Помните, наверное, фильм Леши Балабанова «Жмурки», с Паниным, Дюжевым и Никитой Михалковым? При всей незамысловатости сюжета, и моей нелюбви ко этим актерам, фильм не только отлично передает атмосферу 90-х, но самое главное, отсылает нас к известной детской игре с аналогичным названием. Ведь герои фильма Балабанова играют со смертью, прям, как в одноименной детской игре, где «жмурик» с завязанными глазами (потому как покойники не видят живых) старается дотронуться живого, чтобы превратить его в мертвого.
И вообще, если мы возьмем русский фольклор, большинство игр или сказок построено на играх со смертью. К примеру, игра «ладушки». Помните текст:
Ладушки вы, ладушки.
- Где были?
- У бабушки.
- А что ели?
- Кашку.
- А что пили?
- Бражку.
- Попили? Поели?
Кыш, полетели.
На головку сели.
У какой бабушки были вы ладушки? У какой бабушки едят кашку и пьют бражку? И кто это полетел?
Каша - это погребальная пища, древнее ритуальное блюдо индоевропейцев, сохранившееся у славян как кутия или сочиво, и у индусов – как шарики из риса. Бражка – тоже самое, напиток поминальный. Те, кто прилетал, это души умерших. Навьи. Теперь ясно, у какой бабушки это все происходит? У Старухи с косой или у Бабы Яги.
А уж народных сказок про то, как отец отвел дочь в дремучий лес и оставил ее там, видимо невидимо. Сказку «Морозко» все же помнят. Все эти отцы в сказках отводят своих дочерей в лес, якобы по наущению мачех. Однако, дело совсем в другом. Отводят они своих дочерей для прохождения инициации. Тут если вы мне позволите, я процитирую свою книгу «Миф и ритуал неолита»: «Как отмечает А. ван Геннеп, опасность заключается в переходном состоянии, в маргинальности. Тот, кто находится в этом состоянии, представляет опасность для себя и для окружающих. В таком же положении находятся участники инициатических ритуалов в архаических обществах. В течении маргинального периода, отделяющего ритуальную смерть от ритуального возрождения, проходящие инициацию временно оказываются на положении изгнанников. Во время ритуала им нет места в обществе. Иногда они действительно уходят жить в какое-нибудь другое место».
Мужских персонажей в сказках инициирует обычно Баба Яга, женских – медведь или Дед Мороз. Помните:
«Девушка сидит да дрожит; озноб её пробрал. Хотела она выть, да сил на было: одни зубы только постукивают. Вдруг слышит: невдалеке Морозко на ёлке потрескивает, с ёлки на ёлку поскакивает да пощёлкивает. Очутился он и на той сосне, под коёй де;вица сидит, и сверху ей говорит:
— Тепло ли те, де;вица?
— Тепло, тепло, батюшко-Морозушко!
Морозко стал ниже спускаться, больше потрескивать и пощёлкивать. Мороз спросил де;вицу:
— Тепло ли те, де;вица? Тепло ли те, красная?
Де;вица чуть дух переводит, но ещё говорит:
— Тепло, Морозушко! Тепло, батюшко!
Мороз пуще затрещал и сильнее защёлка;л и де;вице сказал:
— Тепло ли те, де;вица? Тепло ли те, красная? Тепло ли те, лапушка?
Де;вица окостеневала и чуть слышно сказала:
— Ой, тепло, голубчик Морозушко!
Тут Морозко сжалился, окутал де;вицу шубами и отогрел одеялами».
И пока она не окостенела, то есть пока не умерла, ее инициация не была пройдена. А после Дед Мороз одарил ее «шубой хорошей, фатой дорогой!!! и коробом с богатыми подарками». То есть приданым! Она прошла инициацию и готова выйти замуж. Сказка разворачивает перед нами Великую мистерию жизни и смерти у древних славян.
Подобное мы видим и у древних греков. Опять процитирую себя: «Значимость этих мистерий (Элевсинских) для Древнего мира неоценима, ведь среди посвящённых были многие знаменитые и прославленные деятели античности. В список неофитов входили философы Платон, Аристотель и Эпиктет, полководец Алкивиад, драматурги Еврипид и Софокл, поэт Пиндар. Последний, утверждал, что увиденное позволило ему уверовать в бессмертие. По словам Пиндара, церемонии в Элевсине открыли ему великую тайну жизни. Современники Платона считали, что свои идеи он почерпнул из видений во время посвящения в Элевсинские мистерии». Известный государственный деятель Цицерон, участвовавший в этих мистериях, замечательно описал их роль в античной цивилизации в своей книге «О законах». «Элевсинские мистерии представляют собой ещё одну (и видимо, наиболее развитую и разработанную) форму ритуального переживания драмы смерти-возрождения… И как знать, не объясняется ли в какой-то степени безмятежная чистота античного (и прежде всего афинского) искусства тем, что его творцами, как правило выступали люди, обрётшие очищение от призраков бессознательного, демонов, взлелеянных сном подсознания, посредством психотерапии (душецеления) Элевсинских мистерий?» - пишет религиовед Е.А. Торчинов.
И до сегодняшнего дня, у народов, которых мы считаем примитивными, сохраняются довольно жесткие и жестокие ритуалы инициации подростков, сопровождаемые выбиванием передних зубов, шрамированием, татуированием и т.д.
Так вот друзья мои, к чему я все это пишу. Не кажется ли вам, что все эти запретные игры, типа «синих китов» и «тетрадей смерти» и т.д., которыми СМИ пугают нас простых обывателей, и в которые действительно играют некоторые подростки, подсознательным стремлением к инициации. Ведь наши предки, как минимум 25-30 тысяч лет жили этими играми со смертью. Что вся эта мода на шрамирование, татуировки, проколы ушей и половых органов и т.д., есть воспроизводство древнего архетипа инициации. И ведь не все подростки играют в «синих китов», вставляют себе в уши «тоннели» и тому подобное. Мне кажется, что играют те, кого раньше считали «находящимися между мирами», те, кто со временем, возможно, станут Платонами, Аристотелями, Алкивиадами и Софоклами. Раньше таких специально отбирали мистериальные школы, жрецы и шаманы, сейчас же, когда религия превращается в способ зарабатывания денег, священное таинство в работу, мистерия в бизнес, таким людям нет места в этой реальности, где смыслом жизни является банальное накопление материальных благ.
Подростки, играющие в игры со смертью, подсознательно стремятся к инициации, к перерождению. К сожалению, наше общество не может предложить им никаких мистерий, кроме бессмысленного ритуала бесконечного потреблятства.
И вновь процитирую свою книгу: «И что особенно важно, центральным действом самих мистерий жизни и смерти было перерождение миста уподобляемого срезанному пшеничному колосу. Ритуал, соответственно, предполагал не жатву колосьев, а жатву воскресения, колоса, выходящего из земли и символизирующего мёртвого, восстающего из гроба.
Как написано в Новом Завете: «Если семя в земле не умрёт, то и не сможет умножиться и принести плод» Иоан.12:24». Во времена Иисуса это еще понимали, сейчас же могут только законодательно запрещать.