Недавно, гуляя по старой части города с женой и ее школьной подругой, мы спустились с Высокого замка и остановились у церкви Святого Иоанна Крестителя. Церковь эта, заложенная в ХІІ веке и неоднократно перестроенная, сегодня имеет вид католического костела. От старого, высотой до 3 метров из темнокрасного кирпича забора осталась (как часть бывшей ограды) только звонница с тремя колоколами. На месте снесенного забора установлена невысокая решетчатая ограда с калиткой для входа во двор церкви. Подруги вошли в храм и минут 20 слушали службу. Я остался снаружи, и нахлынули воспоминания.
Лет 70 назад, храм был наглухо закрыт, а на высоченных чугунных входных воротах висел громадный замок. В церквный дворик можно было попасть только из стоявшего рядом здания монастыря – серого, неприветливого здания со стрельчатыми окнами. В монастыре был после войны открыт детский садик, куда меня по утрам отводила тетя.
В крошечном дворике, у церкви, гуляя перед обедом мы, дети, однажды обнаружили в высокой траве две советские солдатские каски. Неужели в этом месте окажуться и тела погибших бойцов? Но, нет. Воспитатели сказали, что останки солдат недавно забрали и похоронили в братской могиле.
А еще этот дворик, заросший кустами бузины, был местом, где я целовался с Жанной. Она была полноватой, живой, смышленой еврейской девочкой, охотно подхватывающей все мои инициативы в играх. А еще (чего уж скрывать?), дрожа от страха, мы показывали друг другу то, что находится у каждого между ног. Это было моим первым знакомством с удивительной женской анатомией.
Другим памятным событием было мое знакомство с противным свойством электрического тока. Дело в том, что в самом низу стены монастыря (теперь уже детского садика) почему-то оказалась электрическая розетка. Я уже знал, что палец в розетку совать нельзя – ударит. А если засунуть травинку? Это я и попробовал, и получил убедительный удар.
В солнечные дни мы поднимались по крутой улице на первый ярус Высокого замка.
Там была грязноватая детская площадка, а чуть в стороне – развалины графского дворца. Заходить туда нам категорически не разрешалось, но это Жанну не останавливало. Отважная девочка брала меня за руку и вела по уцелевшим ступеням в подвал былого величия. Подвал был вторым местом наших тайных свиданий.
Но вот однажды случился скандал. Не знаю, зачем Жанна объявила девочкам своей группы, что я е..сь с девочкой из параллельной группы. В те послевоенные годы дети легко подхватывали уличную брань, не стесняясь или до конца не понимая всего смысла слов. Окружившие ее девочки, тут же подхватили это слово и стали скандировать:
- Это он… Это он… Это он..
Я возмутился. Меня поддержал один мальчик, и мы стали перебивать девочек:
- Это она…Это она… Это она…
И тут подошла девочка из старшей группы и спокойно заявила:
- Что вы их слушаете? Это же они (то есть, я и Жанна) и е..ся.
Все притихли. Так меня впервые предала женщина.
А сегодня двор у церкви занят построенной в 70-е годы больницей.
Постройку опекала и много лет ею руководила замечательный главный врач - боевая женщина, фронтовичка, однофамилица выдающейся советской актрисы театра и кино, о которой говорили, что «она суровая, временами грубая, но справедливая».
Мне очень импонировала связанная с ее работой история, когда поменявшаяся власть решила убрать слишком самостоятельного управленца. Для этого в больницу была направлена комиссия с заданием – найти недостатки, чтобы было основание от нее избавиться (тогда еще придерживались формальных правил увольнения). Она душевно принимала членов комиссии у себя в кабинете, щедро угощала и наливала. В какой-то момент она предложила комиссионерам пари – кто больше ее выпьет? Комиссионеры, вчерашние комсомольцы, очевидно, не представляли выносливости закаленной, немолодой фронтовички и нализались так, что через час были санитарами выброшены на улицу. Фотографии проверяющих были отправлены городской власти, и больше главного врача до ухода на пенсию не трогали.
Но вернемся к церковному дворику. Нет ни дворика, ни кустов бузины. А жива ли Жанна?