Белая смерть

Белая смерть


ГЛАВА 1. Двое сбоку — ваших нет, или Стрельба на поражение


После перерыва мы все собрались в отделении, готовясь к вечерним мероприятиям. Сегодня мы хотели пройтись по притонам, а после 22.00 проверить лиц, находящихся под надзором. Я зашел в кабинет, вытащил из сейфа одно из своих дел оперучета и расположился за столом в своём кресле, чтоб подумать над ним. Я — это капитан милиции Марк Грановский, старший оперуполномоченный уголовного розыска района. Марк Борисович. А кому просто Марк, а для молодых оперов просто «Борисыч». Хотя я их старше от силы всего лет на пять, но опыт прибавляет авторитета. Напротив меня за столом сидит Рома Ратников, мой друг и напарник, а на диване в углу кабинета полулежа расположился новенький опер Сашка Бочкин. Он смотрит на Рому и просто весь внимание. Рома рассказывает о своих вчерашних похождениях. После работы он зашел в кафе-бар «Встреча». Время уже полночь. Хозяйка бара, симпатичная молодая женщина, была в неоплатном долгу перед нашим уголовными розыском. После разбойного нападения на этот бар, когда преступники вывезли практически все оборудование, купленное в кредит, и жестоко избили бармена, мы очень быстро нашли тех, кто это совершил и, что тоже немаловажно, нашли похищенное имущество и ухитрились его вернуть владельцам неповрежденным. Кроме того, на районе я с напарником своими методами объяснил нашему подучетному элементу, что если у них в будущем появится желание туда заглянуть с целью поживиться, то много проще, а главное не так болезненно, просто удавиться самим. Нас хорошо поняли, и этот бар стал «оазисом» спокойствия в районе. Что, конечно, сказалось на его выручке. Ну, а нам обеспечило и «кров и дом». То есть в любое время, а бар работал круглосуточно, мы, не привлекая внимания, за плотными занавесками, отделявшими столики друг от друга, могли встретиться со своими осведомителями или переговорить с нужными людьми, а несколько бутербродов и пару рюмок водки администрация бара нам просто «насильно» навязывала. Причем за счет заведения. Злоупотреблять не злоупотребляли, но пользовались с удовольствием. Вчера зашел он без особой цели, просто выпить и расслабиться. Там и подцепила его веселая подружка, какая-то студентка из пединститута. Подсела к нему за столик и уже через полчаса пригласила к себе в гости. Ромочка, так мягко скажем, совсем не дурак в женском вопросе. Долго его уговаривать не пришлось. А жила эта красотка, как оказалось, совсем недалеко от бара на улице Станиславского. А там…
Я не успел узнать, как дальше развивались события «там». Зазвонил телефон внутренней связи, и я услышал характерный басок нашего начальника отдела:
— Грановский! Бери с собой Ратникова и немедленно ко мне!
В кабинете у начальника, когда мы вошли, уже сидел оперуполномоченный Сашка Куликов. Наша райотдельская гордость. До прихода в милицию служил в ВДВ и в свое время оттрубил почти два года в Афгане. Участвовал во всем, что только можно было, но ни разу не получил даже царапины. Орден Красной Звезды и медаль «За боевые заслуги». По праздникам, когда все надевают парадную милицейскую форму, эти награды были предметами зависти всего отдела. У нас он уже года три. Сидит на линии борьбы с наркоманией. Последние пару недель Сашка ходил, буквально светясь от счастья. Он, герой Афгана, наконец-то собрался с духом и решил жениться и уже все отделение розыска пригласил на свадьбу в ресторан «Балканы». Но сейчас — лицо напряженное, сумрачное. Видно, действительно что-то произошло.
— Присаживайтесь, товарищи! Мы получили интересную информацию. Сегодня по улице Пушкинская, 52 должны доставить крупную партию маковой соломки и сразу же планируют её сбыть более мелкими партиями. Это ведь ваша зона?
 Полувопрос и одновременно утверждение. Мы покивали, и он продолжил:
— Зараза расползется по городу, и мы её не соберем. Надо все это зелье перехватить и уничтожить. А торговцев за решетку. Понятно?!
Мы покивали, и он продолжил:
— Значит так, Саша среди своих подучётных элементов находит наркомана, готового нам помочь. Есть у тебя такой?
— Нет так найдем! — отвечаю я, видя, что Саша о чем-то задумался.
— Не надо спешить с ответами, Грановский! Дело-то серьезное. От этого парня много чего зависит. Он должен быть для них своим и не вызвать никакого подозрения. Он отправится по адресу купить партию. А на выходе вы его задерживаете и сразу в квартиру. Дело-то, думаю, вообще простенькое, несмотря на информацию о крупной партии. Главное, чтоб сюрпризов никаких не было.
— Адрес известен как наркопритон? — спрашивает Рома.
— В том-то и дело, что нет, ни разу нигде не упоминался. Но информация от очень надежного человека. Моего личного агента. Говорит редко, но всегда в цвет. Промашек у него никогда не было, и ошибки быть не может. Ладно, вы идите, обговорите детали…
Выйдя из кабинета, Сашка со всей силы грохнул кулаком в стену.
— Ну, черт, это же надо! Только представьте! Сегодня мы со Светиком идем покупать кольца. Неделю собирались, а тут эта наркота… Весь праздник испортили…
— Да не переживай ты так, завтра купите! — стараюсь я его успокоить.
— Кто знает, что будет завтра, — как-то философски отвечает Сашка.
— Ты уже решил, кого мы задействуем? — это уже Рома со своей обычной дотошностью и педантичностью.
— Есть у меня один парень. Кличка «Чемпион». В свое время был неплохим спортсменом. Борец, даже кандидатом в сборную считался. А потом сел на иглу… У меня было с ним несколько дел. Прошли без проблем. С блатными его ничего не связывает. Я давно хочу его отправить на лечение от наркомании, но то мест нет, то он срывается. Пока ничего с лечением не получается. Так что помочь он может. Ладно, я за ним поехал. Ждите меня в отделе, в 16.30 я за вами заеду…
Поначалу все шло по плану. Ровно в 16.30 Сашка подъехал на своем стареньком «Москвиче» к райотделу. Рядом с ним на переднем сиденье сидел парень, который, судя по всему, когда-то был здоровяком. Но теперь чемпионское у него осталось только прозвище. Мелькнула мысль: а может, и вправду сумеем помочь парню, направив его на лечение? Но потерянные годы и загубленную карьеру вряд ли можно будет как-то компенсировать. Да, судьба.
В назначенное время подъехали к дому на улице Пушкинской. Стали ждать. Вскоре остановилась красная «восьмерка», из которой вышли и быстро скрылись в подъезде два парня с двумя огромными сумками.
— Вот они, голубчики, — улыбнулся Сашка, — теперь подождем покупателей.
Расположились, закурили. Ждем.
Но затем в хорошо спланированной операции что-то дало сбой. Прошел час, второй, а не было ни одного покупателя.
— А с чего мы взяли, что именно сегодня будут торговать? — спрашивает Рома.
— Такая была информация, — задумчиво ответил Сашка. — Пожалуй, он все еще думает об обручальных кольцах, которые так и не смог купить.
Что же делать? Необходимо войти в квартиру, но как? Как? Паспорта, что ли, проверить?
— Проверка паспортного режима сгодится для идиотов из общежития. Эти не клюнут. Нужен какой-то более серьезный повод, — размышляет Сашка.
— А может, просто дверь взломаем? — предлагает Рома.- Дешево и сердито. А главное — быстро. Мы что, с этими наркомами церемониться, что ли, будем?
— Я помогу, — загораются глаза Чемпиона.
— Вы чего, обалдели оба? — не выдерживаю. — День, люди кругом! Адрес «мутный». Жалоб на него не было. Тут подумать надо.
Задумались. Обнаружим мы что-нибудь интересное за дверью или нет — это еще вопрос, вилами на воде писанный. А вот что за взлом двери отвечать придется — это уж без проблем. Ну да ладно. Тут думай не думай, а в квартиру все-таки идти надо.
Принимаем оптимальное и испытанное неоднократно решение. Изменив с помощью носового платка слегка голос, Рома звонит по 02 в дежурную часть города:
— Это жильцы дома № 52 по улице Пушкинской. Из соседней квартиры ясно ощущается запах, похожий на трупный. А хозяйка пьет, и давно мы ее не видели. На звонки в дверь никто не отвечает. Приезжайте, разберитесь…
Сразу же перезваниваем в нашу дежурную часть. Докладываем обстановку и просим проследить, чтобы проверку этого сообщения записали на нас. И вот, наконец, всё вроде по правилам.
Взяв из машины монтировку и пряча её под одеждой, как заправские «домушники», тихо поднимаемся на второй этаж. И тут нам несказанно везет. Нужная дверь открывается, и на лестничную клетку выходит женщина лет 45, довольно помятой внешности. С первого взгляда становится понятно, что в общество трезвости она могла вступить лишь по принуждению. Не давая этой особе запереть дверь, к ней подскакивает Рома, изобразив на лице самое приветливое выражение, на какое только способен. Одной рукой обнимает ее за плечи, оттаскивает от двери, а другой сует ей под нос, раскрытое удостоверение:
— Уголовный розыск! Один звук — и плохо будет всем: и нам, и тем, кто в квартире. И тебе тоже. А сейчас быстро, смотря мне в глаза: сколько человек в квартире?
— Двое.
— Кто такие?
— Ребята молодые. Азеры. Приютить на пару дней знакомый попросил.
Ладно, кто попросил и зачем — это мы позже разберемся. А сейчас вперед.
Первым в квартиру заходит Сашка. Следом за ним прошмыгивает мимо нас Чемпион. Мы с Ромкой держимся в арьергарде:
— Уголовный розыск! Предъявите, пожалуйста, документы для проверки!
В комнате двое парней. Типичные азербайджанцы. Набычившийся здоровяк стоит у стола, второй лежит на кровати, сложив руки под голову. Услышав Сашкины слова, «бычок» бросается к сумке, лежащей на стуле… «Что-то он слишком резво бросился искать документы», — мелькает мысль. Лежащий на кровати неожиданно рывком спрыгивает с кровати на пол, резко становится к нам полубоком, и в руках у него что-то блеснуло вороненым металлическим блеском. Не успеваю понять, что это за предмет, как грохот просто бьет по ушам и яркая вспышка пламени озаряет всю комнату. Боковым зрением вижу, как резко спотыкаются Сашка с Чемпионом, и неведомая сила отбрасывает их назад. В таких переделках мы уже бывали. Мысли ещё строились в голове, а рука сама инстинктивно вырывает из кобуры на правом бедре пистолет. Резко приседаю, делаю нырок в сторону и дважды стреляю в голову стоявшего у кровати бандита. Тут же разворачиваюсь всем корпусом, а краем глаза вижу, что стрелявший валится, и, уже не обращая на него внимания, навожу пистолет на второго и, поймав его грудь на мушку, тяну курок на себя. Выстрел, следующий, следующий пока сухой щелчок ставшего на предохранитель затвора не подсказывает, что магазин пуст. На все вместе взятое уходят считанные мгновенья. Тишина. Уже не слышно треска. Ничего не могу понять. Тишина оглушает, звенит… То ли заложило в ушах, то ли действительно все замолчало. Только гарь и запах дыма. Вижу Рому. Он стоит за мной. «Макаров» в руке. Но не стреляет. Лицо бледное. Поворачиваю голову и смотрю в направлении его взгляда. Неестественно, без движения лежат Сашка и Чемпион. У Сашки автоматной очередью прошило всю грудь. Вот и погуляли мы на его свадьбе. Чемпиону пули попали в шею и в голову. Лужа крови. Лицо неузнаваемо. А дальше еще два тела. Спрыгнувшему с кровати и стрелявшему в Сашку с Чемпионом пуля попала в лоб и, развернув его в воздухе, бросила на пол. И он упал, нелепо подогнув под себя ноги. А второй, бычок, уже держал в руках автомат и тоже собирался стрелять. Я опередил его на какой-то миг. Пули вошли прямо в грудь и отбросили его. Предназначавшаяся нам с Ромкой очередь прошила потолок. Оцепенение прошло, и я быстро вытащил пустой магазин из своего пистолета, вставил запасной, наполненный патронами, и потянул затворную задержку на пистолете вниз. Ствол рванулся вперед и щелчок возвестил, что пистолет опять заряжен и к стрельбе готов. Но, пожалуй, уже незачем. Эти двое лежали без движения, и было понятно, что навсегда. Теперь можно спокойно осмотреться и перевести дух. Пришло чувство гордости собой. Ловко я все-таки уложил двух профессионалов. А в том, что это были именно они, сомневаться не приходится. Да и вооружены были соответствующим образом. Я же сразу понял, что треск не характерен для «Калашникова». Так и есть… У одного, вскочившего с кровати, израильский «Узи», у другого — чешский «Скорпион». Да… Мы о таких игрушках можем только мечтать.
Послал Рому звонить в отдал, а сам призадумался. Это что за наркоманы такие, торгующие маковой соломкой, могут быть так классно вооружены? Открываю шкаф, а там лежат те самые две сумки, с которыми эти парни вошли в подъезд. Расстегнул одну и вижу несколько крупных пакетов с белым порошком. Во второй сумке то же самое. Мать честная, так это не маковая соломка. Это героин. «Белая смерть». На взгляд его тут не меньше, чем на миллион. И не наших «деревянных». Американских. Мелькнула мысль, а ведь и правда — смерть. Привезти не успели, а уже четыре трупа. Мои размышления прервал топот ног и громкий разговор прибывшей опергруппы.
Вскоре в комнате было уже не протолкнуться от приехавших сотрудников, а главное, начальников всех уровней как милиции, так и прокуратуры. Начальник отдела Шульженко с начальником нашего угрозыска Захарченко подчеркнуто отводят от меня глаза, будто от прокаженного. Шульженко даже приказывает Ратникову сообщить о случившемся, чего никогда прежде не делал. Обычно докладываю я. Роман подробно все сообщает, вспоминает даже малозначащие детали. Наконец Шульженко взрывается:
— Мальчишки! Молокососы! Пострелять в центре города решили! Вы что… не знаете, как бандитов задерживать? Почему сразу же не надели наручники? Почему дали схватиться за оружие?
Пытаюсь объяснить, что все делалось строго по инструкции. Что никто из нас не мог предположить, что на месте торгующих наркотой на развес мелких сявок в квартире окажутся настоящие зубры, вооруженные, как в заграничном фильме-боевике! И то, что мы сейчас вообще можем стоять и разговаривать, — просто чудо. Ну и, конечно же, немного профессионализма.
— А с тобой, Грановский, я вообще разговаривать пока не желаю! — кипятится Шульженко. — Во всем, что случилось, твоя вина. Ты провалил всю операцию, застрелив обоих бандитов и оборвав преступную цепочку. И как ты думаешь, что обо всем этом скажут в городском и областном управлении? Не знаешь, Грановский? А вот я уже знаю. Нутром чувствую. Они захотят тебе голову оторвать! Вот что они захотят! И мне заодно, — вырвалось у него. — Значит так, через два часа у меня в кабинете с рапортом обо всем случившемся!
Что можно ответить на этот бред? Невольно улыбаюсь, представив Шульженко, словесно объясняющим палящим в него из «Узи» и «Скорпиона» бандитам, что так нельзя себя вести. Эта мысль меня развеселила.
— И поменьше улыбайтесь, Грановский! Не забывайте, что мы сегодня потеряли двух человек, в том числе оперуполномоченного уголовного розыска. Потеряли по вашей вине.
Подобные обвинения я даже выслушивать не буду. Молча выхожу из комнаты. Через два часа также молча вхожу в кабинет Шульженко. Не говоря ни слова, протягиваю ему рапорт. Но шеф уже остыл и я думаю, понял, что был не прав. Он даже приподнимается мне навстречу:
— Марк, я это… наговорил тебе кое-что. Ты это… Не бери в голову. Не принимай близко к сердцу.
— Простить-то я могу. Но ваши слова слышали не меньше десяти сотрудников. Получается, что в тебя стреляют, а ты стой и улыбайся. А то вдруг начальство разгневается. Так, что ли?
— Ну ты, Марк, не зарывайся! Я извинился, этого тебе что — мало? А то что мне уже звонили из областного управления и потребовали служебного расследования с направлением материалов в прокуратуру, а я грудью встал на твою защиту, это не в счет? Как ты думаешь? Это я понимаю, что ты прав, а они ведь там наверху живых бандитов только в суде под охраной видят, а треск автоматов в кино слышат! Уже забыли, как сами молодыми операми «по земле» бегали. Вот они и возмутились. Как же, такое дело, стрельбу в центре города устроили! Их самих за это по головке не погладят. Те ребята уже в морге. С них не спросишь. А ты с Ратниковым здесь! Вот с вас и можно спросить! А мне что делать, позвольте узнать? Заместителя начальника областного управления к черту послать? И сколько, по-твоему после этого в своем кресле еще просижу? Не знаешь? То-то же… В общем, так. Начинайте расследование, твоих слов я не слышал. Иди и помни мою доброту.
Домой я попал только во втором часу ночи. Поел и лег спать.

ГЛАВА 2. Дела текущие и убийство в салоне


Утро начинается не с планерки у начальника уголовного розыска, как обычно, а сразу у начальника ОВД Шульженко. Когда все собрались, шеф встает и со скорбным выражением лица, печально глядя в окно, объявляет:
— Вчера мы понесли тяжелую утрату. При аресте наркоторговцев были убиты оперуполномоченный уголовного розыска, старший лейтенант Александр Куликов и наш помощник, тоже отправившийся в квартиру, Владимир Васильев. Прошу всех встать и почтить их память минутой молчания… Вот и все, нет больше нашего Сашеньки. Прекрасный был человек. Свадьба через две недели должна была состояться. Родителей у него нет. Сообщение невесте я возьму на себя. Конечно, похороны обоих мы организуем. Позже решим технические проблемы. Вот такая жизнь — пройти Афганистан без единой царапины и здесь от своих бандитов пулю принять. Да… Есть и еще проблема. Грановский открыл ответный огонь, и оба бандита погибли. Конечно, можно было бы их ранить и задержать, но, учитывая обстановку, в целом считаю действия Грановского правильными, а главное —законными. Но не все со мной согласны. Звонили из областного управления. Там всех собак вешают на Грановского. Требуют провести служебное расследование. Но расследование и так по факту смерти четырех человек проводит прокуратура. Это их обязанность, вот они этим пусть и занимаются. Предварительно они тоже считают действия сотрудников милиции обоснованными и законными. Так что, я думаю, этой проблемы у нас скоро не будет.
А дело по наркоторговцам у нас забирает область, передают в 6-е управление. На квартире обнаружено 20 килограммов героина. На огромную сумму. Потому-то эти преступники и открыли сразу огонь. У них, кроме всего прочего, найдены удостоверения сотрудников милиции, а у одного из них в кармане обнаружен билет на поезд Баку—Ростов. Но мы уже проверили — удостоверения фальшивые. Пусть уж всем этим шестое управление займется. Никто по этому поводу не переживает? Тем более что за Куликова мы руками Грановского уже отомстили. И, пользуясь отсутствием посторонних, — Шульженко обвел всех присутствующих, — скажу, что ты, Марк, молодец! Не растерялся, проявил мужество и вел себя, как настоящий профессионал. Спасибо! Сейчас шум слегка утихнет, и я напишу на тебя представление на поощрение правами начальника УВД города. Премия тебе не помешает.
Все облегченно вздохнули. Никто из нас не знал, какое страшное продолжение будет иметь дело, которое забрали у нас сотрудники шестого управления. И мы вернулись к своим повседневным будничным делам. Когда от Шульженко я шел в свой кабинет, меня окликнул сотрудник дежурной части Востриков:
— Грановский, ты не забыл, что сегодня по угрозыску дежуришь? Первого посетителя я к тебе уже отправил!
— Девушку? — оборачиваюсь к нему.
— Не волнуйся! С девушками мы как-нибудь и сами управимся.
Подходим к кабинету — никого нет. Но пока мы с Сержем возимся с ключом, напоминая штурмующих сейф медвежатников, из-за угла в коридоре появляется он. Хоть на улице и жара, одет в темный костюм. На груди колодки орденов, на голове шляпа. Как минимум ветеран Бородинской битвы. А может, и участник сражения на Куликовом поле. Несмотря на возраст, приближается к нам легкой трусцой.
— Мне нужен этот… этот… — сбившись, он нетвердым движением вынимает из кармана скомканную бумажку и разворачивает ее, пытаясь понять, что на ней написано. Увы… разобрать собственные каракули оказываются ему не под силу. Решаю прийти ему на помощь:
— Я вам нужен! Заходите! — машинально бросаю взгляд на его обувь. Такие дедушки иногда одевают разные штиблеты. Но у этого все в порядке.
После воспоминаний о сладостных ветеранскому сердцу временах сталинской демократии в гулаговских застенках, когда, по его словам: «Порядок был! Шаг вправо, шаг влево — расстрел! Всех к ногтю!», мы, наконец, добираемся до сути дела. Мой собеседник проехал на автобусе несколько остановок от улицы Текучева до «Дома обуви». Перед тем как сесть в автобус, дедушка по старой, выработанной годами традиции сунул руку в карман и убедился, что все его документы на месте. Выйдя же из автобуса, он не стал нарушать традицию и вновь полез во внутренний карман. Увы… там ничего не было.
— Может, вы их потеряли? — спрашиваю с робкой надеждой в голосе. Дело в том, что отыскать и разоблачить по горячим следам квалифицированного щипача, то есть вора-карманника, просто невозможно. Значит, новый «висяк» на отдел, очередной «глухарь».
— Да нет же! — как-то даже радостно возражает посетитель. — Не потерял! Украли!
— Откуда вы знаете?
— А вы смотрите, смотрите! — дедушка расстегивает пиджак, — карман-то разрезан! Значит, точно украли!
Похоже, он даже гордится выпавшим на его долю приключением. Будет о чем рассказать партнерам по домино… «Вот такой пресс у меня был! — он показывает пальцами толщину. Там же все было: паспорт, военный билет, удостоверение участника войны, пенсионная книжка». Представляю, как поначалу обрадовались воришки. Подумали, небось, что в такой пачке не меньше пятидесяти тысяч. Но затем матерились не меньше двадцати кварталов, добираясь до ближайшей урны, чтобы опустить в нее эти богатства. Но делать нечего… Начинаю заниматься утомительнейшей и труднейшей работой по восстановлению утраченных документов. Пишу справки для паспортного отдела ОВД, райисполкома, собеса, военкомата, касс аэропорта (дедок сегодня вечером улетает, а без паспорта пройти регистрацию билетов маловероятно). Все это подписываю у начальства, ставлю печати в канцелярии. Прощаюсь с дедушкой, советую, на всякий случай, не прятать справок во внутренний карман.
— Я уже ученый! За одного битого двух небитых дают! — гордо сообщает дедушка. — Сейчас зашью карман, скрепочкой застегну — и все будет нормально!
Дай бог, как говорится. А ко мне уже новый посетитель. Точнее, посетительница. Девушка лет 18. Простенькая и с косичками. Одета очень скромно. Кто может ею заинтересоваться? А она тихонько шепчет:
— Беда у меня, помогите…
— Надеюсь, вас не изнасиловали?
Глядя на нее, прекрасно понимаю, что ответ будет отрицательным. Но почему не доставить ей таким вопросом удовольствие? Ситуация оказывается самой банальной. Неделю назад ее остановила на улице цыганка и предложила погадать. Тут же сообщила, что у девушки болеет мать, и предложила свою помощь. У Ольги П. мать действительно лежала в больнице с тяжелым заболеванием, и девушка испытала доверие к словам собеседницы. В принципе, в этом нет ничего удивительного. Цыганки — прекрасные физиономистки и психологи. В общем, она сообщила, что надо погадать на зорьку, а для этого нужно золото. Конечно же, завтра она его вернет. Но назавтра выяснилось, что этого золота для спасения матери маловато. Ольга встречалась с цыганкой пять раз подряд. Отдала два золотых кольца, цепочку с кулончиком, часы и 500 рублей — все семейные накопления. Поняв, что больше у девушки ничего нет, цыганка перестала приходить на встречи. Но маме за эти дни не стало легче, Ольга забеспокоилась и поспешила к нам.
— Девушка, вы с какого хутора приехали?
— Почему с хутора? — она даже обижается. — Я с детства в Ростове живу!
— С детства? И тебе никто никогда не говорил, что цыганкам ничего нельзя давать?
Молчит. Может, в следующий раз будет поумнее? Но что-то мне в это не верится.
…Боже мой! Опять он! Ничего не понимая, гляжу на бодро входящего ко мне на правах старого знакомого ветерана Бородинской битвы.
— Что вам, дедушка? Забыли какую-то справку?
— Да нет! Нет! — он достаточно оживлен. — Украли!
По радостному блеску глаз понимаю, что он чувствует себя героем дня.
— Не сходите с ума, дедушка! Что украли?
— Да справки, которые вы написали! — он театрально-эффектным движением распахивает пиджак, демонстрируя новый разрез в кармане.
На этот раз дедушка ехал тем же самым маршрутом: Текучева — «Дом обуви». И, выйдя из автобуса, вновь по старой, испытанной годами традиции на всякий случай запустил руку во внутренний карман. И… правильно, там было пусто. По уже проторенной дорожке он вернулся ко мне. Вновь приходится заниматься нудной бумажной работой по восстановлению утраченных документов. Но на этот раз, чтобы обезопасить себя от еще одного посещения дедушки, договариваюсь с Валеркой, нашим водителем, что он отвезет его домой:
— Валерочка, только очень тебя прошу! Не в район дома, а к самому дому. И убедись, что он вошел в подъезд!
Поглядев, как машина рванула он райотдела, не спеша возвращаюсь в кабинет. Если дедушке все-таки суждено сегодня быть обворованным в третий раз, то пусть уж лучше это произойдет на территории его родного Кировского района. И пусть кировчане сами с ним разбираются, выписывая кучу всевозможных справок, переводя дефицитные бланки и пасту. А с меня хватит! Надоело! Пора и отдохнуть! Тем более что, на мое счастье, посетителей больше нет. С наслаждением растягиваюсь на диванчике, закуриваю. Можно и подремать, пока Роман не вернулся с задания. Нервы-то не железные, их беречь надо. Однако вместо приятного расслабления я услышал звонок телефона внутренней связи. Как же! Дадут отдохнуть и помечтать о красивой жизни! Какое-то время гипнотизирую аппарат внутренней связи взглядом, надеясь, что он сам выдохнется и перестанет звонить. Увы… Делать нечего. Поднимаю трубку:
— Грановский! Где тебя черти носят? Немедленно на улицу. Опергруппа выезжает через минуту. Подробности по дороге, — слышу голос начальника нашего отделения уголовного розыска Александра Захарченко.
Судя по взволнованному голосу, очередное «ЧП». Может быть, и убийство… Да. Через несколько минут я уже знаю, что произошло двойное убийство. И сейчас два трупа ожидают нас в достаточно известном в городе салоне Лидии Петровны на улице Серафимовича. Говоря откровенно, это бордель для избранных. Случайных посетителей здесь не бывает. Его посещают большие начальники и криминальные авторитеты. Поскольку официально в Советском Союзе проституции нет, то наши руки до этого заведения по-серьезному еще не дотягивались. Так, по мелочам. За что привлекать девочек? Не за что…
У подъезда нас встречает стройная светловолосая девушка. Это она звонила в дежурную часть. По ней видно, что только что испытала настоящий шок. Глаза у нее опухли от слез, волосы растрепались. Но даже этот явно непривычный для нее антураж не скрывает ее миловидности и очарования.
— Рассказывай, что случилось.
Люда, а именно так ее зовут, сегодня днем была в квартире вдвоем с хозяйкой, Лидией Петровной. Та чем-то занималась в приемном зале, а Люда решила поспать в одной из дальних комнат. Проснулась девушка от громкого разговора в зале. Два грубых мужских голоса что-то требовали от Лидии Петровны. Подобных сцен в салоне она не помнила. Прислушавшись, девушка с ужасом поняла, что речь идет о ней самой.
— Говори, старая карга, где Людка! — девушка услышала несколько громких шлепков. Будто кто-то ладонью бил кого-то по лицу.
— Говори, шалава! — зазвучал другой голос. — Или с тебя, паскуда, с живой кожу содрать? Так это мы мигом…
— Да нет ее здесь, — Люда услышала испуганный голос Лидии Петровны, — ушла куда-то. Я даже не знаю, когда вернется.
— Так она нам ничего не скажет! Чего ждешь? Давай нож. Я сейчас её разделаю, как свиную тушу…
— Сейчас, старая, будет очень больно! Готовься!
Внезапно хлопнула входная дверь, и Люда услышала звонкий голос Оксаны:
— Это я! С кофе! Чайник еще не ставили?
Процокали каблучки, и Люда поняла, что Оксана вошла в комнату. На несколько секунд повисла тишина. Видно, все четверо глядели друг на друга. Затем дикий крик: «Помогите-е-е!»
Неожиданно раздались выстрелы: один и почти сразу за ним второй. Тут же какой-то стук, словно что-то тяжелое упало на пол…
— Чего ждешь? Рвем отсюда!
Топот ног, стук двери… Все стихло. Несколько минут Люда ждала, вжавшись в постель и боясь пошевелиться. Ей казалось, что они сейчас вернутся, зайдут к ней в комнату и направят на нее свой пистолет. Но время шло, и ничто не нарушало страшную тишину. Наконец она все-таки заставила себя встать и заглянуть в зал. Одного взгляда ей, бывшей медсестре, было достаточно, чтобы понять: Оксане и Лидии Петровне уже не нужна никакая помощь.
Позвонив в милицию, Люда сразу же выскочила из квартиры и, сбежав по лестнице, стала ждать нас на улице. Вот, в принципе, и все…
Вместе с девушкой поднимаемся в злополучную квартиру. Ей страшно входить, но, сделав над собой усилие, она переступает порог.
В нос сразу же бьет устоявшаяся и удушливая атмосфера. Это целый букет ароматов: дорогих духов, пережженного кофе и табака. Правда, не «Нашей марки» и не «Ростова», и даже не «Мальборо» кишиневского производства. Чувствуется, что клиенты салона предпочитали самые настоящие американские сигареты. Из прихожей проходим в зал. Да, апартаменты, конечно, роскошные. Даже без пояснений Людмилы понятно, что здесь Лидия Петровна вела предварительные переговоры. Стол, покрытый ярко-красной скатертью, вокруг удобные кресла. На одном из них раскрытая книжка. Видимо, Лидия Петровна читала ее в тот самый момент, когда пришли неизвестные. Повсюду зеркала, диванчики. В углу комнаты — бар. Рядом с ним на журнальном столике поднос с еще закупоренной бутылкой итальянского ликера «Амаретто» и двумя оригинальными бокалами. Здесь же нераспечатанная шоколадка и блюдечко с нарезанным дольками апельсином. На стенах — картины, скорее всего, репродукции. На каждой либо совокупляющиеся парочки, либо обнаженные красотки в гордом одиночестве. Вот это, если не ошибаюсь, «Кающаяся Магдалена»…
Но все это мы рассмотрели позже. А в первые секунды в глаза бросились два женских тела, распростертых на укрывавшем пол огромном пушистом ковре и отражавшихся в больших зеркалах. Оксана, девушка лет 18, лежала у самой двери, неестественно раскинув руки и ноги. Поймал себя на мысли, что она образует правильную пятиконечную звезду с вершиной — головой. Даже смерть не смогла похитить у девушки красоту. Ослепительно белые волосы в беспорядке, рассыпались по бордовой ткани ковра. В глазах навечно застыло удивление. На Оксане была коротенькая джинсовая юбочка и голубая блузка. В районе груди огромное красное пятно крови — след от вошедшей пули. Лидия Петровна лежала в другом углу комнаты. Судя по одетому на ней мохеровому домашнему халату, она не ожидала гостей. Пуля попала ей в голову. Вместо лица — кровавая каша.
Следователь прокуратуры, криминалист и судмедэксперт начинают колдовать в комнате: фотографируют, замеряют, записывают… Слышим грохот на лестнице. Это наконец-то прибыли врачи скорой помощи. Поздновато, лечить уже некого...
— Сейчас поедем в отдел. Запишем твои показания, и ответишь на несколько вопросов, — как можно ласковее Захарченко говорит все еще дрожащей и всхлипывающей девушке. — Да не дрожи ты так! Защитим мы тебя. Ничего с тобой не случится. Ни один волос не упадет с головы!
Мне бы его оптимизм. Сейчас мне его явно не хватает. Совершенно ясно, что эти отморозки приезжали убивать именно Людмилу. Сдуру или по неопытности они приняли за нее Оксану, а Лидию Петровну прикончили на всякий случай, чтобы потом их не опознала. Но те, кто их послал, наверняка поумнее и очень быстро поймут, что замочили совсем не ту девчонку. И, как правило, в той среде не отменяют уже принятых решений. И, значит, надо ожидать новых покушений на Людмилу. Разве что на этот раз пошлют более квалифицированных бойцов. А побывавшие на Серафимовича отморозки не имеют опыта: это подтверждается хотя бы тем, что, совершив два убийства в зале, они даже не удосужились заглянуть в две другие комнаты. Признаться, я за десять лет работы в уголовном розыске ни разу не сталкивался с подобной неаккуратностью.
Что же предстоит сделать? Мало того что мы должны раскрыть двойное убийство, найти как исполнителей, так и заказчика. Необходимо и обеспечить надежную защиту Людмиле Никольской. А значит, нужно опередить бандитов, действовать даже не на один, а на два шага впереди них. Но как это сделать, если неизвестен мотив и перепуганная девушка сама не представляет, кто может желать ее смерти? Да, головоломка… Мы не знаем ответов на сакраментальные вопросы: «кто», «зачем», «почему» и «когда». Единственное, что нам известно, это чьей смерти желает таинственный заказчик и на кого будет совершено следующее покушение. Но много ли это нам дает? Конечно, мы можем смоделировать ситуацию так, что у преступника останется только один вариант ответа на вопрос «где совершать преступление», и мы постараемся задержать его на месте. Но не слишком ли это рискованная затея? Ведь ценой даже самой маленькой погрешности в наших расчетах станет человеческая жизнь. Конкретно — жизнь этой девчонки, которая так доверчиво смотрит в наши глаза. И мы обязаны сделать все, чтобы ее спасти. Найти выход из тупика, ведь не зря говорится, что безвыходных ситуаций не бывает. И мы пройдем по всем ее связям и знакомствам, досконально изучим всех ее клиентов… Конечно, причина покушения скрывается где-то здесь. Либо девушка, сама того не сознавая, стала свидетелем чего-то такого, что неизвестный нам заказчик ни за что не хотел афишировать… Либо она услышала что-то, не предназначавшееся для посторонних ушей. Может, подогретый хмельными парами клиент сам сболтнул что-то и, протрезвев, схватился за голову… Мы обязаны найти эту тонкую, как паутинка, ниточку, которая приведет нас к заказчику. Это дело принципа. Нашего мастерства. Профессионализма. И, конечно же, это дело человеческой жизни.
— Марк! — обратился ко мне Шульженко, когда машина уже остановилась у райотдела. По имени он обращался редко и только тогда, когда отброшены игры в строительство светлого будущего, и мы не на собрании, а надо реально работать. — Думаю, будет лучше, если первую беседу с Людмилой проведешь именно ты. Дело очень сложное, а другого такого мастера, как ты, у нас нет! Но действовать нужно немедленно. Запомни, времени у тебя очень мало!

ГЛАВА 3. Людкина история


Злоключения медсестры терапевтического отделения одной из ростовских больниц Людмилы Никольской начались сразу же после ухода на пенсию старого заведующего. Старика, Бориса Ивановича Смолякова, к которому едва ли не все медсестры и врачи отделения питали теплые родственные чувства, проводили с почетом. А на его должность был назначен Юрий Ильич Коростин, прежде работавший где-то в области. Уже на второй день его правления Люду вызвали к нему в кабинет. Недоумевая, зачем понадобилась новому руководителю, Люда зашла к нему и робко остановилась у двери. Взглянула на сидящего в кресле полного мужчину лет пятидесяти в огромных очках. Не приподнимаясь из кресла, он поманил ее к себе. Люда подошла к столу.
— Ты не стесняйся, Никольская, не стесняйся! Скажи-ка мне, милочка, не надоело ли тебе там клизмы и уколы делать? Не говори, не говори ничего, я сам понимаю, что это работа не для такой красавицы и не для таких очаровательных ручек! — он галантно взял ее за руку, поднес к своим губам и поцеловал ее пальцы. — Смоляков этого не понимал, а у меня ты будешь совсем другим заниматься. Клизмы и уколы станут для тебя страшным сном, досадным воспоминанием. Но не стой так далеко, ближе подойди!
Люда сделала пару маленьких шажков вперед, еще не догадываясь, чего хочет от нее новый заведующий. А он встал, приобнял её за плечи и продолжал ворковать:
— Я помогу тебе! Сделаю своим секретарем. Поняла? Секретарем! — внезапно рука Юрия Ильича, лежавшая на ее плече, двинулась вниз, ощупала лопатки, побежала по позвонку и задержалась ниже поясницы. Люда почувствовала, как его пальцы ласкают ее задницу. Она мгновенно ощутила приступ брезгливости и отвращения. Сделала резкий шаг назад, и рука Юрия Ильича бессильно повисла в воздухе.
— Никаким секретарем я не буду! Меня вполне удовлетворяет моя работа.
— А кто ты такая, что тебя что-то удовлетворяет? — оскалился Юрий Ильич. — Тут я решаю, кого и что удовлетворяет. Ну иди, иди. Посмотрим, не изменишь ли ты своего мнения…
— Не изменю! — почти крикнула Люда и громко хлопнула дверью.
На следующий день дверь процедурной, в которой она работала, распахнулась. Целая делегация. Возглавлял ее председатель профкома, за ним шли два врача и одна медсестра. Люда сразу заметила, что улыбался только профсоюзный вождь, все остальные пытались не встречаться с ней глазами.
— Плановая комиссия! — громко сообщил председатель. — Проверяем, в каких условиях ты принимаешь больных. Ну и грязь у тебя… Где шприцы держишь? А медикаменты? Да… Почему газета на столе? Ты не знаешь, что тут должна быть абсолютная стерильность? А это что? Батон хлеба в процедурной? Ты что, Никольская? Это же вопиющая антисанитария! Полное пренебрежение своими обязанностями! Ну что же… Я думаю, что члены комиссии со мной согласятся, а двух мнений тут и быть не может, что таких медсестер, как ты, гнать паршивой метлой из больницы надо! Но на первый раз предлагаю ходатайствовать перед администрацией о вынесении выговора.
На следующий день на самом видном месте в отделении был вывешен приказ об объявлении Никольской выговора за антисанитарию в процедурной. А еще через день Людмилу остановил в коридоре Коростин:
— Ну что, Никольская? Жду твоего согласия на переход в секретари!
— Не дождетесь! — злобно ответила Людмила.
А еще через пару дней случилась беда. Из шкафчика в процедурной бесследно исчезли медикаменты, которые Люда должна была колоть больным. За это ей объявили строгий выговор. Под вечер того же дня к ней зашел председатель профкома.
— Жаль мне, Никольская, что ты не оправдала наше доверие, — начал он разговор. — Антисанитария в процедурной, затем вообще разгильдяйство. Кстати, лекарства довольно дорогие, и скажи спасибо нам с новым заведующим, что мы в милицию на тебя не заявили. Но новый заведующий решил навести порядок с дисциплиной, и такого он терпеть не будет! А ты вообще черт его знает чем занялась. У тебя уже выговор и строгач! По закону, после него следует увольнение. Не для протокола, а по старой дружбе скажу тебе: он уже дал указание пасти тебя и выгнать по статье за любую мелочь. И после этого с такой записью в трудовой тебя никто никуда не примет, даже санитаркой. Послушайся доброго совета: сама напиши заявление по собственному желанию.
Что было делать Людмиле? Она уволилась. Уволилась, думая, что без работы не останется. Квалифицированные медсестры требовались всюду. Но, как говорится, увы… В двух первых местах, куда обратилась девушка, ей поначалу обрадовались. Но в самый последний момент в отделе кадров выявлялась какая-то заминка, мешавшая прямо сейчас трудоустроить Никольскую. А вот на третьем месте кадровик оказался более откровенным:
— Звонили с прежнего места вашей работы. Предупреждали, что придете к нам оформляться. Просили не принимать вас ни под каким видом. Послушайтесь моего совета: урегулируйте все недоразумения на старом месте, а после приходите к нам. Медсестры нам очень нужны, но сориться из-за вас с соседями мы не намерены.
— А можно узнать, кто конкретно звонил?
— Председатель профкома.
Дни бежали, а работа все не находилась. Оставшиеся деньги таяли с каждым днем. Люда все серьезнее обдумывала вариант своего возвращения к родителям, на старенький хутор под станицей Вешенской. И тут Люде повезло. Точнее, она подумала, что ей повезло. Случайно повстречалась на улице с Танькой, которая когда-то раньше работала в больнице медсестрой, а затем ушла торговать на супермаркет. Танька и рассказала Люде, что ее, Танькиным, знакомым парням требуется реализатор вещей в супермаркете. Она же и познакомила Люду с ними. Сурен и Володя показались вполне симпатичными и приятными людьми. Пообещали платить десять процентов от стоимости проданных вещей.
В назначенный день она вышла на работу. Сурен с Володей излучали просто супердоброжелательность, помогли пересчитать вещи, посоветовали, как держать себя с покупателями.
— Да, распишись вот здесь и здесь, — Сурен протянул ей несколько листков.
Благодарно глядя ему в лицо, Люда подмахнула свою подпись, не читая и даже не глядя. Отдала Сурену свой паспорт. «Такой закон!» — объяснили ребята.
Первый день торговли прошел просто замечательно! Из десяти курток она продала три, из двадцати джинсов — семь! Счастливая, она докладывала ребятам результаты, подсчитывая в уме заработок. И очень удивилась выражениям их лиц.
— Чей-то я не пойму, Вовчик, — неожиданно произнес Сурен, — эта курва что, кинуть нас хочет?
— Что-о-о? — нараспев проговорил Вовчик и, подойдя к Люде, ладонью ударил ее в лицо. Люда заплакала:
— Как «кинуть»? Да вы что, ребята?
— Тихо! — властным движением руки остановил ее Сурен. — Сейчас разбираться будем. Если неправы мы — извинимся и вместе разопьем мировую. Сколько ты, говоришь, взяла товара, помнишь?
— Да помню, конечно! 10 курток, 20 джинсов…
— Ты дура или прикидываешься? — остановил ее Сурен. — Вовчик, давай накладную на получение товара. — Твоя подпись? — ткнул он ей листок в лицо.
— Моя! — еще ничего не понимая, сказала Люда.
— Хорошо, что хоть это признаешь… А что тут написано, помнишь? Так, самому интересно: 50 курток, 100 джинсов… Видишь? Где куртки, где джинсы?
— Сурен, может, ее просто замочить — и дело с концом?
— Ты, Вова, совсем недоумок: а кто нам долг отдаст, если мы ее замочим? Не ты же? Значит так, Людочка. Бить тебя больше не будем. Не бойся. Но на тебе долг. Срок тебе до утра. 60 штук за вещи и столько же моральный ущерб за попытку нас обмануть. Так что завтра привезешь нам 120 штук. Если бабок не будет, очень сильно пожалеешь. А теперь пошла отсюда, нам сейчас не до тебя.
И не слушая объяснений, что денег у нее нет, повернулся к Вове и весело стал с ним что-то обсуждать.
Назавтра, ровно в десять, в дверь к Люде позвонили. Открыла. В комнату вошел Володя и два еще каких-то незнакомых парня.
— Мы за бабками, — сладко улыбнувшись, сказал Вова, — всю сумму собрала?
— Я же сказала, что нет у меня денег. И вообще, это какая-то ошибка…
— Ошибка, говоришь? Ошибка в том, что ты не приготовила денежки, — сказал Володя, удобно устраиваясь на диване, — мы ведь тебя предупредили вчера, а ты не поняла. Мне очень жаль.
Володя закурил, с видимым наслаждением затянулся:
— А ну-ка, орлы, разденьте эту дурочку!
Через минуту она стояла перед ним совершенно обнаженная. С двух сторон ее крепко держали за руки парни. Люде показалось, что краска стыда её залила всю. Лицо просто пылало. Володя медленно ее разглядывал:
— Какая красивая телочка! Как жалко ее мочить. Но пойми, у нас нет другого выхода. Мы ведь честные люди. Пообещали — значит, должны держать слово. Да, Людочка, где у тебя пепельница? Я же воспитанный человек, не могу пепел на диван стряхивать.
Безуспешно подождав ответа, Володя продолжал:
— Ну мы же с тобой вместе решим проблему? Конечно, решим! Что же мы сделаем пепельницей? О, придумал! Орлы, кладите-ка ее ко мне на колени лицом вниз.
Через секунду Люда лежала на коленях у Володи, лицом прижимаясь к покрытию дивана, и слушала дальнейшие его разглагольствования:
— Ох, какая симпатичная пепельница. Значит, я начинаю тушить…
Люда почувствовала страшную боль и закричала, почти задохнувшись от боли. Володя прижигал ее ягодицу и продолжал весело болтать:
— Что же такое, не хочет гаснуть… А если мы так попробуем… А так? Дорогая, тебе не больно? Покричи, может, легче станет.
Люде показалось, что она сейчас потеряет сознание от боли. Она уже не чувствовала унижения. Только боль. Ох, будь у нее голова поближе к его животу, с каким бы удовольствием она всадила бы зубы в то, до чего смогла бы дотянуться! Но… увы. Володя наконец затушил сигарету и дал команду своим ребятам перевернуть ее на спину. Очень близко от себя она увидела его наглые смеющиеся глаза. Володя ухватил двумя пальцами ее сосок,  резко рванул рукой. Люда опять вскрикнула от неожиданной боли.
— Слушай меня, телка, внимательно! Мы люди добрые и мочить тебя не будем. Во всяком случае, пока. А за деньгами придем завтра, в десять утра. Отдашь всю сумму, и мы расстанемся друзьями. Но если не отдашь… Мои орлы будут трахать тебя во все дырки, какие только найдут, и порвут тебя на мелкие кусочки. И это ещё не самое страшное, что с тобой произойдет. Так что советую найти бабки. 120 штук, как и договаривались. А теперь, извини посидели бы с тобой ещё, да двигать надо, некогда: дела, знаешь ли, дела… Чао!
После их ухода Люда наскоро накинула халатик, заперла дверь, а затем села на диван и разрыдалась. Взять деньги было негде. О том, что они с ней сделают, было просто страшно даже думать. Сидела, поджав ноги, и, обхватив голову руками, тихонько выла. Но через два часа в квартире вновь затренькал звонок. Глянув в глазок, Люда увидела пожилую, скромно одетую женщину.
— Кто там?
— К тебе я, Людочка, к тебе! Слышала про твои проблемы и пришла помочь.
Впуская незваную гостью, Люда нисколько не опасалась. Она прекрасно понимала, что попала в такую ситуацию, страшнее которой уже ничего не может быть. Хуже, чем сейчас, ей все равно не будет. А Лидия Петровна, так она представилась, вела себя, как добрая подруга. Или близкая родственница. Усадила Люду на диван, заставила рассказать про все свои горести. Девушка почувствовала необъяснимое доверие к посетительнице. Сама не заметила, как стала ей говорить и про Юрия Ильича, и про Сурена с Вовчиком…
— Мне про тебя Танька рассказала. Просила помочь. Ты уж не серчай на нее, что с такими козлами свела тебя. Она и сама думала, что неплохие ребята, — сказала Лидия Петровна. — Вляпалась ты, конечно, сильно. Как же ты могла расписаться, даже не посмотрев, что там написано? Они тебя кинули. Причем самым элементарным образом. Но ничего. Не переживай. Мир не без добрых людей. Танька меня просила за тебя, и я решу твою проблему.
— А как, Лидия Петровна?
— Есть у меня старый друг, Эдик. Очень авторитетный человек в городе. Перед ним и Сурен с Вовчиком, и такие, как они, на цирлах ходят. Идем к нему!
Люде страшно захотелось увидеть человека, которого боятся Сурен с Вовчиком. Сбросив на диван домашнее платьице, натянув на себя джинсы и желтую футболку с портретом Джона Гилана, она сунула ноги в кроссовки и пошла за Лидией Петровной. Старый друг жил недалеко, на Ульяновской улице. У входа во двор околачивался огромный накачанный «бычок», который, как показалось Люде, проводил их подозрительным взглядом. Еще одного «быка» они встретили у подножья узкой металлической лестницы. Бесцеремонно оглядев их, он сделал шаг в сторону. Они поднялись на второй этаж, и Лидия Петровна постучала в обычную деревянную ничем не примечательную дверь, которую, по мнению Люды, следовало бы хорошенько покрасить. Здесь даже звонка не было. Дверь открыл еще один «бык», просто двухметровый мордоворот с огромными плечами. Он внимательно посмотрел на них и молча посторонился, пропуская женщин.
Вслед за Лидией Петровной Люда прошла в комнату. Здесь царил полумрак. Солнце почти не пробивалось сквозь тюлевые занавески. К тому же сразу за окном рос огромный тополь, и его ветви заслоняли свет. Обстановка в комнате была самая простая, скромная. Шкаф, кровать, напоминающая топчан, мощный широкий стол. За этим столом сидел плотный кряжистый мужик лет пятидесяти, опустив на столешницу огромные кулаки. Взглянув на них, Люда сразу подумала, что ударом такого кулака можно и убить. Мужик был одет в наглухо застегнутую клетчатую рубашку и в простенькие вельветовые брюки.
— Лидок! Наше вам! — он поднял глаза. — Присоединяйтесь. Чайком будем баловаться. Тебе и твоим подругам мы всегда рады!
— Нет времени чаи распивать. Проблема у нас, Эдик. Помощь твоя нужна!
— Рассказывай. Тебе помогу. Что случилось?
— Дело не во мне, а в этом очаровательном ребенке…
— Ради тебя помогу и ей. Говори! — Люда почувствовала, как холодные немигающие глаза уставились ей прямо в лицо.
Люда стала говорить. Собеседник слушал молча, не перебивая. Только слегка наклонился вперед, чтобы не пропустить ни слова. За его спиной застыли два мордоворота, один из которых открывал дверь.
— Да. Нехорошо! К такой девчонке по беспределу прицепиться! — проговорил он, когда Люда закончила свой рассказ. — Но ничего, я его прекращу. Парни мои сегодня же им объяснят, что так поступать нельзя. Значит так, я беру тебя под свою защиту, и можешь спокойно жить. Но я бы хотел, чтобы и ты нам кое в чем помогла. Поможешь? — он резко наклонился к ней, и Люде показалось, что на нее смотрит огромный удав.
— Помогу, — ответила девушка.
Понятное дело, она даже не представляла, какую помощь может оказать этому мужчине с таким пронзительным взглядом глубоко посаженных глаз. Но она прекрасно понимала, что если не скажет сейчас «Помогу», завтра же к ней вновь вломятся Вовчик и его гориллы. А от сидящего за столом напротив нее мужчины веяло такой скрытой силой, такой мощью, такой уверенностью и в себе! Не согласиться с ним Люда просто не могла.
— Ну и чудненько! — улыбнулся хозяин квартиры, и как по команде, оскалились в улыбках стоящие за ним мордовороты. — Теперь можешь ни о чем не волноваться. Своих людей мы в обиду не даем. А что нам нужно — тебе Лида расскажет. Можете идти.
На улице Лидия Петровна не захотела ничего объяснять. Пригласила к себе домой попить кофе. И только разлив по чашкам ароматный напиток и наполнив вазочку вареньем из абрикосов, приступила к делу:
— Понимаешь, детонька, есть у меня салон…
— Какой салон?
— Салон, — многозначительно улыбнувшись, повторила Лидия Петровна.
С большим трудом Люда буквально клещами вытянула из собеседницы признание, что салон обслуживает мужчин: работающие в нем девушки удовлетворяют их различные эротические фантазии. В общем, она предложила Людмиле стать одной из этих девушек. Говорили они долго.
— Ты видела, Людонька, какие это подлецы, все эти Вовчики, Сурены, да и Юрий Ильич, о котором ты, дорогая моя, мне рассказывала… — убеждала она собеседницу. — И ради такого, как они, ты будешь блюсти так называемую нравственность? Ради чего и ради кого? Да ты знаешь, что такими понятиями, как целомудрие и невинность, интересуются только лицемеры и ханжи! Ты ешь, ешь варенье! Очень вкусное! Так вот, в том, что я тебе предлагаю, нет ничего плохого. Все профессии почетны, и эта тоже. А ты будешь делать то же самое, что и певица, и реализатор товаров на супермаркете… То есть — доставлять удовольствие окружающим. Но если певица добивается этого своим голосом, реализатор — продаваемыми товарами, то ты — своими ласками. Вот и вся разница. А в принципе — одно и то же. Но и, конечно же, ты будешь за свою работу получать очень хорошие деньги. Ты в своей больнице таких денег никогда не видела и не увидела бы в будущем!
Люда вовсе не пришла в восторг от красноречивого сравнения и от предложенных денег. Но она дала свое согласие, сказала «да» потому, что у нее просто не оставалось другого выбора. Все было решено за нее. И она только подчинилась.
Через несколько дней Люда приступила к работе в салоне. Первым ее клиентом стал парень лет двадцати, весь с ног до головы затянутый в черную блестящую кожу, со спускающейся на грудь массивной золотой цепью, весом на вид не менее килограмма. Начал он с того, что положил на стоящий рядом с кроватью журнальный столик пистолет и каким-то бесцветным, ничего не выражающим голосом сообщил:
— Если мне что-нибудь не понравится, пристрелю как бешеную собаку!
К счастью, ему все понравилось. Вскоре Люда уже привыкла к некоторой экстравагантности отдельных своих посетителей, которые, в принципе, не скупясь, почти по-царски оплачивали проявления этой своей экстравагантности.

ГЛАВА 4. Без штанов все мужчины равны


Пока Люда рассказывала свою грустную историю, за окнами стало совсем темно. В мертвенном блеске лунного диска улица казалась какой-то призрачной, нереальной. Фиолетовая ночь уже вступала в свои права. Не об этом ли времени суток классик детективной литературы Артур Конан Дойл сказал, что силы зла властвуют здесь безраздельно? Сколько этих темных сил уже повстречалось на пути Людмилы, этой славной и, в сущности, такой несчастной девушки. Мне по-человечески ее жаль. Выговорившись, она немного успокоилась, даже приободрилась. И в глядящих на меня огромных и очень красивых глазах я видел и надежду, и веру в то, что мы решим ее проблемы, спасем от предназначенной ей бандитами пули. Но мне страшно за нее. Ведь против нас работает опаснейший враг, циничный и безжалостный преступник. И сегодня ее спасение зависит от нас. Точнее, от меня и от нее самой. Насколько подробно она сумеет вспомнить события последних дней, воспроизвести детали, которые ей самой не показались значащими, заслуживающими внимания, которые уже сама выпустила из памяти… И от того, насколько я сумею ухватиться за ту невидную, на первый взгляд, ниточку, осторожно потянуть за нее и выявить всю цепь, против воли связавшую эту девушку с заказчиком и организатором убийства.
Мелкими глотками Люда пьет воду, ставит на стол стакан, поднимает на меня глаза:
— А у вас кофе есть?
— Этого добра всегда хватает. Сам только хотел тебе предложить…
Грею кипятильником воду, разливаю дымящийся напиток по чашкам и продолжаю беседу:
— Пей и успокойся. Пойми, мы тебя защитим. Но для этого нам нужно понять, кто заинтересован в твоем убийстве. Будь предельно откровенна. Мы не моралисты, и нам понятны современные нравы. Если ты сейчас что-то от нас скроешь, мы пойдем по ложному следу и потеряем время…
— Я понимаю. Расскажу все, что знаю.
— Нас интересует все-все про салон Лидии Петровны…
— Я с самого начала работала в паре с Оксаной. Наши дежурства — каждые третьи сутки. У Лиды были еще четыре девочки. Они закрывали оставшиеся дни. Мы с Оксаной каждый раз обслуживали по одному клиенту. Причем все начиналось вечером, а заканчивалось под утро.
— Кто были клиентами?
— Лида часто повторяла, что наш салон для избранных. Случайных посетителей здесь не бывало. Кто-то у Лиды был, конкретно не знаю кто именно, скорее всего, из окружения Эдика, кто заранее договаривался, чтобы стать клиентами. Приходили от него, называя пароль. В принципе, Лида сама всегда открывала дверь, а потом в зале беседовала с посетителями, оговаривала финансовые вопросы и наши требования, что можно с нами делать, а что нельзя. Честно говоря, можно было все, кроме одного: членовредительство. Других запретов не было. После этого клиенты расходились по комнатам: один ко мне, другой к Оксане. Клиентами были криминальные или партийные боссы. Это в основном. Конечно, заходили и шишки поменьше. Как-то один дедушка попался, импотент, и кайфовал он только от «посмотреть». Потом Лида рассказывала, что это очень нужный человек, высокий пост в областном суде занимает. Ну а мелкую сошку к нам не допускали.
— Клиенты сами говорили, чем занимаются?
— Кто-то говорил, кто-то нет… Но у меня глаз наметанный. Клиент еще не успевал даже раздеться, а я уже всю его подноготную вычисляла. И ни разу не ошиблась. Лида-то с нами откровенничать любила, рассказывала нам потом, кто это был. Она гордилась, что такие большие люди ее заведение посещают.
— Люда, а теперь назови своих последних клиентов. Этак за последние месяцев шесть, для начала.
— За несколько месяцев, значит? Так… Дважды был небольшой партийный вождь. Иван Николаевич. Лида рассказывала, что он — второй секретарь одного из городских райкомов партии. По одному разу заходили Сергей Юрьевич, первый секретарь какого-то райкома комсомола, Сиплый, это крутой бандит, говорят, правая рука самого известного преступного авторитета по кличке Дед. Еще был гость наших авторитетов из кавказской республики. Правда, из какой — точно не знаю…
— Раньше кто-нибудь из них у тебя бывал?
— Кроме кавказца, все постоянные клиенты. Реже чем раз в месяц не появляются. А иногда и намного чаще.
— А теперь расскажи о них подробно. Что рассказывают, чего хотят?
— Самый потешный — Иван Николаевич. Честно говоря, он почти что импотент. Вставил, несколько раз дернулся — и все, кончил. Но я думаю, он даже не за этим к нам приходит. Он от другого кайфует. Меня Лида еще перед его первым визитом предупредила — называть Николаевича нужно «Товарищ первый». Он садится на диван в позе сфинкса, а я вокруг кружусь: «Чего изволите, товарищ первый?» А он как услышит «первый» весь от гордости надуется, словно павлин! О других рассказывать?
— Да, конечно, — киваю Люде, а сам думаю, что, с одной стороны, этим секретарем следовало бы заняться очень серьезно. Но с другой стороны… Лучше всего забыть, что Люда его вообще упоминала. Ведь проявленный мною интерес к партийному руководителю может вызвать неприятные последствия. Лично для меня. Вплоть до моего увольнения из милиции. Не очень бы этого хотелось. А Люда тем временем, продолжает:
— Комсомолец — так вообще полная мразь. Раз пять у меня уже был, так ни слова за все это время я от него не услышала. И на лице неизменное такое выражение, словно в террариум к змеям заходит. Если он нас так презирает и брезгует нашим обществом, зачем вообще к нам ходит? Я уже с Лидой говорила о нем, просила передать его кому-то из девчонок. Так ничего и не получилось. Она сказала, что он всегда именно меня заказывает. Я уже думала, может, его как-нибудь укусить побольнее за член, чтобы он сам другую попросил? Но нельзя. Люди через него какие-то серьезные дела проворачивают, так что нужен он здесь поблизости. Что за дела, я, правда, не знаю. Сиплый на одну только тему и говорит — о бабках. Где заработал, сколько заработал… Если я суммы сейчас назову, вы обалдеете. Но каких-то секретов не выбалтывал. Все так, в общем. А кавказец сам ничего не рассказывал. Все меня про жизнь выспрашивал. Интересно, говорит.
— Вспомни, Люда, не было ли чего-то необычного в их поведении во время последних визитов?
— Последние визиты? — переспросила Люда. — Ну, с комсомольским вождем все было как всегда. Так же, как обычно, губу оттопыривал и все так же ни одного слова не сказал. Ни здрасте вам, ни до свиданья… Сделал свое дело, натянул брюки и молча ушел. Ой, вспомнила! С Иваном Николаевичем настоящая умора была. Он как пришел, сразу сказал: «Сегодня, Людка, знаменательный день. А дальше вообще будет все замечательно. Скоро вы мою фотографию на стенку повесите и гордиться будете, что когда-то я до вас снисходил!» — «Почему?» — спрашиваю. А он мне что-то про какую-то Альфу и про Тульскую дивизию. Мол, скоро они в Москве такое сделают, что все враги от ужаса по щелям забьются…
А вот это очень ин-те-рес-но! Ну просто оч-чень! И чем не шутит черт? А вдруг… Этот Иван Николаевич мог выболтать тайные политические планы некой группы в недрах КПСС. Горбачевым и его политикой многие недовольны. Может, они там что-то замышляют в Москве, а он знает и сболтнул, в приступе гордости и чванства. А придя в себя утром, схватился за голову! А затем, посыпая эту самую голову пеплом покаяния, бросился к тем, кто его выдвигает и организует всю кампанию. Рассказал про то, что девчонка из салона Лидии Петровны знает все их тайны. И тогда те, не мудрствуя лукаво, решили послать киллеров. Что же, такое вполне могло быть.
Вот это да! Неужели мы в шаге от раскрытия государственного переворота? Да… Это уже не раскрытие убийства двух никому не известных женщин. Это намного круче. Я сразу представил аршинные заголовки в центральных газетах: «Капитан милиции Марк Грановский и простая ростовская девушка Людмила Никольская предотвратили одну из крупнейших авантюр ХХ века!» Конечно, я уже буду не капитаном! И ордена, море орденов на груди! А может, меня сразу сделают генералом? Не будем спешить. Вполне возможно, что наш Николаевич всего-навсего мелкий пакостник и, что-то услышав, развил тему дальше самостоятельно. Во всем этом нам еще предстоит разобраться. Но нельзя сбрасывать со счетов и других фигурантов нашего дела.
— Люда, а как вел себя Сиплый?
— Он был сильно пьян. Намного больше, чем обычно. Говорил, как всегда, про бабки. А, вспомнила… К нему какие-то два южанина подъехать должны. И что-то привезти, что сделает его очень богатым человеком. Хвастался, что наконец-таки купит «Мерседес», виллу на берегу моря, он меня заберет от Лиды к себе личной массажисткой. Но это пьяный треп, не больше…
Мне сразу вспомнились два убитых азербайджанца в квартире на Пушкинской улице и найденные у них 20 килограммов героина. Что же, две версии, одна из которых, без сомнения, верная. С этим уже можно идти к Шульженко.
В кабинете у шефа накурено. Форточку он не открывает принципиально, а смалит свой «Беломор» с утра до вечера. Только с перерывом на планерку. И как еще голос не сорвет? Ну вот, наконец, он докуривает свою папиросу. Долго водит рукой с бычком над пепельницей, но в самый последний момент передумывает и, вытащив новую папиросу, прикуривает от старой. Говорят, что после прошлогоднего инфаркта жена запретила Шульженко курить дома, и он отводит душу на работе. Конечно, он волнуется. Шесть трупов за два дня! Такого в обозримом прошлом в нашем районе еще не было.
Сумрачны, сосредоточенны все находящиеся в кабинете. Рыжеусый, взъерошенный, остроносый, чем-то напоминающий хищную птицу, начальник нашего уголовного розыска отдела Захарченко, который, кажется, недоволен всем на свете, но особенно тем, что в такое позднее время вынужден участвовать в этом совещании. Здесь же прокурор района Кузнецов. Полноватый, неторопливый в движениях и в словах, обстоятельный. Он у нас ещё участник Великой Отечественной войны. Несомненно, участие в этом ночном совещании для него дополнительная обуза. Но… он прекрасно понимает, что если в ближайшие дни преступления не будут раскрыты, то наверху с него за это спросят еще раньше, чем с Шульженко. Рома Ратников печально глядит в окно, и мы все можем лицезреть его аристократический профиль. Рядом с нами оперуполномоченный Юрка Талалаев, готовый в любое мгновенье схватиться с преступником в рукопашной. Но пока он может отдыхать. Мы еще не знаем, с кем схватываться.
Докладываю собравшимся о показаниях Людмилы. Акцентирую внимание на двух версиях, которые родились в ходе этой беседы. Перечисляю все доводы в пользу каждой из них, предлагаю одну условно назвать «партийной», а вторую — «криминальной». А затем, напустив на лицо самое серьезное выражение, на какое только способен, и сделав самые умные глаза, предлагаю:
— Считаю правильным начать с разработки партийной версии. Фигура Ивана Николаевича кажется мне весьма перспективной в этом деле.
Срывается Захарченко. Он помоложе всех начальников и всегда резок с оценками.
— Ты что, совсем охренел, Грановский! — честно говоря, вместо «охренел» он употребляет другое слово, но я стараюсь, насколько это возможно конечно, оберегать читателей от некоторых особенностей великого и могучего русского языка. — Ты будешь разрабатывать эту версию? Да ты знаешь, где мы тебя после этого искать будем? В лучшем случае, мы тебя из психушки станем вызволять! Запомни, в лучшем случае!
Услышав про «вызволять», встряхивается наш Юрчик. По-моему, он дремал с открытыми глазами, но, услышав любимое слово, не выдержал и проснулся.
— Я готов! Кого вызволяем?
— Грановского, — ухмыляясь, показывает на меня прокурор. А у нашего почти двухметрового героя идет напряженная работа ума. Он никак не может понять, откуда меня нужно вызволять, если я вот он, рядом, за столом сижу.
Включается Рома, оценивший мою игру и решивший ее подхватить:
— А что, мне кажется, что версия очень интересная.
— Да, весьма, — ухмыляется прокурор. — Тут я согласен с начальником ОУР. Если мы ее предложим, то второе совещание в этом составе откроет главный врач в Ковалевке. Надеюсь, все присутствующие здесь знают, где в Ростове психиатрическая лечебница размещается?
Обстановка разрядилась. Он смеется — мудрый у нас прокурор!
— Ну ладно, пошутили и будя! — затушив очередную «Беломорину», сказал Шульженко. — Тебе, Грановский, еще повезло, что здесь с нами нет нашего дорогого товарища замполита отдела Веткина. Он бы обязательно потребовал разобрать твое персональное дело на предмет соответствия занимаемой должности. Он бы всем здесь напомнил, что органы МВД вместе с органами Государственной безопасности являются передовым отрядом партии и не могут работать против партии! И как, скажи на милость, ты думал разрабатывать первую версию? Ты знаешь, что не только тебя, а даже и меня и на порог не пустят даже к секретарше этого извращенца? Значит так… Я не считаю версию Ивана Николаевича перспективной. Скорее всего, он в этом борделе всего-навсего реализовывал свои сексуальные фантазии. Если бы действительно планировался государственный переворот, то вряд ли ставили бы в известность об этом событии такую мелкую сошку в партийной элите. Так что работать будем над второй версией, криминальной. Если же она не даст результата, а появится какие-то данные в пользу партийной версии, передадим все материалы на Ивана Николаевича соседям из Комитета, и пусть они все расхлебывают. Баба с возу, кобыле легче.
Затем он тянется за очередной папиросой.
— Грановский, продолжай докладывать! Так что у нас есть по второй версии?
— Не много есть. Будучи сильно пьяным, Сиплый рассказал Люде, что к нему приезжают двое с Кавказа и привезут нечто такое, что сделает его, Сиплого, очень богатым. Само по себе это не является раскрытием какой-то тайны. Но проспавшись, Сиплый, конечно, помнил, что на эту тему что-то говорил, но что именно — наверняка забыл. Так что он вполне мог решить, что выболтал какую-то страшную тайну.
— Что у нас есть на Сиплого?
В беседу вступил Рома :
— Я только что из картотеки. У нас уголовник с такой кличкой не зарегистрирован.
— Но его называют правой рукой Деда?
— Это еще вопрос, — прихожу на помощь Роме, — так думала хозяйка салона и рассказывала об этом Людмиле. Но я не думаю, чтобы авторитеты слишком подробно вводили Лидию Петровну в курс своей иерархии. Может оказаться, что Сиплый не имеет к Деду никакого отношения…
— А мог он в салоне использовать не свое «погоняло»? — это уже Юрчик.
— Исключено полностью. Не тот уровень. Да и просто нереально. Салон он посещал уже давно. Поначалу у него, конечно, планов устраивать там разборки не было. Так что не было и смысла скрывать свою кликуху..
— Начинаем работать. Создаем оперативную группу по розыску Сиплого. В нее включаем Грановского, Ратникова и можете привлечь кого-нибудь из оперов. Общее руководство — Захарченко. Вопросы есть?
— У меня вопрос. Если мы отпустим Людмилу домой, то завтра будем расследовать еще одно убийство… — считаю необходимым напомнить я.
— У тебя есть какие-то предложения?
— Я вас спрашиваю. А мое предложение — спрятать ее как можно надежнее.
— Ну, ты же понимаешь, Грановский, что у нас не Америка! У нас не действует система защиты свидетелей. Выделить сотрудников для ее охраны я тоже не могу. Людей и так не хватает.
— А что, если мы ее арестуем? — пошевелив усами, подает идею Захарченко.
— На каком, интересно, основании? И у вас, товарищ Захарченко, разве имеется отдельная камера? В общую ее нельзя запускать. Там связь с волей налажена очень четко, и она в ней до утра не доживет!
— Что же будем делать? — Шульженко обводит взглядом всех присутствующих. Но тут в разговор вступает Рома:
— Чувствую, что без моей помощи вы не решите даже такой вопрос! — он достает из кармана ключи и лениво подбрасывает их на ладони. — У меня сеструха на месяц из Ростова уехала. Вчера ее проводил. Попросила последить за квартирой. Я, конечно, за определенную моральную компенсацию готов нашу девочку приютить. На 29 дней.
Восхищенно гляжу на напарника. Ну и Ромочка! Он ведь, чертяка, заранее все продумал. Потому и ключи притащил. Да… Хитер. Даже в такой ситуации мысли только «про это».
Ладно, не буду ему завидовать. Планерка окончена. Уже выходя из кабинета, спрашиваю у Шульженко, как решен вопрос с организацией засады. Он просто перекосился:
— Ну, ты и мастак вопросы задавать! Такие, что без ножа режут! Думаешь, я не профессионал, не знаю, что надо устроить две засады — как в салоне, так и в квартире, где жила Люда? Но чего ты на меня смотришь — нет у меня людей, нет, и из горла у себя я их вырвать тоже не могу. Вообщем, мы посоветовались, — показывает пальцем наверх, намекая на управление, — решили ограничиться засадой в салоне. Сейчас там два наших молодых опера. В ночь заступают прикомандированные к нам сержанты из батальона патрульно-постовой службы Иннокентьев и Прохоров.
— Иннокентьев? — я чуть не хватился за голову. Этот паренек умеет любое простейшее задание превращать в нерешаемую проблему. Что бы он ни делал, он все делал одинаково плохо. А на последних стрельбах в тире из 100 возможных выбил целых 8 очков!
— Ну и что, что Иннокентьев, — шеф настроен к нему более снисходительно, — надо же и ему когда-то привыкать к нашей службе! Но ты не волнуйся. Я их так проинструктировал, что никаких непредвиденных ситуаций возникнуть не должно. Я им все по полочкам разложил, так что не волнуйтесь, не подведут!
Хотел бы я быть таким же оптимистом. Но разница заключается в том, что шеф никогда не был и не будет в сложной ситуации с Иннокентьевым, а я был и хорошо знаю, как бездарно и бестолково он действует в решительный момент. Но ничего… С ним же все-таки Прохоров. Да с чего мы решили, что нежелательные визитеры припрутся именно сегодня ночью? Позже я понял, что был неправ. В любом случае надо было делать поправку на Иннокентьева. Даже если визитеры и не заявятся сами, он обязательно притащит их … Ну есть, есть у него такой талант. И никуда от этого не деться.

ГЛАВА 5. Проваленная засада

В то самое время, когда мы разъезжались из райотдела, сержанты нашей роты из полка патрульно-постовой службы прибыли в салон, сменив дежуривших до них наших сотрудников, и остались в трехкомнатной квартире вдвоем.
— Давай закурим, товарищ, по одной! — дурашливо пропел Иннокентьев и протянул к Прохорову руку за сигаретой.
— Ты шел на дежурство и не взял с собой курево?
— А, забыл купить. Твои покурим. У тебя же, как всегда, полный комплект? Потом сочтемся.
— На, но моих надолго не хватит, — Прохоров показал более чем наполовину пустую пачку.
— Спасибо. А как тут с чайком? Пойду на кухню пошукаю… — Иннокентьев прогрохотал своими сапогами. Через несколько секунд щелкнул выключатель, и кухня залилась светом.
— Колька, ты оборзел? Свет потуши! Мы же в засаде!
— Да не волнуйся ты так, Прохор! Начальству надо нас чем-то занять, вот они и придумали эту засаду. Какие бандиты сюда могут припереться? Они или уже крепко спят, или далеко отсюда!
— Начальство тоже может мимо проезжать и увидеть свет в окне! Потом проблем не оберешься.
— Ну ты, перестраховщик, Прохор! Неинтересно с тобой, — свет он все-таки выключил, — ну давай давай, посидим в темноте, подождем твоих любимых бандитов. Дай еще сигаретку. У меня идея! Сейчас тебя, Прохор, облагодетельствую! Тут-то телефон есть. Сейчас я девочку вызову и скажу, чтоб подружку прихватила. Вчетвером подежурим.
— Ты вообще чокнулся?
— Прохор, а тут же двоих убили. Ты призраков не боишься? Вдруг сейчас дверь откроется и появится женщина в белом. И протянет к тебе свои длинные руки.
— Это не она идет? — Прохор показал рукой в сторону другой комнаты. Иннокентьев вскочил, опрокинув стул, а напарник подумал, что будь бы тут светло, он увидел бы, как, у Иннокентьева побледнело лицо и волосы встали дыбом.
— Не бойся! Купил я тебя. Нет там никого. Ты что, вправду в привидения веришь?
— Ну и напугал… Дай скорее сигарету. Зубы до сих пор стучат. Я еще до службы посещал занятия известного экстрасенса Айкидо Сан Дея. Он рассказывал очень много подобных случаев. Как, например, в старом доме на Крепостном призрак женщины влюбился в нового жильца и похитил его. Теперь, говорят, они в другом измерении живут. Ладно, Прохор… Сейчас тебе такую вещь расскажу... Дай только сигарету. Докурил я уже.
Прикурив, он продолжал:
— Умер мужчина. Осталась вдова. Ой, там никого нет? Что-то стукнуло… Значит, вдова осталась. Красивая, аппетитная женщина. Погоревала с годик, ну а дальше… женское дело нехитрое. Нашла себе хахаля, повстречалась с ним какое-то время, а потом и в гости пригласила, ну, в ту самую квартиру, где раньше с мужем жила. Заходит этот хахаль, и тут же как бы ниоткуда, из пустоты, мужской голос: «Уйди отсюда!» Они решили, что это галлюцинация. И стали миловаться-целоваться. А тут призрак мужа материализовался. И как этому гостю чек на харе выпишет! Говорят, целый год пятно на коже оставалось…
— Это тебе этот Карате Сан рассказывал?
— Не Карате. Его сенсорное имя Айкидо. Ладно, дай еще сигаретку…
Прохоров скомкал пустую пачку:
— Все, кончились!
— Ну что же делать? Здесь ночной киоск недалеко есть. Придется идти.
— Совсем сошел с ума? Забыл, что мы здесь в засаде?
— Тебе не надоело, Прохор, в детские игры играть? Пойми, засада эта для галочки, чтоб потом начальство райотдела нам в характеристики могло вписать, что мы привлекались для различных направлений оперативной работы. Вот и все. Ладно, бегу…
— Позвонишь три раза. Понял?
Иннокентьев выбежал из подъезда и, даже не оглядевшись по сторонам, зашагал в сторону ночного киоска. Так же спокойно он и возвращался. Если бы сержант присматривался, то, может быть, он заметил бы две тени, метнувшиеся перед ним в подъезд. Но его волновали другие проблемы. Он толкнул подъездную дверь и уверенно шагнул вперед. Это было самое последнее, что сержант Иннокентьев успел сделать в своей короткой жизни. Направленный на него пистолет был с глушителем, и поэтому выстрел прозвучал негромко, как хлопок. Но пуля попала прямо в сердце.
Через несколько минут в дверь салона позвонили. Удивленный, что прозвучал всего один звонок, Прохоров вытащил из кобуры «Макаров», передернул затвор и осторожно сбоку подошел к двери. Распластавшись на боковой стене, он выкрикнул:
— Кто там?
И тут же затрещал автомат. Изловчившись, Прохоров бросился на пол. Пробивая деревянную дверь, пули пролетали над ним, осыпая его щепками. Сержант направил руку с пистолетом в сторону двери и несколько раз подряд нажал курок. За дверью раздался вскрик, и что-то тяжелое упало на пол. Через несколько секунд раздался топот сбегающих по лестнице и удаляющихся ног. Вскоре хлопнула входная дверь, и наступила тишина. Поднявшись с полу, Прохоров распахнул дверь. Прямо на коврике перед ней лежало тело мужчины. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: этот убит наповал, как говорят, стопроцентно. Не задерживаясь возле него, Прохоров побежал по лестнице вниз, чтобы догнать второго. Однако в самом углу, прямо под лестницей, Прохоров наткнулся на неподвижное тело Иннокентьева. Помочь ему уже было нельзя…
Когда я утром приехал в райотдел, то прямо в вестибюле увидел портрет сержанта Инокентьева в черной траурной рамке. Еще одна смерть. Ему было всего двадцать два года. Мальчишка, да и только… Успеваю узнать у сотрудников обстоятельства его гибели, как следует вызов к Шульженко на новое совещание. Что-то они в последние дни проходят слишком часто, но результата пока не видно…
Шеф просто буйствует. Чтобы не прослыть перед читателями завзятым матерщинником, не стану дословно приводить его речь, так и усыпанную различными красочными эпитетами, которым обычно не находится место на страницах серьезных изданий. Но общий смысл выступления можно свести к тому, что никто из нас не умеет и не хочет работать, а преступники это прознали и творят теперь все, что только пожелают. Обычно шеф не употребляет ненормативную лексику. Человек он очень воспитанный. Но — умеет, и, видно, его всё это достало очень сильно. В одном, конечно, он прав. Проявлено редкое мальчишество. Просто удивительная безответственность. Покинуть засаду и пойти за сигаретами… Что еще можно сказать о такой засаде? Они бы еще девочек туда вызвали…
Запираемся с Ромой в кабинете. На скорую руку поминаем Николая Иннокентьева. Хоть и не суждено ему было стать профессионалом, а парень-то он был неплохой. И его гибель, конечно же, тоже для нас потеря.
И все-таки… Откуда такая наглость? Зачем нужно было убивать Иннокентьева и стрелять в Прохорова? Бесспорно, они пробивались к Людмиле, считая, что она находится в салоне, и сметали все преграды со своего пути. Но зачем брать на себя еще одно убийство, тем более сотрудника милиции? Ведь за это почти гарантирована высшая мера. В общем, отморозки. И те, кого послали, и тот, кто послал… Но благодаря всему этому мы получаем ценнейшую нить к расследованию. Убитого Прохоровым бандита опознали. Это некто Угорь — «бык» из окружения Деда. Значит, Лидия Петровна не ошиблась, говоря Людмиле, что Сиплый работает на Деда. Теперь мы уже не сомневаемся что преступления организованы именно Сиплым и что искать его надо именно в окружении Деда. И пока непонятно, знает ли об этом сам Дед. А партийную версию можно отбрасывать ко всем чертям. Нас это уже не волнует. Все свое внимание сосредоточиваем на Сиплом.
Сегодня мы с Ромой целый день мечемся по району, встречаясь со своими агентами-осведомителями. С первым из них у меня встреча в пивбаре «Старый причал». Здороваюсь с барменом Костей, который совсем недавно в качестве свидетеля помог нам в расследовании дела о мертвой голове. Заказываю две кружки, протягиваю рубль… Но… Вместо того чтобы сообщить мне «за счет заведения» и вернуть рубль, отсчитывает мне сдачу — 30 копеек. Ну и козел! Он мне за это еще ответит! Но не сейчас. Попозже… А пока занимаю место у стеночки, сдуваю пену и отхлебываю. Да… По-моему, этот негодяй еще и разбавляет пиво водой. Пить такую бурду нет никакого удовольствия.
Ну, вот наконец и мой агент по кличке «Кролик»! Белобрысый, розовощекий, с оттопыренными ушками. Он напоминает кролика. Как мы в свое время завербовали этого мошенника, рассказывать не буду. Есть у нас свои профессиональные секреты. Но, в общем, этот кролик погорел очень сильно, и если бы не мы, чалиться бы ему у хозяина не один год. А там бы этот розовощекий мальчик вполне мог поменять свою так называемую сексуальную ориентацию. Скажем, перейти из кроликов в разряд петушков.
— Слушай внимательно, в окружении Деда есть зэк с кликухой «Сиплый». Мы должны все о нем знать…
— Легко сказать, — Кролик отхлебнул из своей кружки и скривился. Ему, видно, тоже не понравилось здешнее пиво. — Окружение Деда не склонно много рассказывать. Кто там есть, кого там нет, это только богу известно. Ну и Деду, конечно. Я такое погоняло — «Сиплый» — ни разу ни от кого не слышал. Есть у меня один кореш. Он, правда, не козырный фраер, но и не шестерка. Повидаюсь с ним, завтра отвечу. Но если и он не знает — тогда извиняйте, не будет никакого базара. К самому Деду я с таким вопросом не попрусь. Лучше тогда на нары.
— Дальше слушай. Тут на днях на Пушкинской серьезная пальба была. Двух наркоторговцев положили. Что ты знаешь об этом. Кому товар предназначался?
— Слышал я, как пели соловьи. Но они такие, если кумекаешь, что и слишком-то верить им как-то не с руки… Вот эти соловьи пели, будто Дед сейчас в трансе. Дважды на днях погорел. Ему якобы две партии товара передали из южных краев. Наркоты, значит. Так одну вы хлопнули, а другую вроде кто-то из своих. Вот он и мечется сейчас, словно конь норовистый в стойле… А так это или не так… В общем, не отвечаю за эту информацию.
Следующая встреча — с агентом по кличке «Кум». Несколько месяцев назад мы его хлопнули при попытке сбыть краденое. Чтобы не отправляться в места не столь отдаленные, он дал согласие с нами сотрудничать. Дважды помог нам. Сначала по его наводке была накрыта прежде не известная нам блатхата, на которой шла оживленная торговля наркотой, а затем был арестован бежавший из заключения матерый зубр, решивший залечь в Ростове на дно. Связей у него намного больше, чем у Кролика. Встречаемся мы в пивбаре в Газетном переулке, у народа называемом «Синагога». Рядом действительно городская синагога. Не думаю, что им нравится соседство, но подозреваю, что пивнушку так близко открыли совсем не случайно. Когда я пришел, Кум меня уже ждал, заняв самую дальнюю от входа стойку. Я с радостью присоединяюсь к нему. Да и пиво здесь, судя по всему, не разбавленное. Стоим, отхлебываем янтарный напиток, ведем неторопливый разговор, и собеседник сообщает мне очень информацию. Оказывается, он лично знает Сиплого.
— Это еще тот фраер. Козырный. Три ходки у него. В большом авторитете у Деда. А погоняло «Сиплый» у него новое. Так его на последней ходке у хозяина кто-то из законников прозвал. И он, в память об этом, решил сохранить. А раньше его «Казаком» звали. У него в молодости всегда чубчик казачий был. За него и прозвали.
Ах, вот оно что. И это мне Кум рассказывает про Казака? Мне, который лично препровождал Казака на нары в третий раз! Когда мы приехали его арестовывать, Казак успел выхватить пистолет, и, если бы не мое владение с 15 лет приемами карате, плакать бы нашим друзьям и родственникам горькими слезами на наших похоронах. Дали ему тогда немного. Так вот, значит, кто наш противник! Прекрасно! Теперь мы знаем, кого искать! Казак еще в юности был отморозком. Судя по последним событиям, он не сильно изменился. А если какие-то изменения в его нездоровой психике все-таки и произошли, то они явно пошли ему не на пользу.
Возвращаюсь в райотдел и встречаю Рому. Он по своим агентурным данным тоже уже установил, что нынешний Сиплый и бывший Казак — это одно и то же лицо. Любопытно, но Рома уже успел смотаться к Людмиле и предъявить ей фотографию. Она сразу же опознала своего постоянного клиента. Отлично.
Но не это главное. Главное, что наконец-таки в конце туннеля маячит свет. Итак, Сиплый, он же Казак, он же Зайцев Александр Николаевич, 1947 года рождения. Уроженец города Ростова-на-Дону. Из 42 лет своей жизни 11 провел в местах лишения свободы. Первый раз судим в 19 лет. Последний раз освобожден два года назад. Прописан Зайцев на улице Казахской вместе с семьей, состоящей из жены и двоих детей, дочери 16 лет и сына 14 лет. Но очень скоро мы получаем информацию, что дома Сиплый не живет, а жену с детьми последний раз видел полтора года назад. Но теперь уж он от нас не спрячется.
Ровно через час под пристальное наружное наблюдение взяты все известные нам заведения, которым покровительствует Дед. Где-то Сиплый обязательно должен появиться. И если не сегодня, то уж завтра — наверняка! Договариваюсь, что меня будут держать в курсе событий по телефону, и… вперед!
Впервые за последние дни приезжаю домой в хорошем настроении. Ужинаю и мечтаю о спокойном вечере, но тут звонок. С опаской беру трубку.
— Чем занимаешься, Марк? Я тебя от ужина не оторвал? — слышу голос начальника ОУР.
— Нет, что ты, — дипломатично отвечаю. А сам отмечаю, что голос у шефа достаточно бодрый. Неужели мы уже вышли на берлогу Сиплого?
— А я тебя обрадовать хочу! Сиплый на горизонте, нарисовался, голубчик! Теперь от нас уйдет! По-срочному подключили семерку. Ну ладно! Завтра в девять у меня по этому вопросу планерка.
Да, такая новость стоила того, чтоб ее сообщили быстро. Утро вечера мудренее. Спать.

ГЛАВА 6. Сходка


 А в это время «герой» нашего интереса Сиплый сидел за столом на сходке авторитетов у Деда. Сам Дед, невысокий, но широкоплечий мужчина с седыми волосами, сидел за столом напротив. Рядом с ним сидел Слон, пацан, отвечавший за его безопасность. Длинные черные волосы, красиво падавшие на плечи и спину, доказывали, что от хозяина он вернулся уже давно. Ему было не больше 35, и Сиплый ненавидел его за то, что тот уже добился больше его авторитета, чем он, Сиплый. Слон был по-настоящему красив. И если бы впечатление не портил злобный блеск глаз, его лицо даже можно было бы назвать интеллигентным. В общем, он очень напоминал притаившегося в засаде тигра. Ему не хватало только полосатой рубашки. Конечно, многих при первом знакомстве очень удивляло «погоняло» этого худенького, никак не габаритного мужчины. Почему его прозвали Слоном? Произошло это еще во время первой ходки. К новичку прицепился один из местных «авторитетов» Полено. Но парень, тогда у него было прозвище Индеец, кулаками и ногами так обработал противника, что вечером Полено решил атаковать его втроем. У Индейца не было ни бритвы, ни пера, ни ствола… Но он остался без единой царапины. А трое нападавших, увы, оказались мертвы… Вот тогда-то пахан всей зоны, разбирая этот инцидент, и нарек Индейца Слоном. «Таких кабанов мог завалить только Слон!» — сказал он на сходке. С тех пор новое «погоняло» и приклеилось к нему крепко-накрепко. Да он и сам не был против. Слон так Слон…
Здесь же присутствовали Варяг и Кот, имеющие по несколько судимостей и пользующиеся уважением в своей среде. Как правило, Дед не принимал серьезных решений, прежде не посоветовавшись с ними.
На столе стояла бутылка водки, стаканы, тарелочка с порезанной селедкой, блюдо с вареной картошкой. Все просто. Без роскоши и каких-то излишеств. В принципе, Дед никогда не баловал своих гостей деликатесами. Зато все время подчеркивал, что настоящий вор должен быть скромным. Вот и сейчас Дед разлил водку, подождал, пока все выпьют, закусят, и только после этого заговорил:
— Собрал я вас здесь по очень важному поводу. Поговорить о делах наших общих. Может, и призвать к ответу тех, кто ссучился, — Дед глянул прямо в глаза Сиплому. — Все знают, что мы потеряли очень крупную сумму. И будь это просто наши бабки, я плюнул бы на них! Но бабки предназначены на грев зоне, на помощь братве. Наши братаны тяжелую лямку тянут у хозяина, а мы не можем выполнить свой святой долг перед ними, поддержать их... Сиплый! Мой братан! Ты помнишь, какие обвинения были предъявлены тебе на нашей последней встрече?
Еще бы Сиплый не помнил... Еще неделю назад Сиплый был счастлив от собственной удачливости. По поручению Деда он смотался в командировку в Баку к южным наркодельцам и успешно договорился с ними на поставку самой крупной за последние годы партии героина. В сладких мечтах он уже подсчитывал свои дивиденды, обдумывал, как ими распорядиться. На всякий случай партию решили доставлять частями, причем каждую сопровождали по два крутых бакинских боевика. Отдельно друг от друга они прибыли в Ростов в один день. Одна пара сумела добраться до заранее оговоренной конспиративной квартиры, где курьеры тут же были убиты ментами, а героин конфискован. А машина с трупами двух других перевозчиков была обнаружена в ста метрах от места, в которое они ехали. Конечно, никакого героина в машине не оказалось. По горячим следам собрались обсудить ситуацию на этой блатхате. И тогда, по знаку Деда, поднялся Слон. Он долго говорил, что такое двойное несчастье никак не может быть случайностью, намекая, что виноват в случившемся кто-то из своих. А затем объявил:
— Единственный, кто поддерживал связь с обеими группами, готовил их прием и размещение, знал время и маршруты движения — Сиплый!
От ярости Сиплый поначалу не смог даже слова вымолвить. Единственное, что он смог — это выхватить пистолет и нацелить его на Слона. Тот никак не отреагировал и, лишь скривив губы в насмешливой ухмылке, повернулся к Деду, который невозмутимо смотрел на происходящее. В глазах только загорелся гнев.
— Спрячь пушку! Мы тут все палить умеем. И может быть, даже быстрее тебя. Ты слышал предъяву Слона? Он сказал по делу. Что можешь возразить? Только пылить не советую. По делу можешь что сказать? Кто, кроме тебя, знал про обе группы перевозчиков?
Сиплый молчал. Это была промашка, и мысленно он посылал на голову Слона все известные ему проклятия. А крыть было нечем. Действительно, конспирация в группировке была организована на высоком уровне. Конечно, были люди, знавшие про одну пару, были те, кто знал про другую. Но про обе вместе знали только Сиплый и сам Дед. Но Дед, понятное дело, вне подозрений.
— Слон, ему нечем возразить! — горько сказал Дед. — Но неужели ты думаешь, что проверенный годами наш брат Сиплый мог ссучиться или решил нас кинуть?
— Я давно уже говорил, что тому, кто злоупотребляет спиртным, нельзя доверять никаких тайн или секретов. Мои люди видели, как в совершенно невменяемом состоянии Сиплый заходил в известный салон на Серафимовича. И было это за два дня до случившегося. О чем он там базарил с девочками? Про что там ботал?
— Сиплый, это правда? — Дед глядел ему прямо в глаза.
Он опустил глаза. Ну, Слон, гад, пронюхал! А может, на это и упирать? В принципе, Сиплый с самого начала решил сделать крайней именно Людмилу.
— Черт попутал меня! Я и впрямь переборщил в тот день. Смутно припоминаю, что рассказывал Людке, как куплю дачу на берегу моря и что возьму ее туда с собой личной массажисткой. Но что еще я ей мог сказать, что? Не помню... Неужели вы думаете, что я ей мог выдать тайну, и она все последующее подстроила? С моей, значит, подачи. Если так, ни за что не прощу! Кишки ей вырву!
Сиплый сник и наклонил повинную голову. Он прекрасно знал, что в таких случаях братва делает с отступниками! Но при подобном раскладе наказание будет помягче. Тем не менее, все молчали. Наконец Дед заговорил:
— Не ожидали мы от тебя, Сиплый, не ожидали... Не ожидали... Ты ведь своим бакланством всю братву подвел. Что мы теперь в общак передадим? Что будут делать наши братья без подпитки? А ему, видите ли, личная массажистка понадобилась! Сколько говорить можно, что настоящий вор должен быть скромным! Это закон наш! Закон! — Дед говорил медленно. Он цедил слова, словно каждое весило по меньшей мере с килограмм золота. Но по тому почтению, с которым его слушали, можно было предположить, что его слова сложены из платины. — Кого-то другого мы бы просто замочили за такой подвиг. Но ты, Сиплый, наш проверенный брат. Дадим-ка мы тебе шанс исправить положение. Ты должен вернуть нам утраченное по твоей вине! И наказать тех, кто виноват в случившемся! Братья мои, какой мы ему дадим срок на исполнение этого святого дела?
— Не более суток, — сразу же предложил Слон.
— Нереально, Слон! — вступил в разговор прежде молчавший Кот. — Конечно, Сиплый виноват. Он повел себя как баклан, как неопытный фрей. Ты, Сиплый, знаешь наши законы? Понимаешь, что мы вправе заставить тебя за это глину месить? Тем более что охотники помочь тебе в этом всегда найдутся!
Он ощерился в улыбке, обнажив рот без нескольких передних зубов. Поскольку Сиплый молчал, Кот продолжил:
— Но раз мы решаем дать Сиплому шанс исправить свою глупость, то давайте наметим реальные сроки решения его проблемы. Думаю, это займет от трех до пяти дней. Следить не надо: куда он денется… Знает, что в случае чего под землей его разыщем...
На том и порешили. Сиплому дали пять дней. Прошло только три. Но Дед вызвал Сиплого. Рядом с ним, как и в прошлый раз, сидели Слон, Кот и Варяг. Взгляд Деда буквально буравил лицо Сиплого:
— Ты помнишь, какие обвинения были предъявлены тебе на нашей последней встрече? Понимаешь, что отпущенное время тает с каждым часом? Мы хотим знать, как именно ты решил исправлять положение и что уже конкретно сделано?
Сиплый оглядел собравшихся. Он видел, что трое верят в его версию. Только Слон понимает, в чем дело. Но он не знает главного, где запрятаны 20 килограммов героина. И пока не узнает, его жизнь в безопасности. Но что скажет Дед, когда пройдут 5 дней и не принесут результата? Может, попросить отсрочку для проведения какого-то крупного дела? Но вряд ли ее дадут. Так может быть, пора сваливать? Откашлявшись, Сиплый стал рассказывать, что его люди проводят поиск Людмилы, которая, мало того что стуканула ментам, еще и подключила каких-то фраеров, замочивших перевозчиков и забравших товар.
— Дважды мои люди были в салоне. Первый раз замочили хозяйку и другую бабу. А второй раз наткнулись на ментов. Вышла перестрелка, в которой и погиб Угорь. Какой кореш был… — Сиплый помолчал. Сейчас мои люди дежурят у салона и у дома, где живет Людмила. Дежурят круглосуточно. Как только эта сука появится, доставят ее ко мне. Я ее паршивый язык через задницу вырву! Я ей кишки вместо него в пасть запихаю! Но заставлю сказать, кому она нас заложила.
Сиплый столкнулся с иронично-насмешливым взглядом Слона:
— Если язык вырвешь, как она что-то скажет? Может, ты и не хочешь, чтоб она что-то сказала? Может, она здесь вообще не при чем?
Вмешался Дед:
— Время, Сиплый, идет. Идет, дорогой. А у тебя пока кроме пальбы и трупов ничего нет. Ты думай, думай, как с братвой расплачиваться будешь… Я уж по-стариковски пообщался в последние дни кое с кем из братвы. Никто не берет на себя ответственность за это дело. А раз не берут, то, значит, никто не бомбил наших курьеров, а, Сиплый, что скажешь? Люди опытные на тебя указывают. Ты, говорят, все это устроил. Половину взял, а половину красным шапочкам сдал… Но не верю я! Всем говорю, не мог Сиплый ссучиться! Но ладно, время мы тебе дали. Оно еще не пришло… Ешьте, пейте, братаны мои! Не теряйтесь! Здесь все от чистого сердца.
Он разлил водку по стаканам:
— Хочу я с тобой, Сиплый, и со всеми вами выпить за нашу скрепленную годами дружбу и за верность этой дружбе! — стаканы звонко стукнули.
Дед зачерпнул из блюда пару картофелин, ухватил кусок селедки… Сиплый и все остальные последовали его примеру. «Искренен ли Дед?» — не давала покоя Сиплому мысль. — Может, напрасно я сюда пришел и надо было уже делать ноги?» Он прекрасно понимал, что, скорее всего, в последний раз обедает в этой компании. Отпущенное время стремительно мчится, и остановить его может только лишь чудо. Он хмуро оглядел сотрапезников. «Этот Слон просто не спускает с меня глаз. Но сумка с 20 килограммами героина лежит в надежном месте. И никому из них до нее не добраться. Этого вполне хватит, чтобы бежать и где-то начать новую жизнь. Но все-таки здорово удивились два этих недоумка из Баку, увидев в моих руках пистолет! Но они ничего не успели сказать. Два выстрела прозвучали мгновенно. Водитель свою тыкву прямо на руль уронил… А все-таки хорошо, что менты раньше меня на Пушкинскую приехали! Классно бы я выглядел с пистолетом при двух телах и 20 килограммах, если бы они вслед за мной вошли. Сразу бы “Руки вверх!”. Пришлось бы мочить целую кодлу…»

ГЛАВА 7. Ловля на живца


Ровно в девять утра собираемся на планерке в кабинете шефа. Впервые за последние дни вижу Шульженко в добром расположении духа. Вооружившись неизменной беломориной, он рассказывает последние новости:
— Вчера ровно в 20.00 у хаты Деда, расположенной на улице Щербакова, остановилась темно-зеленая «девятка». Из нее вышел не кто иной, как наш любезный Сиплый. Оставался в доме почти два с половиной часа. Вчера у них было крупное совещание. Дед, кроме Сиплого, принимал Слона, Кота и Варяга. Причем если двое последних покинули конференцию почти одновременно с Сиплым, то Слон оставался еще битый час. Скоро узнаем, о чем они совещались. А наш друг прямым ходом с Щербакова попер на «девятке» на Белорусскую. Там у него берлога. Так что, друзья мои, все теперь зависит от нас.
Обращаю внимание, что сегодня даже беломорина Шульженко не бессильно свешивается у него изо рта, словно какая-то присоска, а победно торчит вверх, напоминая боевую трубу. Так и кажется, что сейчас зазвучат ликующие фанфары! Но, честно говоря, до этого еще далеко. Брать сейчас Сиплого и предъявлять ему обвинение в организации убийств было бы верхом глупости. Такой матерый преступник плюнет и разотрет по стенке имеющиеся у нас косвенные улики. Чтобы брать подобного зверя, необходимо запастись самыми неопровержимыми доказательствами. Но мы-то тоже не лыком шиты. Как говорил Жеглов, преступник должен сидеть в тюрьме. И можете не сомневаться, сядет Сиплый, как миленький сядет. Если, конечно, суд, наш самый гуманный суд в мире, не приговорит его к высшей мере. Но чтобы все это случилось, чтобы, чего доброго, он не ушел от ответственности, мы должны собрать неопровержимые доказательства его вины, оплести его такими уликами, от которых ему ни за что не отвертеться.
Победно глядя в потолок дымящимся концом беломорины, Шульженко задает свой традиционный вопрос:
— У кого какие предложения?
Первым поднимается Захарчеко:
— Думаю, надо заставить его нервничать и переживать. Покажем ему слежку, сделаем ее открытой, обложим все его хаты, направим агента с сообщением, что готовимся его арестовать… В такой ситуации он наверняка допустит какую-то ошибку, и мы ею воспользуемся.
Шульженко возражает:
— А стоит ли городить огород, если козел уже забрался на грядку? Я еще не сказал, что люди Сиплого ведут круглосуточное дежурство у салона и у дома, в котором живет Людмила. Упрямо ждут ее возвращения.
— Так это же прекрасно, — не могу сдержать радость, — подставляем им Людмилу. Эти мазурики к ней с пистолетами, а мы тут как тут. Цап их — и давайте рассказывайте: кто вас послал, кто дал приказ убить девушку?
— Не ожидал от тебя, — злобно шипит Рома, — а эти вопросы ты планируешь задавать над ее телом с простреленной грудью?
Да, чувствую, что скоро мир холостяков лишится еще одного своего яркого представителя.
— Постой, постой, — беломорина Шульженко выжидающе уставилась на меня, — что ты предлагаешь?
— Они должны увидеть издали, как Людмила в нашем обществе возвращается домой, потом мы якобы уходим и она, повторяю для жирафов специально, тоже якобы останется одна.
— Ты сказал «издали»? — на лице Ромы появляется догадка.
— Да, да, издали! Они увидят блондинку, и этого будет достаточно.
Рома начинает улыбаться. Он еще не знает, какой приятный сюрприз я для него припас.
— Смотрите! Мы берем с собой любую блондинку из женщин, работающих в управлении МВД…
Ну быстрее, быстрее, Шульженко. Я же тебя наталкиваю на идею. Пусть она исходит от тебя. И, похоже, рыба клюет мою наживку:
— Нет, так дело не пойдет! Мы еще не знаем, как она себя поведет в экстремальной ситуации, а трупов у нас и так много. А если…— ну, быстрее рожай, я же тебе уже все разжевал, — блондинку изобразит кто-то из вашей тройки: Талалаев, Грановский или Ратников?
Наконец-то! Теперь остаются технические детали. На всякий случай расправляю свои и без того широкие плечи. А в беседу вступает наш районный прокурор Кузнецов:
— Ни один парик не скроет двухметрового роста Талалаева, если, конечно, он не вприсядку пойдет. Грановский меня как-то тоже не вдохновляет. С такими плечами, может, торговку на рынке он бы и изобразил, ну а девушку столь деликатной профессии… едва ли. Ратников, встань, пожалуйста!
Рома встает, а прокурор продолжает:
— Рост 176-177 сантиметров, вес не более 68 килограммов, накладки на грудь нужны, парик — и вылитая Людмила!
От возмущения Рома даже теряет дар речи:
— Вы… это… серьезно?
— Серьезнее не бывает, старший лейтенант Ратников! Считайте, что вы получили приказ руководства! — Шульженко говорит строго, но, представив Рому в роли женщины, не может сдержаться и разражается хохотом. Через несколько секунд хохочут уже все в кабинете. Последним опять включается Рома. Дождавшись, пока мы отсмеемся, он важно сообщает:
— Ладно. Женщина, так женщина. Но учтите, что ни одному из вас не дам! Даже не надейтесь! — мы начинаем хохотать так, что в кабинет даже заглядывает секретарша Шульженко Женечка, проверяя, все ли у нас нормально и не нужна ли кому-нибудь ее помощь.
Около восьми часов вечера, когда уже начало смеркаться, на улице Серафимовича останавливается служебная милицейская машина. Из нее выходят высокая эффектная блондинка, а также двое мужчин: громила под два метра и невысокий широкоплечий атлет. Его рука нежно обнимает блондинку за бедра. Все трое о чем-то мило беседуют. Но если бы наблюдатели Сиплого могли подслушать эту мирную беседу, а не лицезреть ее с расстояния, они бы очень удивились.
— Руки убери, идиот!
— Ты такая аппетитная! Так и хочется тебя приласкать!
— Заткнитесь, козлы!
— Но ты меня возбуждаешь! Никогда не видел столь сексуальной девочки!
— Я сказал, заткнитесь!
Пройдя от машины метров двадцать, все трое скрываются в подъезде. Через несколько минут двое мужчин выходят из подъезда и уезжают. Нашу роль блестяще исполняют дежурившие в салоне оперуполномоченные. Для этой цели специально были подобраны ребята, напоминающие нас с Юрчиком фигурами. Теперь те, кто следит за домом, знают, что Людмила осталась в квартире одна. Неясно только одно: сразу ли они придут или предварительно станут созваниваться с Сиплым, чтобы получить дополнительные инструкции.
Томительно бегут минуты. Наконец мы слышим осторожные, крадущиеся шаги по лестнице. Кто-то останавливается перед дверью. Начинает негромко возиться с замком. Слышится негромкий хлопок, и дверь открывается. Но мы к этому уже готовы. Непрошеные гости, а их двое, оказываются в длинном темном коридоре. Свет виднеется только в одной из комнат. Сквозь рифленое стекло двери неясно просматривается чей-то силует. В полной тишине взломщики вынимают пистолеты и осторожно начинают пробираться к двери в освещенную комнату. Вот один из них уже наклоняется к дверной ручке, берется за нее рукой и … будто потолок обрушивается ему на голову. Это спрятавшийся за вешалкой Юрчик высунул руку с «Макаровым» и опустил рукоятку на затылок здоровяка, который как подкошенный рушится на пол. В то же мгновенье я выпрыгиваю из встроенного шкафа и тычу «Макаровым» в морду второму бандиту:
— Руки вверх!
Он бессильно их поднимает, роняя пистолет на пол. И сразу же распахивается дверь в освещенную комнату. На пороге появляется так называемая Людмила. Размахнувшись, она, или, точнее, он бьет кулаком в лицо этого негодяя, вкладывая в удар всю свою злость к мужчинам, а особенно к тем двоим «идиотам», которые измывались над ней или над ним по дороге от машины к подъезду. Бандит валится на пол и оказывается рядом со своим партнером. Через секунды на них уже наручники. Втаскиваем их в зал и бросаем в кресла. Через несколько минут они начинают приходить в себя. Это нам и нужно.
— Ну что, Юрок, — поворачиваюсь к Талалаеву, — проникновение в квартиру с пистолетами, попытка покушения налицо. Будем оформлять их, возиться с ними — или?
— На черта это надо? Кончим их тут, да и все. Представим как самооборону. Тебе куда пулю всадить, в лоб или живот? — Юрок наклоняется к одному из них и спрашивает с таким видом, будто интересуется у приятеля, что приготовить на ужин.
Тот молчит. И тогда Юрчик взрывается:
— Не хочешь разговаривать, тварь? Тогда я тебе сначала яйца отстрелю! — и, взведя пистолет, приставляет его тому в низ живота. Бандит начинает что-то испуганно лепетать, пытаясь прикрыть стянутыми наручниками руками уязвимое место.
Тут в комнату заходит Рома. Парик он уже сбросил, и женское платье выглядит на нем немного неестественно. Так, самую малость. Он показывает два пистолета, которые в коридоре выронили эти уроды:
— Глядите, у одного «беретта». Не из нее ли Кольку Иннокентьева пристрелили?
Хватаю одного из задержанных за грудки:
— Юрок, они нашего друга убили! А ты их хотел просто так застрелить?
— Что? Они убили? Да я их порву на части! Буду на мелкие кусочки резать!
Глядя на перекошенные от ужаса лица этих дебилов, понимаю, что разыгрываемая нами комедия дает неплохой результат. Понимаю, что кто-то из читателей критически отнесется к подобным методам, назовет их аморальными и безнравственными. Но… а может ли этот моралист предложить другой, более действенный метод получения показаний? Тем более, что все это игра. Никто из нас не будет ни пытать, ни резать бандитов, ни отстреливать им яйца… Они же верят в подобные действия потому, что сами именно так ведут себя с пленниками. Для них это привычный метод допроса: утюги, паяльники — все это из их арсенала. А Юра тем временем не унимается:
— Чья «беретта», спрашиваю. Ну!
Наконец один из них признает себя владельцем, и Юрка тащит его в другую комнату:
— Отведем сейчас душу! Давай второго!
Роман деловито отвечает:
— По очереди развлечемся. Этого кончим, потом за другого примемся. Макс, ты идешь?
— Нет. Сами отрезайте ему яйца. А я пока с этим пообщаюсь.
Чувствую, этот урод практически готов к откровенности. Нужен еще один маленький штришок. Жду его, поглядывая в сторону комнату, в которой Юра с Ромой по душам разговаривают с владельцем «беретты». Оттуда доносится какая-то непонятная возня и… наконец звучит дикий истошный вопль. Так орут люди, испытывающие поистине нечеловеческую боль. Молодец, Ромчик! Настоящий артист! Главное, чтобы голос не сорвал…
Хлопаю по щекам бандита, так как вижу, что он собирается грохнуться в обморок.
— Хочешь та кже орать? Хочешь? Они тебя не пожалеют, можешь быть спокоен. Спасти тебя только я могу. Понял? Я! Но для этого ты мне расскажешь все. Понял: все! Кто послал? Зачем? Кто убил друга нашего? Кто замочил женщин? Начинай, — и сую ему под нос диктофон.
Он с благодарностью глядит на меня:
— Все скажу. Клянусь: все! Мы с Филей никого не мочили. «Беретты» в группе Сиплого почти у каждого. Баб положили Угорь и Упырь. И они же убили вашего. Это в тот раз, когда вы Угря замочили. Но Сиплый Упыря поднял, со вчерашнего дня он его личный телохранитель. А нам с Филькой поручил замочить бабу, которая должна была прийти по этому адресу. Он описал нам ее: высокая, эффектная блондинка. Сказал, что мы обязательно должны убедиться в результате. Сделать контрольный выстрел в голову. Клянусь вам, это наше первое задание.
— Знаешь, где скрывается Сиплый?
— Да, в частном доме на Белорусской улице. Там круглосуточно сидят несколько его ребят. Все вооружены до зубов.
— Ладно, — сказал я, отводя диктофон, — теперь все, что тут наговорил, напиши. Очень подробно. И не дай бог, в чем-то ошибешься. Внизу поставишь подпись и дату.
— …Ну все, готово? — проверил я его работу.
Его письменные показания нисколько не отличались от устных. А еще через несколько минут то же самое нам рассказывал и Филя. Его показания даже в мелочах совпадали с тем, что нам уже сообщил его напарник. Так наша операция вступила в завершающую фазу.

ГЛАВА 8. Захват Сиплого и конец бандитского гнезда


Жаркая ростовская ночь. Полнолуние на небе, мгла на Белорусской улице. Даже фонари не горят. Только серебристые блики лунного сияния падают на крыши домиков частного сектора. Все кажется призрачным и мистическим. Тишь. Так и хочется добавить вслед за классиком — и благодать. Но она у нас имеет ярко выраженный криминальный уклон. Наша тишина обманчива, как погода весной, как улыбка изменчивой красавицы. Она может взорваться в любую секунду. Там, в домовладении, за длинным забором прячется Сиплый, а вместе с ним несколько вооруженных до зубов бандитов. Мы не знаем, сколько их именно, но подготовились к встрече с ними капитально. В опергруппу вместе с нашей неразлучной тройкой входят оперуполномоченный Андрей Захватов, кинолог Сашка Трунов, а также начальник отделения уголовного розыска Захарченко, который возглавляет всю опергруппу. Вместе с нами 12 омоновцев под командованием крепкого поджарого мужика. Когда-то он работал в розыске, но не сумел себя проявить. А вот в ОМОНе, как мы слышали, обрел себя. Это неудивительно. Если в розыске надо немного драться и много думать, то в ОМОНе наоборот: немного думать и много драться. Но ОМОН с нами для подстраховки. Мы все-таки рассчитываем справиться своими силами.
В одноэтажном домике во дворе темно. Может, бандиты уже спят? Зато по двору кружит огромная собака. Это задача для Трунова. Он нам объясняет, что справляется с любой собакой за полсекунды. Он медленно перелезает через забор и спрыгивает во двор. Сразу же слышится негромкий мат.
— Что случилось?
— В дерьмо попал!
— Что с собакой?
— Да подожди ты. Пусть сначала залает, и тогда я ее сразу успокою…
Внезапно слышится приглушенный шум, и Сашка — нет, не перелазит: он перепрыгивает через двухметровый забор, и вот он уже рядом с нами. Серж вдруг хмыкает и показывает рукой на его брюки: одной штанины как не бывало. Собачка оказалась неправильной. Наш знаменитый собаковод ждал, пока она залает, чтобы вступить в беседу и успокоить, а она тем временем атаковала в полной тишине. И штанина стала ее военным трофеем.
Должен сказать, что, отправляясь на подобные операции, мы должны вооружаться должным образом. Я снайпер, и поэтому мне положена специальная винтовка. Малокалиберная, но с оптическим прицелом. Я специально не беру ее с собой, так как уже её испытал и убедился в преимуществах пистолета «Макарова». А Юра — пулеметчик. Ему положен пулемет РПК, и он, как правило, не оставляет его в райотделе. Удобная штучка. Может быть, более громоздкая, чем автомат Калашникова, но нашего Шварценеггера это не смущает. Ну а то, что в магазине помещаются сразу 60 патронов, очень удобно. Сейчас Юрка чертыхается недовольно, глядит на нашего собаковода, лезет через забор и с криком «Получи, фашист, гранату!» обрушивает на собаку приклад своего пулемета. Действительно, прекрасное оружие. На все случаи жизни. Пес жалобно взвизгивает и убегает куда-то в дальний угол двора. Больше мы эту собачку не видели ни разу. В принципе, Юрка сделал то, что должен был сделать собаковод. Если бы, конечно, не обгадился.
Но тут возникает осложнение. Одно из окон ощетинивается пламенем, и слышится треск автомата. Бьют по Юрке. В мгновенье ока перелезаем через забор и открываем ответный огонь. А Юрка разбегается и плечом вышибает входную дверь в домик. Летим за ним:
— Уголовный розыск! Всем лечь на пол!
Находящийся в комнате бандит бросает пистолет и падает на пол, выполняя наше приказание. Попробовал бы он не выполнить… А это еще что такое? В комнату буквально влетает еще один боец с пистолетом и стреляет. К счастью, мимо. Четыре наших выстрела сливаются в один, и, подброшенный пулями, этот козел улетает обратно. Туда, откуда выскочил. Шум и крики на улице. Выбегаем и видим слева от входа Захарченко и Захватова, они из пистолетов стреляют в сторону сарайчика, откуда из автомата отстреливается еще один бандит. Автомат, конечно, это хорошо, но в подобной ситуации несколько пистолетов и пулемет выглядят получше. Звучат наши выстрелы, и противник, уронив автомат и схватившись рукой за грудь, кулем валится на землю. Еще одна фигура выпрыгивает из окна и, качая маятник (метод продвижения под пулями, характерный, в первую очередь, для сотрудников спецслужб), бежит к забору. Он не знает, что там его ждут омоновцы. Но раз мы начинали, мы и будем заканчивать. Тем более что, судя по всему, это и есть Сиплый. Мелькает мысль, что хорошо бы завалить этого урода, но наша задача — его задержать. Я падаю на одно колено и стреляю ему в ногу. Взмахнув в воздухе руками, он падает на землю. Подбегаем к нему, и я ногой выбиваю из его руки уже появившийся в ней пистолет. Роман защелкивает наручники. Результат нашей ночной операции: двое арестованных (Сиплый и сдавшийся нам в доме Студент) и двое убитых (Ствол и Упырь).
Вот и все. Дело завершено. Дело, которое за несколько дней унесло 12 человеческих жизней, в том числе жизни двух сотрудников милиции: Саши Куликова и Коли Иннокентьева. Их убийцы, а также убийцы Чемпиона, Лидии Петровны и Оксаны погибли. Их всех убило это чудовище — героин. Задержан и арестован организатор и одновременно заказчик совершенных убийств — Сиплый, он же Казак, он же Зайцев Александр Николаевич, трижды судимый отморозок, попробовавший поставить себя выше всех, в том числе выше своих же криминальных авторитетов. Нам уже все ясно. Вся фабула и история дела. Все началось с того, что Сиплый решил кинуть Деда на 40 килограммов героина. Двадцать из них мы обнаружили на Пушкинской улице в тот самый день, когда погибли Сашка Куликов и Чемпион. И еще двадцать мы находим в чулане дома на Белорусской улице, где прятался в последние дни Сиплый…
С утра в райотделе приподнятая атмосфера. Так бывает всегда после раскрытия и завершения крутых дел. Как гора сваливается с плеч, можно отдыхать, радоваться и даже решать кроссворды. Начальник УГРО Захарченко радостно потирает руки, считая раскрытые дела: несколько убийств, покушение, хранение оружия, наркотики…
— Это на сколько процентов мы повысили раскрываемость преступлений в районе? — весело спрашивает он и довольно топорщит усы. А вот Шульженко, наоборот, молчалив и чем-то угнетен. Секретарша Женечка по секрету рассказывает о том, что шеф в разговоре с начальником городского управления попытался поднять вопрос о присвоении Сашкиного имени одной из ростовских улиц, но ему объяснили, что будь, например, Куликов видным деятелем коммунистического движения, а то… В принципе, ничего удивительного для нас в таком подходе к делу нет. Этого и следовало ожидать. Вот когда надо лезть под пули, грудь свою подставлять бандитским выстрелам — это пожалуйста, это наша святая обязанность, конкурентов никаких здесь днем с огнем не сыскать… Ну а получить награду за мужество, за совершенный подвиг — тут уж увольте, мы не котируемся, есть кому и без нас получать награды. Охотники всегда найдутся.
А Сиплого у нас забирают. Мы не против. Свою-то работу мы сделали. Убийства раскрыли. Опаснейшую банду ликвидировали. Девушку, которую этот самый Сиплый приказал убрать, спасли. А дела, связанные с крупными партиями наркотиков, ведут специалисты из шестого управления. Им и карты в руки. Пускай занимаются его наркосвязями, выявляют преступную цепочку. Вижу, что за ним уже приехали конвойные. Не могу отказать себе в удовольствии напоследок с ним пообщаться, посмотреть в глаза этому выродку, наделившему себя правом отнимать у других жизни. Как, в принципе, я и предполагал, этот наглец начал с криков, оскорблений и угроз:
— Мусора позорные! Козлы поганые! Ничего не докажете! Эти недоноски, сявки паршивые фуфло несут! Не имею никакого отношения к тому, что они натворили! Это они мочили всех подряд! Я же только здесь обо всем этом узнал! Я выйду и вас всех, мусора, перебью! Тебя вот этими двумя руками придушу!
Тут у меня терпение быстро лопнуло, и я выложил ему всё, что я по этому поводу думал:
— Ну-ка заткни пасть! Насчет «всех перебью» — кишка тонка. Да и мордой ты, гнида, явно не вышел. И мозгами тоже. По мне, так ты туповат, батенька! В школе, видать, неважно учился. Что же касается проблем с доказыванием твоей вины, то мы постараемся, хотя в данном случае, торопиться с доказательствами мы не будем! Так уж случилось, что все, кто в той или иной степени участвовали в этом деле, уже на том свете! И с нетерпением тебя поджидают!
Сиплый прочитал в моих словах скрытую угрозу и весь позеленел. Во всяком случае, лицо. Не знаю, от чего: то ли от страха, то ли от злости. Сами думайте. Но, скорее всего, от того и другого вместе. Снова стал орать:
— Что? Да вы права такого не имеете — меня к ним отправлять! Я нахожусь под защитой закона!
Ишь ты… Уже про закон вспомнил. Не поздновато ли? А я решаю ему напомнить про человека по кличке Дед. Тем более что, как мне подсказывает опыт, что этот самый Дед спит и во сне видит, как встречается со своей недавней правой рукой. И он пойдет на очень многое, чтобы приблизить эту встречу.
— Это просто прекрасно, что ты под защитой закона! И мы постараемся, чтобы здесь с твоей головы даже один волосок не упал! Тем более что понимаем: когда Дед узнает, куда делась наркота и кто заварил всю эту кашу, унесшую столько человеческих жизней с самых разных сторон, чтобы его кинуть, — он очень рад будет видеть тебя в «добром» здравии!
Передавая Сиплого операм из шестого управления, я прекрасно понимаю, что вижу этого выродка в последний раз. В его среде подобных вещей не прощают. И ни камера, ни конвойные, ни даже самая отдаленная колония не спасут его. В Америке таким, как он, крысам, как правило, ноги в ведро, зальют их цементом и ждут, пока цемент застынет. А потом в речку. Живыми. Оно конечно, у нас не Америка, но я подумал, что у нас с ним ещё пожестче обойдутся. Глядя на то, как низко наклонил голову и понурил плечи Сиплый, можно было не сомневаться, что он и сам это очень хорошо знает.

ЭПИЛОГ


Во «Встрече» накурено. Дым стоит коромыслом. Где-то вдали в этом дымном тумане работает магнитофон. И мы слышим нежную и лиричную мелодию шведской группы «Абба». Я лично рад, что бармен убрал так уже приевшуюся всем кассету дуэта «Модерн Токинг». По-моему, двух этих немцев теперь крутят во всех ростовских кабачках, от восхода до заката. Точнее, от заката и до восхода.
Есть у нас с Ромой добрая и давняя традиция — отмечать во «Встрече» окончание каждого крупного дела. Сегодня мы впервые взяли с собой Юрку Талалаева, которого уже почувствовали своим. Поглощаем фирменное блюдо «Встречи» — котлеты по-киевски, запиваем водкой «Смирнофф» и пивом «Туборг». Неплохая смесь. Даже, можно сказать, горючая.
— Да, не завидую я нашему сиплому другу, — мечтательно произносит Юрок, — осудят — люди Деда его на зоне найдут, не осудят — на воле… Ну и жизнь у человека…
— Сам выбрал. Зато кое-кто должен быть ему благодарен, — киваю на Рому, который ведет себя на удивление скромно. Его откровенно терроризирует глазами красотка из-за соседнего столика, а он упрямо делает вид, что ничего не замечает.
— А за что благодарен? — не понимает Юрок, который еще не в курсе наших дел.
Чтобы не дать мне возможности пооткровенничать на эту тему, Рома предлагает тост:
— За успех и раскрытие следующего дела!
— Ну, за такую вещь грех не выпить.
— Так я не понял, кто Сиплому благодарен? — Юрок решил во что бы то ни стало добиться от нас правды.
— Я думаю, ты, — уверенно ему сообщаю.
— Я? За что?
— Сейчас поймешь. Видишь красотку? — показываю ему девочку за соседним столиком. — Иди и бери ее. Она твоя!
Юрок ничего не может понять:
— Вы что, чего-то подцепили? — наконец, спрашивает.
— Ладно, — не выдерживает Рома, — женюсь я! Женюсь на девушке, с которой познакомился в ходе расследования. И за это благодарен Сиплому… — и, видя, что Юрок до сих пор не может врубиться, повышает голос: — Объясняю для тех, кто в танке! Если бы Сиплый не заварил всю эту кашу, не было бы расследования, и я бы не познакомился с самой красивой девушкой Ростова!
— А откуда вы узнали, что я в танковой дивизии служил?
— Ладно! Поздравляю тебя с днем рождения! — и, не дав ему объяснить, что его день рождения уже прошел, добавляю: — Мы тебя сегодня новым именем нарекаем! Будешь теперь Жирафом! Ну ладно-ладно, не благодари. Иди, снимай девчонку. Она явно ждет тебя!
Дождавшись, пока Юрок перебазировал свое двухметровое тело за соседний столик, спрашиваю у Ромы:
— Ты и вправду жениться собрался?
— Думаю. Будущее покажет, — философски отвечает он.
Глядя, как сладко воркует парочка за соседним столиком, думаю о том, что еще несколько месяцев назад мы бы с Ромой обязательно подсели к девочке, она бы по телефону вызвала подружку, и вчетвером мы бы отдыхали до самого утра. Как все-таки бежит время…
—  Давай за Юрка! Чтобы у него сегодня хорошо получилось! — разливаю оставшуюся водку.
— Не за Юрка, а за Жирафа! Забыл, что ли? Ну все, вздрогнули!
А мелодия «Аббы» все продолжает звучать. И кажется, что под ее чарующие звуки мы вырываемся из этого прокуренного зала и спешим к нашим любимым, где ждут нас только любовь и счастье и никаких дел, никаких расследований, никаких преступлений… Но, увы, это нам только кажется. Мы прекрасно знаем, что уже завтра нас будет ждать новое дело. Но о нем мы расскажем в следующей повести…