Савва проснулся затемно, когда Кафикас ещё спал. Ни в одном окне, кроме одного, его собственного, свет не горел. Старик сварил себе "скетто" и сидел в одиночестве, размышляя о вчерашнем визите.
Когда он осматривал молодые побеги на лозах, к нему заявился представитель соседней крупной промышленной винодельни и снова предложил выкупить у Саввы его виноградники. Такая встреча происходила регулярно, два раза в год: в начале и конце сезона, и Савва постоянно отказывался от сделки. Вот и вчера он снова сказал "нет", но что-то впервые за многие годы защемило в сердце старика.
Он прихлебнул горячего кофе, осторожно втянув губами лёгкую пузырящуюся пенку. Старый крестьянин отставил чашку и посмотрел на свои грубые ладони красно-коричневого, землистого цвета, на которых его трудная жизнь резко прочертила глубокие и чёткие, словно ряды его виноградников, линии. Настроение было испорчено не столько разговором с агентом, сколько больно кольнувшим пониманием, что ему становится всё труднее справляться с тяжёлой работой на угодьях, раскинувшихся почти на тридцать гектаров по окрестным холмам.
Почти семьдесят лет Савва прожил под виноградной лозой, увивавшей террасу его дома, храня семейные секреты виноделия. В прошлом году он собрал отличный урожай (пришлось даже дополнительно нанимать болгарских работников) и сделал очень хорошее вино, которое охотно покупали многие местные рестораны, отели и супермаркеты в Пафосе. Его выдержанное в дубовых бочках "Марафефтико" уже год продавалось в duty free аэропорта Ларнаки. В общем, дела шли хорошо, и конкуренции с соседями-промышленниками он не боялся, но тревога перед очередным сезоном всё равно нарастала.
"Как же мне уговорить сыновей заняться виноделием?" — невесело размышлял за остывшим кофе старик.
Вот отчего испортилось его настроение: упадок физических сил и эмоциональная усталость наложились на подброшенный памятью разговор с сыновьями, когда они отказались продолжить его дело.
"Майкл менеджер в банке. Работа у него, конечно, престижная и… чистая. Зачем ему мой старый, вечно пыльный трактор?" — печально думал Савва.
"А младший что мне сказал? — вспоминал старик. — Отельный бизнес на Кипре – дело очень перспективное. Да, они теперь каждый день носят костюмы с галстуками."
Савва посмотрел на свою выжженную солнцем рубашку без цвета и потёртый, в пятнах масла и вина, комбинезон. Погрузившись в безрадостные мысли, Савва посмотрел в тёмное окно и решил отложить работы на винограднике. Он вынес из сарая несколько спиннингов и вместе с резиновыми сапогами и большим ящиком с блёснами бросил их в кузов своего старого, мятого во многих местах, но неубиваемого "Хайлакса". Затем он снова вернулся в дом и достал из холодильника несколько каракатиц и кальмаров.
"Конечно, не живые, но всё равно могут пригодиться! — подумал старик, внезапно собравшись на рыбалку. — Заодно Харалампуса на маяке проведаю. Давно не был у него."
Зелёная "Тойота" остановилась на Т-образном перекрёстке на выезде из деревни, выхватив фарами из сумрака синий дорожный указатель "Пейя, Корал Бич и Пафос — 29 км", и по-деревенски небрежно, без сигнала поворота, свернула налево в направлении приморского городка. Колёса автомобиля почти по самую ось утопали в тумане, который, словно убежавшее молоко, поднялся из ущелий и накрыл и дорожное полотно, и ряды виноградников Саввы, терявшиеся в светло-серой мягкой вате.
Внедорожник, кряхтя работягой-дизелем, поднимался на перевал, снимая с вершин петлю за петлёй и разгоняя светом фар сорок, сушивших на асфальте свои намокшие за ночь хвосты. Старик внимательно вглядывался перед собой, пытаясь разглядеть в "молоке" неясный пунктир разделительной полосы. Хотя встречных машин не было, он боялся отвлечься от дороги, тем более что туман и сумрак всё ещё скрывали окружающий ландшафт.
"Как сказал тот русский? — вспоминал старик. — Кафикас — это кипрская Тоскана! Никогда там не был, но местечко, наверное, неплохое, раз такое дорогое вино делают".
И Савва не удержался от соблазна посмотреть налево, где в плотной пелене за ущельем уже должно было показаться море, крохотный необитаемый островок Сент-Джордж с плоской, обрезанной вершиной и ржавый танкер, засевший на рифе. Ещё одно судно лежало внизу на прибрежных скалах, завалившись на бок подобно выбросившемуся на берег киту-самоубийце. Ничего этого не было видно. Но память рисовала ему картину, которой он радовался, встречая каждое утро на винограднике встававшее из-за гор солнце. А вечером, уже сидя на террасе, провожал длинный трудовой день, глядя, как таял в море шарик апельсинового мороженого. Его одиночество пытался развеять гранёный стаканчик с домашней зиванией с дымком, на дубовых щепках.
На обратном пути старик насладится любимыми, уже настоящими и живыми, а не нарисованными по памяти, видами весенних холмов Кафикаса, живописно разрезанных ущельями с белыми в рыжие полоски стенами, с вершинами, украшенными колючей зеленью сосновых лесов. А на террасах и склонах красивыми, ровно расчерченными в линеечку зелёными заплатками будут лежать его виноградники.
"Ах, паннайя ! Забыл! — Савва резко нажал на тормоз, чуть не проехав последний участок. — Нужно нарвать молодых листьев для приятеля Харалампуса. Долмадес в них будут очень сочными и вкусными!"
Миновав спящие Пейю и Корал Бич, старая "Тойота" через пятнадцать минут шуршала своими шинами, разворачиваясь на плоском каменистом мысе прямо напротив танкера. Блеснув фарами по тёмным окнам коттеджей Аполло Бич, Савва остановил машину и посмотрел в сторону моря. Вдалеке белыми линиями разрезал морской сумрак маяк, высвечивая то выходившие из порта рыбацкие катера, то старинную Оттоманскую крепость, то ржавое судно. В его сторону старый рыбак и забросил спиннинги с донками, на которых гроздьями болтались крупные "тройники" и спаренные "одинарники" с нарезанными полосками каракатиц и кальмаров.
Подкрутив катушки, он натянул лески так, чтобы вершинки удилищ чуть пригнулись, мелкой дрожью на самом кончике показывая ему, что рифовая мелочь уже собралась вокруг наживки. Осталось дождаться, когда эта суета под водой привлечёт крупного лаврака, снэппера или, может быть, даже небольшого "янтарного джека". Пока не рассвело, и солнечные лучи не разогнали подводный сумрак, можно побросать спиннинг в надежде на мелкую барракуду, охотящуюся на отмели вокруг рифа.
"Эх, давненько я не держал зубастую на крючке!" — вздыхал старик, пытаясь вспомнить, когда он в последний раз поймал эту хищницу с белым деликатесным мясом.
Поппер со свистом разрезал воздух, каждый раз громко плюхаясь где-то в темноте, и, влекомый катушкой, начинал рисовать на поверхности моря усатые линии, привлекая к себе внимание вкусным чавкающим звуком и спрятанной внутри погремушкой. Всякий раз, когда летящая за блесной леска пересекалась с лучом маяка, старый Савва вспоминал о своём друге Харалампусе, который, наверняка, сейчас не спал и варил себе кофе.
"Нужно не забыть отдать ему виноградные листья!" — напоминал себе Савва.
Ночь постепенно уходила в небытие, уступая место робкому предрассветному сумраку. Чёрная поверхность моря становилась серо-зелёной. Из деревень, расположенных на окрестных холмах, потянулись, петляя по серпантинам горящими фарами, малолитражки и мопеды служащих, спешивших в отели сменить своих коллег с ночной смены.
Старик хотел сделать ещё несколько забросов, но вместе с непривычно ранней усталостью он вновь ощутил вчерашнее лёгкое, но неприятное покалывание в левом боку. Он бросил спиннинг на каменистый берег и присел на раскладной стул, с тревогой прислушиваясь к своей неожиданно проявившейся аритмии. Отдышавшись, Савва подошёл к донкам и натянул в тугие прямые линии провисшие лески, проверив на палец, не забьётся ли там, на конце, чья-то жизнь. Маяк по-прежнему освещал морскую даль побледневшими в лучах восходящего солнца линиями мощного прожектора.
"Уже начало седьмого утра! Маяк нужно выключать в шесть, если нет сильного тумана, но пусть посветит ещё немного," — Харалампус посмотрел на старые наручные часы с пожелтевшим циферблатом.
Он допил "скетто" и пошёл на обрыв проводить последних проспавших рыбаков. На мысу, напротив танкера, старый смотритель заметил как будто знакомую зелёную "Тойоту", и его сердце радостно забилось в ожидании встречи с другом, которого он давно не видел.
"Это ж сколько Савва не был у меня на маяке? Месяц или два?" — волновался смотритель, сознавая, что в их возрасте даже вчера может быть давно или даже поздно.
Посмотрев на поднявшееся из-за холмов Хлораки и Тцады солнце, которое сначала осветило мачты ржавого танкера, а через минуту уже всё побережье, Харалампус поспешил обратно на маяк. В приморском городке наступал новый солнечный день. Нужно было спешить сварить свежий кофе и достать бутылку зивании, которую он приберегал для встречи с другом. Савва вряд ли будет досиживать на берегу моря до палящего полудня. Через полчаса он соберёт свои снасти и самое позднее в семь утра подъедет к маяку.
Харалампус толкнул деревянную неровную дверь в белой истёртой ветрами стене и поспешил по винтовой каменной лестнице наверх, чтобы выключить прожектор. Но через десяток ступенек он остановился, пытаясь поймать сбившийся ритм дыхания.
"Старею, — подумал смотритель. — Слишком резво попрыгал наверх!"
Через пару минут он медленно спустился вниз, закрыл дверь маяка на ключ и направился к своему одноэтажному служебному домику из светлого песчаника. Харалампус вынес из дома второй стул и поставил его у столика в тени старого апельсинового дерева, на ветках которого висели несорванные оранжевые солнца. Потом он принёс бутылку любимой чёрной зивании и две стопки из толстого стекла со слегка вогнутыми внутрь стенками. Смотритель посмотрел в сторону мыса с танкером на рифе — зелёной "Тойоты" там уже не было. Пора варить кофе.
Старик вернулся на тесную кухню и поставил помятый закопчённый кофейник на огонь. Харалампус помешивал густую смесь длинной ложкой, ритмично постукивая ей для резонанса по стенкам. Он внимательно следил за тем, как через несколько минут лёгкая и пышная коричневая пенка начала свой бег вдоль стенки сосуда.
"Интересно, почему кофейная пена всегда бежит по часовой стрелке, как время и жизнь?" — в который раз удивлялся смотритель.
Как только круг замкнулся, он, не дожидаясь закипания и подъёма кофе, снял кофейник с плиты и выглянул в окно. Во дворе уже стоял знакомый "Хайлакс". Савва копошился в кузове, что-то там выискивая.
"Ждал, старый Харалампус, ждал!" — хмыкнул виноградарь, заметив на столе зиванию и два стакана.
— Держи! — он без приветствия протянул вышедшему на порог приятелю пакет с молодыми виноградными листьями. — Это тебе для долмадес.
— Присаживайся, — смотритель маяка кивком пригласил Савву за столик под апельсином. — Я только что сварил кофе.
Не спрашивая, Харалампус откупорил бутылку и налил в стопки виноградную водку цвета дёгтя. Савва, держа стаканчик немного дрожавшей и выдававшей его волнение рукой, неожиданно выпил зиванию залпом. Удивлённый друг снова наполнил стакан до краёв.
— Не спешишь? — спросил смотритель, наблюдая за руками старого виноградаря. — В tavli сыграем?
— Что смотришь? Давно не видел таких рук? — устало произнёс Савва.
Он развернул свои натруженные огрубевшие ладони, которые его долгая и трудная жизнь расчертила где глубокими и прямыми, как ряды виноградников, а где витиеватыми и извилистыми, как лоза, линиями.
— В последний раз делаю вино! — заявил Савва.
— Разве ждёшь плохой урожай? Перестань хандрить! — попытался успокоить его Харалампус.
— Я решил продать виноградник. На этот раз точно!
— Опять приходили с винного завода?
— Ты же знаешь, каждый год по два раза приходят, но не это важно. Главное…
— Что?
— Вот скажи мне, друг, где я совершил ошибку?
— Какую?
— Когда и где я потерял своих сыновей?! — воскликнул Савва. — Почему я не сумел привить им любовь к земле, виноградной лозе и вину? Я даже не смог приобщить их к своему увлечению — рыбалке! Городскими стали… На виноградник не заманишь!
Харалампус молчал и грустно смотрел на старого друга, поняв причину его хандры. Виноградарь же рассматривал свои никому теперь не нужные руки.
— И мои линии жизни никогда не пересекутся с линиями моих сыновей! Вот в чём проблема! Это разрывает мне сердце.
Харалампус бросил кости на доску с потёртыми от времени шашками, приглашая друга к игре. Пятнистые костяшки весело запрыгали по дереву, разбежавшись в разные углы и оторвав стариков на время от мрачных мыслей.
Белая башня маяка, хорошо видимая со всех сторон, всегда привлекала многочисленных туристов, слонявшихся по набережной в старом порту. Перед ними за столиком под старым апельсиновым деревом играли в нарды два старика, запивая свой разговор кофе с виноградной водкой. Зеваки от незнания, о чём на самом деле говорят два старых киприота, завидовали их неторопливой старости с шикарным видом на море и быстро, сделав пару снимков на память, проходили мимо своими беззаботными туристическими дорожками, чертя в пыли невнятные линии. Море, стремительно разогнав кудрявые волны от самого горизонта, ломало белёсые параллели их линий, безжалостно срывая и бросая пенистые шапки на скалистые берега.
— Когда ждать в следующий раз?
— Не знаю, Харалампус, — засобирался назад к своим виноградникам Савва. — Я, правда, не знаю!
— Не нужно ждать месяц. Приезжай раньше, а лучше — завтра.
Смотритель маяка долго смотрел вслед удалявшейся "Тойоте" своего друга, надеясь на его скорое возвращение. Ещё больше он молил Бога, чтобы, когда Савва снова возьмёт в свои руки созревшую гроздь и определит начало сбора урожая, к нему вернулся вкус жизни… Жизни, которая сегодня так жестоко и коварно вильнула своей линией, уводя от смысла бытия и не вовремя намекнув на его конечность. Облако пыли осело на дорогу, припорошив рифлёные линии от колёсных протекторов. Харалампус вернулся за столик под апельсиновым деревом с твёрдым намерением завтра снова сварить кофе и поставить две стопки с зиванией.
"А где моя старая Nokia? Позвоню-ка я этим бизнесменам. Пусть сегодня же приедут к отцу!"
********
Кипр, Пафос, май 2017 года