1.
Алиса Говоровская сидела в кресле у окна, легкомысленно закинув ноги на подоконник. Глядя на живописно растушеванные по небу облака, она пространно размышляла о жизни.Чего-чего, а времени у нее на это теперь было предостаточно.
Ещё полгода назад Алиса считала себя достаточно известной (в своих краях!) журналисткой и успешно рулила вполне себе симпатичным женским журналом в медиахолдинге. А значит, о жизни и о себе любимой вспоминала ближе к ночи, когда обнаруживала в пустом холодильнике кусок обгрызенного сыра. Зато кофе у нее был всегда! И, валясь без сил на диван с поллитровой чашкой крепчайшего Мокко, она кайфовала от того, что завтра будет править интервью с очередной звездой. Или – «вылизывать» редакторскую колонку.
Удержаться долго в редакторском кресле ей, правда, не удалось: Алиса не умела вовремя прикусить язычок и кивать головой в унисон произносимым глупостям. В результате была уволена буквально в один день. За дерзость.
Холдинг был большой, город – так себе по размерам… Потеряв надежду получить работу, Алиса всплакнула, выпила сама с собой бутылку мартини, потом вспомнила, что у нее уже два месяца есть пенсия, так что с голоду не помрет. А значит – можно начать жизнь заново.
Да, уговаривала она себя, вышагивая от стенки до компьютера, и от компьютера до стенки: жизнь только начинается! Можно сесть и выдать на-гора книгу. Или – найти богатого издателя и поразить всех новым журналом с фантастическим тиражом. Или выучиться на психолога и давать консультации по Интернету… А как вам образовать линию доверия «Лучшая подружка» -- и просто разговаривать по телефону с одинокими людьми?! Вот сидит он себе, этот ужасно одинокий человек, в уголочке дивана, страдает, сморкается беспомощно в платочек, а довериться некому – и тут нате вам, Алиса, жалуйся – не хочу… Ну, там какие-то копейки-рубли платить им, конечно, за звонок придется, надо же ей, Алисе, красавице и умнице, как-то прилично одеваться и вообще «выглядеть», а она взамен – свой огромный журналистский и человеческий опыт! А что? Ей ли не знать, как быстро «заканчиваются» подружки?! Особенно, если нет денег и ты хлоп – и уже не редактор популярного журнала.
За тридцать лет (во ужас, а?!) она встречала «горы» успешных, неуспешных, красивых и некрасивых одиноких женщин, которым не с кем было выговориться. Все эти компьютерные сети положения не исправляли: вот уж где по душам точно не поговоришь. Более того: еще и «мерихлюндию» наживешь, как обзывал депрессию сильно уважаемый Алисой Антон Палыч Чехов. И чем ее, депрессию, гадость такую, потом выметать, а? Только душевным бабьим разговором! Как в поезде, с попутчиком, которого никогда больше в глаза не увидишь.
Вот кто позвонил Алисе после увольнения, вытер ее скупую слезу? Поднес пузырек валерьяночки… ну или просто «пузырек», а?! Танька, с которой двадцать лет ходила одними редакционными коридорами? Или Ангелина, занявшая ее место? Она даже видела, как та подпрыгнула от счастья, что теперь все, о чем она так долго мечтала – Алинина должность, зарплата и власть (!) достанутся ей и только ей. Деточка, наслаждайся!
Ощутив прилив небывалой (в первый раз после увольнения) энергии, Алиса промчалась по кабинетам чиновников, заполучила все нужные бумажки, дала объявления в газетах и на сайтах, потратила последние сбереженные денежки на всю эту бумажную кутерьму и села у окна ожидать многочисленных звонков от одиноких, несчастных, потерянных в большом мире женщин. День проходил за днем – клиенток не было!
«Хиромантией, что ли, заняться? – изучая проплывающее перед домом облако в виде ладони, обреченно думала Алиса. И подпрыгнула от неожиданности – под «пятой точкой» громко зазвонил давно забытый там телефон.
-- Простите, это вы «Лучшая подружка»?— пролепетал, наверное, где-то в Антарктиде, за ледяной глыбой, тихий женский голос. – Я Таня, и мне страшно… И я одна…
Алиса приободрилась:
--Да-да, Татьяна, говорите, что там у вас. Меня зовут Алиса, и я за свою жизнь столько всяких страхов навидалась. Например, меня однажды зимой оставили в поломанной машине посреди огромного леса, там жили дикие кабаны и олени, на снегу были их следы, а я одна, представляете…
-- Да, конечно, я представляю, как вам было жутко… -- вежливо откликнулась собеседница. – Я, к счастью, дома, у меня тепло и нет никаких кабанов. Хотя один, фарфоровый, от бабушки, стоит на холодильнике. У меня другая проблема. Кто-то каждую ночь ходит по моему дому, и мне очень-очень страшно. А знакомых в этом городе нет, понимаете? Я к бабушке на похороны приехала, решила, поживу немного, подумаю, что делать дальше... А тут эти шаги. Каждую ночь! И еще вещи двигаются!
-- Сами по себе, что ли? – тупо спросила Алиса.
-- Да не знаю я! – заплакала неизвестная ей Таня. – Скоро стемнеет, и я так устала бояться.
--А давайте я к вам сейчас приеду! – выпалила оставшаяся в душе репортером Алиса. – Вместе бояться веселее как-то! Диктуйте адрес!
2.
Улица Васильковая оказалась на другом конце города. Лет десять назад там вполне себе процветала деревня Васильки и по полю сновали комбайны, сжевывая янтарную пшеницу. Потом на этом поле вместо пшеницы выросли многоэтажки, микрорайон назвали -- Васильки, а улицу, на которой стоял дом бабушки Тани, – включили в городскую черту и, долго не думая, переименовали в Васильковую.
-- Ничего себе так домик! – присвистнула Алиса, когда такси остановилось возле деревянного двухэтажного здания с сохранившимися резцовыми ставнями и крошечным, тоже резным, балкончиком в торце, под самой крышей. На балкончике стояла девушка в красной футболке. Увидев машину, она мигом скрылась в доме и через минуту уже протягивала Алисе руку:
-- Вы Алиса, верно? А я Таня! Спасибо, что приехали, у меня прямо от души отлегло.
-- Да вы богатая невеста теперь, как я посмотрю! – улыбнулась Алиса. Хоромы что надо! Теперь женихи в очередь выстроятся, готовьтесь.
-- Да этому дому 120 лет уже! – пожала плечами Таня. – Не знаю, сколько еще простоит. Бабушке ведь в последние годы помочь было некому, жила одна. Хотя, да, со стороны и в самом деле смотрится здорово! Пойдемте, оцените эту историческую реликвию изнутри.
Изнутри все было просто и очень чистенько. Занавески в цветочки, белые стены; прожившие жизнь, но тоже чистенькие кресла, старинный обеденный стол – м-да, натуральное дерево…
-- Внизу кухня и столовая, наверху – спальни и даже ванная, представляете? -- проводила экскурсию хозяйка. -- Еще чердак, но там что-то вроде кладовки – бабушка не любила выбрасывать старые вещи…
Таня оказалась вполне приятной девушкой, с курносым носиком, большими зелеными глазами и лохматой стрижкой. За чаем – ну конечно же, из бабушкиных запасов мяты и чабреца – то и дело вытирая непрерывно набегающие слезы, она рассказала историю их «незнакомства» с бабушкой. Она так и сказала: «незнакомства»…
Все и в самом деле было весьма печально: двадцать лет назад невестка Анастасии Ивановны Головиной (так звали покойную) родив дочку, влюбилась в «проходящего молодца» -- актера гастролировавшей в городе труппы. Результатом внезапно вспыхнувшей любви к представителю искусства стал тайный побег. Оно бы и ничего. Анастасия Ивановна давно подозревала, что ее единственный сын Иван несчастлив со своей второй половиной, но невестка исчезла вместе с дочкой Танечкой. И – как сгинула!
Головины писали во все способные помочь поиску инстанции, ездили на прием к директору театра, суетливому, замотанному делами, старику – никаких концов! Новая любовь невестки, видно, на радостях, ушла в запой, в связи с чем был подписан приказ об увольнении. Куда в результате подалась обретшая свободу и счастье парочка, коллеги могли только догадываться: приятель давно звал Мишку на круизный лайнер аниматором, наверное, катает сейчас по морям и океанам…
Вернувшись домой, обожавший дочку Иван закис, потерял надежду, затосковал, что обернулось ранним инфарктом. Потом случился второй, который оказался последним.
Похоронив сына, Анастасия Ивановна поклялась найти внучку – в память о любимом Ванечке. И оказалась более жизнестойкой. Она возобновила бурную переписку с инстанциями. Получала отказы – и опять покупала конверт и бумагу. Наконец, когда и ей все старания показались напрасными, прорезался свет. Из одного подмосковного детского дома ей ответили: да, у нас три года воспитывалась девочка по имени Таня, а по фамилии Головина, и отчество подходит – Ивановна. Только она уже студентка, учится на археолога и сейчас, скорее всего, на летней практике в Средней Азии.
Анастасия Ивановна дозвонилась в институт, а потом – даже в Среднюю Азию, в экспедицию. Услышав голос внучки, расплакалась: ей показалось, она узнает интонации маленькой Танечки. «Приезжай! Я уже старая, сердце ни к черту, боюсь тебя не увидеть. А нужно многое тебе рассказать. И передать!»
Студенческое начальство к ситуации отнеслось с пониманием: сокурсники даже собрали Тане денег на билет. Но когда та наконец добралась до дома с резными ставнями на улице Васильковой, он был уже пуст: не выдержав напряжения последних дней, бабушка скоропостижно скончалась.
И вот теперь Таня сидела в старом доме совершенно одна и не понимала, что делать дальше. Все свое имущество Анастасия Ивановна завещала ей, своей единственной наследнице, а они даже не увиделись…
3.
Ночью в день приезда Таня никак не могла уснуть. Она всматривалась в бабушкину фотографию; разглядывала давние черно-белые снимки, на которых была запечатлена она сама -- маленькая девочка в красных бантах рядом с молодыми родителями и думала: ну почему в жизни все так несправедливо! И в этот момент услышала шаги над головой. Они были очень осторожными, но отжившие свой век половицы скрипели даже тогда, когда по ним проходила кошка Фрося – верная бабушкина подруга и наперсница. Но кошка в данный момент сидела рядом и тоже напряженно вслушивалась в подозрительные звуки.
Дрожа от страха, девушка взяла в руки тяжелую металлическую статуэтку, изображавшую какого-то деятеля средневековья, и осторожно двинулась к лестнице на второй этаж. «Эй, кто там? Руки вверх! Я вооружена!» Наверху на время затихли, а потом раздался громкий топот, который вдруг мгновенно стих. Что-то стукнуло, раздался скрежет, и Таня оказалась в плотной тишине. Она кожей чувствовала, что в доме теперь никого чужого нет.
А назавтра все повторилось сначала. Только шаги были глуше – по-видимому, незнакомец перебрался на чердак. Таня не стала испытывать судьбу во второй раз: передвинула к двери шкаф, и порадовалась, что умная бабушка поставила на окна решетки от возможных воров. Продрожав всю ночь, она решила: в третий раз такого ужаса не выдержит. Расспросив у встреченной на улице женщины, где найти участкового, она двинулась к тому, кто точно мог ее спасти. Но участковый оказался ленивым толстым дядькой, который только-только приступил к аппетитному бутерброду с сыром и свежайшей розовенькой колбаской. Рядом дымился свежезаваренный кофе.
-- Эх, девонька, -- посочувствовал он заявительнице, -- в домах, где, кто-то недавно умер, и не такое привидится! Не боись! Это все нервы! Валерьяночки выпей, чайку там с травками, все страхи и пройдут.— И он смачно откусил кусочек, где хлеб был потоньше, а колбаска потолще…
На улице ярко светило солнце, из-за забора нагло вылезал на тропинку цветущий жасмин, за поворотом серебрилась река… «А может, дядька и прав? – подумала Таня.
– Все это только нервы?» И, встряхнув головой, направилась в магазин, где купила такой же розовой «Докторской» колбаски, целую буханку горячего белого хлеба и местную газетенку, чтобы с чего-то начать изучение местного жизненного уклада.
--Там было мое объявление! – победно воскликнула Алиса.
-- Да, я вернулась домой, поняла, что не придумала себе ночные шаги... И позвонила вам. Потому что больше некому.
-- Могу тебя уверить, что это не привидения! Ученые на днях компетентно доложили, что их не бывает! — радостно приободрила клиентку давно ни с кем не общавшаяся Говоровская.
--Да я и так не верю! – отхлебнула чаю Таня. И – чуть не подавилась, -- Вы слышали?!
-- Что?! – подскочила Алиса.
--Тс-с…Шаги… В столовой…
-- Где твоя статуэтка? – пискнула руководитель, она же единственный сотрудник линии доверия «Лучшая подружка». – Бери! А я прихвачу нож. Сейчас, голубчик, погоди…
На цыпочках, выставив вперед огромный мясной нож, Алиса выступила в «крестовый поход» против зла. Ноздри ее раздувались, как в те добрые времена, когда она нащупывала репортаж, который должен был произвести фурор… В руках появилась сила, которой отродясь не бывало… «Бэмц!» -- раздалось вдруг позади ее, и она ужасом увидела валяющуюся на полу статуэтку неизвестного мыслителя и в панике присевшую на корточки Таню: надо же, выронила, да еще с таким грохотом!
«Прощай, привидение!» -- вздохнула Алиса. И увидела, как кто-то в спортивных штанах и ветровке с капюшоном (спасибо полной луне!) мчался к лестнице на второй этаж. Забыв, что она уже несколько недель как пенсионерка, бывшая редакторша рванула за злодеем и почти догнала его… Но существо в капюшоне свернуло за лестничный пролет – и исчезло. Растворилось. Ушло в небытие. В доме стало тихо-тихо, если не считать причитаний всхлипывавшей за стеной Тани: «Алиса, это я во всем виновата, простите меня, ну пожалуйста!» Из-за дивана испуганно выглядывала встрепанная Фрося.
-- И как ты только ездишь в свои экспедиции! — психанула возмущенная «лучшая подруга». – Ты же там любые раскопки загубишь! Ты же на голову Тутанхамона камень сбросишь! А она у бедняги и так слабая.
-- Тутанхамона давно нашли, -- еще раз всхлипнула за спиной напарница. – А я, между прочим, не нарочно, просто торопилась…
--Торопилась она! – ощупывая деревянную добротную стенку под лестницей проворчала Алиса. – Лучше свет включи, гений археологии, может здесь дверь какая имеется, а то, ей богу, поверю в привидений.
В коридоре вспыхнул яркий свет, осветив расположенные под лестницей двери в ванную и туалет, книжные полки по соседству. В туалете и ванной все было, как и два часа назад, когда Алиса осматривала дом. Книжные полки прибиты к стенам так прочно, что сдвинуть их с места не представлялось возможным. В углу позабытая стояла швабра.
-- Может, он в швабру превратился? – громко спросила у сопящей за спиной Татьяны Алиса. – Ладно, хватит нюни распускать, пойдем спать. Вряд ли сегодня представится случай еще раз выступать в боевой поход. Рассвет скоро, все привидения укладываются по кроваткам, и нам с тобой пора бай-бай. Все завтра, завтра, -- потянулась она всем телом.
--Алиса, вы можете лечь в спальне на кровати. Там удобно. А можно я с вами в одной комнате устроюсь, а? На кресле-кровати?– проныла наследница дома.-- А то уж больно страшно.
-- Пойдем, дитя моё! Ты ж тут хозяйка вообще-то, – зевнула Алиса. – Но только попробуй пикнуть или, не дай бог, захрапеть, в гневе я ужасна.
--Да не храплю я вовсе! – обиженно ответила Таня и, выключив свет,
они в сопровождении кошки двинулись на второй этаж.
4.
-- Эй, хозяева, есть кто дома?
В дверь колотили так, что она могла развалиться на части в любую минуту – 120 лет все-таки!
--Что? Кто? – вскочила Таня, распахнув от ужаса глаза.
-- Почтальон Печкин! – рявкнула уже шлепавшая вниз не выспавшаяся и злая Алиса.— Принес заметку про нашего мальчика!
Но за дверью стоял чисто ангел – кудрявый юноша с огромными загнутыми ресницами над карими глазами. Прямо над кудрями, как корона, сияло утреннее яркое солнце
--Мы уже в раю? – поинтересовалась у ангела бывший редактор, а ныне – начальник линии доверия «Лучшая подруга».
-- Вы, мадам, может уже и в раю! – грубо ответил ангел. -- А мне, между прочим, материал в газету сдавать. Или – ногой под зад! А мне это надо? Я, знаете, сколько этого места в редакции ждал?
--Дитя мое, так ты коллега! – засияла Алиса.
-- Этому кому как! – холодно махнул ресницами бывший ангел. – Вообще меня зовут Антон Гусаров и у меня задание написать заметку про Анастасию Ивановну Головину. Со снимками! — строго добавил он.
--Да? Как интересно! – промычала Алиса.
--Что интересно? – пискнула позади все еще лохматая после сна Татьяна и уставилась на запутавшееся в кудрях гостя солнце.
--Да вот про бабушку твою хотят неизвестно почему написать!
-- Не неизвестно почему, а ппотому, что дед у нее был легендарным адмиралом… Вы что, про свою родню ничего не знаете? — возмутился посетитель. – Андрей Головин! В пятнадцатом году ему сам Николай Второй вручил саблю инкрустированную бриллиантами, – за талант и проявленный в бою героизм.
-- Вот вам и булочки с изюмом! – удивленно присвистнула Алиса. – Да вы заходите, заходите, юноша, не стесняйтесь, сейчас мы вас чайком напоим и все, что нужно, друг у друга разузнаем. Прошу!
Антон Гусаров только с виду казался тощим. Под приятные разговоры он без видимых усилий схомячил пять бутербродов с остатками засохшего сыра, яичницу и полбаночки вишневого варенья, обнаруженного в буфете.
--Мне Иван Терентьевич, наш редактор сам все про адмирала рассказал, -- с набитым ртом хвастался «ангел», -- и старых газетных вырезок с собой надавал. Вот, видите, портрет адмирала. А это фотография той самой сабли… Тут, правда, плохо пропечатано…
-- Постой, Ванька? – вскрикнула Алиса, и Антон с перепугу вылил на свои чистенькие выглаженные джинсики только что заваренный Татьяной чай. – Ухов? Ну твой Иван Терентьевич – он ведь Ухов, верно? Ты же из районки, из «Воли»?!
--Д-д-да! – обиженно всхлипнул корреспондент.-- И мне больно, между прочим!
-- Ничего, до свадьбы заживет! – равнодушно отреагировала Говоровская. – Прохиндей, а ведь дотошный, въедливый, как крыса…
--Кто, я? – нервно заерзал на диване представитель районной прессы.—Я вам таких поводов думать о себе, кажется, не давал…
-- Да причем тут ты, мальчик мой! – потрепала по кудрям гостя Алиса. – Ухов, мой однокурсник, проныра, прохиндей, но интуиция… И документики всегда – в папочке, подшиты-пронумерованы… Эй, наследница, колись, где сабля? Та самая, от царя? Инкрустированная и стоящая бешеных денег? Реликвия, одним словом. Если Ванька считает, что она где-то здесь, она здесь. И шаги ночные были неспроста – за ней приходили.
-- Алиса, вы что, думаете, мне бабушка записку на столе оставила: «А сабля, внучка моя дорогая, лежит в шкафу на третьей полке под постельным бельем»?! – возмутилась Татьяна. – Я и бумаги-то семейные толком не успела разложить, которые в комоде были, а про саблю вообще в первый раз слышу!
-- А она сейчас таких денег стоит, что за нее и убить могут! – радостно приободрила собеседников Алиса.
Те испуганно посмотрели по сторонам. Видимого врага рядом не наблюдалось. Зато в комнате резко потемнело, раздались раскаты грома, по стеклам застучали капли дождя. Фроська с перепугу вцепилась когтями в коленки жующего бутерброды гостя...
--Да что же это такое! – взвыл Гусаров, вскакивая с дивана…
-- Давайте так! – скомандовала старшая по возрасту и по «званию» Говоровская. – Включаем свет, делим все бумаги из комода на три части и внимательно, вчитываясь в каждое слово, Антон…
-- А что я?! – психанул «ангел». – Тупее всех, что ли?
-- … проясняем ситуацию. С дедушкой и его наследством. Кстати, хорошо, если попадутся чертежи дома, подвалов… Кто знает, может тут есть тайные ходы, скрытые в стенах двери, которые тихонько можно открыть с улицы.
-- Ну, Алиса, вы и скажете!-- Дрожа всем телом, Таня доставала из комода оставленные ей бабушкой коробки с документами. –Так и до утра от страха можно не дожить. Бабушка, наверное, давно продала эту саблю. В войну с голоду пухли. Или в музей отдала. В Москву!
--И лежит она там в витрине под стеклом, -- подхватила Алиса, углубляясь в ворох старых писем, справок, счетов, тетрадок… -- С памятной табличкой, а бриллианты так и сверкают, так и сверкают в свете музейных софитов…
5.
День и вечер прошли на удивление спокойно. Напуганный, видимо, неожиданной вчерашней погоней, неизвестный посетитель решил на время снять свой жалкий маскировочный капюшон и перевести дух, поразмышляв над новой тактикой. А может, он видел, как в доме появился третий лишний с непонятными намерениями и решил не рисковать.
-- Ребята, забудьте про Москву и музей! – осипшим голосом произнесла Алиса, выудив из вороха бумаг не успевшую пожелтеть от старости страничку, вырванную явно из школьной тетрадки. – Сабля здесь, в доме. Или на участке, в подвале, сарае, ящике с прошлогодней картошкой, я не знаю. Вот письмо самой Анастасии Ивановны. Тебе, Танюш, кстати. Читать вслух?
-- Да какие уж тут секреты! – задрожала опять всем телом Таня.
--Сколько Анастасии Ивановне было лет-то?
--86. А что?
-- Оно и видно! Чувствую, бабуля была ярой поклонницей Жюль Верна, детский сад просто! Ну кто сейчас так шифрует таинственные послания! – возмутилась Алиса и приступила к чтению:
«Дорогая моя внученька, детонька моя ненаглядная, Танюшечка моя! Как же боюсь я не увидеть тебя, не обнять, не рассказать тебе все, что знаю о твоих корнях.
… евочка моя, тебе есть чем гордиться. Все твои предки были людьми на редкость достойными и честными, всегда выполняли свой долг перед Родиной, а прадедушка Андрей Степа…ович Головин слыл одним из самых уважаемых русских адмиралов, и даже имел честь быть принятым при дворе Николя Второго.
За проявленный им героизм Император даже наградил его именной саблей, инкрустированной золотом и бриллиантами. Это очень большая ценность, прежде всего – историческая. Но и как шедевру ювелирного искусства ей нет цены.
О том, что она существует, к сожалению, знают не только почитатели таланта твоего прадедушки, но и алчные люди, преступники. Одно …ремя я даже хотела подарить саблю музею, но прадедушка мечтал, чтобы о…а передавалась из поколения в поколение – как семейная реликвия. Я не осмелилась нарушить его волю. И, возможно, зря… Последнее время в нашем доме происходит много странных вещей… Я думаю, кто-то настойчиво и целеустремленно ищет эту саблю. Пр…едешь – мы вместе подумаем, что нам делать дальше с этой ситуацией. В полицию сообщать тоже по…а не хочу – там есть разные люди, довериться боюсь.
Пр…езжай скорее, моя любонька, мое солнышко, моя девочка! Целую тебя 138 раз! Любящая тебя бабушка»
-- Твоя бабушка, наверное, здорово плакала, когда писала это письмо! – растрогался Антон. – Смотри, слезинки в некоторых местах размазали буквы…Бедняжка, как же она хотела тебя увидеть!
-- Или – что-то подсказать! – грубо перебила коллегу Алиса. – «Дети капитана Гранта» читал? Ну, конечно же, нет, малыш больше любит комиксы? Так вот, темнота, смотри, что получается, если восстановить размазанные буквы. Д..Н..Е..В..Н..И..К..И.. Дневники, понял?! Это подсказка!
-- И целует она меня почему-то 138 раз! – воскликнула совсем побледневшая от расстройства Танюша. – Не тысячу, не миллион, а именно 138!
-- 138-ая страница! Наверняка! – победно вскрикнула Алиса. – Где дневники, наследница? Где дневники?
-- Как-то слишком ажиотированно, вы, Алиса… -- завел тихим голоском Антон.
--…Михална, не сомневайся, дорогой, Михална!
--…Алиса Михайловна, и так самозабвенно занимаетесь этим делом! Словно сабля переходит по наследству к вам, а не к Тане. Или у вас особый интерес? А человек в капюшоне, которого видели собственно только вы одна, был просто плодом вашего творчества? – И будущая звезда районной журналистики, закинув ногу за ногу, бесстрашно посмотрел прямо в глаза главе перспективного бизнеса «Лучшая подружка».
У Алисы от возмущения запершило в горле, и вместо того, чтобы возмущенно выпалить: «А я, кажется, подозреваю кого-то другого! Того, кто приперся сюда без приглашения!», она выдавила из себя что-то вроде «гм-гм-как-кхе-мда», потом закашлялась, выпила стакан воды, поданный вежливой хозяйкой дома и рявкнула не хуже старшины: «Так, все бумаги – в комод, к комоду придвигаем диван – и спать, спать, спать. Мы с Татьяной на прежних диспозициях, а вы, молодой человек, так и быть, можете устроиться на полу у двери… Голову некоторым я успею отпилить и завтра! Усек, мой кудрявый малыш?! За дело – и всем спокойной ночи. А вернее – спокойного утра!»
И Алиса уснула, нежно прижав к сердцу статуэтку неизвестного политического деятеля.
6.
Утром Таня с Алисой проснулись от грохота. Испуганно вскочив с дивана, они увидели «ангела», стоящего у стола с ножом в руках. На полу валялись останки большой стеклянной хлебницы – на вид вчера ей было лет восемьдесят, наверняка еще довоенная… Синие осколки весело сверкали на ярком летнем солнышке.
-- Вот, Татьяна, кто главный преступник в этом доме! — потирая замлевшую от неудобного спанья поясницу, простонала Алиса. – Он тебе дом разнесет в пух и в прах, даже оглянуться не успеешь.
-- Да я просто голодный! – заныл Антон. – А хлебница эта сама выскользнула из рук. Зачем стеклянные покупать? Вот у моей мамы соломенная…
-- Тебя еще не спросили! – огрызнулась Алиса и потянулась включать электрочайник.— Сгонял бы лучше в магазин за продуктами…
--У меня денег нет! – признался мастер пера. – Зарплата только завтра, а то, что присылает мама, я на джинсы потратил. А вы их мне тут залили…
-- Эх, молодежь-молодежь, -- вздохнула Алиса и достала свой кошелек. – На, и бегом, одна нога здесь – другая уже в магазине, понял?
Завтрак прошел на удивление тихо, без перебранок. Каждый думал о своем. Антон – о материале, который наконец «взорвет» эту мещанскую провинциальную журналистику! Таня – о бабушке и ее грустной одинокой жизни. Алиса – о своем журнале, от которого теперь надо как-то отвыкать, а как именно – совсем непонятно…
-- Ладно, ребята! – мирно сказала она, допив жуткий растворимый кофе, купленный Антоном. – Давайте теперь искать дневники. Татьяна, ты в комоде все полки пересмотрела?
-- Ну да… Кроме бумаг, которые мы вчера разобрали, и фотографий, там ничего не было, никаких тетрадок или блокнотов.
-- Времени у нас не так уж и много, не ровен час наш таинственный ночной гость вернется и подбросит в кофе цианистый калий, -- сыграла она на юного коллегу, -- делим дом на сектора и начинаем полный детальный обыск. Приступаем с книжных полок. Все трое! А то вдруг кое-кто тут шпион, -- и она опять посмотрела на Антона, сделав страшные глаза.
-- Да… Да как вам только не стыдно… -- захлебнулся Антон Говоров, уже сочинявший вступление к своему материалу об адмиральской сабле. – Я всей душой…
-- Да ладно, коллега, твоя полка вторая, действуй! – улыбнулась «Лучшая подружка».
Книг за 120 лет в доме набралось немало. Энциклопедический словарь за 1913 год, где Горького называли писателем босяков. Письма Чехова издательства 1948 года: «Разрешено к изданию Советом Народных Комиссаров в 1946 году». Прижизненный томик стихов Есенина. «Нашествие Наполеона на Россию» 1953 года издания... Воспоминания Георгия Жукова.
--Так, стоп, хватит читать! – крикнула скорее самой себе Алиса. –Иначе мы и за месяц не управимся. Сосредоточенно и ответственно ищем исключительно дневник.
Ревизию библиотеки Головиных они закончили только к вечеру. Татьяна ставила на полку последний изученный томик -- писем Блока, когда ее пальцы натолкнулись на маленький рычажок в стене.
--Тайник! Я нашла тайник! – закричала она, и тут же ладонь Алисы прикрыла ей рот.
--Ты что, совсем с ума сошла? – зашипела она.— Тебя же на другой стороне улице слышно. А тот, в капюшоне, наверное, не дурак, следит за домом… Где твой тайник, показывай.
Алиса повертела обнаруженный рычажок в разные стороны, потом нажала на него – и легко открыла деревянную дверку «сейфа».
--Вот вам, бабушка, и Юрьев день! – мрачно обернулась она к «подельникам»
--Что? Что там? – беспокойно вскрикнула Таня.
-- В том-то и дело, что ничего. Пусто!
--Да, и в самом деле ничего! – обшарив все уголки тайника -- а вдруг найдется какая потайная кнопочка, -- заплакала Таня. – Что нам делать дальше? Наверное, дневник кто-то уже забрал. И вчера ночью не приходил, потому что преспокойненько забрал саблю…
-- … и умчался на лихом скакуне в глухую степь, -- закончила Алиса. – Не отчаивайся, девонька. Что-то мне подсказывает, что дневник еще в доме. Во всяком случае, надежда умирает последней. Давайте спокойно поужинаем и пораскинем мозгами. А тут, может, и наш ночной друг объявится.
7.
-- Так, -- с аппетитом поглотив очередной бутерброд с вареньем, заявила Алиса. – Подведем итоги. Результатов – ноль. Актуальных вопросов – несть числа. Например, как такую дорогую раритетную вещь могли хранить в семье? Это раз. Почему сокровищем заинтересовались лишь недавно? Ведь старушка спокойно жила одна много лет – и никто ее не пытал каленым утюгом…
--Алиса! – укоризненно покачала головой Татьяна.
-- Ну да, прости, побочный результат длительной журналистской деятельности – необыкновенный цинизм. Но тем не менее, согласись, что-то в этом есть. О том, что сабля не в банковской ячейке, не в музее, не в тайном подвале КГБ...Кто-то узнал совсем недавно. Буквально перед самой смертью твоей бабушки, Танюша. И это факт!
Антон поерзал на диване, бесстрашно посмотрел на Алису и рискнул выдвинуть свое предположение:
-- Может быть, кто-то слышал разговор в редакции? Иван Терентьевич сам делал интервью с Анастасией Ивановной и та призналась, что на саблю претендовал один очень известный музей, но она выполняет завещание адмирала: раритет должен храниться дома, в семье. Правда, она очень просила не упоминать об этом в газете. Иван Терентьевич вынужден был дать обещание.
-- Да, ничего хуже для себя она сказать не могла! На курсе Ванька был первым трепачом, – проворчала Алиса Говоровская и накинулась на «ангела»:
-- А ты вообще когда на работу собираешься? Тебя же уволят, сам кричал позавчера.
-- Ну кричал… -- с достоинством отозвался, интеллигентно глотнув кофе, потенциальный претендент на Пулитцеровскую премию. – А сегодня позвонил шефу, объяснил ситуацию, и он разрешил официально заниматься расследованием. Сказал, что, если дело выгорит, это поднимет тираж газеты в два, а то и в три раза! А мне выпишут премию.
-- Ха! – фыркнула Алиса. – Считай, что уже богат, как Рокфеллер. Если, конечно, в кофе, который ты пьешь, нет цианистого калия… Пока мы перебирали книги на полках, мне послышался какой-то странный шум с кухни…
Антон поперхнулся и вылил на джинсы очередную порцию коричневой жижи.
-- Тихо! – шепнула Таня. – Слышите? Двери!Кто-то скребется… Пытается открыть замок?
-- Вооружаемся! – приказала Алиса и схватила статуэтку, с которой уже практически не расставалась. – Мясные ножи в ящике! И – на цыпочках!
8.