Генерал-майор с детства не любил шумные игры, предпочитая проводить время в тиши детской комнаты, музицируя и читая книги великих немецких авторов.
Сейчас, сидя в избушке посреди заснеженной деревни, он не находил себе места. То и дело среди ночи до него доносились шум русского праздника. Кто-то в ночи громко пел песни под гармошку, свистел и иногда кричал. Какие-то люди ему то и дело подпевали хором. Эта какофонию не давала уснуть гер генерал-майору. Он то и дело просыпался, включал свет, выходил из дома на мороз, пытаясь понять откуда доносится этот треклятый шум. Но, выходя из дома, он слышал только завывание метели и вой одинокой собаки в соседнем дворе. Однако, стоило ему снова закрыть глаза, как этот шум снова появлялся как-будто из ниоткуда. Постепенно это начинало сводить с ума. Был ли шум в голове гер генерала-майора или где-то ещё - это было уже не принципиально, ибо он начинал сверлить мозг как дрель, не давая расслабиться.
Когда генерал-майор Швенке первый раз услышал этот нарастающий шум, то послал выяснить в чем дело первого подвернувшегося солдата. Однако, солдат ушел, но вместо доклада о выясненном, через час шум ещё более усилился, а кроме песен добавился чей-то громкий ор на непонятном языке, который сбивал и без того едва уловимый ритм далекой песни.
Через три дня, когда стало понятно, что посланный солдат пропал без следа, гер генерал-майор подозвал своего фельдфебеля и лично приказал взять пару солдат и отправиться посмотреть откуда доносится этот безумный шум, чтобы наконец прекратить его. Фельдфебель взял на козырек и браво пошагал с двумя подручными за околицу искать смутьянов. Швенке стоял задумчиво у окна, всматриваясь в незнакомую и такую далекую темноту, которая находилась так рядом, но так его пугала своей неизвестностью. В таком положении он пробыл несколько часов, но вестей не было, хотя крики и песни на какое-то время стихли. Чтобы в этом удостовериться он накинул шубу и снова вышел на мороз. Он прислушался, но его острый слух не уловил ни нотки, ни голоска. Облегченно вздохнув он вернулся в натопленную избу и собрался выпить шнапса, как вдруг тишину снова разрезал адский шум далекой вечеринки. Но в этот раз далекие песни казались стройнее, а голоса невидимого хора обрели более надрывистое звучание. И вдобавок к гармошке кто-то заиграл на местном инструменте балалайке. Это окончательно вывело из себя Швенке. Он стал ходить взад вперед по комнате, думая о том, что это место не предназначено для жизни нормальных людей. Он долго думал о своей далекой родине, о своих разрушенных жестокой жизнью детских мечтах, о родителях и друзьях. В этот момент его раздумья внезапно прервал стук в дверь. На пороге стоял часовой. "К вам с докладом капитан Рихтман, гер генерал-майор!" - доложил солдат. "Просите". - ответил Швенке.
На пороге появился капитан, в чьи обязанности входило тыловое обеспечение и снабжение частей продовольствием. Его одежда поразила видавшего виды генерал-майора. На ногах были одеты русские сапоги из сваленной шерсти, известные как "валенки". На плечах его красовался овчинный тулуп, на котором в попыхах были пришиты погоны капитана. Завершала картину шапка ушанка с непонятным знаком отличия. Это одеяние как нельзя лучше подходило для местного климата и многие завидовали капитану Рихтману, что он может достать такую одежду. Немецкий язык Рихтмана, по происхождению чешского немца, также оставлял желать лучшего. Но кое-что разобрать из его тарабарщины было можно.
- Гер генераль-майор, разрешите доложиться?
- Говорите, капитан, - отвечал Швенке.
- Выполненные по вашему приказу розыскные мероприятия по поиску наших солдат не смогли принести никаких результатов. Солдаты пропали в лесу. Видимо их захватили партизаны.
Язык у капитана явно заплетался. У Швенке не было никаких сомнений, что он был под шафэ.
- Где это могло произойти, в каком участке леса? Вы сможете мне показать на карте приблизительное место? - спросил Швенке, указывая на карту и начиная раздражаться.
- Конечно, нет проблемь! - Рихтман подошел к разложенной на столе карте и уверенно ткнул пальцем в точку недалеко от деревни, где они квартировали в данный момент.
- Вы так уверены? Это же всего в нескольких километрах отсюда. - удивился Швенке.
- Да, уверен. И дорога неплохая, можно пешком дойти, - слегка пошатываясь ответил Рихтман.
- Хорошо. Спасибо за информацию, - сказал сконфуженный Швенке, - можете идти отдыхать.
- Рад стараться генераль-майор, - ответил Рихтман и вышел из комнаты.
Швенке впервые стало немного легче на душе. То ли это веселый вид снабженца так подействовал на него, то ли его разум устал напрягаться в попытке разгадать секрет гнетущего шума, но настроение у Швенке приподнялось. Он походил по комнате, попил чая, снова посмотрел в окно, пытаясь угадать происходящее где-то вдали, снова попил чая. Странно, но посторонние шумы почти перестали его тревожить. Он с воодушевлением взял томик Шиллера и присел на кушетку, собираясь прочитать несколько глав бессмертного творения. Но в этот самый момент раздался шум балалайки, который всё более нарастал. Затем начались вопли песен прямо под окном, а затем началась драка с криками. Швенке испугался и забился в угол кровати, нащупав в кобуре холодный металл именного браунинга. Но в этот момент шум вдруг стал постепенно удаляться и заглох где-то в лесу, за околицей. Швенке в страхе приподнялся и вылез из своего логова, осторожно подойдя к окну. За окном по-прежнему выла вьюга и где-то над темным лесом горела одинокая луна. Ему стало по-настоящему не по себе. Он снова выпил шнапсу, потом ещё несколько раз, и, наконец, уснул в беспамятстве.
Утром его разбудил его адъютант, который принес завтрак и стал докладывать о текущей ситуации на фронте. Текущая ситуация не настраивала на радужные планы. Всюду мерещились поражения, предательство и неудачи, а числу жертв не было конца, как с одной, так и с другой стороны, хотя об это и не говорилось напрямую в докладах с фронта. Доклад, как правило, имел четкую формулировку и производил впечатление бесконечного победного шествия войск. Но по появившемуся в последнее время гулу орудий с передовой даже простому солдату можно было легко догадаться об истинном положении вещей на фронте.
В конец опечаленный Швенке снова ушел в себя, погрузившись в свои собственные светлые воспоминания, которые хоть иногда позволяли ему находить что-то светлое и в настоящем. Он вспоминал свое детство, как они с родителями отдыхали на теплом, ласковом море, как он ходил собирать ракушки в моменты сильного отлива, которые бывают очень редко. В такие моменты он заходил очень далеко и берег казался бесконечным, а море навсегда ушедшим от него. Но потом море возвращалось большими приоивными волнами гибельными водоворотами. Это возвращение всегда наступало неожиданно, а наступающая вода шла быстро и беспощадно, как сильный и коварный враг. И маленький Швенке отступал со своими находками - разноцветными камешками, ракушками и прочими мелкими находками.
Швенке тяжело выдохнул и осмотрелся. Снова его комната в русской избе, снова нехитрый скарб вокруг, деревянные ложки на столе, глиняная посуда, нехитрые детские игрушки. Всё это так напомнило ему его детский улов из отступающего моря во время отлива. Такие же мелкие, симпатичные, но бесполезные вещицы, которые радуют взгляд всего пару минут, но также быстро надоедают.
За окном снова загрохотали орудия и послышались раскаты гаубиц, бивших в глубь вражеской обороны. Но и сквозь эту страшную канонаду ему слышались разухабистые песни под гармошку местного народа. Это настолько вывело его из себя, что он заорал на окно что есть силы: "Молчать!". Было уже два часа дня. Он снова позвал своего адъютанта и приказал снова отправить команду на поиски таинственных партизан. Через три часа стемнело, но посланная в лес уже сильно поредевшая и ослабленная оставшаяся часть гарнизона, также пропала, канув в темноту. А вместо неё из леса вновь полетели песни, к которым прибавились присвистывания и удары в большие барабаны. Эти басистые удары по глухой поверхности бились в ритм с сердцем и, казалось, заставляли подчиняться неведомой силе.
В этот раз гер генерал-майор не стал сдерживать свои действия рамками благоразумия и решил самолично отправиться в лес, чтобы хоть как-то выяснить происходящее. Он вышел за околицу и двинулся по едва различимой тропинке. Выпитые за обедом стаканчик шнапса придавал уверенности и ноги сами несли в нужном, как казалось, направлении. Через полчаса ходьбы по заснеженному лесу Швенке понял, что из света осталась только одинокая луна, но именно в этот момент он заметил в глубине чащи тусклый свет, к которому и направился осторожно. Цепляясь за еловые ветки он постепенно вышел на небольшую поляну, посреди которой стояла добротная одинокая изба, в которой горел свет. Вокруг не было ни души, никакой охраны или караула. Генерал-майор медленно подкрался к окну и посмотрел внутрь. Внутри было светло и просторно. Посреди избы стоял большой крестьянский стол. На столе стояла большая бутыль самогонки и немного закуски. За столом, с одного его края сидели просто одетые русские солдаты-партизаны в ушанках и бушлатах. С другого края стола Швенке неожиданно увидел сидящих Рихтмана и две посланные на поиски партизан команды. Все они были целы и невредимы. Мало того они были пьяны и не связаны как пленники. Швенке ракрыл глаза от крайнего удивления, как вдруг в этот момент вся эта разношерстная ватага дружно завела такую громкую песню, что Швенке едва не упал в обморок от испуга и неожиданности. Его ноги затряслись и стали подкашиваться, а в избе заиграла балалайка и запела протяжно гармонь. Швенке не знал что ему делать в этой ситуации и он решил просто вернуться обратно. Потрясенный увиденными, от пережитого шока он, опустя голову брел по зимнему, ночному лесу в пустоту, пытаясь понять происходящее, а вдалеке всё нарастал и нарастал рокот приближающегося фронта, который, как приливная волна, скоро поглотит всё вокруг: и его, и его скудные сувениры и воспоминания, не оставив ничего, кроме пустоты и глубины времени.