Мои бывшие коллега из Москвы, попросил меня выяснить ситуацию с его родственником, который был на излечении в Университетской клинике Дюссельдорфа. Коллега, а это был ни кто иной, как профессор Скобенеев, а для меня по прежнему Сашка Скобенеев, выпускник Военно-медицинской Академии им. С.М. Кирова, классный парень, шутник, балагур и прекрасный абдоминальный хирург. Он уже давно закончил служить в армии и сейчас возглавлял кафедру факультетской хирургии в Москве.
- Сергей, привет! Ничего, что звоню тебе? Сергей, ребята сказали. что ты живешь недалеко от Дюссельдорфа и я очень прошу, если это возможно , выясни ситуацию с дядей моей жены. Жена очень переживает, и к сожалению мы не имеем ни какой информации, что с ним. Я тебя очень прошу помочь нам. Все расходы я оплачу.Помоги пожалуйста.
Звонок из России, тем более звонок из Москвы и просьба от глубокоуважаемого мною человека был абсолютно не в тягость. Через несколько лет проживания в Германии, при постоянной искренности в отношениях между людьми, при не наигранном сопереживании и постоянной доброжелательности окружающих людей, ты постепенно оттаиваешь и становишься таким же чутким и искренне сопереживающим.
И это становится нормой жизни. Правда, мне многие из эмигрантов, говорили, что я идеализирую ситуацию, и что здесь в Германии все волки, рядящиеся в шкуры овец и баранов и готовые моментально сбросить эти одежды и сожрать тебя. Но, со временем я понял категорию людей, живущих в этих представлениях. В основном это были конечно же не немцы, а так называемые эмигранты по визе вины. То есть те, которых с Германией не связывало ни чего, только память о концлагерях и память об отвественности немецкого народа перед ними. И вот они имея выбор для эмиграции: Израиль, США, Германия - выбрали именно Германию. Логика мне абсолютно до сих пор не понятна. Ненавистная нация, отсутствие родственников ранее проживающих в Германии, земля удобренная пеплом жертв нацизма - как и зачем же тогда сюда.
Но как объясняла мне одна из моих любимых дочерей народа гонимого, мотивации следующие:
- Дорогой мой, ты должен понять, что основная причина нахождения евреев в Германии - экономическая, ибо ни где нет такого более комфортного перехода новую жизнь с материальными и социальными благами, ни в иной другой стране кроме Германии. В Америке каждый второй избранный, в Израиле все свои и там не споешь песню страдальца, а пойдешь работать и еще как работать. Из учителей музыки в подсобные рабочие на стройку, из директоров заводов в таксисты, И только во истину талантливые и умные добиваются неограниченных высот в новой жизни, и в Америке, и в Израиле. У нас же есть яркий пример, твой учитель - Виталик. Он начал с нуля, в пятьдесят лет, в после эмиграции в США. К шестидясети года стал был уважаемым профессором и авторитерным врачом, с мировым именем. Но ведь не все такие талантливые и умные. А вот в Германии мы вечное напоминание греха Немецкого народа и вечное искупление этого греха, а по сему и отношение к нам такое, что можно прожить не зная языка, не работая сидя на социале, и при этом путешествовать по миру. Германия это для умных, но не талантливых евреев. Где ты в Германии видел великих евреев врачей, где ты видел в Германии великих евреев политиков, а так же певцов, музыкантов и иже с ними? Правда есть исключения конечно же. Роза стала директором клиники. А ее мама профессором консерватории. Но это Роза!!! И это ее мама!!! Они бы и в Штатах были бы первыми. Вот то-то и оно. Все талантливые и великие евреи в Штатах, в Израиле честные и искренне любящие свой народ. А у нас в Германии, дорогой мой, как сам понимаешь собрались не самые лучшие дети нашего народа.
- Послушай, Соня, а к кому же ты себя относишь, к какой части народа?
- Дорогой мой, я отношу себя к части умных и хитрых. Мой муж немец, пахарь каких свет не видел. Я не работала в Германии ни часа, и не собираюсь и впредь. Я полностью посвятила себя семье. Знаешь ли, четверо детей это такая радость, и поверь ни какого подвига в этом нет, особенно в Германии, где все для семьи и все для детей. И потом я перешла в Евангелическую конфессию, и ни сколько об этом не жалею. И при этом продолжаю любить свой богоизбранный и несчастный народ еврейский. Но дети мои истинные немцы и знаешь я люблю Германию.
- Сонечка. а какая же еще иная причина эмиграции евреев в Германию?
- Ты не поверишь, дорогой мой, но это месть.
- Как, это месть?
- А так! Это месть немцам за изгнание, за поругание нации , за уничтожение нации во времена нацизма.
-Соня, ты с ума сошла! Что связывает современных немцев с нацизмом? По твоей логике вас евреев уже всех давно нужно было уничтожить за распятие Христа, за Октябрьскую Революцию, за голодомор в Украине....Соня, бред какой-то.
-Ах. любимый мой Сереженька, я то понимаю этот бред, но поверь часть эмигрантов едут еще и помимо экономических мотивов, руководствуясь именно чувством мести. Но ты сам понимаешь, умные евреи в Штатах.
К своему счастью, я уже через год жизни в Германии, полностью отошел от эмигрантской тусовки и волею судеб оказался среди истинных арийцев, немцев в сотых поколениях. И когда я стал вхож в их семьи, стал узнавать их без лакировки профессионального и социального этикета, стал наблюдать их в повседневной жизни, я понял насколько это прекрасная нация, насколько эта нация искренняя, доброжелательная и сентиментальная. И сопереживание и помощь это не наигранно, это в крови. Конечно, социальный состав моего окружения тоже играл роль. это были в основном юристы,государственные чиновники , учителя и врачи. Но я думаю в целом они не сильно отличались по своим нравственно-этическим возрениям от иных социальных слоев.
Ну а как же нацизм? Я то же до сих пор не понимаю этого. Как могли немцы, пройдя Первую Мировую Войну, хоть и проиграв, но пройдя достойно, без зверств и бесчинств, пройдя революции и экономический кризис двадцатых годов, нация Баха и Бетховена, Гете и Шиллера, как эта нация могла скатиться в нацизм.
Но при этом так же не понять мне, как великая американская нация уничтожила миллионы индейцев и до шестидесятых годов двадцатого столетия преследовала людей за цвет кожи.
Как скатился русский народ в ужас Сталинизм с уничтожением миллионов своих же соотечественников, как украинцы уничтожали евреев и поляков.... А мракобесие католицизма с кострами по всему миру. Наверно нет ни одной нации без грехов. Нет, это мне не понять.
Но сегодня я вижу одно из самых правильных и истинно гуманных государств - это Германия. И я еще раз повторяю, что эмигранты ,которые не интегрировались в нормальную жизнь Германии, не полюбили и не поняли немцев и есть те волки, которые не смогли изменить свою сущность , свою натуру, исковерканную жизнью в России.
Но вернемся к моей истории.
- Саша,ты что! Какие деньги, немедленно дай мне информацию по дяде Лены. В каком отделении, его фамилия.имя и возраст и если известно, то какой диагноз и если возможно контакты лечащего врача.
- Сереж, понимаешь о том, что он попал в клинику мы узнали только вчера. И вообще ситуация в семье у Лены с братом его мамы ой как непроста. Не стану грузить тебя , вот фамилия, записывай. Готов?
- Да, говори, записываю.
- Лоренц Игорь, 58 лет. К сожалению контактов с врачами не имеем пока, но надеюсь с твоей помощью будем иметь.
- Ок, Саша, поверь, все сделаю и поверь для меня это будет большая радость помочь тебе и твоей супруге. Да, я и не знал, что Лена из немцев. Так, что тебе и уж твоим детям открыт путь в Германию.
-Да, нет, Сереж. Все не так просто. У Игоря фамилия чисто рязанская - Аксенов. А Лоренц это фамилия жены, второй жены.
- Понятно.
-Это Сережа только начало наших семейных заморочек.
Как он был прав, про семейные заморочки семьи Аксеновых-Скобенеевых.
От Бонна до Дюссельдорфа прекрасная, но в вечных бауштелях, то есть ремонтах дорога, автобан А3. Уже сколько лет мотаясь по Германии. я не перестаю наслаждаться окружающими пейзажами. вечно нежно зеленые поля, голубое небо, чистейшие обочины и конечно же пасущиеся коровки и лошади. Это Германия.
Через полтора часа я входил в палату. Игорь Аксенов, он же Лоренц, лежал в отдельной палате, больше похожей на гостиничный номер, со своей туалетно-ванной комнатой, рабочим столом и компьютером на нем, телевизором на стене. О больнице напоминала лишь функциональная кровать и прикроватный столик.
- Сергей- представился я.
- Ваша племянница Лена просила навестить Вас и справится о Вашем здоровье. Я сам врач, и надеюсь смогу помочь Вам в каких-либо непонятных для Вас ситуациях.
Игорь медленно поднялся из кровати. Это был высокий, под метр девяносто, практически одного роста со мной брюнет, без единого седого волоса с голубыми глазами, спортивного телосложения в стильном спортивном костюме "Puma". На левой руке хорошо знакомые часы "KonstantinWascheron". Внимательный, взгляд, заостренные черты лица и о многом говорящая восковая бледность кожи, характерная для онкобольных. Диагноз практически стал мне понятен еще до беседы с пациентом и с коллегами.
Игорь продолжал внимательно смотреть на меня. Протянул мне руку для приветствия. Его пожатие было крепким, без намека на слабость.
- Игорь. Игорь Лоренц. Он же Аксенов,- с некоторой иронией и улыбкой на краешке губ, представился он.
Внимательно глядя на меня он вдруг неожиданно спросил меня.
- Сергей, где вы были 3 сентября 1993 года?
Я опешил. Неожиданный и казалось бы абсолютно абсурдный вопрос. Как из 2017 года можно вспомнить третье сентября 1993 года. Но я то помнил этот день. Помнил как вчерашний . Но откуда мог об этом знать Игорь. И потом если даже мы встречались третьего сентября тысяча девяносто третьего, неужели меня можно узнать через двадцать четыре года. Пауза затягивалась.
Третье сентября, третье сентября, третье мать его кровавое и страшное третье сентября девяносто третьего года. Серое, дождливое холодное утро третьего сентября не предвещало ни чего хорошего. Медикаменты были на исходе, перевязочный материал уже делали из простыней, наволочек, рубашек. Двадцать восемь раненых, двое в коме, на интубационных трубках. И самое страшное, что из этих двадцати восьми раненых , при отступлении нам могли помочь и передвигаться самостоятельно только трое. Какие сутки ждали помощи. Но помощь не приходила. Наше расположение уже не было секретом ни для хорватов, ни для мусульман-бошняков. В шесть утра, под нудный аккомпанемент мелко моросящего дождя с врачами и медсестрами начали обход нашего полевого госпиталя .
Я молчал и старался придумать какой-либо вразумительный ответ. Понятно было, что вопрос Лоренца, он же Аксенова не был банален, и понятно ,что Игорь наверняка знал правильный ответ. Но, неужели мы пересекались в то проклятое утро. Да. я знал, что в отряде были русские, такие же , как мы с Юрцом командированные, якобы в туристическую поездку, без паспортов и иных документов для идентификации личности на случай попадания нас живых или наших тел в руки хорватов или бошняков-мусульман.
Поговаривали, так же, что очень известный писатель из России, воюет в соседнем отряде простым бойцом. Но насколько близко этот соседний отряд и не легенда ли это про писателя не знали мы. Мы были ни кто. Мы были уже не списках частей и подразделений, мы уже были давно уволенные из армии и находились на гражданской службе, опять-таки при попадании живыми в руки врагов. Да служили ранее в армии, да живут в Сибири, но пардон, они уже давно гражданские врачи и наверно захотелось заработать шальных денег, поработать наемниками, а как вы знаете Российское правительство не признает и даже осуждает наемничество, так. что судите их в соответствии законами ваших стран. Таков был сценарий озвученный нам специально обученными сценаристами перед нашей добровольной отправкой в трехмесячную командировку для оказания помощи нашим братьям сербам в республике Сербской.
Мы уезжали осознанно, и конечно же не по причине материальной. Я просто видел, какой беспредел творится в бывшей Югославии, как уничтожалось цинично и безжалостно православие, и какая вопиющая несправедливость торжествовала и грозила уничтожению всех православных в Югославии. Эта ситуация мне представлялась похлеще гонения на евреев в нацисткой Германии. Но мировое сообщество отчетливо поддерживало этот геноцид православных в Югославии. И я решил, что не смогу стоять в стороне. Сейчас это выглядит, как сумашествие. Но тогда я верил, и верил искренне. Я слушал свое сердце.
Сейчас спустя годы эта мальчишеская мотивация может казаться смешной и глупой. Но возвращаясь раз за разом к тому времени, я еще ни разу не пожалел о своем решении. Сейчас бы точно не поехал бы. А тогда - молодость,
идеалы, книги, война в Испании, Хэменгуей.....Нет, не жалею. Только скорблю.
Подготовка к командировке была недолгой. Беседы в штабе округа. Затем разговор с женой.
- Я уезжаю в командировку на конгресс в Англию, а сразу оттуда на специализацию в Германию. Уезжаю на три месяца. Так, что ждите подарков и крутых шмуток с Запада. Да, сама понимаешь, связь дорогая, так, что писать и звонить буду не часто. Но ты не волнуйся, время пролетит быстро и вернется твой сокол совсем ученым и богатым. Ну а потом. ты же знаешь, после такой специализации только один путь, в Москву, в Главный госпиталь. Так что потихоньку готовься к переезду и началу новой жизни в столицах.
Жена, умная и проницательная женщина, с тоской во взгляде, понимая неизбежность предстоящего, тихим спокойным голосом ответила:
- Сергей. я все понимаю. Но ты подумал, что детям по одиннадцать лет, что в случае твоего невозвращения из командировки. что мы будем делать? Как жить? Я знаю твои карьерные устремления, но может быть ты свой карьерный рост будешь строить более приемлемым для семьи путем. Я конечно понимаю, что уже ни чего не изменить и ты конечно же поедешь в Англию и Германию, так называемые. Но ты опять не подумал о нас и о себе. Вспомни, каким ты полуинвалидом вернулся из Армении.
Она тихо заплакала и ушла на кухню. И в ее плаче, в ее взгляде была такая вселенская тоска,тоска вместившая тоску всех вдов и одиноких женщин мира.
- Послушай.родная. Ты о чем? Я что на войну собираюсь? Я еду в посвященную Европу. Понятно. В Англию и Германию. Я еду затем, что бы мы наконец то вырвались из наших руд Сибирско-бандитских, вырвались в столицу. Мы же всегда мечтали об этом. И потом перестань меня хоронить. Я неубиваемый, ты же знаешь. Я вечный.
И я верил, что я вечный. Я не испытывал ни какого страха перед самыми тяжелыми и самыми опасными командировками, во мне всегда сидел какой-то кураж и малейшая заварушка с опасностями погонями, с угрозой для жизни приводила меня всегда в возбуждение и к стремлению окунуться в этот водоворот приключений. Именно приключений. Ибо во всех этих поворотах и вираж судьбы я видел именно приключения, что несомненно раскрашивало мою жизнь в яркие тона. Я просто вгрызался в эту жизнь, как в сочное большое яблоко и яблочный сок брызгал во все стороны .
Я обнял жену за плечи, повернул ее заплаканное лицо к себе и нежно поцеловал. Я начинал прощаться. Дети спали.
- Когда улетаешь?
- Завтра, в шесть утра придет машина. Едем вдвоем с Юрцом.
- О Господи! А Юра то куда лезет? Анютке еще года нет. Идиоты вы подлые, только о себе и думаете, ни какой ответственности и совести. Карьеристы безмозглые.
И слезы опять покатились из ее прекрасно-зеленых глаз.
- Прекрати нас хоронить, немедленно прекрати.
Собирались молча. Не забыли положить в чемодан, кроме всего необходимого черный, парадный гражданский костюм-тройку, белые рубашки и кончено же черные туфли.
Утром поцеловав спящих детей и коротко простившись с заплаканной и не спавшей всю ночь женой выскочил к полковому газику, где сидел уже Юрец. Судя по его лицу, ему то же досталось в последнюю ночь.
В Москву летели транспортником. В Чкаловске нас встретил парень в гражданском и отвез в какую-то квартиру, обычную двухкомнатную, со всем нужным для жилья. На кухне в холодильнике был запас необходимых продуктов и даже четыре бутылки пива.
- За вами приеду шесть утра ( ура, по нашему в десять, выспимся). Будьте готовы к этому времени.
Инструктаж только для нас двоих проходил в каком-то здании без вывески и глубоко казенном. Три дня нам рассказывали, что и как делать в полевых госпиталях в отрыве от основных баз обеспечения в глубоком тылу противника. Рассказывали про специфику и характер ранений, про аналоги русских медикаментов. Постарались запомнить минимальный набор слов сербского языка, во многом схожего больше с украинским, тем не менее понятным и не требующего переводчика.
И конечно вопросы касающиеся конфедициальности, подписки о неразглашении военной тайны с соответствующими параграфами и перечислением кар при нарушении. В случае гибели, семья обеспечивалась пожизненной пенсией по утере кормильца при выпонении правительственного задания. В случае попадания в плен, один из сценаристов спокойно и четко излагал алгоритм поведения.
- Не надо строить из себя героев. При современных методах фармакологии и искусстве пыток вы все равно все расскажете. Так, что сразу идите на сотрудничество, открывайте все , что вы знаете и не знаете. И главное пытайтесь выйти на публичное ваше представление мировому сообществу, как свидетелей вмешательства Российского правительства в войну в Сербии. Вот при таком уж раскладе, вас точно не казнят, а мы все сделаем , что бы вас вытащить, через обмены пленными, через международные гуманитарные организации. Но все же лучше в плен не попадаться. И он кинул на стол пачку фотографий. На фото были не только трупы. А в хронологической последовательности представлены все мерзости которые свершались с пленными от начала пыток, до их смерти.
- Так, что парни лучше сами понимаете, пуля в висок, чем то, что вы видите. От вас не требуется ведения каких-либо дневников и записей. Вы едете врачевать, а не для выполнения разведзадания. Документацию за вас в госпитале будут заполнять наши сербские коллеги. Поменьше говорите по русски и вообще поменьше говорите. Контактировать с остальными членами отряда то же только по крайней необходимости. Вы напрямую подчиняетесь начальнику госпиталя и с ним решаете все вопросы. Он для вас непосредственный начальник и все приказы командования отряда через него. Только через него.
Вылетали рано утром из Шереметьево – 2 с обыкновенными туристическими путевками до Белграда. С собой только по сумке с нательным бельем и необходимой одеждой, и конечно же без рубашек белых, галстуков и костюмов.
В Белграде, в аэропорту, точной копией Новокузнецкого, сразу же до прохождения паспортного контроля нас встретила высокая, симпатичная девушка, с прекрасным русским языком, черными как смоль волосами, подстриженными под Мирей Матье, заостренными чертами лица и карими глазами.
- Вы едете с нами,- игриво спросил я.
- Нет, я только провожу вас через границу до машины.
Она действительно провела нас без проблем через погранцов и таможню до армейского тентованного грузовика, стоящего недалеко от выхода из здания аэропорта.
В кузове, кроме нас, оказалось еще десять человек. Все армейской, полевой форме, без знаков различия. Тент закрылся и машина тронулась. Высокий, похожий на цыгана, и видимо старший в этой группе, молча протянул нам упакованную форму с американскими берцами. Мы тут же переоделись. Форма была в самый раз. Видимо наши размеры были хорошо известны.И теперь мы мало отличались от бойцов сидящих рядом с нами. Через минут двадцать после начала движения машина остановилась. Старший взял наши сумки, и протянул их кому-то по ту сторону тента Двинулись дальше. Да, забыл сказать, что все наши документы остались у девушки.
Ну вот и все. Мы теперь без имен, документов и мы теперь никто.Солдаты удачи. Вернее врачи удачи. Ехали все время с закрытым тентом и судя по всему по горным дорогам. Пару раз останавливались справить нужду. Действительно дорога была по горам, покрытыми лесами. Пейзаж был впечатляющий, но чем-то напоминающий горную Шорию и Хакасию. В дороге молча командир протягивал нам бутылки с водой. Но еды не было. Всю дорогу, в основном все молчали, лишь изредка кто-нибудь переговаривался по сербски..
Через пять часов наконец приехали. Тент открылся и мы оказались на лесной поляне. Вокруг стояли палатки, проходили бойцы вооруженные в основном АКМС и М-16. Все подтянутые, в прекрасно сидящей полевой форме и все в классных берцах или кроссовках. Наш приезд не вызвал ни какой сумятицы и оживления. Мы выпрыгнули из машины, и тут же к нам подошел невысокий, но спортивного телосложения мужчина, лет сорока пяти, в позолоченной оправе, с чеховской бородкой и очень добрыми глазами.
- Иван.
Он протянул нам руку. Пожатие было крепким и дружеским. Это сразу почувствовалось. Дружелюбие и теплота исходила от Чехова ( так сразу же я стал называть Ивана).
- Сергей, Юра, я начальник нашего полевого госпиталя и ваш командир. Я изучал русский язык в школе и в военно-медицинской академии в Белграде. Я помимо того, что начальник госпиталя, а так же и хирург-травматолог. Я сейчас покажу вашу палатку, а затем мы пройдем в госпиталь и я представлю вас нашим коллегам, познакомлю с вашими рабочими местами.
Началась рутинная врачебно-полевая жизнь. Наша задача была в оказании первой врачебной помощи, подготовке раненых к дальнейшей эвакуации.
Операционная и реанимационная палатка были на удивление оснащены прекрасно, гораздо лучше, чем в нашем окружном госпитале. Стояли два наркозных немецких аппарата "Drager", мониторы-транспортные "Johnson&Johnson", электроотсосы "Dr;ger". В реанимационной палатке так же четыре аппарата ИВЛ "Dr;ger", мониторы-транспортные "Johnson&Johnson", электроотсосы "Drager". Да, так жить можно. Воистинну, невиданное оснащение в Российской глубинке, да и наверно в столице не в каждой больнице такое. Благо я уже проходил специализации и работал на подобной аппаратуре и в институте имени Бурденко, и в Питере, в военно-медицинской академии, в институте имени Поленова. Спасибо учителям. Аптека была так же на уровне. Фторотан, фентанил, кетамин, миорелаксанты на любой вкус и цвет, одноразовые эпидуральные наборы, маркаин, лидокаин, самые современные антибиотики, ящики с инфузионными средами и главное ящиков двадцать рингер-лактата и ящиков десять альбумина. Да! Так жить можно. Мы попали в Рай. Рай анестезиолога-реаниматолога. Но Рай только начинался. Нам представили наших помошниц, сестер анестезисток и они же реанимационные сестры. Да, уже ради этого стоило ехать сюда. Их было четыре: Драгана, Любица, Гордана, и Валерия. Я как сейчас помню их стоящих перед реанимационной палаткой, в прекрасно подогнанной полевой форме под их модельные фигурки, в легких кросовочках с сияющими и смеющимися лицами. Они навечно в моей памяти и наверно умирая я буду вспоминать эту картину.
Стоял июль. Сухая теплая погода, без изматывающей жары днем под сенью лесов и гор, и приятной прохладой по ночам. Чистейший воздух и прекрасная кухня. Говорили, что наш повар со своей командой прибыл из одного из лучших ресторанов Белграда. Курорт. В день нашего прибытия эвакуировали последнюю партию раненых. Так, что работы на сегодняшний день не было.
Вечером в госпитальной палатке все собрались за одним столом. Ужин напоминал более встречу старых друзей в ресторане на открытом воздухе. Вино было, но пили все мало , не более чем по одному бокала за весь вечер. Не пьяницы сербы, это уж точно. Операционные сестры Миряна и Радойка были под стать нашим анестезисточкам, так же красивы и молоды. Невероятная концентрация красоты на столь малой площади. Итак, четыре мужчины врача, то же ничего себе симпатичных и девять прекрасных сестричек-ангелочков. С первой минуты было понятно, что ангелы-амурчики уже во всю кружатся над нашим столом и над нашими головами, и наверняка уже были пущены стрелы из их волшебных амурных луков. Мое сердце точно уже было поражено. Понимая, что это не прилично, но не мог отвести взгляда от Драганы. Белокурая, с голубыми глазами на половину лица, нежными, чуть припухлыми губками она являлась реинкарнацией Лопухиной, с известной картины Боровиковского. Но нет, Драгана, она была во много раз красивее и милее. Она несколько раз удивленно смотрела на меня и я понимал, всю свою нетактичность и русскую развязанность. Но поверьте мне, ни чего не мог поделать. Ужин закончился и все начали расходиться по своим палаткам. Мы с хирургами спали в одной палатке. Наши сестрички в двух соседних.
Курорт закончился под утро. В пять утра пришел грузовик с раненными и убитыми. Один из наших отрядов нарвался на засаду хорватов. Из сорока человек уйти на своих ногах посчастливилось шестнадцати бойцам. С собой им удалось вытащить двух погибших и четырех тяжело раненных. Они дошли до ближайшего опорного пункта, постоянно отстреливаясь на ходу. Через два часа подошло подкрепление. Но хорваты исчезли в ночи . Исчезли унося с собой трупы наших бойцов и своих раненых. Наших же бойцов погрузили в грузовик, санинструктор оказал первую доврачебную помощь, то есть перевязал, обезболил, наладил капельницы и через четыре часа после ранений их доставили к нам.
Расклад был невесел. Два проникающих огнестрельных ранения в брюшную полость у двух бойцов. Пулевое ранение нижних конечностей у третьего и минно-взрывное ранение в голову у четвертого.
Чехов моментально произвел сортировку. Раненый в голову в реанимацию, в наркоз и на ИВЛ. Раненый в конечности в реанимацию и на предоперационную подготовку. Раненых в живот на операционные столы. Оперируем в две бригады. Сергей на наркозах. Юра в реанимацию. Да, и срочно вызываем вертолет, если возможно. Раненного в голову на эвакуацию в Белград, в госпиталь. Если начнет вклиниваться берем на стол после животов. Конечно после стерилизации операционной.
У первого раненного пули прошили
кишечник, и желудок. У второго ранение печени и желудка. Кровопотеря у обоих по литра два. Группа крови у обоих известна Доноры в отряде есть. Сразу же на забор крови. Катетеризация центральных вен,невиданными мною с Армении одноразовыми наборами. Кровь, забранная сестричками у бойцов-доноров, живительно понеслась в вены моих подопечных. Я работал на два стола, со своими ангелами-анестезистками, Горданой и Любицей. Помимо красоты неземной, они были еще и прекрасными специалистами, ни чуть не уступающие в знаниях и умение врачам. Свежезабранная от доноров кровь буквально оживляло наших бойцов. Короче через четыре часа двое раненных были переведены в реанимационную палатку в полне себе ничего состоянии. Правда еще в наркозе, но абсолютно стабильные. На следующий день готовые к эвакуации, я надеялся. Юрец, отлично справился с двумя подопечными в реанимации. Драгана и Валерия были так же восхитительны в реанимации, как и их подружки в операционной. Раненый в голову был абсолютно стабилен, даже без вазопрессоров, и наверно если бы не наркоз, то и не в коме. Раненый в конечности был абсолютно готов к операции и был взят на первичную хирургическую обработку и стабилизацию переломов. В операционной стол передвижной BV-25 , интраопреационный мобильный рентген-аппарат. Для наших бравых хирургов-травматологов, под выполненной мной эпидуральной анестезией, не составило труда собрать две голени и бедро бедному бойцу.
Дежурить в реанимации решили по двенадцать часов врачи-анестезиологии, и по шесть часов одна сестра-анестезистка и две палатные сестры. Прибытие вертолета ожидалось в восемь утра.Я первый заступил на смену. Время было шесть часов вечера. Мы быстро поужинали с моей бригадой и заступили на дежурство. Остальные пошли ужинать и отдыхать. Я был счастлив. Первый день боевого крещения удался и мы с Юрцом показали себя профессионалами. И как награда со мной в смену попала Драгана.
- Вот поперло-то,- подумал я.
Да, но это не госпиталь в России и здесь даже немножко война, так что на ночной роман рассчитывать не приходилось. Но все равно радость переполняла меня, от того, что Драгана, моя прекрасная Драгана была рядом и я чувствовал ее малейшее движение, ловил с надеждой ее взгляд и мечтал, мечтал, мечтал.
При такой аппаратуре и при таких медикаментах работать было одно удовольствие. Первого раненного с ранением в печень мы перевели на спонтанное дыхание и экстубировали к часам девяти вечера. Второго раненного в живот так же удачно перевели на самостоятельное дыхание к одиннадцати часам вечера. Так, что к моменту ухода моей любимой Драганы, трое пациентов дышали сами, раненый в голову был стабилен. Сестрички сдав смену напарницам потянулись к своим палаткам. Я поблагодарил каждую из своих помощниц и прощаясь с Драганой спросил
- Ја ћу те одвести у шатор? Я провожу Вас до палатки?
Драгана, посмотрев мне внимательно в глаза тихо ответила
-Да
Смешно, но до палатки Драганы было идти метров пятьдесят. Лес, горы, ночь, яркая луна. Дойдя до входа в палатку я медленно и очень нежно повернул Драгану к себе и легонько прикоснулся к ее губам. Она неожиданно вскинула руки и крепко обняв меня поцеловала в губы страстно и глубоко. Затем оттолкнув меня быстро скрылась в палатке.
Я оглушенный медленно побрел в свою реанимацию. Мир переворачивался. Мир летел в неизвестность. Я уже не мог представлять свою жизнь без Драганы. Это была радость, но и это была катастрофа. А как же моя зеленоглазая, моя любимая жена, а как же мои дети?
Идиот, уже полностью соткал новую жизнь. Первый раз видишь девушку, ничего о ней не знаешь и уже готов предать свою жену и своих детей.
Но я ни чего не мог поделать. Ничего. Меня несло и этот поток срывал все плотины рассудка и совести.
Все раненные были абсолютно стабильны, мониторы прекрасные, аппарат искусственной вентиляции безупречен, ночь нежная и сестрички надежные. Я даже пару раз прикорнул сидя за письменным столом созерцая слаженную работу во вех звеньях нашей полевой реанимации. Кофе по сербски, вообще оказывал чудодейственный эффект, так, что особенно спать и не хотелось. Через полчаса Юрик сменит меня и тогда можно заснуть под птичий хор, который становился все громче и громче. Наш госпиталь располагался несколько в стороне от основного лагеря, но относительно. Просто наша жизнь в госпитале не была видна в основном лагере, а мы, соответственно, не созерцали лагерную текучку. В шесть часов, по внутреннему распорядку, в лагере был подьем. Но без десяти минут шесть к палатке приемного отделения подьехала два тентованных армейских грузовика.Это была очередная партия раненных.
Вот и поспал, вот и отдохнул.
Сразу поступило двенадцать бойцов. Чехов, тут же на поляне, приказал развернуть козлы, на которые установили все двенадцать носилок и началась сортировка. Естественно весь личный состав нашего госпиталя был на ногах. Пять бойцов были с ранениями черепа и головного мозга, все пять в коме и все на спонтанном дыхании. Четверо с проникающими ранениями в брюшную полость. Трое бойцов с сочетанными минно-взрывными ранениями: грудная клетка,брюшная полость, конечности. Давность ранений приблизительно около трех часов. Очередной ночной налет хорватов на нашу комендатуру в одном из сербских сел. Здесь, как я понял, все сражались до последнего патрона и до последней для себя гранаты. В плен практически не попадали ни хорваты, ни бошняки, ни сербы. И естественно за каждый сербский дом, каждую сербскую семью сражались или до победы или до смерти.
- Пять с ранениями в череп немедленно в реанимацию. Сергей остается в реанимации, Юра с нами в операционную.
Моя задача была определена и стало внутренне спокойно, я знал что делать.
Тут же на носилках пять подключичных катетеризаций. По очереди троих заинтубировал и перевел на оставшиеся свободные три аппарата искусственной вентиляции. Потом оставшимся двоим произвел интубацию трахеи , подключил к мониторам. Конечно, вентилировать нужно всех. Но у меня один с ночи на аппарате и трое новых. А аппаратов всего четыре. Где же долбанный вертолет?
Когда я вышел из своей реанимационной палатки, Юрик уже разобрался с остальными. У всех стояли подключичные катетеры, всем лились растворы и все были стабильные. Двое с ранениями в брюшную полость уже были на операционных столах.
Пять бедолаг на носилках тоскливо смотрели на ясное голубое небо и в глазах их читались одинаковые мысли
- Как не хочется умирать в такую прекрасную погоду.....
Но смерть не стояла возле них. Рядом с каждым была медсестра, всем фиксировались частота дыхания, артериальное давление и пульс. Я еще ни когда не работал в столь слаженной команде профессионалов. Может быть только в Армении, с бригадой из Сиэтла. Но в Армении, по сравнению с сегодняшним днем, был просто отпуск.
В операционной была напряженка. У первого раненного, молодого парня 18 лет, пуля со смещенным центром тяжести в брюшной полости произвела эффект мясорубки, от кишечника практически ни чего не осталось, также как впрочем и от мочевого пузыря. Как он дотянул до нас с трехлитровой кровопотерей в брюшную полость, непонятно. Растворы, свежая донорская кровь неслись струей в две центральные вены. Но парень профузно кровил, по всей видимости уже развилась гипокоагуляция. Короче он умирал.
Второму бойцу повезло больше, ранения толстой кишки с начинающимся каловым перитонитом, ревизия, промывание брюшной полости антисептиками, выведение сигмовидной кишки на брюшную стенку. Нормально, при таких антибиотиках и таком чистом горном воздухе парень жить будет.
Я вернулся к своим подопечным в реанимационную палатку. Двоих самых стабильных отключил от аппаратов вентиляции и подключил тех двоих которым не достались аппараты. Так и решил вентилировать всех по очереди. Надо ждать вертолет и машины для транспортировки раненых на очередной этап эвакуации.
Первый раненый умер на операционном столе. Его молча выкатили на каталке из операционной и накрыли черной простыней. Каталку поставили за палатки. И тут же, минут через пятнадцать, подъехал открытый армейский джип . Четверо бойцов с мрачными лицами погрузили труп в машину и сразу же на высоком газу рванули в сторону основного лагеря. Очередные двое пошли в операционную. А бойца с ранением толстой кишки Юрик перевел на самостоятельное дыхание сразу же после окончания операции, так, что аппарат вентиляции ему не был нужен и я поместил его в простую палатку под наблюдение наших сестричек.
Чего то мне захотелось кофейского, черного, крепкого, сербского. И даже мне захотелось уже и поспать. А время то всего было лишь начало одиннадцатого утра. Ну где же наши спасители, наши спасатели, где обещанные вертолеты и санитарные машины. Спросить было не у кого, и инциативу в свои руки не возьмешь. Ты в гостевой командировке, и здесь не покричишь, здесь не покомандуешь, товарищ военврач. Я сел за столик в нашем реанимационном зале и прикрыл глаза. Дранка нежно тронула меня за плечо. Я тут же вскочил на ноги, подумав, что все проспал. Но нет я упал в бездну всего минут на пять. Но ощущение было того, что проспал целую вечность.
- Доктор, вас зовет Иван в операционную.
С тяжелой, как гиря головой и такими же тяжелыми веками я встал за спиной у оперирующего Ивана.
- Сергей, ситуация тяжелая. Вертолет не может к нам прорваться хорваты и бошняки стреляют из "Стингеров" и зенитных пулеметов с соседних гор. Первый конвой, с четырьмя санитарными машинами, сейчас принял бой в двадцати километрах не доезжая нас. Радован послал еще две санитарные машин в сопровождении бронетранспортеров и двух танков. В самом лучшем случае мы сможем эвакуировать первых и самых тяжелых раненых часам к 20 вечера. Кстати конвой доставит нам новую партию медикаментов, кислород, и расходные материалы. В этом у нас проблем нет. И конечно поблагодарим Господа нашего, что Радован бывший врач, и он как ни кто понимает наши заботы и нужды. Так, что держись, я понимаю, что ты не спишь вторые сутки. Но держись и спасай наших братьев.
Иван. Редко в своей жизни я встречал таких людей, как он. Наверно не более пяти. Я таких называл всегда светлыми людьми. Ибо теплота и свет исходили от них, и это был их естеством.
Я вернулся в реанимационную палатку. На моем столике реанимационного врача, который олицетворял ординаторскую, стояла тарелка с омлетом, большой бокал с кофе, круасан с маслом и вареньем,нарезанная ветчина, козий сыр и оливки.
Постепенно тяжесть в голове и веках ушли, солнце уже не раздражало, а наоборот ласково припекало и опять опрокидывало в сон. Стоять, Ты, что первый раз не спишь по несколько суток. Работать, товарищ капитан медицинской службы, работать.
Мы дотянули до двадцати часов. Было прооперированы все бойцы. Благо у героев с минно-взрывными травмами не было проникающих ранений, так что и им и нам просто повезло. Мои раненные в головы были так же стабильны и ни кто не собирался помирать. Итак, пятнадцать раненных и вот вот коечный фонд наш будет исчерпан.
-Иван, а кто-то координирует поступление раненных в наш госпиталь. наверняка есть еще подобные полевые госпиталя и может очередных отправлять к соседям.
Иван спокойно начал мне объяснять суть ситуации.
- Сергей, да, конечно есть командование, есть начальник штаба. есть начальник медицинской службы нашей армии и они конечно координируют по мере возможности ситуацию. Но ты пойми, по своей сути мы не регулярная армия, мы практически партизанское движение. И конечно же Белград всячески помогает нам, но к сожалению эта помощь торпедируется всем Западным миром, впрочем как и помощь России. И самое главное нет прямой линии соприкосновения с противником. И поэтому в этих условиях координировать поступление раненых практически не представляется возможным. Четко отлажена эвакуация на дальнейшие этапы оказания медицинской помощи. Но как ты сам понимаешь, ситуация то же вносит свои коррективы.
-А что известно по нашей ситуации?
- Я думаю, что в течении двух-трех часов в нашем распоряжении будут двенадцать санитарных машин . Но колонна, в сопровождении бронетехники и солдат, начнет выдвигаться не ранее шести утра. Документы я все подготовил. Так, что проверите реанимационные карты. Отправим всех сразу.
Юрик заступил на дежурство в реанимации. Из операционной закатили в реанимацию два наркозных "Dr;ger" и теперь все шесть раненых в голову вентилировались аппаратами. И все они разместились в нашей , благо места хватало , реанимационной палатке. Остальные бойцы-герои находились в простых госпитальных палатках и все они девять раненных были под контролем наших сестричек и уже весело с ними флиртовали. Из палаток постоянно слышался смех, и веселая речь, Я понимал ребят. Еще несколько часов назад им всем грозила смерть, и они теперь вырвавшись из ее объятий вновь ощущали радость жизни, тем более в окружении таких прекрасных ангелов, как наши сестрички.
Конвой, с шестью санитарными машинами и двумя тентованными грузовиками приспособленных для перевозки носилочных больных и раненых, подошел к двенадцати ночи. Машины были классные. Санитарные "Mersedes" c аппаратурой и в каждой по врачу и фельдшеру. Все машины были по всей видимости из Белграда. Конвой по дороге нарвался на засаду, потеряли три санитарных машины, шесть человек из медицинской бригады погибли. Раненных четверых бойцов и двух врачей отправили на одной машине обратно в Белград, или иной базовый госпиталь. Благо ранения были не тяжелыми. Дежурный отвел всех бойцов из конвоя в отрядную столовую. И затем при общем обходе (где то в начале второго ночи ) мы передали своих подопечных,передали персонально, бригадам санитарных машин совместно с протоколами операций и реанимационными картами. Нам штатным врачам госпиталя было приказано продолжать дежурство а эвакуационную бригаду отправили отдыхать. Спать им было дано три часа. В реанимации было спокойно, состояние раненных в госпитальных палатках то же и меня так же отправили на покой.
Все же перед сном я решил пойти в наш полевой, госпитальный душ и смыть с себя всю накопившуюся усталость вместе с потом.
Это все же Запад. Это все же другая цивилизация. Так комфортно оборудовать в горах, в лесу не только лечебный блок, но и быт. Нет нам такое наверно ни когда не увидеть. Душ состоял из пяти душевых кабин , каждая с автономным доступом. Так, что одновременно могли мыться пять человек, абсолютно не смущая друг-друга. Стены. потолок и пол были из белого пластика и сантехника конечно же знаменитая , югославская. Я стоял под струями теплой воды и наслаждался прекрасным ароматом шампуня, неизвестной мне фирмы. Было очень хорошо.
Практически засыпая на ходу я брел к своей палатке. И вдруг меня пронзило, а ведь я ни разу в течение дня не подошел к Драгане, ни разу не взглянул в глаза ей.
Да, видно доминанта реанимационная перебивает сексуальный порыв. Это видно к старости, или к импотенции. Совратил девку почти. а на следующий день и бросил. Нет, надо исправлять ситуацию. Я не мог сообразить, на смене Драгана сейчас или спит. Глубоко озаботившись судьбой своих подопечных вернулся в реанимацию.Юрец, удивленно уставился на меня,
- Ты, что? Что-то случилось? Везут кого, что ли?
Я снисходительно посмотрев на него, сказал,
- Расслабься капитан, просто перевозбудился я днем, напился кофе, сейчас еще раз взгляну на своих бойцов и пойду спать.
- Серый, кончай козлить. Знаю я твою заботу. Точно вышел на охоту. Никого из сестер даже на пять минут не отпущу. Ты что, нас опозорить хочешь, мало тебе приключений? Уймись многодетный отец.
Драгана была на смене. В операционной пижаме цвета морской волны, в глубокой ночи , под шум равномерно работающих аппаратов вентиляции и монотонные попискивания мониторов она казалась посланницей небес, доброй феей и ангелом. Она была серьезна и сосредоточена , периодически подходя то к одному, то другому пациенту и занося данные наблюдения в реанимационные карты, выполняя назначения, она мельком взглянула на меня и продолжила свою работу. Я понял, не время и не место. Здесь все по другому, и ни кто не путает "Бебеля с Гегелем", по крайней мере моя возлюбленная уж точно. Юрец, с ехидной улыбочкой проводил меня до выхода из палатки, и произнес нашу традиционно-реанимационную фразу,
- Спи спокойно, тофарищщщ....
Время приближалось к пяти и я подумал, а стоит ли до начала эвакуации ложиться. Решил просто прилечь на свою походную койку. Но закрыв глаза улетел сразу в беспамятство без снов и картинок.Открыв глаза, машинально посмотрел на время. Ни чего себе, час дня. И ни кто не разбудил на эвакуацию. Вот дают. Рядом, на соседних койках спали Юрик, Иван, и наш болгарский друг Ангел, так его звали. Если он был ангелом, то очень мощным. Под два метра роста, похожий больше на турка с крючковатым носом, карими глазами с черными, кудрявыми волосами и большими мощными кистями рук. Мы потом смеялись,
- Ангел, если попадем в плен к бошнакам, тебя за своего примут. давай тебя только немножко обрежем, чтоб уж совсем похож был.
Ангел, при своем росте и чертовско-цыганской внешности, вместе с тем был флегматичен и очень добр. Он только лишь ухмыляясь, отвечал,
- Братушки, вы сильно не волнуйтесь, я успею это сделать всегда.
И он показывал на гранату, которая всегда висела у него на поясе. Впрочем, как и у нас , с Юрцом. Это был наш пропуск в бессмертье, пропуск в бессмертие без пыток и унижений. Мы все это знали и относились к этому абсолютно ровно и спокойно. За время нашей командировки мы не раз видели, что было сотворено с нашими братьями-православными и хорватами и бошнаками. Так, что нашим кураторам в Москве, уж теперь точно не надо было беспокоится за сохранность государственной тайны. Крепкая печать в виде гранаты на поясе обеспечивала сохранность этой тайны.
Все в палатке спали. Пение птиц небыло столь вопиющим, как во время рассвета и умиротворенно-убаюкивающе действовало на спящих коллег.
Нет, ну какие же они все же молодцы....Дали поспать мне и без моей помощи отправили на эвакуацию раненных. Настоящие други.
Тихо одевшись и взяв полотенце и все свои туалетные принадлежности, выйдя из палатки я у видел сидящих за деревянным столом, накрытым белой клеенчатой скатертью, наших сестричек. Они сияли на солнышке своими черно-рыжо-белыми головка, сверкали голубо-карими глазками и тихо пересмеиваясь о чем -то оживленно чирикали. Стол стоял под сенью могучего бука с раскидистым шатром листвы, через который пробивались лучи света и солнечными бликами играли на лицах, сидящих фей. И все это было в красках Клода Монэ и в музыке .... Какая же музыка ? Ну конечно же Ария для скрипки Перголезе, того самого Жана Батиста Перголезе. Я медленно побрел к душу, стараясь не прерывать и главное не спугнуть эту стайку фей-ангелочков.
Стоя под прохладными струями, тщательно выбрившись и помыв голову, я пребывал в состоянии наверно знакомому каждому врачу, когда после нескольких бессонных ночей и не напрасно проведенных, а при выполнении классной работы, работы без ошибок, ты ощущаешь себя приближающимся к нирване. Полное равновесии , физическое и душевное. А по существу момент счастья.
Потекла рутинная военно-полевая медицинская жизнь. Иногда раненных не доставляли к нам по двое суток. А иногда одномоментно могло поступить до двадцати человек, с различными степенями тяжести ранений. Обычная , неритмичная жизнь. Но, что поражало, так это безупречная организация работы всех служб нашего отряда. Ни одного разу, до блокады, мы не испытывали перебоев с медикаментами, расходными материалами, кислородом, операционно-реанимационным бельем, да и в конце концов бельем для личных нужд. Регулярно получали по утрам новые трусы и новые майки, регулярно менялось постельное белье. Да, к сожалению, больше такой классной организации работы полевого госпиталя не видел ни в Чечне. ни в Дагестане, ни в Ингушетии.
Периодически мы участвовали в общеотрядных построениях. Это в основном происходило при прощании с погибшими бойцами. Дважды при приезде в наш отряд Радована.
Шар -Солнце лето катило по нашим горам. И мы уже потихоньку начинали готовиться к отъезду. А должны мы были покинуть наш отряд числа десятого сентября. Но времени еще был целый месяц впереди.
Впереди чего? Расставания с коллегами, расставанием с Драганой.... Ах, Драгана, Драгана. Она прекрасно понимала, что я скоро уеду, и что у меня жена и двое детей далеко в России, в Сибири. И что наша любовь обречена на безысходность. Но ни разу она не упрекнула меня, ни разу не просила о изменении ситуации. Была война и мы любили друг друга, и не смотрели вперед. Драгана, мне однажды сказала,
- Любимый, не мучай себя. Это не ты выбрал меня, это я выбрала тебя. Когда ты выпрыгнул из грузовика, я сразу поняла, что ты мой. Мой и только мой. И это мой Богом посланный выбор. Я рожу от тебя сына, я уеду в Белград, там у меня живет тетя , кстати она то же врач.И мы с ней воспитаем отличного сыночка, и назову я его твоим именем. И главное ты будь спокоен, твой сын вырастет достойным своего отца сыном и тебе не будет стыдно не за него, ни за меня. Просто я буду любить тебя всю свою жизнь. Я выбрала тебя. И еще, ты ни когда не предашь свою жену и своих прекрасных детей. Ты воспитаешь их. А потом мы их познакомим. И я попрошу прощения у твоей жены. И скажу ей, что я выбрала тебя, что была война, и она простит меня. И наверно ни когда не простит тебя, но все равно будет так же, как и я ,любить тебя. Потому, что тебя невозможно не любить.
Родителей Драганы убили в Сараево, убили хорваты. Но мы старались не говорить об этом. Потому, что я знал, что смерть их была страшна и мучительна. Об этом мне рассказал Иван, после начало моей любви с Драганой.
Сметение мое после сказанного Драганой о ее беременности не имело границ. Ну почему, какой раз, женщины единолично принимают решение?
Как я буду помогать ей и ребенку из нищей России, с офицерской зарплатой и двумя детьми. Как я смогу видеть своего ребенка ? Как мне жить с тем, что где-то в Сербии живет мой сыночек, чем-то болеет,может плохо спит или ест,а я за тысячи километров. Драганка, моя любимая Драганка, повесила на мою совесть камень вечной тоски. И путей разрешения этой проблемы просто не было.
В конце августа стало совсем плохо. Нас постепенно окружили.С одной стороны хорваты, с другой бошнаки. Хотя хорваты с бошнаками не были большими союзниками и периодически покалачивали друг друга, тем не менее в борьбе с нами они были едины.
Итак, все пути перерезаны. Иногда прорывались конвои , в основном на лошадях с боеприпасами и едой, но уже ни как не с медикаментами. Радован организовал воздушный путь, и периодически транспортные самолеты , по ночам сбрасывали в районе нашего лагеря контейнеры с медикаментами и расходкой. Все же Радован был врач. Каждый раз во время пролета транспортников и сброса контейнеров враги наши пытались атаковать и отбить принадлежавшее нам.и надо сказать, честно, часть, контейнеров попадало им руки. Конечно, все понимали, что срочно нужно сворачивать лагерь и отряд должен перебазироваться. Но наш госпиталь с тридцатью раненными , абсолютно не транспортабельными в пешем варианте, раненными которых можно было только эвакуировать или на повозках, или на машинах или воздушным путем. Основная часть отряда, уже давно ушла на новые места. Оставались мы, наши раненные и мощная группа защиты нашего госпиталя, сформированная из самых профессиональных бойцов. Их было человек наверно сто. Но даже взяв по одному раненному на спину они не смогли бы вырваться из этого адского мешка.
Иван, тихо рассказывал, что Радован пытался договориться и с хорватами,и с бошнаками о коридоре только для раненных. Но переговоры были пустыми. Враги жаждали крови. Даже был предложен обмен пленных бошнаков и хорватов взамен пропуска наших раненных. Ответ опять был - нет.
Итак тридцать раненных. личный состав госпиталя и рота охраны, всего сто пятьдесят человек. И всех нас ждали невеселые дни.
Я поговорил с Иваном сразу после начала блокады, рассказал ему о беременности Драганы, и попросил его под благовидным предлогом эвакуировать ее на "большую землю" при первом удобном случае. Но случая не представилось.Раненых было много. И Иван не собирался решать проблемы за счет ухудшения помощи раненным. Драгана осталась. Мало того, Иван сказал, что получен приказ на эвакуацию в первую очередь, с первой возможной партией раненных меня, Юрика и Ангела. И этот приказ обсуждению не подлежал.
Третье сентября, третье сентября, третье мать его кровавое и страшное третье сентября девяносто третьего года. Серое, дождливое мрачное утро третьего сентября не предвещало ни чего хорошего. Медикаменты были на исходе, перевязочный материал уже делали из простыней, наволочек, рубашек. Двадцать восемь раненых, двое в коме, на интубационных трубках. И самое страшное, что из этих двадцати восьми раненых , при отступлении нам могли помочь и передвигаться самостоятельно только трое. Какие сутки ждали помощи. Но помощь не приходила. В шесть утра, под нудный аккомпанемент мелко моросящего дождя с врачами и медсестрами начали обход нашего полевого госпиталя. Звуки пулеметных и автоматных очередей, взрывов снарядов разорвали серое утро. Все, наступление. Выстрелы и взрывы неслись со всех сторон и не имели четкой доминации по направлению. При этом ни одного взрыва на территории госпиталя.
Мы собрались в штабной палатке. Иван спокойно доложил, что началось деблокирование нашего лагеря со стороны самого лагеря и со стороны сконцентрированных групп из вне. Сейчас по намеченному плану , при благоприятном стечении и успешности боевой операции подойдут шесть грузовиков приспособленных под транспортировку носилок и после загрузки мы поедем в Белград.
Иван, усталый и абсолютно спокойный продолжал,
-Распределение по машинам следующее. В первую машину раненный в голову , с ним еще трое раненных, доктор Сергей и операционная сестра Миряна. Во вторую машину второй раненый в голову, Юра, Радойка и еще трое раненых. В третью машину Ангел, Драгана и шесть раненных. В четвертую машину я, Валерия и шесть раненных. Пятая машина Любица три сестры и четыре раненных, в шестую машину Гордана, две сетрички и четыре раненых. Начинаем подготовку к эвакуации.
На расставленных козлах установили носилки с раненными и с эвакуационными карточками прикрепленными в области груди. Работали несмотря на пальбу и канонаду спокойно и ровно.
Примерно через час после начала боя к эвакуационной площадке лихо подъехал БРДМ и за ним потянулись шесть армейских, тентованных грузовиков. На погрузку ушло не более десяти минут. Перед посадкой в машины мы все встали вокруг Ивана. Он абсолютно спокойно произнес короткую речь.
- Коллеги всем спасибо. Встретимся на "большой земле". Берегите себя. По машинам.
Я обнял Драгану, затем медленно опустился на колени и нежно поцеловал своего сыночка, глубоко спрятавшегося в своей мамочке. Ему было уже пятьдесят два дня.
Колонна тронулась. Выстрелы были уже вдали.
-Все кажется проскочили, -облегченно подумал я.
Но через десять минут пулеметные очереди разорвали тент нашего грузовика, взрывы, стоны и крики раненных. Наш грузовик взревев рванул вперед и помчался на предельной скорости по горной лесной дороге. Я увидел , как сзади полыхает , авангардно шедшая впереди нас БРДМ, завалившаяся на бок в глубокий кювет. Я видел, что машина Юрика не отстает от нас. А дальше был дым и более ни чего не было видно. Опять какофония выстрелов и взрывов.
Мы кажется вырвались, если нас опять не поджидает очередная засада.Через минут тридцать бешенной скачки, сумасшедшей гонки мы остановились.
Подъехала машина номер два, затем машина номер четыре, машина номер шесть.
Короче, я не буду рассказывать о том , что со мной происходило, после того , как Иван рассказал, что две наших подбитых машины, третья и пятая остались на дороге догорать, что им на выручку бросились бойцы из двух шедших в арьергарде грузовиков, что перед эвакуацией все получили приказ не останавливаться и прорываться вперед, что подбитые машины будут защищать бойцы из арьергарда.
Через шесть часов, в Белграде мы сдали своих раненых. Все наши доехавшие были живы. Но был ли жив я. Последние сутки для меня превратились в сон. Это был страшный сон. Я просто не мог проснуться. Погибли все, и Драгана, и Ангел,и раненные, и бойцы из арьергарда. Живым в плен ни кто не сдался. Гордана с простреленными ногами взорвала себя гранатой.
Я смотрел на Игоря и все пытался вспомнить его. Он видя мои мучения, улыбнулся краешком губ, и улыбка эта была так чиста и так светла, как будто человек видел сокровенное и при этом глаза его чуть с прищуром испускали лучики добра и теплоты.
- Сергей, дорогой , не мучьтесь. Я был тогда с бородой и постоянно в темных очках. Вы могли видеть меня, когда я сопровождал Радована, при приезде к нам в отряд. А при утренних построениях я всегда стоял по правую руку командира или иногда замещая его.
И тут меня пробило. Все. я вспомнил. Я еще тогда восхищался красавцем сербом, с отличной офицерской выправкой , изумительно сидящей формой без знаков различий. Он с идеальной стрижкой и ухоженной бородой был запредельно похож на Высоцкого, того Высоцкого , что из фильма "Высота". Но я даже представить не мог, что этот серб красавец-командир мой соотечественник. Теперь все стало понятно.
Игорь, не знал верно о перепитиях моей любовной истории, и если знал, то об этом меня уж точно ни разу не спросили на Родине.
Странно, мы вообще по результатам командировки не писали отчетов, рапортов, ни чего. И ни кто с нами по приезду в Москву, а затем в госпиталь не разговаривал. Просто было исполнено обещание, и мы с Юриком были переведены в Главный Госпиталь, в Москву.
- Знаешь, Сергей. Я рад, что в оставшиеся дни я увидел тебя. Я гордился вами, когда вы работали, как боги в нашем госпитале. Я не мог к вам подойти, поговорить, вы знаете какая была конспирация. Но я видел вас в работе и я гордился вами. Я знал, что вы вышли из третьего сентября живыми. Третьего сентября я же после вашего отъезда из лагеря еще два дня держал оборону, а затем мы ... Ну короче я здесь.
Я уже взрослый мальчик, и так же как ты видел и знаю много. А вскоре надеюсь узнаю все. Я не ропщу видно судьба моя такая.Знать так предначертано. Я слишком много прожил разных жизней, что поверь помирать абсолютно не страшно.
Первый раз, когда я узнал об этом, после обследования спросил доктора - сколько мне осталось жить? Он спокойно ответил с химиотерапией год, без химиотерапии максимум полгода. Итак, я пришел к этому....У меня рак.
Тихо играл Майлс Дэвис ( интересно он умер, надо будет обязательно посмотреть в ВИКИ, вдруг встречу его там. Ха, если это там есть и если есть это там).
Пока болевой синдром не выражен, справляюсь ибупрофеном. Но дальше предсказуем весь сценарий развития болей. И учитывая локализацию и характер основной опухоли, понимаю, что впереди будет "весело", очень я думаю "весело". Скоро пойдут наркотики, потом они перестанут работать и затем до самого окончания бесконечная и страшная пытка болью, с поломкой воли и превращением в ноющую интеллектуальную развалину. Но страшнее всего наверно это метастазы в мозг. Превратится в потерявшего разум , бьющегося периодически в эпилептических судорогах с неконтролируемыми мочеиспусканием и дефекацией....Да, перспективы еще те. Но с другой стороны судя по компьютерным картинкам позвоночника, печени и легких до этого может не дойти. Надеюсь все будет быстро. И как говорят ваши коллеги, Сергей, по их прогнозам жить осталось мне не более полугода. Помню, как на заре своей юности, совмещая учебу в институте с работой санитаром в отделении кардиологии, я наблюдал, как в нашем отделении умирал высокий красивый, но уже изможденный болезнью мужчина и как к нему приходила молодая жена с мальчиком лет пяти. Этот пациент был знакомым нашей заведующей и лечился у нее в непрофильном отделении. Как бы сейчас сказали получал хосписную помощь. Мужчина был старше своей жены лет на двадцать. Она красавица вместе с сыном приходила по вечерам. Перед их приходом медсестры ставили ему уже тройную дозу морфия, и только это не намного приглушало его боль и позволяло в течении максимум одного часа не стонать от дичайших и мучительных приступов, и создать видимость некого улучшения. Через месяц он неожиданно умер. По прогнозам ему предстояло промучиться еще два-три месяца. Но, как говорится, Господь прибрал его и прекратил его мучения. Или....Или просто он ушел на передозировке морфия. Я не знаю. Он умер не в мою смену. Но вот образ его и его жены с сыном, преследовали меня на протяжении всей моей жизни. И я, где-то на самом дне своего подсознания, боялся и кажется даже предвидел аналогичный конец для себя. И смотри ка я не ошибся. Проинтуичил. Только вот умирать то я буду один. Старшие дети далеко. Родителям не скажу ни слова. Маленький мой сыночек не будет допущен ко мне своей шизофренической мамой, второй моей женой, с которой я прожил в браке меньше года. Но, я всю жизнь свою служа Родине в самых горячих точках, смерти не боялся. Я всю жизнь был рядом со смертью, и всю жизнь уважал ее, как противника. И я думаю она не забудет, как периодически я вступал с ней в переговоры и просил не забирать моих бойцов. Порой ее Величество Смерть даже в самых невероятных случаях шла мне навстречу, и тот кто должен был умереть по всем прогнозам - выживал. Многие считали это чудом, но я то знал, это наш со Смертью договор. И вот теперь я чувствую ее ауру, ее энергетику, она где-то рядом, и вскоре возьмет меня в свои объятия и унесет в неведомое. Я не буду проходить курсы лучевой и химиотерапии. Я не буду оперироваться. При моей опухоли и метастазах уже отчетливо видных, прогноз очевиден. И поэтому, все потуги и старания безнадежны и являются лишь мучительным продлением нескольких ужасных месяцев оставшейся жизни. Я не врач, но я это прекрасно понимаю. И я осознано иду на это. Лишь одна надежда, что Смерть не заставит себя долго ждать и наблюдать за моими мучениями, а по старой дружбе все сделает правильно. На это я точно надеюсь. Но не факт. Возможно след моих грехов не позволит уйти мне быстро и безмучительно. Мда, как то все не во время. Интересно, а когда было во время. Да, нет были моменты, Сергей, в моей жизни, когда смело можно было покинуть этот бренный мир в спокойствие и бозе. Ну, например, году этак 2004, когда в большой должности и почете, дети в норме, жена обеспечена и затем получает пожизненно пенсию на геройски погибшего мужа при выполнении задания командования и Родины на Северном Кавказе. Наверно повесили бы портрет в черной рамке и включили навечно в списки личного состава (до расформирования части, ибо ни чего нет вечного, а тем более в России). Или.... Или? Нет, однако, это был бы самый удачный момент. Да, жаль , что тогда, в 2004 году не расстреляли бравые моджахеды, и не вошел я в легенды и в легендарный бессмертный полк погибших.
- Игорь, ну а, как Вы ,боевой офицер, высокое звание, носитель государственной тайны оказались в эмиграции?
- Сергей, это я тебе расскажу попозже. У нас еще есть с тобой время. А сейчас я прости, устал. Давай завтра поговорим. Ведь ты приедешь доктор завтра?
https://www.youtube.com/watch?v=EHEq_K-3juE