Исцарапав руки колючими ветками, а голые ноги до красноты ошпарив крапивой, Ташка наконец продралась сквозь спутанный малинник, окаймляющий луговую полосу вдоль железнодорожных путей. Дальше была только трава, желтые и лиловые цветы в жужжащих пчелах, а под ними стелились заросли земляничных листьев, и кое-где виднелись кровавые пятнышки не опавших еще последних ягод.
Здесь их почти не собирали – все-таки железная дорога, пусть даже такая заброшенная. Одинокий паровозик таскал по ней пару вагонов два раза в сутки, с утра свозя, а к вечеру развозя рабочих с деревообрабатывающего – лесопилки, как называла этот заводик Ташка, да и все здешние, не заморачиваясь производственными тонкостями. Все остальное время дорога пустовала, разве продребезжит пронзительно дрезина, заставляя пасущихся на обочине коз вздрагивать и задирать голову.
Вдоль насыпи с рельсами шла еще продавленная травянистая колея – иногда здесь ездили грузовики, но это уж настолько редко, что Ташка еще ни одного за лето не видела. Может, просто не сталкивалась – козы обычно утаскивали ее на дальние опушки, где трава была вкуснее и мягче. На этой мягкой траве под орешником Ташка и пристраивалась валяться с книжкой и бабушкиным пирожком, пока козы объедали окрестные кусты. Но сейчас солнце уже перевалило за полдень и потихоньку покатилось вниз по чистой безоблачной синеве. Им тоже следовало настроиться на обратный путь, и Ташка не спеша выбирала дорогу, кружа по лесу от поляны к поляне, стараясь еще немного задержаться в этой расслабленной летней истоме.
Козы топтались за малинником, хрустя ветками и изредка недовольно мемекая. Не поделили чего-то, лениво думала Ташка. Она опять улеглась в густую траву подальше от крапивы. Почти рядом с ее щекой росла земляника, и пахли до невозможности нагретые солнцем последние спелые ягоды. Ташка наслаждалась этим запахом, этим зрелищем, наслаждалась тем, что в любой момент может их сорвать, может, но вот не хочет, и все... наконец она не выдержала и слизнула их прямо с куста.
Кузнечик, потревоженный этим ее движением, перепрыгнул с одной травинки на другую, и эта травинка под его тяжестью согнулась, поднеся его чуть ли не к самому лицу замершей Ташки. Травинка покачивалась, кузнечик перебирал лапками, шевелил усами. Ташка, не моргая, разглядывала маленькое зеленое тельце. Ей казалось, что и он смотрит на нее темными бусинками глаз, шевелит пластинками челюстей, словно пытается что-то выговорить на неизвестном ей языке. Она замерла еще тише, стараясь вслушаться.
- Хочешь?..
Ух ты, подумала Ташка. Трава качалась над головой, чуть слышно шуршала под теплым летним ветром; затылком она чувствовала землю и слышала глухое топтание козьих копыт; земляника пахла, жужжали пчелы и стрекотали кузнечики, собратья того маленького, что сейчас сказал ей:
- Хочешь остаться с нами?
Веки сомкнулись и разомкнулись, в глазах прояснилось; Ташка глубоко вздохнула, приходя в себя. Ох ты, а солнце-то докуда докатилось. Домой пора, домой.
- Не спи на закате, - сказала ей бабушка, обтирая ее лицо мокрым полотенцем.
- Ба, я нечаянно.
На столе стояла банка меда и кружка парного козьего молока. Остальное молоко бабушка слила в бидоны и отнесла в погреб. Ташка ей не помогала – у нее немного кружилась голова, и, похоже, поднялась температура. Бабушка, внимательно к ней присмотревшись, сначала заставила ее умыться ледяной водой, а потом усадила за стол под навесом – проветриться - и принесла молоко с медом. Ужинать Ташка отказалась, ее знобило, и бабушка еще укрыла ее собственной шалью.
- Бывает. Ну будешь знать, что на закате спать не надо.
- Ба, а писем не было?
- Да ведь недели еще не прошло. Ты подумай, сколько сюда почта идет...
Почта сюда идет долго, подумала Ташка. Слишком долго.
- Ба, а можно чайку? Есть не хочу, я пить хочу.
- Погоди, я тебе чабреца заварю, лучше будет. – Бабушка ушла в сени, стукнула дверь кладовки, все затихло. Ташка сидела в тишине, дышала наконец подступившей прохладой и смотрела в сумеречный сад. В темной листве ближнего дерева тускло белели яблоки. В траве под яблоней что-то тихонько прошуршало. На дорожку медленно выползла маленькая серая жаба. Выползла и села, мягко дергая горлышком, точно отдуваясь.
Ташка наклонилась к ней, придерживая сползающую шаль, потрогала спинку (жаба напряглась, напыжилась, приподнялась на лапках). Взяла ее осторожно и положила к себе на ладонь. Жаба смотрела на нее, раздувая и втягивая горло. Ее тоненькие хрупкие пальчики шевелились, щекотали кожу.
- Красивая...
Жаба неслышно квакнула.
- Что ты говоришь?
Жаба приоткрыла и захлопнула рот. Трава под яблоней зашуршала сильней. Потянуло вечерним холодком; перед глазами пронеслась тень, за ней еще одна, пискнула тихонько. Ташка подняла глаза – на чердаке под крышей, она знала, гнездились летучие мыши. Бесшумные крылья легко, точно играя, прочертили серое небо. Таша посмотрела вниз, на ладонь – жабы там не было.
Листья шелестели, шуршала трава, еле слышно пищали мыши, играя в высоте над деревьями, а над ними еще выше, притягивая и завораживая взгляд, зажигались первые звезды.
- Хочешь остаться с нами?
- Что?
Ташка вздрогнула. Летучие тени заметались и скрылись в темноте, когда растворилась дверь и в светлом прямоугольнике показалась бабушка.
- Ну хватит тут сидеть, пошли в дом. Чабрецу напьешься – и спать.
Кузнечик заглянул ей в глаза, улыбнулся и подмигнул. Потом согнул в коленях длинные ноги, со щелчком распрямил их и улетел в зеленое с золотом кружево, которое тут же раздернулось перед ним, точно пузырящаяся занавеска. За окном кружили и ныряли мелкие веселые зверьки, то ли мыши, то ли лягушата с пушистыми крыльями. - Хочешь с нами? – кричали они, - хочешь поиграть с нами?
Ташка наполовину перегнулась через подоконник. За окном синело небо, и вверху, и внизу была зеленая трава, по ней скакали козы, пружинисто взлетая и приземляясь, точно на батуте. – Давай к нам! – мемекали они. – К нам!
Ташка расправила руки и полетела над зеленью, ахая мысленно и чувствуя, как екает где-то внутри. Ахх! – взлетела она прямо в зенит, и ухх! – ринулась на расправленных крыльях вниз, и опять ахх! – извернулась у самой земли и поднялась в воздух. Рыжая коза летела рядом с ней.
- Нравится?
- Уй-уй-уйй!!!
- Хочешь остаться с нами?
- А это как?
- Просто. Останешься с нами. Будет хорошо.
Ташка летела рядом с козой, косясь на ее узкий зрачок. Небо постепенно темнело.
- Мне в город надо...
- Разве?
- Правда надо...
- Я спрашиваю – разве это тебе в город надо? Именно тебе?
- Ну... Лето кончается.
- Это оно у вас кончается. Тебе что больше надо – лето или город?
Ташка задумалась.
- Вот-вот, ты подумай.
- Мне лето нравится... Только оно ведь все равно кончится. Я же сплю, да? А наяву оно кончится. И бабушка все равно не разрешит остаться. И...
- А мы придумаем, чтобы бабушка разрешила.
- Но...
- И никаких «но» не будет. Все будет в порядке.
- Да как же...
- Ты только скажи: хочешь остаться с нами? Хочешь? Да или нет?
- Д-да... Но...
- Тогда смотри.
Воздух подернулся легкими бликами, и в блестящей поверхности, колеблясь, отразилась прозрачная Ташка.
- Хочешь остаться с нами? – спросил у нее скелет собаки, на который Ташка едва не наступила в сыром подлеске, затянутом паутиной.
- Бррр... Ой, нет!
- Хочешь? – тяжелая жуткая вонь из оврага, в который Ташка так и не отважилась спуститься. – Хочешь? – болото, в которое нога ушла по колено, а хлипкий ствол сосенки при попытке за него ухватиться остался в руке, выдернувшись с корнями. – Хочешь?.. Хочешь?... – И с каждым «нет» Ташка на той стороне становилась все зримее и плотнее. – Хочешь? – Бурелом в чаще, где заблудившаяся Ташка полдня искала дорогу.
- Погоди! Но я же ее нашла!
В Ташкином голосе зазвучала гордость.
- Нашла, конечно. Ты вообще молодчина. И смелая, и сильная, и с чем угодно справишься. Это тебе и у нас пригодится. А вот хочешь ли ты...
Будильник звенит жестяным звоном. За мутным стеклом идет холодный дождь, по балконной двери стекают потоки. Из кухни пахнет подгорелой яичницей.
- Тамара, вставай! – Мама в байковом халате заглядывает в комнату, одной рукой выпутывая из волос бигуди. – Не слышишь – звонит!
- Сейчас, сейчас...
- Не сейчас, а немедленно! Мне некогда с тобой возиться, опять на работу опаздываю! – доносится из коридора, в комнату летит смятый халат, приземляется на стуле, мама, уже в юбке и свитере, расчесывает завитые кудри. – Портфель вчера собрала? Приучайся с детства, видишь, у меня уже с ночи все собрано! – Ее сумка с рабочими документами действительно стоит в прихожей. – Запомни, за тебя никто ничего делать не будет! Да что ж это такое! Давай быстро причешу, а то опять растрепой в школу пойдешь. – Зубцы расчески рывком раздергивают волосы, едва не царапая кожу. – И с чего это у тебя пробор стал на правую сторону, всегда же на левую был!