В сорок первом мне было одиннадцать

Людмила Лунина
 
 В сорок первом мне, Зое Пестовой,  было одиннадцать лет, и я очень хорошо помню, как  по соседской "тарелке" объявили, что на нас напали фашисты. Как нахмурились мужчины.  Заплакали женщины.   Испуганно замолкли и мы,  дети.

Привычная   жизнь закончилась сразу -  уходили и    уходили на фронт отцы, братья, сыновья,  а  на нашей улице уже горевали: "пропали без вести" все  семеро парней,   призванные   весной на охрану западной границы.
На столбах возле поселкового совета и клуба появились репродукторы.    Соседскую  же "тарелку" конфисковал участковый "для нужд фронта."

Небо заполыхало  все приближающимся  заревом от  бомбежек, и в августе  "мессеры" появились   над нашим поселком. Они  летели на  заводы  города Горького, где выпускались танки, пушки, самолеты,  самоходные установки  для  "Катюши", боеприпасы.
С наступлением темноты раздавалось жуткое "У-у-у-у...", и под вой  тревоги все прятались  в самодельные бомбоубежища,  бани, погреба...

В дубраву, возле пруда, где мы  пропадали летом,  на тягачах привезли  "зенитки."  Тайком пробираясь через посты охраны, мы дивились  на  железные пушищи под зелеными маскировочными сетками. И на знакомых женщин и девушек в военной форме, которые   стали служить  зенитчицами.
Теперь   ночное  небо непрерывно освещалось мощными прожекторами, и от гулкого буханья  в ближних домах было не заснуть. Однажды осколок зенитного снаряда  пробил крышу клуба и упал на стол в зрительном зале, где тогда  жили работающие на автозаводе узбеки. Чудом, никто не пострадал.

Первый мощный  налет ста пятидесяти бомбардировщиков  на горьковский  автозавод произошел в ночь с четвертого на пятое  ноября сорок первого года. Несмотря на мощный заградительный огонь, часть  самолетов прорвались  к цели, от бомбовых ударов загорелись несколько цехов.
Один  самолет полетел  над нашим поселком к Балахнинской  гидроэлекторостанции, снабжающей электричеством  всю область,  но, попав под удары зениток, сбросил бомбу на улицу Луговую.

Там жила наша подружка  Рязанова Галя. На другой день она  рассказывала:
"Люди смотрели, как  в лугах, ближе к Волге,   работали зенитки.     Вдруг раздался  резкий  воющий звук.  Дядяд Леша  крикнул: "Ложись!" 
Стоявшие рядом с ним шестеро красноармейцев погибли на месте. Убило  и  Ивана  Дормидонтовича  Милова  и Александра  Ивановича Привалова.  Ранило в   руку   моего брата, а мне  зацепило ногу.
После взрыва сначала было тихо. Потом все закричали и заплакали.
Я увидела, что  разрушены  дома, среди них и наш, где были мама и две моих младшие сестренки. Но их только  оглушило и оцарапало битыми стеклами.  Нас быстро отправили  в  больницу, а потом, перевязав,  отпустили домой, а  брата оставили."
На месте гибели людей  в 2016  году  установлен  памятный камень.
 
Ударной волной от  взрыва  той  бомбы  во многих  домах по  поселку  были разбиты окна, вылетели двери, покоробило крыши. А  самолет  полетел над центральной улицей   так  низко,  что было видно, как летчик мстительно улыбался из кабины.  Вторую бомбу он сбросил в пруд, а ещё две — в лугах.

Галина семья сначала жила в бане, топившейся по-черному, а к зиме председатель поселкового совета   Забродин Андрей Матвеевич  разместил оставшиеся без жилья семьи  в  поселковом совете и помогал дровами.  Большой души был человек, огромное ему спасибо.
В сорок втором   году отец Гали  умер, мама осталась с четырьмя детьми.  Она  работала  в поселковом совете уборщицей, и Галя с одиннадцати лет стала  работать  там же рассыльной.  Брат же с четырнадцати лет устроился  на завод.
 
...Первой военной зимой очень рано начались сильные  морозы.   Температура опускалась до минус сорока.  Волга замерзла прежде обычного, и напротив поселка  встал караван судов и барж с  оборудованием и семьями подводников из Ленинграда, направлявшийся в Махачкалу.  Среди них была моя двоюродная сестра с  детьми.
Моряков разместили в школе,  на первом этаже, оставив для учебы  второй. На баржах установили генераторы, и люди  на полуоткрытых площадках   круглосуточно изготавливали боеприпасы. Работали там и наши женщины. 
Весной, когда Волга вскрылась, караван двинулся дальше.

В Горький  были эвакуированы  предприятия и организации  из разных районов страны. Через наш поселок тоже  проводилась эвакуация людей  и грузов.  В сорок первом — сорок втором годах  к нам подселили  семью из Калинина.
По дороге беспрерывно двигались воинские колонны  с техникой, повозками, лошадьми. Солдат   размещали на ночевки   в каждом доме. Хозяева кормили, обогревали солдат, давали им возможность отдохнуть.  Ухаживали за их лошадьми.  Однажды к нам  пришли два молодых замерзших офицера. Один стал снимать сапоги, а ноги примерзли к подошвам... Мама  отогрела пареньку ноги, а папа растер ступни гусиным салом.  После ужина оба тут же уснули. Только один всё командовал во сне — оказался командиром взвода. Утром колонна двинулась дальше на восток.

В темное время суток  требовалось плотно занавешивать  окна домов, и   ночами  поселок  словно вымирал. Взрослые и мы, дети,   дежурили по ночам.  Ходили парами навстречу друг другу,  побрякивая деревянными колотушками. Особенно следили за светомаскировкой  и о  подозрительных фактах сообщали в поселковый совет. 
А ещё власти предупреждали  о бдительности и внимательном отношению  к появлению  чужих людей, потому что фашисты сбрасывали в наш тыл парашютистов-десантников. 
Зимой сорок первого  нам сообщили об эвакуации в город Киров в случае приближения  немецких войск,   но после победы  под Москвой  немцев погнали  на запад.

Всю войну  в наших лесах от  Сормова до Чкаловска  базировались воинские части разных родов войск.   Военные жили в землянках, укрепленных изнутри деревом, спали на железных кроватях. Отапливались землянки печками-буржуйками.  Техника и землянки маскировались хвоей. Территории частей  огораживались колючей проволокой и охранялись часовыми.
В землянках был расположен и лазарет для раненых. За ними ухаживали наши женщины: готовили еду,  делали перевязки, стирали бинты и белье.  В короткие перерывы бежали домой, чтобы  накормить детей, подоить корову.
Здание сегодняшнего детского сада   занимал штаб воинских частей и музыкальный взвод.

Конечно, нам и в войну хотелось играть и бегать.  Несмотря на запреты взрослых, мы  много времени проводили в лесу.   Летом 1944 года на поляне  среди сосен военные насыпали  огромный  холм белого и чистого  песка. На верхушке  установили  высокую  железную  вышку.  Там было так здорово  играть  в прятки. Однажды моему однокласснику Гене Слапогузову  досталось водить. Мы спрятались, а он  все не шел  искать. Мы забеспокоились,   побежали к холму. А он лежит возле вышки  и не шевелится.  Бросились к его родителям, за врачом.  ...Оказалось - убит шальной пулей.

На заводах  мужчин заменили женщины и подростки. Дети,  не достающие до станков, работали, стоя на табуретах.  Трудились сутками,  даже неделями,  спали и ели   прямо в цеху.
Рабочие заводов получали 800 -1000 граммов хлеба в сутки. Дети — по 200 граммов. А наши матери-домохозяйки не получали ничего. Мы своим хлебом делились с ними.
Юра Городецкий с нашей улицы в четырнадцать  стал работать на Сормовском заводе  вместо брата Виктора,  ушедшего на фронт. Освоив профессию слесаря, он  получил четвертый разряд и  через год возглавил комсомольско-молодежную бригаду, старшему члену которой было семнадцать, а младшему — тринадцать лет.  К июлю 1943 года каждый из них за ночную смену выполнял по две взрослые нормы. Бригаде присвоили звание лучшей фронтовой бригады и имя Олега Кошевого.
Из газет об этом узнали балтийские моряки с крейсера "Максим Горький"  и прислали на завод поэтическое письмо:

- Подростки же, забыв про возраст детский ,
  Рабочими приходят на станки.
  Работают да так, что   старики горды
  Таким, как Юрий   Городецкий.

"За выполнение боевых заданий" Юрий Городецкий в семнадцать лет был награжден орденом "Трудового Красного знамени." 

Виталию  Шалову, сборщику танков,   в  1941 году  было  шестнадцать.   Научившись  водить танк, он обкатывал их  на нашем лесном полигоне,  а однажды   приехал в поселок и по очереди покатал на танке нас.

За самоотверженный труд в военные годы на оборонных предприятий  многие  жители нашего поселка  награждены орденами и медалями.

...Наших матерей, старших братьев и сестер часто направляли на рытье окопов и заградительных рвов. А мы,  дети, тоже  вносили свой посильный вклад в  победу над фашистскими захватчиками.
Зимой в школе  было очень холодно, замерзали чернила.  Все сидели в верхней одежде, писали карандашами.  После двух-трех уроков, получив по двадцать пять  граммов хлеба,  ненадолго заходили домой и  шли  в колхоз, поля которого находились сразу за железной дорогой. В колхозе были  коровы, телята, овцы, несколько лошадей, не отправленных на фронт.
Работали на посадке, прополке и уборке овощей.  Собирали колоски.  Мальчики убирали  в хлевах, девочки помогали дояркам.  Летом вместе со взрослыми заготавливали сено, зимой чистили снег.
Дома с матерями вязали варежки и носки,  шили кисеты для фронта.  Готовили посылки в боевые части и в госпитали для раненых. 

А ещё нужно было управляться с домашним хозяйством.  Почти в каждом доме держали коров, телят, поросят, гусей, уток, кур. Прокормиться было легче, чем в городе, но труд часто был непосильным. Летом   собирали  в лугах столбецы, дикий лук, щавель. Рвали и лебеду,  сушили, толкли и пекли из неё   и картошки лепешки.
 
Война требовала всё больше людей, техники, оружия. Молодые ребята уходили добровольцами, хотя на заводах давали бронь.
На нашей улице жила  Мария Семеновна Шалова с семерыми детьми.  Когда от солнечного удара умер её муж,  самой младшей дочке Лидочке  было  один год четыре месяца.    Мария Семеновна вырастила всех.
Её сын Михаил, 1921 года рождения, пропал без вести  в первые дни войны  на  границе.  В 1942 году добровольцем уходит восемнадцатилетний Николай. Он сражался на Курской Дуге, под Сталинградом, освобождал Донбасс, дошел до венгерской границы. И тринадцатого января 1945 года отправил старшему  брату Александру, который вернулся домой   контуженным в руки,   последнее письмо:
" Немец прет на нас танками, идут жестокие бои, батарея разбита, мы как бы в мешке..."
Дивизия Николая  попала в кровавую мясорубку в бою за Будапешт,  и он во время танковой атаки   обвязывает себя гранатами и бросается под фашистский  "тигр".

О  подвиге Николая и о том, что в штат части был сдан  его комсомольский билет и  медаль "За отвагу", матери сообщил его командир Смирнов С. С.  Также  он написал, что  12 июля 1945 года издан  приказ о представлении  Шалова  Николая Ивановича к  ордену "Красной звезды." Я сама лично читала это письмо командира. Только награда  до матери так и не дошла. 
Имя Николая Шалова высечено на плите у обелиска нашим погибшим воинам в городе Будапеште. У  этого памятника через много лет побывала  моя дочь Татьяна.
               
                ***

   9 мая 1965 года Марии Семеновне Шаловой было предоставлено право открыть в нашем поселке обелиск Памяти  погибших в Великой Отечественной войне. Из ушедших на фронт  семисот человек погибло   триста шестьдесят шесть...
На открытие   собрался весь  поселок.  Колонна под музыку  духового оркестра шла  от памятника нашему земляку, дважды Герою Советского Союза, летчику  Василию Георгиевичу  Рязанову.  Впереди двигался грузовик, весь в цветах, - с участниками войны.
На митинге выступали руководители района и поселка, участники войны, их родные. В почетном карауле сменяли друг друга военные, взрослые  и школьники. В память о  погибших  прозвучали   автоматные  залпы и пушечный  салют. Люди шли вокруг обелиска, искали на табличках имена  родных и возлагали цветы.

   И в  День Победы, мы  снова и снова  собираемся на этом месте.   А каждое 22 июня,  вечером,   зажигаем здесь  свечи Памяти   погибшим за освобождение  мира от фашизма. И замираем в минуте молчания...


 
От автора:  В этой истории   правда - всё.
"Девочке Зое" сейчас восемьдесят шесть. Муж умер. Дочки разлетелись по стране. Она к ним не едет, живет одна. Справляется с домом. Держит козочку Нарядку.
Всегда бодра и жизнерадостна. Знает о прошлом поселка многое и много помогает местным властям.
Я заглядываю к ней на чай. Чтобы послушать её дивные воспоминания и... поучиться жизни.