День клонился к закату. Солнце медленно уходило за горизонт, предупреждая всех, что скоро заберет свои лучи и земля покроется черным мраком наступающей ночи.
Однако Импикла такие мелочи не тревожили. Он находился в зените своей славы, и его жизнь не зависела от таких мелочей, как день и ночь.
Еще в раннем детстве Импикл обнаружил в себе дар поэта. Его речь была усыпана краткими, но меткими и задиристыми стихами, он мог без запинки нанести такой словесный удар, что его противник терял дар слова. Люди говорили, что сам дьявол вложил в уста Импикла свое искусство речи, ибо было в ней немало похабных и мерзких слов, вставленных в красивые рамки.
Казалось, что с таким даром Импиклу грозит печальное будущее, но его приметил правитель этих земель и приблизил к себе. Повелителю нравилось, как Импикл выставлял посмешищем его придворных. Самые знатные и самые тщеславные люди государства были бессильны перед шутками Импикла. Чтобы задобрить придворного шута-фаворита, знатные люди страны искали с ним дружбы, устраивали в его честь роскошные пиры и одаривали самыми дорогими подарками. Однако Импикл был глух к позывам знати, он беспощадно задирал ее, чем вызывал смех у правителя – своего покровителя, которому нравилось дерзкое унижение тех, кто втайне мечтал о троне.
Правитель знал повадки своих придворных, и Импикл был удобным орудием для того, чтобы придворные сами понимали, какое оно - их место под солнцем.
Долгое время фортуна покровительствовала Импиклу. Благодаря своему дару он мог возвысить человека, а мог и скинуть с вершины власти. Его шутки стали непреодолимым барьером между троном правителя и теми, кто хотел приблизиться к нему. Тот, кто слишком близко подбирался к трону, падал вниз, сброшенный очередной эпиграммой придворного шута. Знать стала бояться и ненавидеть Импикла. Он же уверил в свою безнаказанность и всемогущество, что сыграло с ним злую шутку.
Однажды, потеряв чувство меры, Импикл унизил любимую женщину правителя. Зная таланты шута, она терпеливо снесла обиду, но не простила ее. Вокруг Импикла нависли грозовые тучи, которые он не заметил из-за своей заносчивости и самоуверенности. Очередная шутка Импикла вместо обычного смеха вызвал у царя приступ невиданного гнева. В одночасье поэт-насмешник был лишен своего места при дворе, всего имущества и выброшен за ворота города. Всем жителям города было строжайше запрещено помогать опальному шуту, однако такого указания и давать-то не стоило. Ненависть и страх, копившиеся годами, выплеснулись на Импикла. Он был вынужден бежать подальше от тех мест, где когда-то сам беспощадно унижал и оскорблял людей.
Оставшись в дикой пустыне один, Импикл не знал, куда девать стихи, рождавшиеся в нем. В них было немало презрения к тому, кто когда-то возвысил его, а затем лишил даже простого человеческого общения. В пустыне собеседниками Импикла могли быть только большие валуны, которые бесстрастно и безразлично внемли его едким стихам, в которых он осмеивал правителей. Слова, рождавшие богатство и славу, позор и унижение, стали никому не нужны. Однако Импикл знал силу своих слов и решил доверить их … камням. Вооружившись крепким острым камешком, он стал гравировать стихи на валунах.
Камни не выказывали чувства недовольства, когда непристойные слова ложились на их поверхность. Слова для камней не значили ничего.
Холод и голод отбирали последние силы у опального поэта, однако в нем горел огонь ненависти, который заставлял трудиться из последних сил.
Силы покинули его в тот день, когда он отчеканил последнюю рифму непристойного слова с именем правителя.
Импикл так и умер под одним из камней, и он стал для него надгробным, и эпитафия на нем стала девизом, венчавшим бесславный конец циничного поэта.
Прошли сотни лет, кости Импикла превратились в пыль пустыни. Дикие племена, жившие по другую сторону пустыни, разорили дворец, в котором когда-то звучали непристойные стихи опального поэта. Остатки народа Импикла вынуждены бежать к соседним дружественным племенам. Со временем они стали ассимилироваться в чужом народе, однако женщины, рожавшие сыновей для нового народа, закладывали в них чувство ненависти к захватчикам. Да и сами дикари-захватчики с вожделением поглядывали на земли, которые они не могли пока покорить, но истово желали этого.
Вражда народов сопровождалась постоянными стычками на приграничных землях. Отчаянные смельчаки уходили вглубь вражеских земель за добычей и славой.
Однажды сын правителя завоеванных земель уехал охотиться на зверей в дикую пустыню, однако сам чуть не превратился в добычу. Отряд враждебного племени искал удачи в чужих землях и нашел ее. Небольшая группа охотников укрылась за большим валуном и отстреливалась от наседавших врагов. Царский сын родился на этой земле и считал ее родной. Смелости ему было не занимать, и он отчаянно сражался за свою жизнь и жизни своих товарищей. Стрелы, выпущенные из его лука, часто находили врагов, редкие выстрелы не достигали своей цели. Но фортуна – штука изменчивая, она может показать свою улыбку, а может показать и смертный оскал. Вражеская стрела пробила княжескую грудь и припечатала его к валуну, под которым когда-то умер опальный поэт. Кровь пролилась на камень и потекла по выемкам строк, когда-то выгравированных Импиклом.
А в это время по пустыне разнесся звук конских копыт…
В сердце матери юноши родилась тревога, и она уговорила мужа послать людей за сыном. Помощь оказалась своевременной. Видя подмогу, охотники воспрянули духом, а их враги поспешили прочь от места, где им грозила неминуемая гибель.
Юноша умирал, вокруг него молчаливо стояли воины, которые не раз смотрели в лицо ангелу смерти, и которые не раз отсылали его к чужим душам. Но здесь случилось чудо, холодный камень остановил кровь. Когда тело раненого юноши подняли, на камне показались слова, написанные кровью. Воины восприняли это как добрый знак с небес. Юноша выжил, а валун был перенесен во дворец правителя. Так, слова Импикла, изгнанные из царских палат, вновь возвратились туда. Мечта Импикла сбылась, но ирония судьбы состояла в том, что никто не знал смысл этих слов. Народ, который был носителем этого языка, исчез с лица земли. Неприличные стихи, клеймящие позором царские особы, были восприняты людьми как благословение богов.
Прошли годы, раненный юноша воссел на трон, оставленный ему в наследство отцом. Когда его рана болела, он прижимался к камню, и ему казалось, что боль покидает его тело. Придворные, чтобы угодить властителю, стали приписывать камню целебные свойства. Люди стали натирать камень благовониями, просить у него исцеления от болезней и удачи в делах. Камню было все равно. Он не был чувствителен к лести, славе и благовониям. Нецензурные стихи поэта-насмешника переносились на золотые и серебряные изделия, выставлялись в самых видных местах дворцов и домов. Появились жрецы, которые трактовали тайный смысл знаков, но не спешили их раскрывать людям, чтобы не прогневать камень. Только жрецы могли объяснить людям, когда камень гневается, а когда милостив к просителю, и только сам камень не знал, что он обладает чувствами милости и гнева. Ему было абсолютно все равно, где лежать, в грязной пыли дикой пустыни, или в царских чертогах.
Знающие сокровенное не знали смысла слов, начертанных на камне, но если бы правитель узнал их, то ни один из них не сносил бы своей головы. Прошли сотни лет. Власть камня возвысилась над властью правителей. Теперь, когда они принимали важное решение, они всегда обращались за советом к камню. Каждый человек в государстве должен был приносить жертву камню. День, когда на камень пролилась кровь далекого предка, был признан государственным праздником. И только избранным жрецам разрешалось растирать собственной кровью священные знаки, несущие тайный смысл.
Если бы камень обладал памятью и свойством говорить, он мог бы рассказать людям, как полоумный поэт-циник наносил на нем свои вирши, полные непристойностей и ненависти к правителям. Но камень молчал только потому, что не умел говорить…