Егорова Людмила Николаевна
Мы готовимся к Пасхе. Бабушка, как обычно, хлопочет у плиты. А у меня голова забита другим: бабушка просит, чтобы я съездила в церковь освятить пасху, кулич и яйца. Как это сделать, чтобы никто не пострадал, и, главное – не обидеть бабушку?
Мы переехали в новый микрорайон. Вдоль автотрассы – новенькие пятиэтажки. На въезде – огромный школьный комплекс, тротуары, дорожки. А вот церкви здесь нет. Кто же её будет строить в новом микрорайоне, в стране, где учат, что Бога нет, и борются с этим «пережитком прошлого»?! И бабушка в отчаянье мечется в четырёх стенах, как в клетке.
Она укладывает в большую сумку дорогую поклажу, и я иду на автобус. Еду почти сорок минут в переполненной машине, изо всех сил стараясь спасти сумку. И вот – место, где мы раньше жили, наша церковь.
Маленькая, кирпичная, она стоит рядом с остановкой, в окружении леса.
Церковь старая, и строили её, видно, люди талантливые, с любовью и желанием. Она вся – из кирпичного кружева, с ажурно выложенными наличниками на стрельчатых узких окнах, изящными устремлёнными вверх шпилями, которые венчают маленькие маковки, а на центральном, самом высоком – металлический витой крест. Раз в год, перед Пасхой, церковь красят. Узоры из покрашенных кирпичиков превращают её в игрушку: яркую, изумительную, как сам праздник, к которому она так принаряжается.
Двор перед церковью забит народом. А вокруг множество милиционеров. Они охватили плотным кольцом двор, зорко наблюдают за людьми и происходящим. Останавливаюсь в некотором отдалении. Идти сквозь этот строй не решаюсь: вдруг остановят, спросят: «Ты кто, откуда, зачем, где учишься, кто родители?» А потом сообщат в школу, маме на работу… Может, и нет, но, может быть, и так.
И я стою по эту сторону ограды, смотрю на народ, и решаю для себя очень трудную задачу: если я не войду в церковь, не поставлю на стол привезенные продукты, и священник не окропит их святой водой, а побуду здесь, послушаю чуть-чуть службу и уеду – будет ли это грехом? И простит ли меня Боженька, когда дома я скажу бабушке, что сделала всё, как надо?
Я понимала, что пытаюсь договориться с совестью, а она, по словам бабушки, и есть Боженька. Но совесть молча ждала, а я не могла решиться. Я стояла у забора, рядом - большая сумка, и я убеждала себя, что раз в такой день и момент я – здесь, слышу и частично вижу происходящее, то и на нас распространяется волшебное действие освящения.
Бабушка, конечно, обо всём догадалась, ведь в сумке всё лежало так, как она положила. Но моя мудрая бабушка ничего не сказала. А совесть... с ней не поспоришь. Но, может, Боженька все же меня простил?..