Заметки профессора

Юрий Мещаненко
                       ARMARIUM BOHEMICA


                                 Miscellanea


Литературные переводы Юрия Владимировича Мещаненко



                          ЯРМИЛА ГАШКОВА



                                 РАССКАЗЫ

           о слабых женщинах и сильных мужчинах

                                 и наоборот




Издательство: "PRITEL KNIHY"
Прага
1927
Страниц: 224


                Предуведомление переводчика


В чешских начальных школах учителя называют вежливо профессором, а учеников — студентами.



                        ЗАМЕТКИ ПРОФЕССОРА


                             (Стр. 119 — 124)



Сентябрь, 1911


   Мне дали первый класс. Тридцать коричневых головок, две белокурых и одна красная.

   Шестьдесят шесть чистых глаз следят за каждым моим движением, за каждым моим взглядом, на меня навалилась вся тяжесть ответственности, но я не боюсь.

   Я молод, силён и знаю, что способен вести своих учеников твёрдой и ласковой рукой. Смотрю на них и думаю: что из тебя получится, угрюмый, тихий малыш, всегда мечтательный и задумчивый.

   Кем будешь ты, красноволосый Аша, который смотрит на мир глазами, не знающими страха? А ты, кучерявый мальчик вертлявый как ртуть и вечно улыбающийся?

Мои золотые мальчишки, я вас люблю, хочу быть вам учителем, другом, папой...




Сентябрь, 1912


   И снова за работу.

   Я с нетерпением жду своих мальчишек, они дикари, но в общем, не самые худшие.

   Даже красноволосый Аша после каникул немного добросердечнее.

   Мотл на первом уроке был невнимателен, всё время смотрел куда-то в угол, напоминая какого-то святого. Его нужно немножко подбадривать, чтобы не уснул. Лучше будет, если посадить его вместе с кудрявым Дэнди. В этом ребёнке поселилось тысяча бесенят. В этом году нужно будет с самого начала поступать с ними строже, одной благостью ничего не достигнешь.


Сентябрь, 1913.


   Ну вот,  третий. Я аж испугался когда увидел, как они выросли за время каникул. Их у меня по-прежнему тридцать три. Выглядят как мятежники и кричат, как звери. Снова у меня болван Мотл, Дэнди — шило в попе — и рыжик Аша, который выглядит как вождь дикого племени Теремтете. Ничего, с ними нужно действовать  решительно или не делать ничего. Говорится, что «милостивой речью добъётесь больше, чем поркой», думаю, что это неправда. Аша так дерзок, что я бы и не рискнул заговорить с ним ласково. Ребенок держал бы меня за дурака. Но пока, озорники, вас на меня не хватает!




Сентябрь, 1914


   У меня четвёртый класс. Я просил, чтобы мне дали первачков, но ясное дело, первый класс себе взял директор. То-то будет работы.
Эти ребята становятся чем дальше, тем хуже. Это уже настоящие звери.

   На первом же уроке я обнаружил в чернильнице вату, а на своём стуле нашёл кнопку остриём вверх. Бьюсь об заклад, что это сделал тихоня Мотл. Сидит, как истукан, смотрит как баран на новые ворота, но я бы под присягой подтвердил, что это сделал он, и никто другой. Этого рыжего верзилу я записал в классный журнал, потому что ехидно хихикал, когда я вежливо призвал учеников быть добрыми товарищами.

   Дэнди тоже чуть было не оказался в классном журнале. Он продавал на перемене сигареты и избежал записи только по чистой случайности. Я забыл дома кисет с куривом и вынужден был купить сигареты у Дэнди. Пацаны лукаво усмехались и толкали друг друга локтями. Мальчики, я видел и не волнуйтесь, так просто я это не оставлю!



Сентябрь, 1915


   У меня в пятом сорок учеников.

   Теснимся в маленькой аудитории, потому что у нас второй этаж здания забрали. В этом году будет плохо работать; половина коллег служит в армии и я избежал призыва только чудом.

   Мальчишки какие-то рассеянные, и мне кажется, что у них и то малое  озорство, в котором они разряжают энергию, не идёт от души.

   Мотл задумчив, читает под партой новости с фронта. У него там отец.

   Рыжий Аша крайне непатриотично шутит, и, если бы я был внутренне таким черно-жёлтым, каким обязан быть снаружи, — он бы давно уж был повешен.

   Кудрявый Дэнди весел, как и раньше. Я его застал за спекуляциями.

   Это плохое начало учебного года, но я всё же верю, что это ненадолго.

Мир уже приближается. Подождите, мальчики, к нам ещё вернутся былые времена.





Сентябрь, 1916


   Каникулы кончились — война продолжается.

   Мальчишки голодны, потрепаны, мне их жалко.

   Кругом — одна политика. Отношения между нами немного лучше, чем раньше, потому что их языки обсуждают уже не меня, а особ, которые стоят намного выше.

   Я слышал, как рыжий Аша сказал Мотлу:

— «Наш классный — молодец. Понятно, что он не может вступать с нами в дебаты, но это наш человек. Счастье, что он у нас есть».

   Дэнди достал мне пять кило муки.

   Мотл мне не нравится. Постоянно что-то переписывает, пишет, пишет, пишет, и потом всё это идёт по рукам — какие-то листовки, не знаю, что и делать.

   Если я этого не вижу, то подвергаю опасности какого-нибудь наивного мальчишку, который окажется в ненужном месте.

   Если вижу, то буду виновником, если не вмешаюсь, и, Боже мой, к чему бы привело такое дисциплинарное расследование?

   Возможно, так осторожно, издалека, парней предупредить, что каждый листочек — это ступенька на виселицу.

   Наверное на уроке истории, как-нибудь аккуратно.



Сентябрь, 1917


   Тягостная встреча.

   Мотл засыпает во время учёбы - голоден как волк.

   Иногда человеку становится горько — это когда случайно обнаружит в чернильнице вату. Золотые мои парни, вы думаете, что сегодня это меня разозлит? Я рад, что вы хотя бы в чём -то остались мальчишками. Я рад, когда вы дерётесь, хлопаете дверями и орёте.

   Тогда забываете, что вы голодны, забываете, что ваши отцы и братья воюют на фронте, забываете, что скоро сами будете призваны в армию.

   И трое из вас, наверное, уже в этом году; такие дети. Ну ладно Аша, решительный, смелый, сильный — но тот кучерявый Дэнди, весёлый паренёк — вечно шутит и поёт — любимец, которому горничная носит в школу обед, если он его забудет дома!

   Мотла, наверное, не возьмут, он, бедняга — кожа да кости.



Сентябрь, 1918


   Мы начали.

   Мне хотелось расплакаться, когда я читал имена. Оглядываюсь по классу, вижу и отсутствующих. Там сидел мечтательный Мотл, там Дэнди, а там — Аша. Конопатый Вацак лежит в лазарете, а Тума вернулся ко мне инвалидом. Учится писать левой рукой, потому что на правой нет пальцев. Говорят, что над ним смилостивился его друг, Аша.

   Дэнди служит в Праге. Носит мне муку. Этот парень — не промах, не растеряется в любой ситуации. Наверное, удержится здесь.
Мотл — неизвестно. Вацак говорит, что пал, но Тума этому не верит. Предполагает, что тот на другой стороне.

   Иногда молюсь: — «Дай Бог тебе, сыночек, счастья. И веру».



Сентябрь, 1919


   У меня первый класс.

   Тридцать пар глаз смотрят на меня премудро и испуганно. Это уже — не первые мои первоклашки.

   Господи, вот это были парни — кровь с молоком — и ничего хорошего в них не было. Сколько раз, бывало, меня разозлит Дэнди, рассердит Аша.

   Тот был уже тогда такой — не боялся самого чёрта — мой золотой герой — умер, говорят, красиво, мужественно. Рассказывают, что на виселице его красные волосы сияли в солнечных лучах как нимб над головой святого.

   А Мотл умер на пути домой, за неделю до переворота. Доехал только до Зальцбурга, заразился гриппом и к матери уже не верулся.
Да, это были парни! Мои золотые, мои герои, бедняжки.

   Смотрю на тридцать мальчишечек перед собою. Ребята, какими вы будете? Вы все бледные, знаете о жизни уже слишком много.

   Я увижу ваш рост, растите - но не... детишки золотые, только не умирайте на виселице, далеко от матери, на пути домой...



Сентябрь, 1920



   Думаю, что мы уже немножко воспрянули, в этом году будет немного радостнее, у мальчишек заиграло в глазах, слава Богу, я вижу, вижу снова детей.

   Придуривайтесь, орите, бросайтесь камнями, засуньте мне вату в чернильницу, отдавите мне стульями все ноги...



Сентябрь, 1921


   Итак третий класс.

   Смотрят на меня как грабители с большой дороги. Говорю же вам, что это разбойники. Кнута на вас не хватает, сорванцы!...

   К нам прибыл новый ученик. Рыжий, дерзкий. На переменке показал мне язык. Я схватил его за воротник, вытянул из-за парты и заорал:

— «Как тебя зовут?»

— «Ракосник».

   Я вздрогнул, отпустил и заглянул ему в глаза, которые смотрели на меня прямо и смело.

— «Был у тебя брат Аша?»

   Его глаза наполнились слезами. И мои. Я расцеловал его. Я его люблю. Нет, парни, вы не грабители, не разбойники и не сорванцы.
 
   Все вы братья героев, сыновья героев, сыновья мучениц.

   Я хочу быть для вас учителем, другом, отцом.


                * * *