Драм-шлёп-компания

Галина Гурьева
Из книги "Время и люди"

Любите ли Вы театр? Этот вопрос, заданный еще Белинским в «Литературных мечтаниях» жив и поныне. Лично я влюбилась в театр в возрасте пяти лет. И, похоже, на всю жизнь.
Когда мама впервые привела меня туда, я никак не могла понять, а где же кино будут показывать. Привычного экрана не было, а занавес был закрыт. Вверху на маленьком балкончике стояли какие-то приборы, и я решила, что смотреть надо будет туда, и пожалела, что экранчик маленький. Да и зал мало походил на зал кинотеатра, был большой, с красивым балконом, мягкими креслами.
Но когда открылся занавес и началось действо…  Я забыла про всё, настолько увлекло меня зрелище. Я не помню, какой спектакль шел тогда, да и это не имеет значения, произошло важное событие в моей жизни: впервые я влюбилась. В театр.
Став постарше, я захотела сама создавать эту сказку, играть на сцене. И я пошла в драмкружок Дома пионеров. Стихи читала я неплохо, но вот смогу ли сыграть роль? В драмкружке как раз начинали работу над «Золушкой». К моему изумлению и восторгу главную роль дали мне. Только вот сыграть её мне не довелось.
 На одной из репетиций нам сказали, что костюмы, реквизит должны приобрести родители. С лохмотьями проблем не было, но вот бальное платье, нарядные туфельки… Когда я об этом сказала маме, та грустно покачала головой. Да я и сама знала, что в доме денег нет, маминой крошечной зарплаты порой не хватает даже на питание, и мы по нескольку дней ели одну вермишель без молока и масла. Моих объяснений в драмкружке не приняли, и роль передали другой девочке, которая могла подготовить костюмы. Из драмкружка  пришлось уйти. Но мечта о сцене осталась.
Вернулась к этой мечте я уже в институте, когда узнала, что там есть студенческий театр. Когда-то его организовал Александр Иосифович Белый. Отбор новых студентов был серьёзный, меня даже заставили что-то читать. В первый год я чувствовала  себя в кружке не очень комфортно. Новичков, вроде меня, не было. Старшекурсники играли все роли, я была на подхвате. Они были дружны между собой, часто вспоминали, как вместе ездили в Москву, смотрели в театре им. Вахтангова «Принцессу Турандот». Мне дружить было не с кем.
 Так что тот первый год в драмкружке для меня был мало интересен. Помню только один эпизод. После спектакля в каком-то селе, мы не смогли уехать домой, и заночевали в клубе.  Спать было негде, разве что на стульях. За кулисами сцены был стол, на котором стоял огромный портрет Ленина. Одна из девушек пристроилась спать на этом столе за портретом. И вдруг один из ребят громко пошутил: «Тоня, я вот скажу Надежде Константиновне, что ты с Владимиром Ильичем спала!»  В те годы шутки с именами Ленина и Крупской были весьма опасными. Но «шестерок» в нашей компании не было, и мы просто все посмеялись.
Все изменилось на следующий год. Во-первых, пришел новый режиссер – А.Свечкарёв. Театральный режиссер, он охотно работал с молодежью, знал и любил ее. Во- вторых, ушли старшекурсники. Состав драмкружка полностью обновился.
 Для начала Свечкарёв решил с нами поставить «Отважное сердце» Эвальда. Пьеса про гимназистку, которая случайно, вместе с другими женщинами, оказалась в одной тюремной камере с революционеркой, и пошла за неё на расстрел. Наивный сюжет, но нам подходил, поскольку много женских ролей. С мальчиками в драмкружке было тогда еще туго.
Гимназистку играла Вера П., революционерку – я, Соньку – Наташа Чеснокова, а Агашу – Юля Хомутова. Все первокурсники, только я со второго. Кроме репетиций, Свечкарёв учил нас театральным движениям, умению держаться на сцене.  Декорации и реквизит делали сами. Тут нам на помощь пришли мальчики с отделения технических дисциплин (ОТД), было тогда такое на физмате, готовили учителей труда. Сначала помогли с декорациями, а потом влились в наш коллектив, тоже стали играть на сцене. Уже в следующей постановке – «Наказание без преступления», пьесе-комедии о том, как женили старого холостяка, все они вышли на сцену.
Вот тогда и начала складываться наша «драм-шлёп-компания», как в шутку мы называли себя.
Не закончив постановку «Наказания…», Свечкарёв уехал, и мы остались без режиссера. Решили дальше ставить сами. Какие мизансцены и шутки мы придумывали! Как старались, чтоб спектакль был смешным! И, кажется, получилось.
На зимние каникулы комитет комсомола предложил нам поехать на гастроли в районы области. Нас назвали агитбригадой, дали микроавтобус, какие-то командировочные, и мы отправились. Колесили мы по Зелёновскому району. Первый спектакль ставили в Ульяновском совхозе. Зрителей был полный зал, принимали хорошо, смеялись от души. Особый хохот вызывала моя реплика: «Я ему говорю, что бы он поставил мне передний мост…», имеются в виду зубы, а в зале механизаторы, для них передний мост деталь машины.
  После спектакля устроили небольшой вечер для молодёжи. У нас был магнитофон с хорошими записями, а Валера Смирнов неплохо пел, особенно модные тогда песни из репертуара Магомаева. «Чертово колесо», «Сердце на снегу» и т.д. Было весело, сельская молодёжь охотно общалась с нами. Потом после каждого спектакля устраивали такие импровизированные вечера.
Ночевать остались в клубе. Постелили на сцене матрацы, спальные мешки, предусмотрительно захваченные из города, под голову положили валенки, оделись потеплее и накрылись тулупами. Долго болтали и смеялись, пока Ванечка не запустил валенком нам по физиономиям, чтоб спать не мешали. Ваня у нас был очень непосредственным и немного наивным, поэтому его шутки и фразы часто вызывали у нас смех.
Среди ночи мы проснулись от какого-то грохота. Испугались. Саша с трудом нашел выключатель и врубил свет. Посреди зрительного зала через кресла лезет Ванечка, которому понадобилось выйти.
- Ванечка, ты что?
- Отстаньте от меня. У меня по ночам экспансивный характер!
Потом эта фраза у нас стала крылатой, и всегда сопровождалась смехом.
Наутро мы поехали в Пермский совхоз. И здесь нас снова веселил Ваня. Зал был полон. На сцене вместо задника был большой киноэкран. На его фоне мы и разыгрывали спектакль. По мизансцене персонаж, которого играл Ваня, думая, что идет его брат, решил напугать его. Но вместо брата вхожу я – Анжелика Сигизмундовна Хрустальная, тетушка героя. Я хватаюсь за сердце, изображая испуг и обморок, а Ванечка с извинениями должен довести меня до стула. Из-за кулис Саша шепотом говорит Ване: « Держи Галку крепче!», на что Ваня громко, на весь зал говорит: «Сама пойдет!», и буквально тащит меня к стулу.
 Кстати, по роли я здесь начинаю одну за другой глотать таблетки. У меня для этого были безобидные мятные. Так вот в одном из сел, я ловлю на себе  страдающий взгляд какой-то бабушки в первом ряду. Потом она громко, на весь зал говорит:
-Доченька! Мотри, отравишься!
Но вернемся в Пермский совхоз. Наш спектакль был из трех актов. Выйти со сцены можно было только через зрительный зал и фойе. Случилось так, что во время спектакля Ване приспичило в туалет. В первом антракте Ваня хватает свою шубенку и хочет выскочить в зрительный зал. Бдительный Саша останавливает его. Нельзя в гриме выходить к зрителю, пока не кончился спектакль.  Огорченный Ваня возвращается, и второй акт играет, ходя кругами по сцене. Во втором антракте Ваня снова хватается за шубу. Но Саша начеку. На сцене за экраном была проломлена доска. Саша становится в позу Цезаря, и указующим перстом показывает на пролом. «В щель!» Ваня с надеждой смотрит на дыру, мы стоим, хохочем. Ваня, понурившись, идет на сцену. Третий акт он, бедняга, бегает кругами, согнувшись вдвое.
В Пермском нас на ночлег определили в гостиницу. Комната девочкам, комната мальчикам. Расходиться не хотелось, мы все собрались в комнате мальчиков, шутили, смеялись, травили анекдоты. Ваня стал рассказывать что-то про царицу Клеопатру. Кстати, он был совсем неглупым человеком, с оригинальными взглядами и мировоззрением. Но вот всегда был в центре любых смешных ситуаций.
История Клеопатры нас не заинтересовала. Ване очень хотелось спать, а тут мы, девчата, сидим. Ваня потихоньку снял рубашку, носки, остался в майке и брюках. А мы все болтаем и болтаем. И вдруг в центр нашего круга протягивается нога с большим пальцем, отставленным почти под прямым углом, и раздается Ванин возглас: «Человек-обезьяна!». Мы сначала оторопели, но потом начался такой гомерический хохот, какого я никогда больше в жизни не слышала.
В Каменском совхозе зал был переполнен, но начать спектакль мы не могли. В поселке из-за аварии не было электричества. Мы не хотели начинать спектакль, а зрители, сидя в полной темноте, орали, что не уйдут. Они же и нашли выход. Собрали по всему поселку керосиновые лампы, расставили по сцене, и так мы играли спектакль. До сих пор не понимаю, как мы ни одну не опрокинули, сами не сгорели и клуб не сожгли. Но все обошлось. А принимали нас очень хорошо.
В селах, где мы выступали, нас обычно кормили обедом в столовой, а на вечер угощали немудрящей сельской снедью: сметаной, яйцами, картошкой, маринадами и соленьями. В поселке, где предстояло выступление, мы спиртное не покупали, но после, уже уезжая, мы там покупали две бутылки портвейна, снять напряжение после спектакля. Водка у нас была не в чести, а два портвейна на семь человек вполне достаточно для тонуса.
На одном отделении совхоза после спектакля к нам пришел управляющий, спросил:
-Ребята, у вас жрать есть что?
Мы ответили, что нет, ожидая, что как обычно нам принесут чего-то покушать. Однако, появившиеся через полчаса сыновья управляющего принесли вместо еды пару бутылок водки и два соленых огурца. Старший сын стал деловито раскупоривать бутылки и разливать, а младший пристроился в уголке, и наблюдал. Когда я закончила институт и начала работать в одной из школ этого района, то за первой партой своего восьмого класса с ужасом обнаружила того самого младшего сына.
Запомнилась еще одна ночевка на другом отделении. Нас разместили в детском садике. Туалет там был один, и не запирался. Мы договорились, что кто зайдет туда вешает на дверь красную ленточку, а выйдя, ее убирает. Всё было нормально, пока кто-то не забыл снять ленточку. Наши ребята поёжились, и пошли на улицу. Там был буран, а в степи совсем близко завывали волки. Мальчики быстро вернулись, и до утра мы боялись выходить.
Когда наше турне уже заканчивалось, мы пристали к водителю, что скучно ехать так, никаких приключений. Недолго думая водитель направил машину в сугроб, в кювет. Мы с шумом вывалились из машины, и принялись энергично её вытаскивать из сугроба. Когда поехали дальше, все были довольны этим маленьким приключением.
После этих гастролей мы все очень подружились. Отношения были прекрасные, чистые, дружеские. Мальчики не пытались к нам приставать, а мы с ними, если и кокетничали, то совсем чуть-чуть. Нам просто было очень хорошо всем вместе. В актовом зале института на сцене была фанерная пристройка, где мы хранили реквизит. Мы называли ее кутузкой. Не знаю, почему, маленькая, наверное. Часто после репетиций мы устраивались в кутузке, спорили, рассказывали анекдоты, сочиняли по кругу детектив и т.д. Нам просто было хорошо вместе, и не хотелось расставаться.
Незаметно наступило лето, сессия, каникулы… Тогда возникла договорённость, что каждый день в семь часов, кто может приходит к театру. Иногда нас собиралось много, иногда только двое. Мы гуляли, ходили на Урал, иногда заваливались к кому-нибудь домой. А на лето договорились каждые выходные выезжать на Урал с ночевой.  Ездили обычно на Старые ямы. Ставили две палатки – одна мальчикам, одна девочкам. Рыбачили. В таких поездках я никогда не спала. Сидела всю ночь у костра, наслаждалась природой.
Как-то утром рано слышу, колокольчики на донках надрываются. Я к палатке мальчиков, а оттуда доносится храп, а из палатки ноги торчат. Подергала за одни, другие, никакой реакции. А колокольчики-то звенят! Делать нечего, пошла добывать завтрак сама. Когда мальчики, почесываясь и позевывая, выползли на берег, у меня уже было полное ведро рыбы.
-Проснулись, сони! А ну марш на кухню рыбу чистить!
Так и пришлось нашим горе-рыбакам заняться приготовлением улова. А я с той поры увлеклась рыбалкой. И до сих пор люблю посидеть с удочкой, только вот теперь мне редко выпадает такое удовольствие.
Как-то сидим мы вечером у костра, а по Уралу движутся два человека, по щиколотку в воде, отталкиваются шестами, ну прямо, чудо хождения по воде. Мы дружно высыпали на берег, как всегда с традиционным приветствием:
-Эй, на реке, лом не проплывал?
А в ответ слышим:
-Ребята, а до Гурьева далеко?
-Далеко, давай к нам причаливай.
Причалили метрах в ста от нас, заглянули на огонёк. Оказалось из Москвы приехали. Инженеры. Решили проплыть на плоту от Уральска до Гурьева. На большой плот денег не хватило, а тот, что сделали, их не удерживает, под воду уходит, вот и чудо объяснилось. Хорошие ребята. Они так отпуск проводят, Уже спускались по Чусовой, Белой, а тут решили по Уралу, только вот дерево у нас дорогое. И не удивительно, у нас же степь, а не тайга.
И еще одна поездка запомнилась. В тот раз мы не взяли палатку, тащить было лень. Да и поехали недалеко, переправились через Урал, прошли напрямую «тёщин язык»,  петлю, которую Урал делает в районе города, и устроились на берегу. А тут тучи стали собираться. Мальчики решили шалаш построить. Построили. Ливень пошел сильный, мы в шалаш прятаться, а он протекает. Мы в кучку сгрудились, каким-то плащом прикрылись, а в другой завернули спички, соль, хлеб.  Промокли, конечно, здорово, но главное спички и все остальное сохранили сухим. Потом всю ночь сушились у костра. Романтика!
  В это лето к нашей компании присоединился Коля Шингаркин. Он был прекрасный гитарист и певец. Исполнял обычно бардовские песни. И как исполнял! Зачастую лучше, чем сами авторы этих песен.
Коля был удивительной личностью. Умница! С нестандартным мышлением. Иногда его высказывания ставили нас в тупик своей парадоксальностью. Внешне он напоминал Шурика из известного фильма, только вот глаза за толстыми стеклами очков были очень грустными. В каждую песню он вкладывал свою душу. Переживал её как свою, и от этого исполнение становилось особенно пронзительным. У меня часто слезы на глазах выступали от его песен.
В тот год любимой песней у нас был «Париж».
-Ну что, мой друг, свистишь? Мешает жить Париж.
Ты посмотри вокруг тебя тайга…
Под Колин голос казалось, что Урал с небольшим леском куда-то исчез, а вокруг неуютная, необъятная тайга с беспросветной тоской по цивилизации. И только костер немного согревает душу. Были, конечно, и веселые песни, но и они почему-то звучали с грустинкой. Нет, в Колином голосе не было никакого надрыва. Просто, тоска. Позднее в нашем спектакле «Варшавский набат» он выходил со скрипкой в образе грустного клоуна, и играл трагическую мелодию как пролог к действию пьесы.
Хорошие отношения у нас были с театром. После Свечкарёва, нами руководили артисты театра. Сначала Алик Бореев, потом Валентин Шевцов. В театр тогда мы приходили, как к себе домой. Со служебного хода, вахтеры всех нас знали, и никогда не задерживали. Спектакли смотрели по пять-восемь раз. Посещали все молодёжные вечера, которые устраивались по праздникам. Бывали и в гримерках, и на сцене, и под сценой. К нашей компании благодушно относился сам главный режиссер Ян Георгиевич Панжариди. Ко мне он относился с шутливым ухаживанием, я отвечала легким кокетством.
Как-то он подарил мне книгу «О театре» с надписью: «Театр – не мужчина, которого можно любить или не любить. Театру нужно отдаться всей без остатка, и быть верной ему навсегда!» Я до сих пор бережно храню эту книгу.
Только вот быть верной театру не получилось. Когда я поступила во ВГИК, Ян Георгиевич пришел ко мне на работу, сел напротив, и спросил:
-Галя, почему ВГИК, а не ГИТИС?
Я не смогла ответить, сама не знала, почему кино, а не театр.
Ну а в те годы, с апломбом всё знающего студента, я даже осмеливалась делать маленькие критические замечания по поводу постановок. Ян Георгиевич, посмеиваясь, выслушивал меня, а потом подробно объяснял, почему я не права.
Ян Георгиевич был прекрасным режиссёром, очень обаятельным  и артистичным человеком. Период его работы в нашем театре, это целая эпоха, когда театр приобрёл свое неповторимое лицо.
 Хорошо помню его спектакли «Западня» по Эмилю Золя, и «Собаку на сене» Лопе де Вега. В «Западне» показана трагедия семьи. Мечты и надежды молодожёнов, которые рушатся, когда муж теряет работу. Нищета, беспросветное пьянство мужа, которое погружает семью в еще более глубокую нищету, героические усилия женщины, которая нелегким трудом прачки пытается прокормить семью. Скольким семьям как нашего, так и советского времени знакомы эти проблемы! Только в советское время не было безработицы, что не мешало процветать пьянству. Спектакль получился острым, современным и глубоко трагичным.
Именно «Собаку на сене» - комедию Эпохи Возрождения, я попыталась покритиковать. Мне не понравилось, как Диана, которую играла жена Панжариди Ирина Лобова, слишком откровенно, на мой тогдашний взгляд,  подчеркивает свою женскую привлекательность. Об этом я и сказала Яну Георгиевичу. Он засмеялся, и стал объяснять мне, чем Возрождение отличается от средневековья, что это период возвращения к культу красоты человеческого тела, который был в античности, и подчеркнутая женственность Дианы вполне вписывается в характер эпохи. Сейчас-то я сама объясняю студентам, какое оно – Возрождение, а тогда я еще слишком многого не знала.
В те годы  много писали о театре Карела Ирда, из небольшого эстонского городка Тарту. Кстати, позднее, во время турне по Прибалтике, я видела здание театра, но на спектакли не попала. Я спросила Яна Георгиевича, почему у нас не сделать подобный театр. Панжариди ответил, что создать экспериментальный театр можно, но для этого нужна подготовленная публика, которая может поддержать эксперимент. А еще – деньги. А у нас нет ни того, ни другого.
Летом Панжариди предложил мне поработать в театре выездным администратором.. Я с удовольствием выезжала в окрестные посёлки на гастроли, но теперь уже не со студентами, а с профессионалами. Познакомилась со всей труппой, подружилась с Володей Поповым, Раей Курбангалеевой, царство им небесное, с другими артистами, которые давно уехали из Уральска, к сожалению. Робела перед Володарской. В клубах, естественно, не ночевали, поздно ночью возвращались в город.
Володарская всегда была какой-то сосредоточенной и немного усталой. Держалась особняком, в шутках, приколах не участвовала, иногда делала замечания, если уж мы сильно расходились, а чаще молча улыбалась. Она была намного старше всех нас.
Помню спектакль «Без вины виноватые» с её участием.  Она играла в паре с приехавшим к нам на несколько дней Олегом Стриженовым, очень популярным в те годы артистом. И как играла! Её проникновенности, искренности, мастерству могла бы позавидовать любая известная актриса.
Владимир Яковлевич Попов, тогда еще Володя, молодой, но уже очень талантливый артист, был в центре всевозможных шуток и приколов.  В те годы он выступал, в основном, в амплуа комика. Но время показало, какую высокую трагедию он мог сыграть! Как за годы развился его талант!
Как бы я не болела театром, но никогда не стремилась к профессиональной сцене. Понимала, что моих способностей хватает для студенческого драмкружка, но на профессионала я не тяну. Хотя, как знать? Года два назад я проводила вечер поэзии в «Старом Уральске». Послушать, как я читаю стихи, пришел Владимир Яковлевич Попов. После вечера он долго смотрел на меня, а потом сказал: «Какая актриса могла бы получиться!» Для меня это была высшая похвала.
За четыре года наш студенческий театр поставил несколько пьес, многоактных, серьезных. Я не помню всех авторов, но спектакли перечислю.
«Горя бояться – счастья не видать», Маршака, сказка.
«Двадцать лет спустя»,  Светлова, о революционной молодежи 20-ых годов.
«Отважное сердце», Эвальда,
«Вызов богам» (Я люблю тебя, Инга), о том, как любовь и медицинские знания спасают обреченную девушку, ставшую в детстве жертвой фашистских экспериментов над людьми.
«Наказание без преступления»,
«Затюканный апостол», о доморощенном философе, над которым смеётся все село, хотя он намного умнее окружающих.
«Варшавский набат», об учителях, которые ценой своей жизни пытаются спасти своих учеников, приговоренных фашистами к смерти.
Семь спектаклей. Совсем неплохо.
Мы почти одновременно закончили институт, и на этом наш театр прекратил существование. Нового пополнения практически не было, оплачивать нашим режиссёрам институт перестал, а ставить двух-трехактные пьесы достаточно сложно. Следующее поколение студентов организовало СТЭМ (студенческий театр эстрадной миниатюры) во главе с Юрой Баевым. И это тоже было очень интересно. Но уже другим ребятам.