мармеладных конфет, выкурил сигарету на балконе, сходил контрольно в туалет, выключил везде свет, два раза проверил, прочно ли закрыта входная квартирная дверь, вернулся к себе в комнату, выключил компьютер, разделся до трусов и, выключив настольную лампу, нырнул под теплое одеяло.
Уснул он не сразу. Еще какое-то время Андрей внимательно слушал мертвую тишину своей квартиры. Легкая дрема наступала ему на голову и вскоре мягкий и блаженный сон поглотил его...
А ночью он проснулся. Проснулся и не сразу смог определить причину своего пробуждения.
Андрей лежал на левом боку лицом к стене. В комнате по-прежнему стояла мертвая тишина и кромешная темнота. Первая мысль, пришедшая ему в голову, попыталась предположить, что уже наступило раннее утро и пора поднимать свою сонную задницу и начинать собираться на работу, но... он чувствовал, что сейчас ночь, и до утра еще далеко. А еще через несколько секунд почувствовал, что он в комнате не один.
От этой мысли, так неожиданно пришедшей к нему, Андрей хотел было подорваться с кровати и броситься к письменному столу, на котором стояла настольная лампа, с целью включить в комнате свет, но не подорвался. Не смог. Не смог пошевелить ни руками, ни ногами. Ни, даже хотя бы, пальцами. Голова по-прежнему находилась повернутой к стене, и голову повернуть было невозможно. Всё его тело, словно залило тяжелым свинцом, и он превратился в лежащую на левом боку свинцовую болванку. И лишь холодный пот обильно лил по всему его неподвижному телу. Андрей чувствовал, как взмокла наволочка на подушке от пота, как стала мокрой простыня. Взмокли волосы на его голове. Пот тек по лбу, по всему лицу, и капли его попадали в раскрытый рот, и Андрей чувствовал на губах и на языке этот мерзкий водный раствор солей и органических веществ, выделяемый потовыми железами.
А еще он чувствовал страх. Страх был диким. Страх навалился на него тяжелой плитой, придавливал к кровати и всасывал в свое черное бездонное жерло ужаса.
Что-то стояло у изголовья его кровати, за его спиной, посреди комнаты и смотрело на него. Андрей не видел, кто это или что это, но он чувствовал, что на него смотрят. Смотрят сверху вниз. Смотрят внимательно и молча.
Андрей еще раз попытался подорваться с кровати, но безрезультатно. Тогда оставалось только одно — звать на помощь, орать изо всех сил. Если не получится разбудить соседей в соседней квартире, то, может быть, вспугнуть ночного визитера, который неизвестно как проник в его квартиру.
Вздохнув полной грудью, Андрей закричал, но крика не получилось. Даже жалкого шипения не вылетело из его рта. Страх и отчаяние поглотили Андрея полностью. Оставалось только одно — надеяться на милость победителя. Надеяться на пощаду. Но... кто победитель? Кто это или что, стоящее за его головой, за спинкой кровати, и сверху вниз рассматривающее Андрея? Человек ли...
    
В шесть часов утра запиликал будильник на мобильном телефоне, лежащим на письменном  столе. Андрей резко вскочил с кровати, подскочил к столу, схватил телефон и выключил ненавистный перезвон. В одних трусах, после ночи под теплым одеялом, было холодно, и Андрей быстро одел носки, спортивные штаны и футболку. Побрел в ванную комнату умываться. Затем двинулся на кухню и поставил на газовую конфорку чайник. Сел на табуретку и начал ждать, когда закипит вода в чайнике, уперев взгляд на огонь облизывающий дно чайника.
И когда он заваривал в кружке черный чай с лимоном, то вспомнил, какой ужасный и жуткий сон приснился ему этой ночью. От этих воспоминаний даже как-то мрачно стало на душе.
— Ну и ну, — тихо сказал Андрей и передернулся. — Ни хрена себе сон. Страх. Ужас. Мрак. Жуть... Нечего перед сном смотреть всякую америкосовскую ересь про то, как всяким несчастным студентам кишки спускают в ночном лесу.
С кружкой горячего чая он вернулся к себе в комнату, аккуратно, чтобы не разлить, поставил кружку на письменный стол и включил компьютер с целью послушать какую-нибудь музыку перед выходом на работу.
Подошел к кровати, чтобы застелить ее. Провел рукой по подушке и по простыне. Наволочка и простынь еще хранили на себе легкую сырость от пота. Того самого, который этой ночью лил с него градом, когда Андрею снилось, что будто кто-то стоит за спинкой его кровати и пристально смотрит на него.
— Охренеть можно, — с легкой примесью удивления в голосе сказал Андрей и начал застилать кровать.
 
В семь часов сорок пять минут утра Андрей входил во двор строительной базы. И спустя несколько секунд вошел в холодное, с уличной температурой, насквозь продуваемое помещение склада, где вчера он вместе с Виталиком и Володенькой вязали арматурные каркасы.
Виталик и Володенька уже были на рабочем месте. Стоя возле полированной планшетки, на которой висела их рабочая одежда, они встретили Андрея мрачными лицами с отрешенным взглядом. Судя по их виду, им переодеваться совсем не хотелось, ибо, чтобы надеть на себя рабочую одежду, нужно было сначала снять с себя чистую.
Андрей бодро подошел к вешалке и начал снимать с себя зимнюю куртку.
— У нас водка осталась? — спросил Виталик у Володеньки.
— Хе, водка! — злорадно воскликнул Володенька. — После тебя разве что-то может остаться?!
— Цыц! — гаркнул Виталик. — Не шуми. Ты вчера, падла, нажрался сам неплохо. Ты думаешь, я ничего не помню. А вот на! (И Виталик показал Володеньке жесткую дулю, слепив ее на правом своем большом кулаке.) Думаешь, я не помню, как ты мне вчера сказал "Лизоблюд"? Думаешь, не помню? Помню!
— Нечего перед Карлсоном выслуживаться, — ответил Володенька.
— Это я-то, б**ть, выслуживаюсь?! — вскричал Виталик и внимательно сверху вниз посмотрел на младшего товарища. — Так, значит, разговор пошел. Вот, значит...
— Ты бы лучше бутылку нашел вчерашнюю, — посоветовал Володенька. — Может, там еще осталось что-то.
— То, что осталось, это не для тебя, — Виталик нагнулся к маленькому старенькому сейфу, открыл его и достал оттуда полулитровую бутылку водки. В бутылке содержимого было на добрую половину. При виде этого Виталик повеселел.
Володенька в свою очередь метнулся к сейфу и достал оттуда пластиковые стаканчики. Сказал:
— Наливай скорее. Сейчас в любую секунду Карлсон должен появиться!
— Ишь ты какой! — злорадно воскликнул Виталик. — Ишь ты — наливай! А вот тебе — накуси-выкуси! Будешь в следующий раз знать, как со старшими разговаривать. Гадский ты папа.
— Давай, наливай, мать твою! — зло сказал Володенька и поставил пластиковые стаканчики на маленький сейф.
— Ладно, — улыбнулся добродушно Виталик. — Так и быть — прощаю тебя. А что же еще с тобой делать? Сгинешь же ты без внимания взрослых. Сгинешь! Только когда ты это понимать начнешь, ума просто не приложу...
— Да ну ты наливаешь или так и будешь стоять — балалайкой торговать!? — нервно вскричал Володенька. — Тебе же, дураку, человеческим языком только что сказали — Карлсон может ворваться сюда в любую секунду, а ты стоишь и свою выкрутасную, на хрен никому ненужную, демагогию разводишь.
— Ну вот, пожалуйста, — обратился Виталик к Андрею. — Наш маленький пьяница опять бузить начал. И как с этим бороться — одному Богу известно... Эх, Володенька, Володенька, не будет из тебя никогда путного человека. Горе одно с тобой, горе...
— Что там у вас за горе-то такое случилось? — неожиданно в помещение склада вошел Карлсон, имевший привычку появляться всегда неожиданно, а главное, в самое неподходящее для этого время.
Виталик моментально повернулся лицом к входящему начальству, спрятав обе руки за спину, в одной из которых он держал бутылку. Володенька смерил Виталика ненавистным взглядом.
— Доброе утро, Александр Григорьевич, — чистосердечно улыбнулся Виталик.
— Доброе утро, пьяницы, — тяжко вздохнул Карлсон, подходя к своим рабочим, чтобы поздороваться с ними за руку.
Первым делом он поздоровался с Андреем, затем с Володенькой, а после подошел к Виталику, протягивая ему руку для рукопожатия. Виталик высунул из-за спины правую руку, чтобы поздороваться, а левую оставил держать за спиной, так как в левой руке пряталась за спиной от начальника бутылка водки.
Поздоровавшись, Виталик вернул правую руку за спину и продолжил стоять на месте перед Карлсоном с обеими руками за спиной. Карлсона это как-то насторожило.
— А что это там у тебя? — в полушутливом тоне спросил Карлсон.
— То есть — что? — Виталик сделал невозмутимый вид, будто не понимает, о чем спрашивает любознательный начальник.
— Ну это, за спиной, — уточнил Карлсон.
— Да не, ничего, — пожал плечами Виталик.
— А почему ты руки за спиной держишь? – не унималось начальство.
— Не знаю...
— А покажи-ка мне свои руки.
— Вот, пожалуйста, — Виталик сначала показал свою правую руку, а затем, спрятав ее за спину, показал левую и так же вернул за спину.
— А покажи-ка ты мне обе руки своих разом, — ехидно улыбнулся Карлсон.
— Пожалуйста, — и Виталик предъявил на обозрение начальника, Володеньки и Андрея разом обе свои руки. В руках ничего не было.
Ехидная улыбка моментально слетела с лица Карлсона. Он сделал резкий шаг вперед к Виталику, схватил того за руки и развернул к себе спиной. Виталик хотел было отскочить в сторону, но было поздно — Карлсон вытянул из-под брючного ремня поясничной части спины  рабочего полулитровую бутылку водки.
— Ну вот я так, б**ть, и думал! — нервно вскричал Карлсон, размахивая бутылкой у себя над головой.
За круговыми движениями бутылки внимательно, словно загипнотизированные, наблюдали Виталик с Володенькой. Судя по их взгляду, как отметил это Андрей, им сейчас казалось, что это не Карлсон кружит бутылку у себя над головой, а бутылка сама вращается вокруг Карлсона. 
— Мне это, б**ть, уже надоело! — начал разгораться Карлсон. — Сколько можно об этом говорить?! Изо дня в день! Изо дня в день! И так каждый день! И сколько лет уже подряд идут эти безрезультатные разговоры. Я еще раз говорю. Не нравиться работать — не надо. Я никого на силу не держу. Можете идти, куда хотите. Идите и ищите такую работу, где вам можно будет пить. Но такую работу вы вряд ли где найдете.
— Александр Григорьевич, — жалостливо сказал Виталик. — Этого больше не повторится...
— Охренеть можно! Рабочий день только начался, а он уже с бутылкой стоит... Во! И два стакана на сейфе стоят! Что, суки, не успели нажраться?! Вот так вам и надо! Вовремя я приехал. Буду теперь всегда так приезжать!
— Александр Григорьевич, — продолжал жалко бубнить Виталик, виновато глядя в пол. — Мы больше так не будем. Честное слово.
— Да сколько раз я это уже, б**ть, слышал! Вот скажите мне — сколько?!
— Отдайте, пожалуйста, бутылку...
— А вот на тебе, пьяница, а не бутылку! — и Карлсон скрутил в своем правом кулаке нервную и плотную дулю, вложив в нее немало ненависти и злобы, и сунул под нос Виталику.
Виталик несколько секунд молча смотрел на эту нервную дулю, дрожащую у него перед самым носом. Затем гордо поднял голову вверх, подошел к вешалке и начал переодеваться в рабочую одежду. Смотреть на него в эти секунды было очень тяжело. Даже сам Карлсон смягчился.
Он поставил бутылку водки на верстак и сказал уже более спокойным тоном:
— Значит, так. Сегодня Рождество. День будет укороченный. Продолжайте вязать каркасы. Я приеду после обеда. А вот что касается вот этой вот бутылки, то так и быть — я ее разбивать не буду. Будем считать, что это вам, пьяницы, подарок от меня на Рождество.
Мрачное лицо Виталика моментально просветлело.
— Но бутылку вы эту будете пить только тогда, когда закончится рабочий день.
И с этими словами Карлсон достал из кармана своей куртки маркер черного цвета и аккуратно провел им по стоящей на верстаке полулитровой бутылке, пометив тем самым уровень водки в пузыре.
— И только попробуйте, собаки, хоть на миллиметр опустить уровень водки ниже отметины, — Карлсон постучал маркером по бутылке, — останетесь без зарплаты, и будем считать, что это уже мне будет подарок от вас на рождество. Понятно?
— Да! — весело воскликнул Виталик и резко кивнул головой.
И еще раз напомнив Виталику и Володеньке о том, что они такие пьяницы, коих еще белый свет не видывал, Карлсон побежал дальше по своим делам, покинув помещение холодного склада.
— Вот видишь, какая ты пьяница, Виталий Евгеньевич, — с укоризной сказал Володенька. — Ни себе, ни людям.
— Что — ни себе, ни людям? — не понял Виталик.
— А то! — зло воскликнул Володенька. — Нужно было не трынду гонять, а наливать по стаканам. А теперь что?
— А что теперь?
— А то! — Володенька указал указательным пальцем правой руки на отметку черного маркера на водочной бутылке.
— Володенька! — смеясь, прокричал Виталик. — Солнышко мое! Не суши мне мои седые яйца. Ты что, первый день живешь?
Володенька ничего не ответил и начал переодеваться.
— Эх, Володенька, ты Володенька, — жалостливо вздохнул Виталик и взял с верстака водочную бутылку, помеченную черным маркером. Взял, отвинтил крышечку и разлил по пластиковым стаканчикам, стоящим на стареньком сейфе. — Хватит хныкать. Иди лучше выпей.
— Ты чё, дурак! — воскликнул Володенька. — А Карлсон? А маркер? А приедет? А зарплата?
— Эх, Володенька, Володенька, — Виталик взял один стаканчик с водкой, глубоко вдохнул и влил в себя содержимое стаканчика. — Эх, хорошо...
— Пьяница, — с укоризной сказал Володенька, подошел к сейфу и опорожнил свой стаканчик.
Спустя несколько минут эта бутылка была допита до конца.
Виталик и Володенька, уже переодетые в рабочую одежду, сели на старенькие деревянные стулья и закурили. Андрей пока укладывал длинные арматурные прутья на металлические козлы, готовясь приступить к вязке каркаса.
— И что теперь делать будем? — спросил Володенька.
— Что делать? — не понял Виталик.
  — С бутылкой, мать твою!
— Эх, Володенька, Володенька!
Выкурив сигарету, Виталик сразу же приступил к решению насущной проблемы. А именно — поднялся со стула, взял с верстака пустую водочную бутылку, помеченную черным маркером, и покинул помещение склада. Через несколько минут он вернулся и, подойдя к верстаку, вернул на прежнее место водочную бутылку, наполненную прозрачной жидкостью строго по отметине, которую оставил Карлсон.
— И что там? – усмехнувшись, спросил Володенька.
— Что там, мать твою! — воскликнул Виталик. — Водка!
— А где это ты, мать твою, взял водку? — удивился Володенька.
— Эх, Володенька, Володенька, — грустно улыбнулся Виталик. — Неужели непонятно, что там обыкновенная вода, набранная с крана.
— А как это ты умудрился набрать в бутылку воду, если в горлышке бутылки стоит дозатор? — еще раз удивился Володенька.
— Как, как. Уметь надо.
— А Карлсон-то не дурак. Он проверит.
— А, — махнул рукой Виталик. — Давай лучше вязать каркас. Вон, Андрюха, уже начал вязать. Немножечко поработаем.
— Но Карлсон-то не дурак, — не унимался Володенька.
— Не суши яйца, — строго сказал Виталик.
В ближайшие десять-пятнадцать минут они втроем усиленно и молча вязали арматурный каркас, прикручивая к арматуре хомуты. Готовый каркас Виталик отнес в сторону, а Володенька с Андреем положили на козлы арматурные пруты и начали надевать на них хомуты, готовясь к вязке следующего каркаса.
— Не помешало бы освежиться, — вдруг сказал Виталик, и Володенька жадно блеснул глазами.
Андрей сделал вид, будто не услышал слов старшего товарища. А слова-то старшего товарища непосредственно относились к нему, Андрею Скворцову. И из этих слов следовало, что Виталик просил у Андрея денег на бутылку в долг. Деньги у Андрея имелись, и поэтому дать старшему товарищу в долг не составляла особого труда. Тем более, сегодня пятница, день зарплаты, день отдачи долгов. Так что тут дело было не в этом. Дело было в другом. Виталик по своей душевной простоте мог опять, как, например, вчера, да и во многие другие дни, не подрассчитать свои силы и, говоря простыми словами, нажраться. Нажраться и попасть под тяжелую руку или, правильнее говоря, тяжелый язык Карлсона. То есть под жуткую ругань и маты. Также под эту ругань и маты мог попасть и сам Андрей Скворцов, как спонсор злоупотреблений Виталика. Карлсон не раз уже высказывал Андрею о том, как это не эстетично занимать пьяницам деньги на водку.
— Андрей Александрович! — громко сказал Виталик, решив подойти к этому вопросу вплотную. — Займите нам с Володенькой немного денег, а то, знаете ли, что-то выпить вдруг очень сильно захотелось.
— Виталий Евгеньевич, — серьезно сказал Андрей. — Занять-то я могу. Но тут существует кое-какая проблема.
— И какая? — спросил Виталик.
— А такая! Что нечего мне при Карлсоне деньги отдавать после получки. Карлсон догадывается, что я тебе на водку занимаю. Догадывается, и потом очень скверно на меня ругается. Особенно, если вы, уважаемый Виталий Евгеньевич, в очередной раз соизволите нажраться в рогалик.
— В рогалик?
— Да, в рогалик. Или, даже, в говно.
— Ну что вы, что вы, Андрей Александрович! — воскликнул Виталик. — Сегодня всё под контролем. Сегодня никаких рогаликов и никакого говна. Что вы?!
— Точно?
— Век водки не видать!

В двенадцать часов тридцать пять минут дня обеденный перерыв был в самом разгаре. К половине первого Виталик и Володенька уже давно успели выжрать полулитровую бутылку водки, на которую Андрей денег занял еще с утра. И оттого Андрей был вынужден к началу обеда занять еще на одну поллитровку, за которой тут же метнулся Володенька. Володенька прибежал с бутылкой ровно в двенадцать часов, и Виталик громогласно объявил, что обед начался.
Андрей пил горячий чай, а Виталик с Володенькой жрали водку. Причем жрали ее очень весело и громко, рассказывая друг другу наперебой различные смешные истории. И вся суть этих историй сводилась практически к одному сюжету — приперлись на работу, опохмелились, похорошело, продолжили, нажрались, приехал Карлсон и начал злобно ругаться. И было очень весело.
— Ты помнишь, ты помнишь, ты помнишь! — радостно и возбужденно кричал Виталик, стараясь перекричать Володеньку. — Ты помнишь, как ты готовым валялся в декабре как-то в пятницу, когда мы работали перед новым годом на прокуратуре. Нажрался, нашел себе шхеру, завалился туда и обоссался! Хо-хо-хо! Помнишь?!
— Хо-хо-хо! — не менее радостней кричал Володенька, видимо, довольный от тех воспоминаний, что он когда-то (и это, признаться, было не раз) нажрался и произвел во сне непроизвольный акт мочеиспускания. — Ха-ха-ха! А ты вспомни себя, Виталий Евгеньевич. Когда ты нажрался и обоссался прямо на глазах у дяденьки Карлсона и у тетеньки-депутата — заказчицы работ.
— Хо-хо-хо! Ой, Володенька! Солнышко ты мое ненаглядное! — возмущенно воскликнул Виталик. — Что же это вы-то такое тут говорите. Обоссался! Да когда же это было?
— Когда?! — вскричал Володенька. — Да я смотрю у вас, Виталий Евгеньевич, помять-то больно худая будет. Когда обоссался? В прошлом году, когда мы работали на церкви. Лето стояло жаркое. День пятница шел к концу. Ты нажрался так, что еле дополз до будки. Там завалился на лавочку и лежал, пока Карлсон не приехал. Карлсон приехал с какой-то депутатихой и первым делом побежал в будку, в которой чертежи лежали. Забежал в будку, а там ты лежишь, и под твоей жопой на полу, под лавочкой, лужица зловонная растекается. А рядом с Карлсоном тетенька-депутат стоит и смотрит на эту лужицу. Что, не помнишь этого?
Виталик волевым человеком поднялся со стула и жестко сверху вниз посмотрел на Володеньку. Володенька невинно заморгал глазками.
— Так вот что я тебе хочу, Володенька, сказать, — серьезно сказал Виталик своему младшему товарищу. — Раз у нас уже такой разговор зашел, то я тебе вот что скажу. Обоссаться — это нормально для мужчины. Потому что в жизни всякое бывает. Ты меня понимаешь?
— Виталий Евгеньевич, ну что ты это подорвался, — Володенька замахал перед Виталиком руками. — Присядь на стул. Что ты начинаешь?
— Это я начинаю?! — Виталик сделал несколько шагов в сторону и вернулся обратно. — Я не понял. Ты мне хочешь что-то предъявить?
"Однако всё же не стоило им занимать денег на вторую бутылку, — подумал Андрей, видя, как начинает разгораться Виталик. — Не дай Бог еще сейчас приедет Карлсон, увидит, в каком состоянии находится Виталий Евгеньевич, и начнется... Хотя с другой стороны, если посмотреть на это дело, то пусть приезжает. Мне будет на что посмотреть."
К сожалению, Андрей Скворцов был вынужден для самого себя признать тот факт, что в этой жизни ему особо смотреть было не на что. И, возможно, оттого такие картины, в коих Карлсон ненавистно проклинал пьяницу Виталика и в придачу нередко пьяницу Володеньку, иногда ну просто радовали глаз. На это порой, действительно, было весело смотреть.
— Виталий Евгеньевич, давай лучше выпьем, — Володенька взялся за бутылку, и при виде таковой Виталик успокоился и скоренько подобрел.
Володенька разлил по стаканчикам, друзья выпили и сразу же сменили тему разговора на более дружелюбный лад.
— Эх, Володенька, Володенька, — задушевно сказал Виталик. В его словах было столько чувственности, что Андрею на секунду показалось, что Виталик сейчас заплачет самым натуральным образом. — Солнышко ты мое. Вот видишь, какая нам жизнь нелегкая досталась...
"Жизнь, мать ее, — подумал Андрей, прячась в теплую фуфайку и смотря, как холодный воздух гонит пар из кружки горячего чая, сжатой в замерзших руках. — У каждого она своя. Кому какая перепадет. И кто решает, кому какая перепадет? Господь Бог? А есть ли он или это великая мистификация, как массовые сказки про НЛО? Вот сидят рядом со мной два человека. Они хорошие парни, правда, пьют много. Но они считают, что жизнь без водки неинтересна. Почему они так считают — им видней. Вот скоро приедет Карлсон и начнет ругаться на хороших парней. Он тоже хороший парень, правда, не любит, когда его рабочие пьют, ибо в таком случае падает производительность труда. Соответственно, уменьшаются его, буржуйские доходы. И так оно везде: рабочие пьют — начальники ругаются. Жизнь, мать ее..."
— Андрей Александров... ик... ич! — радостный крик Виталика вывел Андрея из мрачных размышлений. — Что вы там скучаете? Не хотите ли за рождество пропустить полтишок?
— Нет, не хочу, — вяло ответил Андрей.
— Ну как хотите. А мы с Володенькой выпьем еще немного. Праздник всё-таки как-никак. Володенька, наливай.
И Володенька бодро схватился за бутылку.
Не менее бодро в помещение холодного склада вбежал Карлсон. Вбежал и замер на пороге при виде Володеньки с бутылкой в руке. На несколько секунд воцарилась мертвая тишина. Виталик, Володенька и Андрей привычно смотрели на Карлсона. Карлсон смотрел на бутылку в руках Володеньки. Затем перевел взгляд на бутылку помеченную маркером.
Андрей всем своим нутром чувствовал, как отсчитываются последние секунды мертвой тишины перед намечающейся бурей. Это же чувствовали Виталик и Володенька.
— Александр... ик... Григорь... ик... — залипающим языком пробормотал Виталик, указывая на бутылку помеченную маркером. — Вот посмотрите... Ик... Отметина стоит на том же самом месте. Мы... ик... ничего не пили... Правда, Володенька?
— Угу, — кивнул Володенька и посмотрел на бутылку в своих руках. — Нет, не пили...
— Ну вот спасибо вам, ребята, большое! — злорадно вскричал Карлсон. — За то, что вы мне сделали подарок на рождество! Можете собираться и ползти домой. Зарплату я вашу оставляю себе.
— А... — протянул Виталик, не понимая, о чем это начальник.
— Бэ-э-э! — злобно протянул Карлсон. — Что я вам сегодня утром говорил? Нажретесь — останетесь без денег. Говорил? Говорил!
— Так ведь оно вот же, — Виталик указал рукой на бутылку помеченную маркером. — Отметина на месте. Мы не пили с той бутылки.
— Не пили! — закричал Карлсон. — А у Володеньки, что в руках? Что? А ну давай ее, б**ть, сюда!
И с этими словами Карлсон стремительно метнулся к верстаку, за которым обедали Виталик с Володенькой. Подбежал и вырвал бутылку из рук Володеньки.
А дальше было то, что бывало уже не раз. Ругань, маты, проклятия, угрозы увольнения — со стороны Карлсона, и обещания больше на работе не пить со стороны Виталика. Со стороны Володеньки мертвая тишина.
— Всё, б**ть! Мне это уже надоело! — кричал Карлсон. — Виталий Евгеньевич. Ты понимаешь, что это такое? На! До! Е! Ло! Всё, хватит. Катись к чертовой матери. Ищи работу себе в другом месте. Понял?!
— Александр Григорьевич, — жалобно стонал Виталик. — Не увольняйте меня, пожалуйста. Я единственный кормилец в семье.
— Ты пьяница, блять, а не кормилец!
— Да... я пьяница, — тихо и горько сказал Виталик, понурив голову.
— Ик, — икнул Володенька.
Карлсон посмотрел на Володеньку, чей взгляд абсолютно ни о чем здравомыслящем не рассказывал, затем вновь взглянул на Виталика, стоящего с понуренной головой, тяжко вздохнул, выплатил всем зарплату, как положено, и отправил домой на заслуженные выходные.
 
К началу второго часа дня Андрей был уже дома. Привычно переоделся в домашнюю одежду и зажег на газовой плите огонь с целью вскипятить воду в чайнике. Взглянул в окно и увидел, как на улице начался снег.
Андрей любил снег. Любил его с самого детства и особенно тогда, когда снег выпадал в канун нового года. Выпадал и лежал, придавленный легким морозцем, и темным вечером свет фонарных столбов окрашивал снежный наст серебристым цветом. А дома по телевизору показывали такой сказочный и фантастический мультфильм "Снежная королева". И наряженная новогодними игрушками елка при выключенном свете играла разноцветными гирляндами. И подарки под елкой утром первого января. И не было ничего прекраснее всего этого...
Шли годы. Андрей из маленького мальчика превращался в юношу, затем, поди уже, и до мужчины дошел, но воспоминания тех чувств, которые он испытывал в детстве, в канун сказочного праздника, до сей поры жили в его памяти и в сердце. И до сей поры Андрей любил новый год и снег.
В декабре же прошлого года снега и близко не было, и только сейчас, в январе, снег, похоже что, наконец-то заявил о себе. Поначалу с мрачного темного неба сыпалась мокрая крупа, которая быстро таяла, превращаясь на асфальте в грязь. Но снег продолжал идти. Температура опускалась. И опустившись ниже нулевой отметки, приказала снегу жить.
Андрей пил горячий чай с лимоном и зачарованно, словно ему сейчас было не больше пяти лет, смотрел в окно. За окном бушевала зима. Снег ложился на крыши домов, на асфальт улиц, на голые палисадники, накрывая собой черствую мерзлую землю, из которой торчали угрюмые деревья с голыми коричневыми ветвями. 
И лишь только с наступлением темного вечера снег успокоился. Затих ветерок, который присутствовал во время снегопада, и наступила прозрачная морозная тишина. И Андрей ну никак не мог, чтобы перед сном не прогуляться по первому снегу и не подышать свежим воздухом.
На часах было где-то начало восьмого вечера, когда Андрей оделся и, не выключая в квартире свет, так как не собирался задерживаться долго на темной улице, вышел из дому на легкую вечернюю прогулку.
Выйдя из подъезда, Андрей посмотрел сначала направо, затем налево. Дорога, покрытая тихим снегом, вела, как и направо, так и налево. Можно было идти и туда, и сюда. Всё равно куда. Андрей решил пойти налево.
Он прогуливался по темным, практически безлюдным, дворам, вдыхая аромат свежего морозного воздуха. Прогуливался не спеша, размышляя о жизни, радуясь мелочным счастливым моментам, например, таким, что завтра суббота — выходной день, и послезавтра воскресенье — также выходной. И понедельник, кстати, тоже выходной день за счет того, что в пятницу — день рождества — был рабочим. Впереди виделось три выходных, которые, впрочем, занять было нечем. Ну, разве что, отдыхом.
Андрей так сильно задумался о предстоящих выходных днях, коих уже немало было в его жизни, и дай Бог еще больше будет, как не заметил двух подозрительных личностей в пьяном виде, резко выскользнувших из-за угла пятиэтажного дома.
— Эй, браток, у тебя огонька не найдется? — нагло спросил у Андрея один из них.
Андрей тяжко вздохнул, почувствовав неладное. И быстро осмотрелся по сторонам. А вокруг не было ни души. Темный двор был пуст и безлюден.
"Чего это ты по сторонам-то своей головушкой крутишь? — с легкой ехидностью спросил внутренний голос. — Помощи ждешь? Позор! Ты уже взрослый. Должен уметь сам за себя постоять. Тем более, их всего лишь двое."
— Нет, не будет, — спокойно ответил Андрей, надеясь, что эти двое пойдут дальше с миром.
Андрей ответил правдиво — у него при себе не было ни спичек, ни сигарет.
Но эти двое с миром, видимо, уходить не собирались.
— А-а-а, — с наглой издевкой протянул тот, который несколько секунд назад попросил огонька. — Не куришь? Здоровье бережешь?
Андрей быстренько осмотрел этих двоих пьяниц, так неожиданно появившихся перед ним. Лет им было, примерно, столько же, как и Андрею, и это можно было определить по их отвратительным физиономиям, так омерзительно смотрящимся в темноте улицы.
— Извините, я спешу, — вежливо сказал Андрей и попытался было сделать шаг в сторону, как пьяница, просившая огонька, схватила его за рукав куртки.
Сигнал опасности моментально взвыл в голове Андрея и адреналин подскочил до высокой отметины.
— Отпусти руку, сука! — ненавистно вскричал Андрей и резко дернул рукой, которая была в руках преступника.
То ли преступник отпустил руку Андрея, то ли Андрей сам сумел вырваться, но, как бы там ни было, он не сумел удержаться на ногах и повалился в снег палисадника, споткнувшись об бордюр. Упал под куст, и с голых ветвей этого куста на него посыпался снег.
— Ты чё! О**ел! Козел! — дико закричала преступная сволочь, перепрыгнула через бордюр и, подскочив к лежащему на снегу Андрею, ударила молодого человека ногой. Удар ноги пришелся Андрею по левому бедру. Удар этот оказался не очень болевым. Страшнее было то, что Андрей лежал на земле перед двумя стоящими противниками. Страх моментально заставил его начать подниматься с земли.
— Лежать! — закричал преступник и еще раз ударил Андрея ногой. На этот раз удар пришелся Андрею в плечо. Теплая куртка погасила силу удара, но Андрей опять растянулся под кустом, задев его головой. С куста вновь посыпался снег на Андрея, прямо на лицо.
  — Гы-гы-гы! — дебильным смехом заржала преступная сволочь. — Покушай, сука, снежочка. Гы-гы-гы!
— Ладно, Рыба, — снисходительно махнул рукой второй пьяница. — Оставь его. Пойдем домой. Пусть живет и помнит нашу милость.
Ненависть и злость к врагу просто душили Андрея. Собрав все силы для рывка, он перевернулся на живот, чтобы вновь попытаться вскочить на ноги. Но тут произошло ужасное.
Рыба набросился на Андрея в тот момент, когда Андрей находился в положении лицом вниз. Запрыгнул на него, вскочил на спину, и Андрей ощутил на своем горле крепкие и шершавые руки напавшего сзади. Эти руки начали сжимать ему горло, и в следующую секунду Андрей почувствовал, что задыхается. И вот тут стало по-настоящему страшно.
Андрей попытался своими руками сорвать с себя руки пьяной мрази, но, похоже, силы были неравны. И сейчас позвать на помощь не казалось Андрею зазорным, но сделать это передавленным горлом уже было невозможно. Ком отчаяния, боли и страха застрял у него в горле. В голове пульсировала только одна мысль — как это так? Как это так можно ни за что и ни про что напасть на незнакомого прохожего, и не просто начать избивать его, а самым натуральным образом убивать?!
"Как это так! Неужели, это смерть?! Неужели, жизни больше не будет?! Неужели, меня завтра найдут поутру здесь, в снегу, под этим голым кустом?! А найдут ли эту мразь потом? Накажут? Или она так и будет безнаказанно топтать эту землю... Нет, мать твою! Не сдавайся! Дерись! Вперед!"
Андрей задыхался, чувствовал, что близок к потери сознания, но продолжал своими руками пытаться стянуть со своего горла отвратительные руки преступника.
— Рыба! — услышал он голос второго пьяницы у себя над головой. — Не гони! Отпусти его!
— Гы-гы-гы! — заржал Рыба и... снял руки с горла Андрея. А затем и вовсе встал с жертвы и поднялся на ноги.
Хрипло кашляя и судорожно дыша Андрей перевернулся на спину. В полметре от него стоял неизвестный Рыба и ехидно смотрел на Андрея сверху вниз.
— Ну что, сука, — сказал Рыба. — Ты понял, что рыпаться тебе бесполезно? Или тебе еще что-нибудь показать?
Андрей сломал в себе сильное желание сказать противнику, что он всё понял и ему больше ничего показывать не надо.
"Никаких унижений! — кричал внутренний голос. — Никаких! Быстро вставай на ноги и убегай. Будем считать, что отступление — это тоже тактика боя."
Но Андрей не мог так быстро подняться на ноги. Для этого нужны были силы. А силы обещали придти только через несколько секунд. А значит, ближайшие несколько секунд Андрей еще будет представлять беззащитную мишень для врага.
— Ладно, сучка, живи, — сказал Рыба Андрею. — Я пошутил. Убивать я тебя не буду. А ты что, поверил, что я сейчас тебя задушу? Поверил. Гы-гы-гы! Хрипел, как падла. Обоссался, небось. Сучка! Колик, ты видел, как эта падла хрипела?
— Пойдем, Рыба, — сказал Колик. — Нечего здесь стоять. А то он еще ментов вызовет.
— Вызовешь ментов? — спросил Рыба у Андрея. — Будешь им рассказывать, как тебя пытались задушить?
Андрей ничего не ответил. Он чувствовал, как ненависть, злоба и отвращение к стоявшему перед ним сосредоточились в его глазах. Сосредоточились и сжались в невидимый кулак. Кулак трясся, держась на натянутой пружине. Пружина не выдержала и растянулась с немыслимой скоростью. В глазах Андрея мелькнула яркая вспышка. И сквозь желтую пелену огня он увидел...
Рыба взлетел вверх, словно его подбросила невидимая сила. Взлетел быстро, в полсекунды достигнув уровня пятого этажа, стоявшего поблизости пятиэтажного дома. Это произошло так быстро, что Андрей поначалу не поверил своим глазам.
Очутившись на уровне пятого этажа, Рыба наконец-то осознал, где он находится, и дико заорал, размахивая в воздухе руками и ногами. Не больше двух секунд отменный негодяй висел в воздухе. Затем сила земного притяжения позвала его обратно.
Отменный негодяй полетел вниз, но слегка поменяв направление. И это, изменение направления падения, спасло ему жизнь, ибо он приземлился не на асфальтированную дорожку, а в палисадник рядом стоящего дома, рухнув с хрустящим звуком на голые ветви дерева. Рухнув и застряв там. С дерева посыпался снег.
— Рыба! Рыба! Что с тобой? — закричал Колик и бросился к дереву, в кроне которого застрял товарищ.
— Что это?! Что это?! — кричал Рыба, хватаясь за ветки руками, повиснув вниз головой. — Я летаю! Я летаю! Я не хочу...
На втором этаже, напротив ветвей, в которых застрял отменный негодяй, открылось окно и раздался свирепый женский голос:
— А ну, хватит орать, алкаши треклятые! Как вы уже осточертели со своими пьяными воплями! А ну, валите отсюдого, а то сейчас милицию вызову!
— Не надо, не надо милицию! — кричал Колик, пытаясь залезть на дерево, видимо, с целью помочь своему товарищу спуститься на землю. — Мы сейчас уйдем! Уйдем и больше никогда сюда не придем!
— А ты чего, сука, на дерево залезла и орешь не своим голосом?! — кричала женщина на Рыбу. — Ты что, совсем уже мозги последние от водки потеряла, сука ты алкашечья?! Это надо же было так нажраться, что залезть на дерево и орать! Да когда же вы, суки алкашечьи-то, нажретеся?!
— Я не хочу больше летать! — крик Рыбы перешел на плачь. — Тетенька, помогите мне, пожалуйста. Я больше не буду пить...
Андрей тем временем поднялся на ноги, стряхнул не спеша со своей одежды снег и уходить пока никуда не собирался. Картина, представшая его взору с болтавшимся вниз головой в кроне дерева отменным негодяем, была крайне занятна. Пропустить такое кино ну просто было бы грешно.
— Какая я тебе на хрен тетенька, сука ты алкашечья! — кричала женщина из раскрытого окна. — Вот я тебе сейчас покажу, чтобы ты знал, алкаш конченный, как по ночам по деревьям лазить и в окна смотреть, дрочун эдакий.
Женщина на несколько секунд исчезла в проеме окна, а затем появилась, держа в руках кастрюлю объемом литров на пять. Из раскрытой кастрюли шел пар, отчетливо клубившийся на морозном воздухе. Это говорило о том, что в кастрюле был крученый кипяток.
— На дрочун, получай! — и с этими словами рассерженная женщина выплеснула всю кастрюлю разом на, торчавшего в кроне дерева вниз головой, отменного негодяя.
Пять литров крученого кипятка звонко плесканули Рыбе по заднице.
— И-и-и-и-и-и! — дико и жутко заверещал Рыба. — Моя жопа! Мои яйца! Моя пися! О-о-о-о, моя писинька! И-и-и-и-и-йя-я-я-я-я! Писинька моя!
Окно на втором этаже громко захлопнулось.
Решив, что дальше здесь делать абсолютно нечего, Андрей скорым шагом поспешил домой. Злоба и ненависть вышли из него, и он чувствовал даже какое-то легкое сострадание к Рыбе, которому крученым кипятком ополоснули и зад, и пах. Крученый кипяток — это не шутка. Крученому кипятку — штаны и трусы на жопе совсем не помеха.
А еще Андрей думал о том, чему стал свидетелем несколько минут назад. Как такое могло случиться, что взрослого человека ни с того и ни с сего подбросило вверх на высоту пятиэтажного здания? Что это было такое? Аномальное явление? Проделки НЛО? Тайные военные эксперименты? Или же это полный ненависти и злобы взгляд Андрея мог такое сотворить...

Андрей, находясь в очень взбудораженном состоянии, ворвался в свою квартиру. Быстро разделся и надел на себя домашнюю одежду. В своей комнате он положил на середину письменного стола полный спичечный коробок, сделал два шага назад и нацелил свой взгляд на спичечный коробок. Ничего такого интересного не произошло. Коробок со спичками по-прежнему находился на своем месте.
Тогда Андрей вплотную подошел к столу и склонился над коробком, пытаясь надавить на коробок взглядом. Опять ничего.
— Да что же это такое, — Андрей отошел от стола. — Неужели мой взгляд здесь абсолютно ни при чем и эта сука алкашечья взлетела вверх совсем по другой причине? А жаль.
Андрей вновь посмотрел на спичечный коробок, пытаясь на его месте представить ненавистную физиономию отменного негодяя Рыбы.
"Разозлись, — посоветовал внутренний голос. — Разозлись как следует!"
И Андрей разозлился. Злость ему предали недавние воспоминания того, как Рыба напугал его чуть ли не до смерти, когда начал душить. Как смеялся и оскорблял Андрея. Как несколько раз назвал его "сучкой".
— Сучка! — воскликнул Андрей. — Ах ты, гнида алкашечья! Будь ты проклят, мразь!
Спичечный коробок словно ветром со стола сдуло. Он улетел под кровать, тихо хрустнув спичками.
— Вот так вот, мать твою! — злорадно вскричал Андрей. — Вот так вот, сукины дети! Теперь всё будет по-другому! Ух, блин!
"Что теперь будет по-другому?" — спросил внутренний голос. 
— Ну и ну, мать твою, — Андрей заметался по своей тесной комнатушке. — Ну и дела. Вот чудеса-то. В это просто невозможно поверить. Сейчас, сейчас еще что-нибудь придумаем.
Он подбежал к кровати, встал на четвереньки и нащупал под кроватью спичечный коробок. Достал его и вернулся к столу. Положил коробок на середину стола. Отошел от стола и посмотрел на коробок. Коробок лежал, как неживой.
Андрей сосредоточился, сфокусировав зрение на коробке, и мысленно отдал команду — "Коробок, лети вверх."
Спичечный коробок взлетел к потолку, ударился об потолок и упал на пол.
— Ох! Ре! Неть! — закричал Андрей. — Охренеть просто можно! Вот это да! Вот это, мать твою!
Что бы хоть как-то успокоиться, он выскочил на балкон и там нервно скурил сигарету. Вернулся в комнату и взглядом закрыл балконную дверь.
— Охренеть просто можно. Охренеть.
После холодной улицы и после того, как его обваляли в снегу, Андрей решил выпить большую чашку горячего чая с лимоном. Он прошел на кухню и поставил чайник на огонь. Сел на табуретку, облокотился спиной об стену и, смотря на огонь, задумался.
— Если я полчаса назад, на улице, сумел подбросить до пятого этажа суку алкашечью, а эта сука, ну, килограмм семьдесят весит, а сейчас радуюсь тому, что подбрасываю в воздух спичечный коробок, который весит всего лишь несколько грамм, то чему я сейчас радуюсь? Это во-первых. А во-вторых — есть ли разница в управлении предметами различной весовой категории? То есть легкими предметами управлять намного легче, нежели чем тяжелыми. Вот на эти вопросы я должен срочно найти ответы.
Решив, что обыкновенная вилка весит тяжелее спичечного коробка, Андрей взял вилку, положил ее на кухонный стол и взглядом подбросил несколько раз в воздух. Ничего в этом трудного не было.
— Нет, — сказал Андрей. — Для таких опытов нужен предмет намного тяжелей вилки. Что же такое придумать?
В квартире Андрея имелось в наличии немало предметов, которые весили намного тяжелей вилки и спичечного коробка, такие, как компьютер, холодильник, стиральная машина, мебель, но ими Андрей не решился жонглировать в страхе за живучесть вышеупомянутого имущества.
Через пять минут Андрей пытался засыпать пару чайных ложек сахара в кружку чая. Пытался с помощью глаз. Осторожно поднял чайную ложку со стола и направил ее к стоящей рядом сахарнице. Ложка очень быстро метнулась к сахарнице. Пролетела над сахарницей и ударила в стену. Отлетела обратно на стол. Андрей опять попытался подвести ложку к сахарнице.
"Главное, не делай резких движений, — советовал внутренний голос. — Не делай резких движений."
— Каких на хрен резких движений, — медленно проговорил Андрей, держа на весу чайную ложечку в десяти сантиметрах над поверхностью стола. — Как я могу что-либо делать или не делать, если я сам еще до конца не разгадал данную аномалию. Аномалия эта хоть до конца не разгаданная, но очень интересная.
"Не думай резко, — продолжал, словно делился опытом, внутренний голос. — Прикажи ложечке осторожно приблизиться к сахарнице."
— Иди к сахарнице, — тихо сказал Андрей.
"Это делать нужно мысленно!"
Андрей мысленно отдал данный приказ. На этот раз ложечка медленно приблизилась к сахарнице. Затем Андрей заставил ложечку нырнуть в сахарницу и черпнуть сахара. Дал ложечке горизонтальное положение, чтобы сахар не рассыпался, и начал подводить ложечку к чашке чая. Вроде бы всё получалось.
"Чашку далеко от сахарницы поставил, — заметил внутренний голос. — Далеко ложке плыть."
— Отвянь, — сказал Андрей своему внутреннему голосу. — Надо будет, и за километр чашку поставлю.
После успешной операции по доставке сахара в чашку с чаем, Андрей начал медленно разбалтывать ложечкой сахар в чае. Разбалтывал, разумеется, взглядом. Сначала не спеша, затем быстрее, а потом с такой скоростью закружил ложечку в чашке, что полчашки чая расплескалась по кухонному столу.
— Мать твою! — зло выругался Андрей. — Сукины дети! Алкаши проклятые! Как их там, б**ть, зовут? Рыба и Колик — треклятый алкоголик. Ладно, гниды, я с вами еще встречусь. Похоже, что вы местные ублюдки. А я, кажись-ка, знаю, где местная челядь собирается.
Через несколько минут Андрей жонглировал кухонным ножом. Нож летал по всей кухни, в попытке совершить пикирующую атаку на кухонный стол, посреди которого лежало блюдечко с лимоном. В задачу ножа входило подойти к лимону и плавно отрезать одну дольку. Вот наконец-то нож спикировал к лимону и вонзил свое лезвие в цитрусовый. Но получилось не так ювелирно, как хотелось. Нож громко звякнул об блюдечко, и лимон липкими брызгами разлетелся по всей кухне.
"Может, нож тупой попался?" — предположил внутренний голос.
Решив взять перерыв, Андрей принялся наводить на кухне порядок. Убрал с кухонного стола разбрызганный чай, а с пола остатки лимона. Затем с помощью рук засыпав сахара и положив дольку лимона в новую кружку с чаем, Андрей отправился в комнату. Там он сел за стол и вошел во всемирную компьютерную сеть через программу "Google".
В поисковой строке Андрей напечатал "Передвижение предметов взглядом".
Всемирная сеть моментально выдала Андрею неисчислимое количество сайтов, на которых описывались всякие различные аномальные явления. Та аномалия, которой заинтересовался Андрей, называлась психокинезом. Андрей внимательно подошел к изучению данной проблемы. Просидел перед монитором целый час и в конечном итоге осознал тот факт, что данная аномалия в официальной науке считается теорией и что в реальности не было зафиксировано ни одного реального случая психокинеза, если не считать бессчетное количество различных шарлатанов и фокусников.
— Но я-то ведь не фокусник, мать вашу, — Андрей с гудящей головой от усиленного чтения с монитора поднялся из-за стола. — Охренеть можно. Откуда у меня вдруг такие возможности? У меня в роду, насколько я помню, не то что аномалий, шарлатанов даже не было. Странно. Очень странно. Может, пережитый страх из-за того, что меня чуть не задушила сука алкашечья, породил на свет во мне такие способности? Однако сукам алкашечьим придется ответить за это. Особенно этому Рыбе. Будь он проклят... Однако время уже двенадцать часов ночи...
Андрей почувствовал, как усталость навалилась на него. Усталость была невидимой и тяжелой. Она давила на всё его тело, и глаза закрывались сами по себе.
— Спать, — тихо сказал Андрей.
Он прошелся по квартире, везде выключая свет. Два раза проверил запертую входную квартирную дверь. Вернулся в комнату, выключил компьютер, разделся и лег под теплое одеяло.
И только сейчас, когда он закрыл глаза, ему в голову пришла мысль следующего содержания. А не могла ли это психокинетическая аномалия быть связана с тем страшным сном, приснившимся ему прошлой ночью с четверга на пятницу? И сон ли это был вовсе?
— Ну и ну, — прошептал Андрей. — Неужели ко мне и вправду что-то приходило прошлой ночью?
Развить дальше эту мысль Андрей так и не сумел, ибо сильная волна сна поглотила его с легкостью тихого прибоя.

Суббота. Седьмое января.
Андрей проснулся в семь часов сорок пять минут. Встал с кровати, надел носки, затем спортивные домашние штаны и футболку. Пошел в ванную комнату умываться. И тут же вспомнил события вчерашнего вечера. Испугавшись, что психокинетические способности за время прошедшей ночи ушли от него, Андрей стремительно бросился на кухню, еще не до конца проснувшейся головой придумывая, что бы такое сотворить.
— Чашка для чая пусть ляжет на стол! — воскликнул Андрей.
Ни чашки, ни тарелки, ни вилки с ложками, лежащие на посудных полках над раковиной, даже не звякнули. У Андрея екнуло сердце от страха при мысли о том, что дар психокинеза действовал в нем только вчера вечером.
"Идиот, — вяло сказал внутренний голос. — Что ты разорался, как дурень, с утра по раньше? Ты хоть взгляни на ту чашку, какую ты хочешь увидеть на столе."
Андрей нацелил свой взгляд на одну чашку белого цвета с красными кружочками по бокам и мысленно приказал чашке выдвинуться к кухонному столу. Керамическая чашка взлетела с полки и полетела на кухонный стол. Скорость полета была высока и, соприкоснувшись с кухонным столом, чашка разлетелась вдребезги.
— Вот блин! — Андрей злобно топнул правой ногой. — Это же была моя любимая чашка! Она была приобретена еще до моего рождения. Антиквар, так сказать, эпохи советского периода.
"Я же тебе еще вчера говорил, — сказал внутренний голос. — Внимательней отдавай команду. Не спеши. Некоторые предметы могут не переносить больших скоростей!"
— Да и черт с ней, с этой чашкой, — улыбнулся Андрей. — Главное, что аномалия работает.
Убрав со стола осколки керамики и приняв утренний, как говорится, туалет, Андрей в восемь часов тридцать минут утра вышел на улицу немного прогуляться, а заодно поискать вчерашних на него напавших.
Пройдя несколько стандартных пятиэтажек, расположенных строго друг за другом, Андрей вышел к заброшенной стройке. Трехэтажное строение из камня и бетона, с еще не оштукатуренными стенами и мрачными пустыми глазницами окон,  огораживал повалившийся в некоторых местах от времени деревянный, наполовину сгнивший, забор. Когда-то здесь пытались воздвигнуть очередной супермаркет, а ныне в заброшенных, никем не охраняемых, каменно-бетонных казематах собирались бомжи и алкаши с целью распития спиртных напитков.
Уже на подходе к недострою Андрей услышал громкие пьяные разговоры. Остановившись в двадцати метрах от деревянного забора, молодой человек спрятался за металлический, закрытый на все ставни и давно не работающий, ларек. Осторожно выглянул из-за угла ларька. Сквозь проем в деревянном заборе хорошо просматривалась часть первого этажа недостроенного здания. А сквозь большой оконный проем можно было рассмотреть группу алкоголиков, сидящих на самодельных лавочках вокруг самодельного столика, сделанного из досок и фанеры. На самодельном столике стояло несколько полупустых бутылок водки и лежала кое-какая нехитрая закуска в виде дешевых рыбных консервов и грубо нарезанной большими ломтями буханки хлеба.
Внимательно рассматривая диспозицию, Андрей насчитал пять алкоголиков — трех мужчин и двух женщин. Двое мужчин были молоды и одеты более-менее поприличней, и Андрей узнал их сразу. Вчерашние напавшие на него. Третий, судя по обшарпанной и драной одежде, возможно, являлся самым натуральным бездомным, и сколько ему было лет — определить не представлялось возможным из-за большой бороды и облезлой шапке-ушанке, надетой на самые глаза.
Два других алкоголика — женщины. Одной лет так, примерно, под пятьдесят, маленькая и худенькая, пряталась под ободранной большой шубой советской эпохи годов так семидесятых,  другая помоложе — не старше тридцати, слегка полноватого телосложения, с толстым испитым лицом, в рваной кожаной куртке, в стареньких джинсах и вялых кедах. Женщины эти, возможно, уже были бомжами.
Но они, судя по громким радостным крикам и дебильному смеху, похоже, нисколько не печалились своей участи — вот воистину насколько страшна водка! Громкие крики и дебильный смех вспыхивали периодически по мере прослушивания того, что возбужденно рассказывали Рыба и Колик (особенно в своем повествовании бесновался Рыба). Что же касается бородатого бездомного, то он, казалось, не проявлял никакого интереса к рассказу Рыбы и постоянно косился на бутылки с водкой.
— А потом! А потом я полетел! — возбужденно кричал Рыба. — Я взлетел до пятого этажа! Повисел немного в воздухе и полетел вниз. И приземлился на дерево. Вот, Колик не даст соврать. Правду ли я говорю, Колик?
— Истинная правда, — сказал Колик и для правдивости своих слов перекрестился. — Рыба взлетел в воздух. И мы до сей поры не можем понять, что это было.
— Взлетел в воздух! — возбужденно кричали алкоголички. — Взлетел! Ха-ха-ха! Хо-хо-хо! Такого просто не может быть!
— Может, мать вашу! — пьяный Рыба злобно хлопнул кулаком по фанерной столешницы. — Вы еще так, б**ть, не летали, чтобы смеяться надо мной!
Алкоголички вмиг перестали смеяться, в страхе получить от Рыбы затрещину или же крепкую оплеуху. (В бомжатско-алкашечьей среде аристократический такт отношения к дамам отсутствует напрочь.)
— Ладно, хорош воду трясти, — сказал бородатый бомж в шапке-ушанке. — Давайте, что ли, выпьем.
— Ну так наливай, старый пень! — воскликнул Рыба. — Вас, б**ть, пои, так и еще услужи. Наливай, наливай, да поровну.
Бородатый бомж тяжко вздохнул от только что выслушанных оскорблений, но — что поделать, и потянулся к бутылке.
— А я сейчас бутербродиков сделаю, — старая алкоголичка потянулась своими грязными руками к открытой консервной банке. — Вот хлебушка у нас еще немного осталось, на сегодня хватит...
Послушав еще несколько минут эту жалкую алкашечью трескотню о хлебушке, да о том, что скоро на районе откроется новая помойка, да возбужденных воплей Рыбы про то, что он вчера немного полетал, Андрей решил приступить к решительным действиям.
В нескольких метрах от большого окна первого этажа, в проеме которого хорошо просматривалась пьющая компания, Андрей заприметил крепкий, еще не сгнивший, черенок от лопаты. Скворцов нацелил на черенок от лопаты взгляд, и импровизированная дубина на несколько сантиметров сдвинулась с места.
— Мало того, что я свалился на это треклятое дерево, будь оно неладно со своими острыми ветками, и изорвал себе всю куртку... Вот смотрите! — кричал Рыба, показывая своим слушателям грубые ниточные швы на своей куртке из-под которых торчали комья ваты. — Так еще какая-то старая шлюха вылила мне на жопу целую кастрюлю кипятка. Обожгла мне жопу и яйца. Старая шлюха, мать ее так!
— Дурень! — кричал Колик. — Это дерево спасло тебе жизнь! Если бы не это дерево, тебя об асфальт могло бы размазать, как говно!
— Сам ты, б**ть, говно! — зло вскричал Рыба и влепил Колику добротную оплеуху. — Пока я дрался с каким-то фраером, ты, сука, стоял на месте и сопли жевал!
— За что ты меня ударил? — обиженно пробормотал Колик. — Что я тебе такого плохого сделал? Ты этого фраера вчера чуть не задушил. Ты гонишь так нападать на всяких неизвестных прохожих. Тебя когда-нибудь посадят. Так нельзя...
— Закрой свою дудку, сыкло! Я знаю на кого и как нападать...
То, что произошло в следующую секунду, оказалось для всех алкоголиков полной неожиданностью.
В проем большого окна залетел черенок от лопаты. Казалось бы, что тут такого — ну, кто-то забросил к ним в комнату этот черенок. Но залетевший черенок не упал на пол, а... завис в воздухе над головами алкоголиков. Рыба и Колик моментально заглохли, внимательно вместе с другими алкоголиками наблюдая над зависшей над ними деревянной дубиной.
— Мать твою, — пробормотал бородатый бомж, машинально хватаясь за бутылку водки. — Не уж-то, допился...
Повисев в воздухе несколько секунд, дубина стремительно метнулась к самодельному столику и размашистым ударом сбила с него консервы, куски хлеба и одну бутылку с водкой. Вторая же бутылка осталась в руках бородатого бомжа.
— А-а-а-а-а! — истошно закричала старая алкоголичка, обхватив голову руками. — Допилися!
Бум — ударила дубина старую алкоголичку по голове. Женщина повалилась с лавочки на пол на спину. Во время падения она ногами ударила снизу-вверх по столу, и стол полетел на Рыбу и Колика, сидящих от алкоголички по другую сторону стола. Стол упал на них и повалил на пол, сбив с лавочки.
— Спа-а-аси-и-ите! — крик молодой алкоголички был ужасен. Она вскочила со своей лавочки и было бросилась наутек, как дубина нанесла ей удар по толстой заднице. Алкоголичка полетела на пол лицом вниз.
— Шухер, братва! Нечистая! — Рыба сбросил с себя самодельный столик, вскочил на ноги и предпринял попытку к бегству, но заработал дубиной по спине. А заработав, отлетел в дальний угол комнаты. Дубина метнулась следом за ним.
— Нечистая! — взвыл Рыба, поднимаясь с пола и вставая на колени. Над его головой зловеще в воздухе висела, слегка покачиваясь, дубина. Алкоголик в мольбе сложил руки у себя на груди.
Дубина не спеша приблизилась к Рыбе и одним концом осторожно притронулась алкоголику к горлу. Алкоголик дрожал всем телом. Дубина, слегка ткнув Рыбу под челюсть, приказала ему подняться на ноги. Рыба поднялся. Дубина отошла от него на метр, а затем резко нанесла ему сокрушительный удар в пах.
— И-и-и-ийя-я-я-я! — жутко заверещал Рыба, хватаясь руками за ушибленное место. Из одной штанины брызнула моча.
К этой секунде старая и молодая алкоголички уже вскочили на ноги и выскакивали на улицу, неистово оглашая ее криками. Что же касается бородатого бомжа, то тот полз на четвереньках к оконному проему с бутылкой в одной руке и судорожно хрипел:
— Чур меня, чур! Помоги пресвятая! Сохрани! Пить больше не буду никогда! Вот тебе, пресвятая, истинный крест на всю губернию и на весь уезд.
Колик же по-прежнему продолжал трястись под перевернутым самодельным столиком. Трястись и тихо всхлипывать.
Рыба катался по полу, схватившись за пораженную паховую область, и матом жутким поливал сквозь зубы.
Неподалеку от него валялся неодушевленный предмет — черенок от лопаты.
____________________________________
Контакт второго уровня — это наблюдение НЛО и связанных с ним физических эффектов. Или же ощущение присутствия НЛО. Нередко в таких ситуациях люди ощущают полный паралич тела. В дальнейшем люди, ощущавшие физическое присутствие НЛО, могут иметь проблемы с психикой или же неадекватное восприятие мира.