(На фото- группа "подрывников" нашего ввода в 67 году, нам было 15 лет, перед подрывом "эха войны", неразорвавшегося снаряда - он в руках в центре)
Мои самые светлые воспоминания о пребывании в училище неразрывно связаны с кадетским Садом.
Вообще-то говоря Сад, мы всегда, особенно последние годы в училище, имели в виду всю территорию за ним и за футбольным полем. Она простиралась вдоль Старонаводницкой улицы до кладбища, которое, о чем мало кто тогда знал, называлось Зверинецким, мимо него и дальше до огромного холма на пересечении Старонаводницкой улицы и бульвара Дружбы народов. Этот холм мы обычно называли «Большим пятаком». В отличии от небольшого, тот что был сразу же за футбольным полем, который назывался «Малым пятаком».
Сам же фруктовый сад располагался , в глубоком и широком овраге, официальное название которого - урочище «Наводницкая балка». Этот овраг был ограничен училищным забором, улицей Леси Украинки, старинным зданием Круглой башни, где располагался в середине 60-х дисциплинарный батальон и Старонаводницкой улицей.
Что касается дисциплинарного батальона, то когда мы были, кажется, в классе 6-м,или 7-м, его осужденные работали у нас в училище по расширению футбольного поля, которое с одной стороны резко обрывалось в овраг. Они, как положено под вооруженной охраной, разравнивали землю, которую привозили и сбрасывали самосвалы. В то время у меня было самое смутное понятие, что это за исправительное заведение и кто проходил в нем службу. О таких вещах нам в училище тогда не говорили. Было понятно, что дисбатовцы несли наказания за совершение каких-то преступлений, но каких, естественно было неизвестно. На вид это были вполне обычные солдаты, не проявлявшие враждебности и озлобленности, и это конечно вызывало любопытство и сочувствие, с которым мы были тогда склонны к относиться к любым пострадавшим. В глубине души считая, что скорее всего пострадавшим невинно. Так как сами не раз сталкивались с несправедливостью к себе со стороны старших.
Я в тот день как раз вышел покурить на стадион и обратил внимание, что среди рядовых солдат трудился и один матрос. Меня это заинтересовало и на их перекуре я подошел к нему поближе, познакомился и разговорился. Он оказался разговорчивым, доброжелательным парнем и, узнав о моей детской несбывшейся мечте стать моряком, в знак своего расположения, предложил обменяться бляхами. К сожалению, пришлось отказаться. Носить бляху с якорем вместо своей, со звездой, мне удалось бы только до первого утреннего осмотра. После этого старшина отобрал бы ее и объявил еще и взыскание за замену той, что нам было положено носить. Тогда моряк просто подарил мне свою на память.
Сохранившийся, как говорили, еще от монахов киевско-печерского монастыря училищный фруктовый сад был обнесен высоким деревянным забором. За ним, ближе к бульвару Леси Украинки росли высоченные грецкие орехи, плоды на которых созревали как раз с началом учебного года, в сентябре - октябре. В младших классах мы палками сбивали с веток еще зеленые орехи, так как забраться на деревья почти никому не удавалось, слишком уж они были высокие и большие. При попытке очистить с орехов зеленую верхнюю кожуру руки приобретали коричневый цвет и долго не отмывались даже с мылом. Наиболее терпеливые и сообразительные из нас делали на склоне, ведущем в сад, свои личные тайники, где хранили орехи до глубокой осени, когда кожура чернела и легко отпадала сама.
Яблоки из училищного сада нам давали на второй завтрак. В младших классах мы даже как-то всей ротой участвовали в их заготовке, собирая с деревьев и складывая в корзины, которые сносили к домику сторожа. Разумеется просто так ходить туда было запрещено. По территории бегали большие злые псы. Мы жутко боялись собак и их хозяина - штатного сторожа Федора. Он был всегда молчалив и казался нам уж очень не дружелюбным.
В зрелом возрасте, прочитав где-то мысль, что переедание вредно и вставать из-за стола нужно, ощущая легкое чувство голода, я вспомнил младшие классы СВУ, где это легкое чувство я испытывал всегда. Оно постоянно толкало нас на самые немыслимые авантюры. Мы часто тогда подолгу ходили кругами возле сада, наблюдая из-за забора издали за его обитателями и выискивая возможность безнаказанно добраться до яблонь. Естественно, самые лучшие находились ближе к халабуде Феди.
И вот однажды Паша Пегов, с которым мы тогда интенсивно исследовали сад и близлежащую к нему территорию, предложил рискнуть. Он вроде бы нашел в саду яблони, расположенные у забора, далеко от Фединого домика, там, где нас вряд ли смогут обнаружить. По словам Паши, Федора в это время на месте не было. Мы очень осторожно пролезли в сад, по–пластунски добрались до деревьев и начали срывать яблоки, складывая их за пазуху в гимнастерку. Но вдруг прозвучал предупреждающий крик. Я бросил взгляд в сторону, где располагался Федин домик. Оттуда по дорожке на меня неслись огромные псы. Не помню, откуда взялись силы и как я успел взлететь на забор. В голове в этот момент была одна мысль:
- Брюки… Не дай бог порвут брюки!
С ужасом представлял я себе, как в разодранных в клочья брюках предстану перед гневным взглядом старшины Коваленко.
А тут еще, как ни странно, показалась и фигура Феди. Хорошо пригодилась физическая подготовка и я к счастью вовремя перелетел через забор.
Уже в несколько более старшем возрасте мой друг Сережа как-то весной отправился в сад за клубникой И когда на него уже почти бросилась огромная псина, принял самое простое и разумное решение. Остановился, снял ремень, взяв его в правую руку, пошел на встречу животному. Умная собака, видимо, оценив неприятную перспективу получить удар по голове бляхой, вынуждена была ретироваться.
Остальная территория Сада за футбольным полем представляла собой сильно холмистую местность, густо заросшую деревьями и кустарником. На полпути к большому пятаку перед Зверинецким кладбищем, располагался небольшой пруд, глубокий весной и почти полностью пересыхавший летом. В нем водились тритоны, которых зачем-то ловили в 5-6 классах некоторые из наших ребят.
Летом буйно разрастаясь, деревья и колючие кустарники превращались в трудно проходимые заросли. В 6-8 классах мы любили забираться в самые недоступные чащи, находя там небольшие открытые участки, на которых разжигали костры, курили и обсуждали свои повседневные проблемы. Иногда пекли в костре картошку, если удавалось ее достать на кухне. Как правило, у нас было несколько любимых заветных мест, куда все бегали, как только появлялось свободное время и позволяла погода. Зелень надежно скрывала нас от посторонних глаз. Шум, который произвел бы всякий, кто попытался пробраться сквозь непроходимые колючие дебри, сразу же сообщил бы нам о приближении незваных гостей. Благодаря этому мы могли чувствовать себя там совершенно спокойно, не опасаясь, что какой-нибудь офицер- воспитатель или старший суворовец нам помешает.
С самых первых дней в училище нам строго настрого запретили посещать Сад, то есть выходить за калитку отделявшую стадион от спуска в овраг. Нам постоянно напоминали, что пребывание в саду считается самовольной отлучкой со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Там же иногда прогуливался и училищный патруль – двое суворовцев и офицер. Благодаря полученному с годами опыту и внимательности, с патрулем при выходе в сад мне не пришлось встретиться ни разу. Правда уже в 8 классе, в мае 67 года один раз уже при возвращении в училище, я пренебрег мерами безопасности и пошел через калитку, а не через забор, как обычно. И выйдя на стадион, столкнулся с майором А.Я. Лазуренко, который, конечно же, видел, как я выходил из сада. Попытки оправдаться ни к чему не привели. Офицер-воспитатель приказал доложить о нарушении Владимиру Павловичу, командиру роты. Пришлось мне в наказание убирать в тот день ротную канцелярию.
Дорога на "Дальний пятак" проходила как раз через старинное Зверинецкое кладбище, основанное еще в 1730 году. Мы иногда подолгу рассматривали старинные надгробия с надписями в старой орфографии. Конечно было любопытно, какими были похороненные там люди, отчего ушли, судя по датам выбитым на плитах, так рано из жизни? Как жили, чему огорчались и радовались? Где теперь их потомки, живы ли, после трех войн?
Весной, по выходным и в религиозные праздники многие киевляне, посещавшие могилы своих родственников, окликая проходивших мимо суворовцев, приглашали их к импровизированным столам, угощали принесенной с собой едой. Кое-кто из ребят даже иногда этим пользовался, стараясь, как бы невзначай пройти поближе к месту, где поминали родных.
Как-то раз, на самоподготовке в 8 классе, всеобщий разговор от различного рода страшилок, в духе Гоголя, перешел к тому, что на кладбище в ночное время можно наблюдать плывущие над могилами мерцающие огни. Они могут быть белые и зеленоватые, тусклые и голубые, Я случайно вспомнил, что читал что-то о подобном у Льва Кассиля в «Улице младшего сына». Такое свечение, якобы, наблюдалось во время Великой Отечественной войны партизанами в керченских катакомбах над местами захоронения погибших еще во время Гражданской в тех местах солдат.
Как-то незаметно возникла мысль и о том, что мы могли бы проверить насколько это верно. Сделать это было легко, нужно было всего лишь выйти через час-полтора после отбоя из спальни и дойти до кладбища, что заняло бы минут 10-15. Ключи от бокового выхода из нашего расположения, выходящего на плац, в том крыле, где располагался тогда оркестр, у нас были.
Естественно, как всегда в таких случаях, кто-то засомневался в нашей смелости. И даже, по-моему, с кем-то поспорив по этому поводу, мы с Валерой Чижиком без 15 двенадцать выбрались на улицу и дошли до кладбища. Ни в коей мере не сомневаясь в отсутствии чего-либо сверхъестественного, я больше опасался случайно наткнуться там на какого-нибудь не совсем трезвого и законопослушного посетителя кладбища. Хотя мало кому в те годы пришло бы в голову прогуливаться в такое время, в таком месте. Добросовестно испытывая свою смелость и присутствие духа, мы довольно не спеша прогулялись по ничем не освещенной, кроме лунного света, центральной дорожке кладбища от начала до конца и без происшествий вернулись обратно в училище. Безусловно, что никакого свечения над могилами, нам увидеть так и не удалось.
Весной, когда вдоль склонов в Саду сбегали ручьи таявшего снега, из коричневой, глинистой земли каждый год вымывало артиллерийские неразорвавшиеся снаряды, сохранившиеся со времен последней, а может и предпоследней, войн. Они иногда просто валялись даже на кладбищенских тропинках.
В основном большая часть наших безрассудных проказ и забав приходилось где-то на 6-8 классы, нам тогда было 13-15 лет, критический возраст, как потом выяснилось. И приблизительно в это время у нас появилось довольно опасное развлечение. Самые отчаянные, при молчаливом согласии остальных, решили как-то взорвать один из валявшихся на тропинках снарядов, поджарив его на костре. Теперь-то опасность этого развлечения очевидна. Но тогда видимо преобладали обычные детское любопытство и безалаберность. У меня сохранились две фотографии, к сожалению плохого качества. На одной из них мы, 7 человек, сфотографировались со снарядом на руках до взрыва. На второй, постановочной, у нас на руках лежит Алик Котляров, якобы от него пострадавший. Хорошо видно, как безрезультатно мы старались сдержать улыбки.
К счастью снаряд в тот раз разорвался без всяких последствий. Мы очень долго лежали в укрытии, одновременно следя, что бы в это место ненароком не подошел кто-нибудь из случайно зашедших туда местных жителей. Они хотя и очень редко, но появлялись в тех местах. Ждать пришлось очень долго и, наконец, прогремел взрыв. Гена Игнатов даже вызвался заснять всю эту картину фотоаппаратом, но так и не дождался самого ответственного момента. Больше я в таких развлечениях не участвовал, хотя некоторые ребята развлекались подобными экспериментами еще пару раз.
Прогулки в самые отдаленные места Сада мы совершали в зависимости от наличия свободного времени. Если его было много, то в поисках приключений оправлялись на «Большой пятак». С него открывалась красивая панорама днепровских склонов. Справа внизу шумела трасса бульвара Дружбы народов. По ней проходил маршрут 77 автобуса, на котором я обычно по выходным отправлялся домой в увольнение. Автобус останавливался у Печерского моста и шел прямо по мосту Патона через Днепр в Дарницу, на Ленинградскую площадь, где тогда жили мои родители. Назначенный вместо подполковника Родина в 64 году командиром нашей роты, тогда ещё майор, Салата Владимир Павлович, оказалось, тоже жил в Дарнице и ездил на службу и обратно домой на том же автобусе, правда, выходил на пару остановок раньше, на «Тампере».
Это обстоятельство повлекло как-то за собой и маленькую неприятность.
В классе 9-м , наша неразлучная троица, Я, Сережа и Витя, в поисках приключений путешествуя по склонам «Большого пятака», спустились по правому склону совсем низко, почти до дороги.
В окне проезжавшего мимо Икаруса кто-то из нас успел мельком заметить Владимира Павловича. Мы начали обсуждать, заметил ли нас он, или нет. Делать было нечего, успеть назад в роту до его приезда, мы при всем своем желании скорее всего не смогли бы, но, тем не менее, бросились со всех ног в училище. К счастью, Владимир Павлович, успев кого-то заметить, судя по всему, тоже до конца не был уверен, кто именно это был. Может быть, он увидел только наши спины и догадался что раз трое, то вряд ли может быть кто-то другой. Он тут же вызвал нас к себе и стал расспрашивать, где были и чем занимались. Мы же со всей возможной искренностью убеждали, что были в классе, библиотеке и где-то здесь, в училище. Каким-то образом удалось его убедить и все для нас в от раз к счастью закончилось хорошо.
У Владимира Павловича был старенький, но любовно поддерживаемый в первозданном виде Москвич, самой первой модели. В наших младших классах, он часто ездил на работу на машине и, когда я уходил в увольнение, зная, что нам по пути, иногда предлагал подбросить меня поближе к дому. Обычно Салата бывал в хорошем настроении, расспрашивал о доме, не касаясь дел в роте. Я несколько опасался этих разговоров, так как, как и все у нас, был ярым противником стукачества и опасался провокационных расспросов. Но Владимир Павлович, как раз к моему облегчению, заговаривал только на отвлеченные темы. После добродушного невозмутимого Родина, который был командиром роты у нас всего год, и которого мы, в силу своей неопытности, видимо мало беспокоили, Владимир Павлович сразу снискал себе репутацию строгого начальника и многие его побаивались. Сидя в машине с необычно невысокими передними стеклами, как в маленьком броневике, я ощущал себя несколько скованно и стеснительно. Но никогда не считал возможным отказываться от приглашения, так ведь было быстрее и удобнее добраться домой.
В.П. Салата был требовательным, принципиальным командиром, редко шедшим на компромиссы. Постоянным нарушителям дисциплины от него здорово доставалось. Это, конечно, вызывало у некоторых наших отчаянных голов серьезное недовольство. И однажды прошел слух, что ребята из первого взвода в отместку за какое- то серьезное наказание бросили в бензобак Москвича, который обычно стоял недалеко от входа в сапожную мастерскую, пару кусочков сахара. Это, как известно, вызывает выход двигателя из строя, с необходимостью его полной переборки. Не знаю, насколько эти разговоры были верны, может быть автомобиль просто вышел из строя из-за выработки ресурса, по старости, но вскоре В.П.Салата перестал ездить на машине и Москвич куда то пропал.
В выпускном классе маршруты наших прогулок удлинялись и простирались почти до Днепра, охватывая склоны. Уже в 11 классе наша троица Виктор, Сережа и я , отправилась на прогулку в сад, погода была летняя и хотя одеты мы были в белые гимнастерки , было жарко. Мы шли с закатанными рукавами, с расстегнутыми воротничками и без фуражек. Как-то незаметно перешли Старонаводницкую улицу, выйдя на противоположную сторону. Там теперь располагается мемориал Победы в Великой отечественной войне и памятник. Тогда же в этом месте располагались окруженные высокими плотными заборами невысокие кирпичные особняки. Проходя мимо одного из них, увидели, как из калитки выбежали несколько спортивного вида молодых людей, в тренировочных костюмах. Сердце почувствовало что-то недоброе. В это время из ворот вышел мужчина в спортивном костюме, стал нас пристально в упор разглядывать. Чтобы разрядить обстановку, Виктор его о чем-то спросил, получив невнятный, не совсем доброжелательный ответ. Мы поняли, что оказались не в совсем удобном месте и в неудобное время, и решили побыстрее возвращаться домой. И вот уже когда были в классе, дежурный по училищу объявил срочное всеобщее построение. Разыскивали троих разгильдяев, болтавшихся под окнами домика командующего округом. К счастью в тот раз нас не обнаружили, и все закончилось хорошо, хотя пришлось и поволноваться.