Аннотация:В 70е на почве послевоенной истерии и напряжения холодной войны в США произошел приступ длительного массового психоза, тысячи людей в течение нескольких лет обращались в полицию с заявлениями о наблюдении, посещении и даже похищении иноплянетянами.
Шёл 1969ый. Я сидел в кресле и пытался поймать нужный канал, устало ожидая от шепелявого телевизора чего-то кроме графического шума...
Мать попросила меня сходить к соседке напротив. К счастью, не имеет значения, зачем она меня послала, иначе мне было бы стыдно за то, что я напрочь это забыл. Довольно часто случалось так, что я ходил в дом напротив, я точно запомнил количество шагов между двумя дверьми, каждый раз я старался проходить ровно это количество шагов, не увеличивая его. 14. Почему? Потому что две секунды, проведенные у телевизора, стоят дороже, чем две секунды по дороге к соседке? Вовсе нет, неосознанно я понимал, что сделай я 15 шагов или больше, я запущу маховик, который невозможно будет остановить: парад планет или второе пришествие? Легко, все что угодно, но не стоит играться со вселенским балансом. Все это детская чушь, мысленный конструкт, но, черт возьми, спустя столько лет даже страшно думать, что произойдет, если я изменю регламент. 14 шагов, ровно 14 шагов, ни шагу больше, а меньше сделать просто невозможно.
Сумерки нависли над кварталом, вереница двухэтажных домов растянулась от меня вдоль улицы, с одной стороны устремляясь в горизонт, а с другой в бесконечную темноту.
Чувствую деревянную дверь спиной, пятки прижаты к ней же. Поясница повисла в воздухе, у меня всегда был кривой позвоночник.
Шаг первый. Ничего особенного, я делаю это стабильно с 1954ого.
Второй. Вдоль улицы зигзагами странствует шумный парень с бутылкой .
Третий. Внезапный лай собаки через два квартала от меня.
Четвертый. Стараюсь не упасть, ноги разъезжаются от столь широких шагов. Соседи привыкли видеть меня в таком положении.
Пятый. Звук шорканья обуви об асфальт едва доносится до ушей сквозь обильный лай дворовых собак.
Шестой. Все-таки линия Мажино была плохой идеей.
Седьмой. Телевизоры в магазине «Тиллерсона» через дом освещают улицу своим божественным свечением.
Восьмой. Пока антенна не ловит связь, им остается только притворяться настоящими телевизорами.
Девятый. Неужто массивные железные титаны решили расправить плечи и сбросить с себя оковы линий электропередач?
Десятый. Пора перестать читать всякую дрянь и находить ей оправдание в реальной жизни.
Одиннадцатый. Позади меня проехала машина, обдав прохладным ветром вспотевшую спину. Водитель почти наверняка посчитал меня сумасшедшим.
Двенадцатый. Он никогда не поймет.
Тринадцатый. Обернулся назад, чтобы убрать ногу и сделать следующий шаг. Провернув голову сначала вниз, а затем вперед, я понял, что план провалился. И теперь я… уткнулся носом в дверь.
Голову обдало электричеством. Попытка осознать это обернулась геноцидом сотен тысяч нейронов. Нервные окончания под корой черепа раздражались со скоростью света. Спустя несколько секунд я понял, что забыл снова начать дышать. Сразу после того потрясения, которое случилось, если вы помните, мгновение назад. Я обернулся назад и детально осмотрел весь пройденный путь, в надежде, что я смогу разобраться с этим, и все будет как прежде. Эта радостная нота рационализма подняла мне настроение ровно на то количество времени, которое необходимо, чтобы повернуть голову назад. Но, ничего уже нельзя было исправить.
Я провернулся на месте. Пьяный паренек, уходивший в сторону горизонта, свалился под забором, освещенный божественным светом телевизоров «Тиллерсона», в то время как в моей голове Вселенная рвалась на части.
Двенадцатый. Воздух вокруг стал бесконечно влажным. Я чувствовал зуд по всей коже от конденсирующихся капель воды.
Одиннадцатый. Под ногами пробежал кот, его пушистый хвост прокатился по одной из голеней. Несмотря на то, что я уже не ощущал эти ноги как свои – нервная система отозвалась мурашками по всему телу.
Десятый. Собачий лай прекратился. Могут ли собаки так быстро заткнуться в реальности?
Девятый. Неприятное чувство в нижней части живота. Черное, вязкое, гнетущее. Воздух на выдохе обжигал носовые пути. Я испытывал первородный страх. Таким возможно его задумал бы бог, если бы
существовал. Я думал об этом каждую секунду. Нельзя победить страх, когда он существует только ради того, чтобы воспроизводить самого себя.
Восьмой. Кажется, всю свою жизнь я прожил только ради следующего шага.
Седьмой. Громогласный щелчок, клянусь, вы никогда не слышали такого, пронесся, наверное, по всему миру. Вспышка на горизонте ознаменовала появление чего-то невероятно массивного, от еще не материализовавшегося объекта оттолкнулись несколько молний и ударили обратно в безоблачное небо, стало светло. Непостижимый в своей конструкции и цели существования, космический корабль висел над дорогой в дальнем конце улицы. Воздух наполнился смесью всего диапазона звуковых волн, будто тысяча оперных певцов, каждому из которых плевать на то, что поют остальные. Я стоял посреди улицы с широко расставленными ногами, мимо которых волнами пробегали кошки. Из всех домов, со всех сторон, с крыш и подвалов. Их стеклянные глаза отражали свечение прожекторов корабля в абсолютной тьме противоположной стороны улицы, откуда они приходили. Возможно, с высоты птичьего полета казалось, что сам земной ландшафт движется навстречу кораблю. Мяуканье слилось в непрекращающийся инфернальный вой, сравнимый с сиреной раннего оповещения. Телевизоры в магазине «Тиллерсона» падали под натиском кошачьих потоков, разбивая витрины, превращаясь в арт-объект. Графический шум с потрескавшихся экранов придал движущейся волне эффект сепии. Подходившие к кораблю, нависшему над улицей, кошки и коты покорно возносились в небо. Глаза пересохли, ибо я не мог даже моргнуть. Прошло несколько минут, наверное, даже больше десяти. Когда последняя особь попала на борт, ангарные гермозатворы захлопнулись, и корабль исчез, оставив на память лишь второй громогласный высокочастотный щелчок.
Более холодные потоки воздуха со всей округи попытались заполнить пустое вакуумное пространство, вследствие чего мне в спину ударил невероятной силы порыв ветра, сбивший меня с ног. Под его напором, все дома вдоль улицы кроме моего сложились как бутафорский реквизит в фильме про дикий запад. Стены падали и складывались друг с другом, дома были абсолютно пусты и безлюдны, кажется, единственное, что не давало им развалиться до этого момента - это телевизионный эфир с 6ти до 8ми вечера. Неприятное чувство переместилось чуть выше, к грудной клетке. Я встал на ноги, сделал глубокий вдох и пошел дальше.
Шестой. Твою мать, какая теперь уже разница.
Походкой с прискоками я добрался до двери и осмотрелся в последний раз. Тусклый свет разбитых, но все равно работающих телевизоров, освещал пьяного исполосованного парня, лежащего под забором. Ему будет очень больно , когда он проснется. Я забрался вовнутрь дома, захлопнул дверь и закрыл ее на три оборота. В коридоре стояла мать.
- Я забыл, зачем ты меня посылала.
- Хотела узнать у нее, когда восстановят телевещание. Но уже не важно.
Я зашел в зал.
С экрана телевизора мне улыбался Никсон.