Сваты 8

               
– Давай, сын, снова к свадьбе перейдём.
Дмитрий молча пожал плечами и склонил голову, что можно было принять за согласие.
– Вот я думаю,– сказала Евдокся, –  надо тебе дядю Фёдора Кирсанова-Турчонка в сваты брать.  Он, как и   Ашнин Иван Осипович, ямским извозом занимается, они быстрей сговорятся. А ты в дружки кого возьмёшь?
 – Серёгу Краснокутского, он уже на трёх свадьбах в дружках был, обычаи знает и до вина не охочь. Мы с ним  на кулачках когда, вместе кузнеца Вавилу прикрываем.
– Вот и Вавила, пожалуй, к свату в помощь хорошо подойдет. Он ведь Турчонку лошадей частенько перековывает и мастер на деревне уважаемый. Так что, пожалуй, я с ними двумя перетолкую, а ты с Серёгой, да в субботу сватов и зашлём. Иван Осипович к субботе, да к бане обычно дома.
Митяй с Краснокутским договорился быстро. Тот был пятью годами старше Дмитрия, но до сих пор неженатый,  хотя   вполне уже самостоятельный. Жил с одной матерью, ещё не старой, из  казачек родом, а сам работал на шерстобойне, где валяли валенки, делали лошадиные попоны и иной товар. Работа на струне пальцы Серёги сделала железными. Он мог пятак пальцами согнуть.  Митяй даже как-то поинтересовался, почему тот в холостых ходит. Но Серёга отшутился: "Часто в дружки на свадьбы зовут. Как венец над головой у кого подержу, так подруга невесты, что рядом меня,  тоже с венцом в руке на венчании стоит, непременно понравится, а ведь ей за меня после этого замуж нельзя. Вот и хожу сам невенчанный". На свадьбы его часто звали потому, что пил немного и всегда мог драчунов разнять.
В субботу у Кирсановых  после обедни собрались сваты. Все трое были одеты в своё лучшее. Посидели немного, обсудили кое-какие детали и пошли садиться в лёгкие сани, запряжённые лучшим рысаком Фёдора Турчонка. Евдокся, выйдя во двор, перекрестила их:
–Ну, с богом.
Рысак с места взял бойко, так,  что только снежные комки отлетали в стороны от шипованных подков.
– Па-а-берегись,– покрикивал Фёдор на гуляющий по улице и забредший на обочину народ.
Так и долетели в пять минут до избы Ашниных. Несмотря на отчаянно лаявшего привязанного на цепь у крыльца здорового пса, вся троица, не торопясь, по ступенькам взошла на крыльцо и, постучав, но, не дождавшись ответа, вошла в избу.    
Хозяин дома Иван Осипович, здоровый мужик, обросший чёрной, как смоль, с чуть заметной проседью бородой, сидел под образами за большим дубовым столом  и пил чай из большого блюдца, фыркая и вытирая пот. Его раскрасневшееся лицо отражалось  в начищенном боку медного самовара. Сидел он в одном исподнем, видно, только что из бани.
–  Здоров будь, хозяин, – произнёс Фёдор, снимая с головы шапку. Сняли шапки и два его товарища по сватовству.
– И вам не хворать, – отозвался Ашнин.
– С лёгким паром, приятно чаю пить.
–  С чем пожаловали?__
Они все трое переглянулись, и Фёдор Турчонок  шагнул на полшага вперёд.
– Летал наш сокол за околицу, да увидал одну горлицу. Хоть росток у неё небольшой, да полюбил он её всей душой. Она, было, к нему прикорнула, да потом в ваш двор  и упорхнула.
– Это чего такое? – даже не сразу сообразил Иван Осипович, отставляя от себя на стол блюдце. Хотя это была обычная приговорка при сватовстве.
– Да, ничего, – подхватил Сергей. – У  вас горностаюшка, да у нас соболь.   У вас товар, у нас купец.
–  В общем, сваты мы, –  угрюмо встрял Вавила, доставая из кармана армяка бутылку и высадив из неё пробку ловким ударом ладонью об донышко. – Мы к тебе, Осипыч, с добром, так что прикажи рюмки подавать, а не гарбуза готовить.
С этими словами он поставил бутылку водки на большой дубовый стол.  Хозяин наконец-то сообразил, что к чему, выскочил из-за стола, потом смутился своего вида в нижнем белье, хотя вошедшие были все мужики.
- Да вы проходите, садитесь за стол, гости дорогие. Коль с казённой пришли – дело,  стало быть, серьёзное.  Дочки! - крикнул он.
 Из соседней комнаты вышли все трое:  Маша, Дуся  и маленькая Нюся.
– На стол закуску давайте, быстро, – а сам скрылся в комнате.    
 Девчата засуетились.  На столе стали появляться обливные глиняные посудины с квашеной капустой, солёными огурчиками, мочёными яблоками. Из печи достано было блюдо с шанежками и полкаравая пшеничного хлеба. Расставили  четыре рюмки  зелёного стекла.
Из комнаты вышел Иван Осипович, одетый уже в зелёные широкие штаны в и  косоворотку синюю в белый горох, в  шерстяных белых носках на ногах.
– Присаживайтесь, гости дорогие, закусим, чем бог послал, – и,  перекрестив лоб с большой залысиной, сел на скамью со стороны иконостаса. Со стороны печи поселись сваты, успевшие скинуть с себя верхнее.
– Спаси Христос, – буркнул Вавила в ответ на приглашение и перекрестился, глядя в сторону иконостаса.
За ним стали креститься и его друзья - сваты.
– Говорите толком, с чем пожаловали?
Фёдор Турчонок опять было начал скороговоркой:
– У вас товар, у нас купец, –  но Вавила его перервал:
- Да ладно, не бубни, к делу давай.
– Сваты мы. А к тебе по делу, – уже ясно и раздельно сказал Турченок.
– Да кого сватать-то? У меня, конечно,  девок в доме не одна, да все дети малые.
У Фёдора даже глаза стали круглые.
– А Маруся?
– Машенька? Бога-то побойтесь, ей годов сколь?
– Не меньше, поди, чем твоей Анне было.
– Дак,  и не очень-то больше. Да и где Анна моя?
– А если бы не болезнь, до сих пор бы жила.
– Ну, в общем, молода Маша ещё. Рано ей замуж выходить.
Вавила крякнул что-то невразумительное, пожал плечами и уже начал, было, подниматься из-за стола.
– Вот что, Иван Осипыч, мы к тебе с уважением? – неожиданно встрял Серёга, что было не по чину. Роль у него в сватовстве предполагалась вспомогательная.
– Спору нет,  все вы люди уважаемые. Да, ведь, дочь она мне родная. Я ей  зла не хочу.
– Дядя Фёдор, наливай, пожалуй, что-то без вина разговор не идёт, - отметил опять Серёга.
– Вот и я думаю, – глубокомысленно добавил главный сват, берясь рукой за бутылку и разливая поровну участникам этого нерядового события.
Выпили, крякнули и бодро захрустели солёными огурчиками.
– Шанежков берите, теплые ещё, –  захлопотал Иван Осипович, желая угостить сватов получше  и видя их нерешительность.
Первую взял Фёдор, за ним потянулись другие два.
– А, хороши у тебя шаньги-то, – глубокомысленно заметил Вавила.
– Правда, вкусные. Кто же пёк-то, Осипыч, не сам ли? – улыбаясь, с подковыкой, спросил Серёга.
– Машенька моя, умница, – улыбаясь тоже во весь рот и не чувствуя подвоха,  с достоинством произнёс её отец.   
 – Ну,  вот, я так и думал,  – тут же подхватил Серёга, – а ты «ма-а-а-аленькая», - передразнил он его. – А на обед у вас что-нибудь было, или одни шаньги ели?  - опять спросил Серёга.
Ашнин сидел, насупившись, не зная,  что ответить, и дожёвывал шаньгу, которую целиком засунул в рот.
– Щи у нас были с бараниной, Манечка варила. Вот, – вдруг прозвучал звонкий голосок. Это вмешалась в разговор маленькая Нюша, которая, как и её старшие сёстры, внимательно прислушивалась к разговору.
– Цыть,  у меня. Мала ещё, старших перебивать, – рявкнул, – нахмурив брови, её отец, хотя чувствовалось, что любит он её очень и строгий вид на себя напускает больше для виду.
Сваты дружно захохотали, за ними засмеялся и Осипыч. Чарка водки, разливаясь по чреву,  начала делать своё дело.
– Да ты бы, хозяин, хоть спросил, за кого мы её сватаем, – продолжил разговор Фёдор.
– И за кого же? – уже с интересом спросил Ашнин.
– Да за Дмитрия Кирсанова.
– Так ведь и ты Кирсанов, Фёдор. За сына,  что _ли?
– У меня оба сына женаты. И мы Кирсановы - Турчонки, а я за племяша сватаю, за Дмитрия Кирсанова - Петрушкова. Аль семья их тебе негожа?
– Что ты,– замахал тот на него руками. – Эти в деревне уважаемые. Так у них парнишка же ещё молодой совсем, какая ему женитьба?
– Обижаешь. Ему уже больше восемнадцати, полгода как стукнуло.
– Не велик возраст, – хмыкнул Осипыч.
– Ты себя вспомни. Ты во сколь женился?
– Так это когда было. Теперь времена другие, да и дочку жалко. Была бы мать жива, она бы хоть подсказала.
– А ты у дочери спроси.
– И впрямь, чего это я? А ну, Маша, где ты? Сюда иди, – крикнул он в сторону комнаты, куда убрались девчата.   
В комнату медленно вошла Манечка и остановилась у входа. У неё из-за спины выглядывали сёстры.
– Слыхала, о чём речь идёт, что по твою душу сваты пожаловали?
Она глянула на всех, сверкнула глазами, зарделась и, утвердительно кивнув головой, опустила голову.
– Ты этого Дмитрия Кирсанова,  знаешь ли?
Она опять молча кивнула головой.
– Растут дети незаметно, – буркнул Осипыч. – Да, люб ли он тебе? Отвечай, а не отмалчивайся.
– Люб, батюшка, – выдохнула из себя Манечка.
– Вот те на! – изумился отец,  – Когда же ты успела? А может, ты на сносях уже?
У Манечки из глаз от обиды брызнули слёзы. Она только отрицательно помотала головой и выбежала из комнаты.
– Ну вот, теперь дочку обидел, – с досадой пробормотал он.   
- Ладно, придётся извиниться, - сказал Фёдор, берясь опять за бутылку. - Я вижу, мужик ты правильный, если молодые люди любят друг друга, чего им мешать? Давай лучше обсудим, когда рукобитье устроим,  да жениха в дом тебе приведём, чтобы ты на него своими глазами взглянул?
При этом он разливал водку по рюмкам.
– Давай, Осипыч, выпьем за дочку за твою, за умницу, красавицу, – продолжил Фёдор. Они опять выпили, закусив огурцами, и засобирались домой к Кирсановым, где их с нетерпением ждала Евдокся.  Рукобитье назначили через неделю, тоже в субботу, ближе к вечеру.