Скерцо в оковах

                СКЕРЦО  В  ОКОВАХ                Память - бездонный колодец, в 
                котором тонут глубина и 
                время.               

УВЕРТЮРА 
«Sweet Dreams Are Made of This»

      Динамик ухнул, откашлялся и захрипел:
      - Новобранцам построиться в колонны! Провожающим освободить плац!
Грянул марш. Толпа пришла в движение, заколыхалась, забурлила и начала рассыпаться на фракции. В центре площади одна за другой образовались три колонны.  Три хаотичных живых организма, повинуясь внутреннему ритму, то растягивались, то сжимались, словно дыхание мифического монстра.
      - Ты уверена? Точно решила? Не пожалеешь? – Карина выкрикивала слова, пытаясь перекричать простуженный динамик, а заодно и гул толпы.
      - Я не решала. Я всегда это знала. Понимаешь, без музыки у меня нет будущего, а без училища я не поступлю в консерваторию.
Передо мной бурлил водоворот: растерянные лица провожавших, призывники, с их наносной бравадой, командный состав, сосредоточенно, куривший у крыльца, цветы,  гитары, вещмешки.
Залитое солнцем полотно казалось неустойчивым и нереальным, вот дунет ветерок, и вся картинка рассыплется как сон, гул толпы обернется прибоем, и смоет без остатка и площадь, и город, и день, и всю жизнь….   
Мой взгляд рассеянно скользил по лицам, пока не зацепил приземистого мутного субъекта в спортивном костюме «а-ля адидас»:
 – Слушай, Крина, там какой-то парень уставился. Смотрит в упор. Так неприятно. Ты его знаешь?
Карина повернула голову, прищурилась, скривила рот:
      - Артур. Он не из наших. Не обращай внимания!
      - Да я не обращаю. Просто уставился и смотрит….
      - Понравилась, наверное!
Карина обернулась, помахала Артуру рукой, но вместо ответа тот опустил голову, наступил на окурок и сплюнул под ноги.
– А ты не подумала, - продолжала Карина, как ни в чем не бывало, - что потеряешь английский? Столько лет моталась в спецшколу, неужели не жалко?
      - Веришь, нисколько! Разберусь я с английским! – Последние слова прозвучали немного резко, и я поняла: незнакомец меня раздражал. Раздражала его манера сжимать и разжимать кулаки, смотреть в упор на незнакомых людей, эта нахальная поза, а главное то, как он повел себя с Кариной. 
      Что-то похожее на ком подкатило к самому горлу, и едва там не застряло, но  в этот момент Карину окликнул молодой симпатичный парнишка, бритый, как и все новобранцы «под ежик», но не потерявший от этого ни обаяния, ни оптимизма. Веселая парочка начала обниматься, прощаться, обещать друг другу писем и вечной любви. Я отошла в сторонку, чтобы не смущать влюбленных, а заодно поразмыслить о  том, что юность скоротечна, как и сама весна, что через пару лет от этой юношеской веры в чудо не останется и следа, что вернется парнишка обросшим, помятым дембелем с потухшим взором и морщинками у рта.
      Динамик снова ухнул, и под бравурный марш новобранцы затопали к своим колоннам, девчонки замахали руками, зашмыгали носами, несколько женщин попыталось прорваться на плац в надежде сунуть сыновьям забытые вещмешки и пакеты с едой.
    С каждой минутой галдеж усиливался, звуки делались ярче, смелее, пока грохот динамиков, топот тысячи ног и крики толпы не слились в единую какофонию, имя которой бедлам. Что-то толкнуло меня изнутри, я запрокинула голову, вдохнула полной грудью и громко запела:
-  Sweet dreams are made of this
Who am I to disagree?
I travel the world
And the seven seas
Everybody’s looking for something.

Some of them want to use you
Some of them want to get used by you
Some of them want to abuse you
Some of them want to be abused.

ПИСЬМО № 1

      Студенты! Вас не переделать! Вы, словно мотыльки, летите к свету. Вам дела нет до перестройки, до политического краха всей системы, до временных трудностей, мнимых свершений, политиков, дорвавшихся до власти, безденежья и беспросветных будней. Все, что у вас есть – это музыка, все, что у вас впереди – это музыка, все, чем живете и дышите – музыка, музыка, музыка!
На каждой перемене новый концерт, импровизация на всех возможных инструментах, подпевка, подтанцовка, дуэты, квартеты, экспромты…. Музыканты всех мастей играют и поют самозабвенно, меняясь инструментами, выплескивая весь потенциал, все мысли без остатка, мечты и бессонные ночи, надежды, порывы, невыплаканный вздох, невыдохнутый крик.
      Ах, какие получаются концерты! Сколько в них жизни, озорства, свободы!
      Помню тот день, когда я выскочила из аудитории, подняла над головой зачетку:
      - Ура-а-а! – Пропела праздничным контральто. – Да здравствует свобода!
Наира сделала большие глаза, приложила палец к губам:
-  Не кричи, дай послушать!
Я осеклась, немного смутилась:
 – Ты чего? Кого тут слушать?
- Вокальное сдает на главной сцене! – Наира подняла указательный палец, закрыла глаза. – Слушай!
      - Ma il mio mistero ; chiuso in me,
        il nome mio nessun sapr;!  - Лилось, казалось, отовсюду, снизу, сверху, из окна….
      - Но почему же баритон? – пронеслось у меня в голове, но в этот момент открылась дверь большого зала, и голос хлынул полной мощью.
      Мыслей больше не осталось, осталась только музыка и Голос, вернее Голос в Музыке, их виртуозное сплетение, божественный танец, граничащий с экстазом.
      - Vincer;! Vincer;! – Летело над миром, а я стояла, уткнувшись лбом в окно, и глотала накатившие чувства.
Какая странная, саднящая боль, словно от пореза, когда выдавливаешь каплю крови и слизываешь языком, потом еще одну, еще. На секунду-другую становится легче, но стоит ране оголиться,  боль возвращается, требуя новых кровопусканий.
      - Ну вот! – Раздалось над самым ухом. – Я так ужасно спел?
      Я повернула голову, но ничего не смогла разглядеть – слезы стояли в глазах, и сквозь тугую пелену, как сквозь залитое дождем стекло, маячил длинный силуэт.
      - Держи платок, - рассмеялся силуэт, - а то утопишь зачетку.
      Я послушно взяла платок, промокнула левый глаз, потом правый, потом оба сразу, шмыгнула носом и виновато улыбнулась.
      - Так-то лучше! Пойдем, провожу тебя до остановки, а то попадешь под машину, и не будет у меня такой аудитории!

      Андрей, или как его звали на курсе Андреа (в честь Бочелли), был студентом вокального отделения. От его неземного бельканто девицы лишались сознания, преподаватели теряли объективность и апломб, а менее талантливые однокурсники впадали в ярость. В нем пело все: глаза, душа, даже кончики пальцев – все его метр и девяносто сантиметров, казалось, состоят из нот. В любой момент он мог выключиться из реальности, запеть, защелкать пальцами, начать кому-то дирижировать или записывать пришедшую мелодию. Я очень любила такие моменты, мне казалось, что это таинство объединяет нас крепче слов и обещаний. Это был наш загадочный и страстный мир, в который нет хода посторонним, та самая волшебная страна, где сокровенные мечты сплетались в дивные мелодии и возносили нас над суетой. Порой между нами возникало что-то поистине космическое, когда все звуки, запахи, предметы объединяются в один порыв и чувство близости, граничащее с болью.
После занятий, взявшись за руки, мы бродили по аллеям, строили планы, обсуждали прочитанное, услышанное, задуманное, спорили горячо, до хрипоты, смеялись сами над собой; за чашкой кофе исповедовались в пылкой страсти друг к другу и ее Величеству Музыке. Музеи, выставки, концерты – весь мир превратился в прекрасный и творческий сон, сюжет который мы с Андреем верстали как сказку, нашу общую сказку со счастливым концом….
Увы, не все на свете любят сказки, и персонажи радуют не всех! Мое семейство, подобно героям Шекспира, не пожелало принимать Ромео. Высокий род, достаток, положение сыграли со мной злую шутку: родители сказали «Нет!». Все, что я воспринимала как благость, дарованную от рождения, возможность стартовать с приличной высоты, опору, повод для самооценки, все, что должно было помочь, вдруг стало камнем преткновения, злым роком, нависшим над юными сердцами.
- Твои родители меня не примут! – С горькой усмешкой произнес Андрей. - Я из простой семьи, еще не заработал ни гроша, и не смогу тебе обеспечить жизнь принцессы. Так что, Эммка, думай сама. Моя любовь – это весь мой капитал, а на нем далеко не уедешь.   
- Да, неувязочка вышла! – Хихикнула я. – Не подготовился ты к встрече с принцессой! Где поместье? Где виноградник? Где моя новая карета? – Один за другим рогатые чертики подняли головы. – Как будем решать вопрос? Может, похитишь меня, заточишь в башню и темной-претёмной ночью возьмешь и обесчестишь? –  Самый нахальный чертик вдруг подмигнул развязано-лукаво.   
- Ах ты, средневековое коварство! – В тон мне воскликнул Андрей. Он принял театральную позу, собираясь выдать один из своих знаменитых пассажей, но передумал, опустил голову, вздохнул обреченно. – Твоя родня сожжет меня на площади, да и пожизненное я не потяну! Давай, подрастай, получай образование, а там поговорим.
- Какой ты скучный! – Фыркнула я, а в мыслях с благодарностью отметила душевную порядочность Ромео. Вопрос, казалось, себя исчерпал, вот только, чертик мой самый мятежный никак не хотел униматься: он медленно приблизился к Андрею, взял его за руки, поднялся на цыпочки и, глядя снизу вверх, произнес  наивно - удивленно. – Совсем-совсем не обесчестишь?
- Прекрати! – Щеки Андрея залились румянцем. – Ты думаешь, мне легко? Ты думаешь, я истукан? – Он бережно провел рукой по моим волосам. – Мне по ночам снится твой голос, твои глаза, твои ямочки, губы. – Его уже мелко трясло. – Веду себя, как конченый маньяк! Ты знаешь, что вместо распевки я в душе пою твое имя?
Наступила неловкая пауза, а через секунду оба громко расхохотались.
- Ой, не могу! – Сквозь слезы проскулила я. – Представила тебя голым с лейкой вместо микрофона: - О, Эмма! Il mio mistero!
                Я все пытаюсь вспомнить горы и никак не могу.  Все время лезут в голову какие-то избитые картинки: заезженные фото из буклетов, экспонаты выставочных залов, и глянец туристических проспектов. Я пробую закрыть глаза и представить, как выглядит Армянское нагорье, а представив, вдохнуть его свежесть, аромат его  лугов, можжевеловый дух его склонов, едва различимый на фоне полыни. И каждый раз картинка рушится, разбивается вдребезги, исчезает, как лед на июльской жаре, и каждый раз я упираюсь взглядом в собственную тень, тусклый свет фонарей и серую зимнюю муть за окном.

Занятия давно окончились, а я все возилась с молнией на куртке.
- Вчера видела Андрея. – В самое ухо пропела Наира. – Клеил девицу из хореографического училища. А сегодня видела его с одной пианисточкой, говорят, у нее папаша – директор ресторана.
Я передернула плечами:
- Зачем ты мне все это рассказываешь?
- Обидно за тебя, дуреху! Думаешь, ты у него одна? Да у него таких, как ты, вагон и маленькая тележка!
И, словно в подтверждение, раздался громкий смех Андрея, а миг спустя он появился сам в обнимку с высокой брюнеткой. Заметив меня, смутился, убрал руку с талии спутницы, подошел, поздоровался, нервно представил:
- Знакомьтесь, это Софа! Она едет с нами в дом отдыха на выходные.
- Можно тебя на минутку? – Я потянула Андрея за рукав, и тот послушно отошел за мной к окну. – Чего-то я не понимаю, с какой стати она едет с нами – она не из нашей компании, никто ее не приглашал?
- Я пригласил! – С вызовом произнес Андрей.
- С чего бы?
- А с того, что мы - друзья!
- Как мило! Много надружили?
- А в чем проблема? – В его словах уже звучало раздражение. -  Ты меня собралась контролировать? Так вот, запомни: я сам решаю, с кем общаться!
- Я тоже! – Выпалила я и отошла на шаг.
- Ты что, считаешь меня своей собственностью?
- До этого момента считала тебя человеком.
- И кто же я, по-твоему?
- Кобель! – Рявкнула я. – В следующий раз, когда будешь горланить в душе, засунь микрофон себе в задницу!
- Истеричка! – Крикнул Андрей.
Я набрала побольше воздуха, открыла рот, но тут же осеклась: что-то внутри у меня екнуло и надломилось, и с этой новой перевернутой позиции вдруг стало очевидно, что говорить не хочется… и не о чем… и не с кем….
- Наступит время, и ты позовешь, – произнесла я с болью в голосе, но тихо, будто берегла остатки сил, – и никто не откликнется! Удачи тебе и успехов!
- В чем? – Ошеломленно произнес Андрей.
- В дружбе твоей пионерской!

ПИСЬМО № 2
Прости за долгое молчание: работа, работа и еще раз работа! Два дня крутилась белкой в колесе, и было не до писем. Интересно устроен человек: приспосабливается к любым условиям, начинает любить то, чем занимается по принуждению, во всем находит позитив, но стоит начать себя жалеть, и рушится карточный домик, и вот уже работа в тягость, и жизнь сера и депрессивна, и не такое уж оно безоблачное, ваше небо! 
На чем же я остановилась? А, впрочем, не все ли равно, главное - что было дальше….

 (LAST CHRISTMAS I Gave You My Heart)
Метель завелась еще ночью, и я уже поверила, что в этом году новогодняя сказка придет в классическом киношном варианте, но к полудню началась оттепель, и белый плед, накрывший парки и аллеи, превратился в привычную серую лужу.
- Температуру померила? – Мама поставила на тумбочку поднос. – Мед в молоке не топи – потеряет целебные свойства. Набирай в ложку и запивай!
- Помню, – повторила я тоном прилежной ученицы, – температура разрушает мед!
- Пей аккуратно, не спеши! Не хлюпай! Посторонние звуки во время еды не допустимы! И выпрями, наконец, спину!
- Мама, дай поболеть!
Даже в самые лучшие дни от маминых нравоучений сводило скулы, а этикет во время ОРЗ граничил с абсурдом. И все же я подобралась, вытянула шею и шепотом отхлебнула из чашки. В дверь позвонили.
- Ты кого-нибудь ждешь? – Поинтересовалась мама.
- Нет, никого.
- Может, дядя Армен?
Мама поспешила в прихожую, а я отставила чашку, с облегчением откинулась на подушку. «Дядя Армен – это весело! Сейчас начнет шутить, дарить подарки, рассказывать, что лучшее средство от простуды – это армянский коньяк, а молоко – это опиум для младенцев».
- С наступающим! – Послышалось из прихожей, и дом наполнился возней, стуком обуви, шуршанием одежды и подарочных пакетов, приглушенным шепотом и смехом.
Минуту спустя веселая команда из пятнадцати человек, дыша морозом, апельсинами и хвоей,  завалилась в комнату:
- Эммка, вставай, лентяйка! Хватит валяться! Давай, принимай гостей! К тебе весь курс ломился, но прорвались только избранные!
- Никакого спиртного! Никаких сигарет! И поспокойнее, поспокойнее! Не на стадионе! – Голос мамы подействовал безотказно, и вся компания немедленно расселась по местам.
- Моя мама! - С досадой подумала я. - Везде установит порядок.
- Слушай, Эммка! – Заговорщицки  начала Наира. – К тебе тут еще пара-тройка ребят подгребет. Ты уж маму как-нибудь подготовь. Мы предупреждали, что у тебя родители строгие, но кого это сейчас колышет!
- Ой, ребята, даже не знаю. У меня ОРЗ, а вдруг я вас всех заражу! Как будете петь с фарингитом?
- Не заморачивайся, Эммка! 
- Простерилизуемся!
- Промоемся!
- Прорвемся!
В этот момент распахнулась дверь, и в комнату въехал столик на колесах. Да, это было памятное зрелище! Все общество притихло от восторга, был слышен только скрип колесиков и легкое позвякивание тарелок. Фуршет остановился в центре комнаты, и от гастрономических  ароматов у бедных студентов свело животы!
- Тетя Лиля – вы фея!
- Волшебница!
- Царица!
- Да, я волшебница-фея-царица и Цербер в едином лице! Ни грамма в моем доме!   
- Моя мама! - С гордостью подумала я и осветилась изнутри.
Кто-то включил магнитофон, Наира погасила свет, и мир погрузился в новогодний полумрак с лирическим мерцанием гирлянд. “Moon River” запел далекий западный акцент, и каждый ощутил себя участником волшебных призрачных событий.
Никто не слышал, как снова зазвонила дверь, как мама пустила в дом запоздавших гостей. Словно охапка снега в жаркий день Андрей приземлился на диван и протянул мне плюшевого мишку.
 - Я так тебя люблю! – Только и выдохнула я и крепко обняла его за шею.
   От поцелуя закружилась голова, стало трудно дышать, и сквозь шум в ушах до меня донеслось:
- У вас тут сколько комнат? Давай уединимся?
И тут мне стало действительно тошно: то ли от слов, то ли от перегара, которым несло от Андрея, то ли от своей беспросветной наивности….
- Давай, уединяйся побыстрее, пока я родителей не позвала!
 - Как пожелаешь, дорогая! – Рассмеялся Андрей. – Скажи прямо: не вышел рылом! Куда мне до вас, благородных! Пора возвращаться на галеры!
- У тебя все в порядке? – Раздался над ухом чей-то голос.
Какой знакомый серый взгляд! Откуда я его знаю? Что-то из прошлого…. Карина…. Проводы…. Артур!
- Да, все в порядке, он уже уходит!
- Какая быстрая замена! – Андрей все больше распалялся, наш диалог уходил за  приватную грань, привлекая общее внимание. – Дай выйти за порог! Нельзя же вешаться на всех подряд!
В глазах защипало, стало ясно: еще секунда, и я расплачусь при всех, вот только делать этого никак нельзя: нельзя унижаться, давать слабину, нужно держаться, стоять до последнего.
И тут в голове прозвучал голос мамы: «Держать лицо! Спина прямая! Ты – дочь Арсена Аматуни, так что умей себя подать!»
Я встала с места, посмотрела на Андрея сверху вниз, произнесла с улыбкой людоеда:
-  Вас проводить?
- Не нужно! – Опешил Андрей. – Я знаю, где выход.
Как-то суетливо, немного смущенно он нашарил рукой свою куртку, поднялся с дивана, шепнул короткое «Прости!» и вышел из комнаты.
Когда за Андреем захлопнулась дверь, я опустилась на диван - сил не осталось даже плакать.
Артур плеснул какой-то жидкости, протянул мне бокал:
- На, выпей, полегчает!
Я послушно взяла бокал, стекло издало щемящий звук и рассыпалось в мелкое крошево. По руке заструились две красные змейки.
- Вот, блин! – Заволновался Артур. – Сейчас салфетку приложим! За бокал не влетит?
- Бокала больше нет. – Проговорила я механическим голосом. – И Его больше нет! Такая вот история! И все, что было между нами, теперь тоже история…  история средних веков.

ПИСЬМО № 3
Мы стали встречаться, сначала по выходным ненадолго, чтобы сказать друг другу вежливое «Привет» и молча дойти до подъезда, но постепенно - незаметно у нас появились общие темы для разговоров. Артур не верил в музыку, он не любил ни прозу, ни стихи; картины, выставки, театр – все оставляло его равнодушным. Его друзья были необразованны, грубы и вульгарны, они общались на чужом и чудном для меня языке, а их мир напоминал сценки из дешевых молодежных сериалов. Что же удерживало меня рядом с этим странным человеком? Его уверенность в себе, а главное, моя готовность верить в чудо. Шаг за шагом я раскрасила Артура в яркие цвета: сама придумала палитру, фон, сама изобрела и краски, и тона, и оживила ими наш совместный мир. В один прекрасный день Артур предстал вполне цветным одушевленным объектом, который следовало приподнять, отмыть от шелухи понтов, добавить несколько мазков и окропить святым наивным чувством.
- Выходи за меня! – Предложил новоиспеченный принц.
- Меня за тебя не отдадут. –  Ответила я спокойным тоном.
- Не отдадут, украду! Увезу тебя в горы. Потеряешь девственность, и никому уже не будешь нужна. Никто на тебе не женится, и у твоей родни не останется выбора.
- У принца, похоже, проблемы с моралью. - Подумала я. – Ну, ничего, над этим можно поработать…. А вот лягушачью шкурку придется спалить!
И еще одна мысль не давала покоя, накатывала горечью сомнений:
«Андрюшка, ну почему ты не стал за меня бороться? Почему не убедил, не обманул, не увез, в конце концов? Зачем повел себя так грубо, так жестоко? А, может, и не любил ты меня вовсе? А может, я одна из многих? Твой очередной трофей? А вот и не трофей! Не стала я трофеем! Ты отказался от меня…. Так просто, взял и отказался. Как хочется к тебе прижаться хоть на миг, почувствовать твое тепло, услышать дыхание, стук сердца и такой знакомый страстный шепот: Скерцоза! Скерцоза миа!».

ПИСЬМО № 4
 АРИЯ  КОРОЛЯ  АРТУРА
 
Экзамен подходил к концу, и «Вечный свет» уже струился под сводами зала. Хор, словно глина под рукой Челлини, являя формы бытия, перетекал в последние аккорды. Финальный взмах руки совпал с очередной серьезной схваткой, и я едва удержалась на ногах.
- Браво!
Раздалось с разных концов зала, маэстро подскочил ко мне, взял мою руку и победоносно вскинул вверх:
     - Одно из лучших исполнений Реквиема! Смотрите! Эмма Аматуни  - мой любимый дирижер и гордость факультета! Поздравляю!
Я растерянно обвела глазами зал: от накатившей боли все лица расплылись в бурлящую пеструю массу, и эта масса колыхалась и давила на живот своей неподъемной тяжестью.
- Сейчас, детка, потерпи! – Шептал меж тем маэстро. – Еще один поклон, и я тебя выведу со сцены.
Сил кланяться уже не оставалось, и я прижала свободную руку к самому сердцу, прикрыла глаза, прошептала слабое «Мерси!».
- О, Господи! – Рассмеялся маэстро. – Ну, почему же по-французски? Эмма, дитя, почему по-французски?
Но я уже не слышала вопроса, я смотрела в первый ряд и видела только Андрея. Казалось, зацепившись за его лицо, я удерживаю себя в сознании, и мир вокруг существует, пока мы видим друг друга, переведи я взгляд и все мгновенно кончится, вселенная рассыплется, исчезнет, а вместе с ней и этот зал, восторженные крики и аплодисменты.
Даже боль отступила на мгновение, уступив свое место пронзительной и яркой вспышке.
И словно глоток предрассветной прохлады по венам потекла любовь.
- Андрей! – Прошептала я пересохшими губами. – Моего сына зовут Андрей!

*************************************

Но родилась девочка, совсем крохотная, недоношенная. Удивленными влажными глазками она посмотрела на мир, будто спросила «Почему так рано?», потом всхлипнула разок другой, да и заснула.
- Моя внучка! – Гордо произнес дед. -  Красавица! – Он наклонился надо мной, поцеловал в лоб. – Ты у нас молодец! Такую дочку родила! Только не бросай учебу! Мы с мамой все заботы возьмем на себя и обеспечим вас материально.
- Артур не будет возражать. –  Я улыбнулась отцу, сжала его прохладную ладонь.
- Еще бы он возражал! – Нахмурился отец. – Сам учиться не желает, пусть хоть тебе не мешает. А будет портить вам жизнь, ты только скажи!
- Ой, папа, не надо! Мы сами во всем разберемся!
- Вы уже разобрались! Ваша безответственность не имеет границ! Но печальнее всего, что твой муж не желает получать образование! Я сделал все, чтобы устроить его в институт: договорился с завкафедрой, с приемной комиссией, а он не соизволил даже прийти на экзамен! Чем он собирается заниматься? Как будет обеспечивать семью? Тебе двадцать лет, а ты уже с ребенком! Не знаю, дочка, что ты будешь делать, но боюсь, он вас потопит!
- Все обойдется, папа, не шуми! – Устало улыбнулась я. – Вы только внучку поддержите, пока я учусь, а дальше, я уж как-нибудь сама.
- В том-то и дело, что как-нибудь. – Горько усмехнулся отец. – А вы, мои девочки, достойны самого лучшего! Неужели ты думаешь, я вас оставлю?
- Спасибо, папа! – Я крепко обняла отца и в этот момент поняла, насколько же мне не хватало мужского плеча.

ПИСЬМО № 5
Ты уж прости, что пишу урывками – как накатит, так и сажусь за письмо, а накатывает чаще всего под вечер, когда за окнами  темно, и вьюги стон тревожит душу. Так хочется выйти под снег, поймать самую красивую снежинку, подуть на нее, чтобы летела к тебе через века и пространства и приземлилась на ладошку, и тихо там растаяла.
Итак, слушай дальше….

Перед самым отъездом в Москву я заскочила в деканат, чтобы забрать диплом, расцеловать Маэстро, попрощаться с преподавателями, последний раз вдохнуть воздух аудиторий, почувствовать себя студенткой, беззаботной, свободной и юной, окунуться в мир, где музыка, творчество и вдохновение вершили тему дня, а на мордашках абитуриентов читалась искренняя вера в чудо и святая безответственность перед прекрасным и таинственным грядущим.
Андрей, казалось, появился ниоткуда, он словно выпорхнул из прошлого, из забытого детского сна и тут же заполнил собой всю меня без остатка.
- Я слышал, ты уезжаешь?
 - Нужно выживать. Здесь все рушится и никаких перспектив….
- Эммка, брось! С твоим талантом ты нужна везде! Хотя, о чем я говорю, именно с твоим талантом и нужно бежать в Москву! Тебе здесь будет тесно!
- Каждый создает историю, как может.
Я смотрела на Андрея и ничего не понимала: зачем я с ним говорю, почему и куда уезжаю, что буду делать в далекой Москве, а главное, как буду жить без Него?
- Я слышала, что ты женился? Кто она? Из наших, из консерваторских?
- Поет в национальном хоре.
-  Это хорошо. Дети есть?
- Сын. Недавно родился. Слушай, Эмма….
- Я искренне рада за вас. Поздравляю!
- Эмма, послушай!
- Мне нужно бежать.
- Я хочу, чтобы ты знала, почему я повел себя как идиот. Мне важно, чтобы ты узнала!
- Пожалуйста, не говори ничего! – Мой голос предательски дрогнул. – Меня вполне устраивает собственная версия. Не надо, Андрей! – Я отступила на шаг, предупреждая все его попытки приблизиться, обнять.  – Поверь мне, все пройдет, и я пройду. – Чуть слышно закончила я.
Андрей схватил меня за плечи:
- Не верю! Не хочу! Не отпущу! Эммка, давай сбежим? Вдвоем, куда глаза глядят? Просто оставим все, оставим в прошлом, перечеркнем его и будем счастливы назло всем!
- Просто оставим все как есть. – Как эхо повторила я. Горло сдавило, стало нечем дышать. – Пока, Андрей, может, увидимся….
Дверь закрывалась за спиной, когда до меня долетели слова:
- Сколько раз я пытался пропеть твое имя, но на него никто не отозвался! Прощай, Скерцоза миа!
- Все, больше не могу! – Прошелестела я губами, прижала дрожащие руки к вискам. Меня душили слезы, сердце ныло, а душу рвали демоны сомнений. Еще секунда, и я вернусь, прижмусь к тому, кого страстно желаю, и брошу все, и обо всем забуду. 
Руки Андрея сгребли меня в охапку, притянули, прижали к себе. Я и не думала сопротивляться, я просто подняла лицо и замерла, едва дыша от счастья.
И пусть мы больше никогда не встретимся, пусть он принадлежит другой и пусть Вселенная перевернется! Сейчас он мой и только мой! Гори оно все синим пламенем!

ПИСЬМО № 6

Москва, душа моя, ты – реактивный лайнер! За тобой не поспеть - ты мчишься, сломя голову, то в бездну, то в зенит. Жизнь с тобой полна тревог, трагедий и восторгов. Только присяду отдохнуть, а ты уже летишь на всех парах навстречу новому дню, и нет тебе дела до моей многолетней усталости. Я знаю, ты – заботливый и верный друг, твоим бульварам можно выплакаться, твоим аллеям можно поведать свою непростую историю. Ты выслушаешь, посочувствуешь, поймешь…. Но как легко ты просыпаешься  на утро, забыв вчерашний разговор! Как энергично, беззаботно ты устремляешься к рассвету! Завидую тебе, Москва: едва сомкнув глаза, ты просыпаешься, полная сил, будто и не было вчерашней суматохи: заторов, истерик, дорожных разборок, веселых свадеб, грабежей, убийств, обманов, закулисных войн, лукавых действий и речей в старинных каменных чертогах! Не убегай, прошу, Москва, дай отдышаться, осмотреться, дай мне поспеть за тобой и не рухнуть! Не отнимай свою руку, Москва!

Да, я успевала все: с утра - работа в частной школе, после обеда   частные уроки, по выходным  репетиторство, студии, детские клубы. Закон Москвы: чем выше плата за жилье, тем  меньше праздников и выходных. Взлетели цены? – Вот вам новый мюзикл! Нужна одежда для ребенка? – Вот, получите праздничный концерт! У мужа нелады с ГАИ? – Пожалуйста, гастроли в США! Кому талантливая постановка? Кому кусочек сердца и души? Налетай, не стесняйся! Плати, не скупись! Великий рынок под названием Москва предоставит любые услуги, найдет покупателя и продавца. Здесь торгуется все: суррогатные дети, старики за жилье, молодые красивые вдовы, сердце, почки, талант, молодежь на распутство и прекрасное чувство за горстку монет….
Анна позвонила ближе к ночи:
- Рита спит?
- Да, только уложила. В детском саду ветрянка, так что сидит с Артуром дома, режим не соблюдает. Ест плохо, спать пинками не загонишь.
- Артур так на работу и не устроился?
Я горько усмехнулась:
- Ты что! Он предложения ниже премьера не рассматривает!
- Так и содержишь его?
- Знаешь, Ануш, мне работа не в тягость.
- Да не о тебе сейчас речь!
Я сделала вид, что не расслышала последних слов:
- Работаю в престижной школе, меня там ценят, дети любят, учителя уважают, а главное, у меня все получается, слышишь, Ануш, все получается! И английский пригодился – ставлю мюзиклы в оригинале, и гастроли за границу, и деньги неплохие….
- Стоп, стоп, стоп! – Решительно вклинилась Анна. – Все это замечательно, только Артур твой не работает, таскается по кабакам и пропивает ваши деньги с такими же безработными дружками. Ты хоть знаешь, что он к вам на квартиру девок водит?
- Да знаю я…. С первого дня….
- И терпишь?
- Я не терплю, мне просто некогда.
- Зато у мужа твоего времени, хоть отбавляй! Сидит с такими же альфонсами, пьет водку и обсуждает тяготы жизни на чужбине, да идиоток - жен, которые содержат семьи, и которых можно дубасить по вечерам, чтобы не забывали свое место!
 - Это моя семья, мой муж, отец моего ребенка, и я не собираюсь его обсуждать.
- Да я не лезу к тебе в душу! Просто обидно за тебя: он хвастался на днях, что бил тебя до крови изо рта, что меняет любовниц, а ты не ревнуешь, сцен не закатываешь.
- Сама-то как думаешь? Конечно, ревную и плачу по ночам, и думаю, где он и с кем. Только у меня давно отбили охоту к истерикам и ревности. Так что для всех у меня все прекрасно: чудесный добрый муж, семья, любовь и шоколад!
- Ты его хоть любишь?
- Не знаю, не задумывалась, некогда.
- А он тебя?
- Чем выше я поднимаюсь, тем больше в нем злости. Порой мне кажется, что он меня ненавидит.   
- Родители в курсе?
- В курсе чего?
- Что у него бывает белая горячка?
- Он – сирота, а я своих родителей жалею! Для них у нас прекрасная семья, достойный муж….
- Который грохнет тебя во время очередного приступа! Эмма, очнись!
Я всхлипнула:
- Отстань!  Сор из избы я выносить не дам! И мужа обсуждать не буду!
- Ты знаешь, - ошеломленно произнесла Анна, - мне казалось, мужчины мечтают о такой жизни: красивая жена, полная свобода, ни родителей тебе, ни забот, ни тревог…. Слушай, бросай его, пока не поздно – никто тебя не осудит, все знают, что у вас там происходит!
- Не могу. Я жду ребенка.
- Будешь рожать???
- Обязательно буду!
- Зачем тебе второй?
- Как зачем? Это же Андрюша!
- Не поняла!
- Андрюша – это сын!

ПИСЬМО № 7
Я так люблю апрель: ходишь по саду и смотришь: кто выпустил перья, листья, побеги, кого в этом году ждать вовремя, а кто будет пробиваться сквозь обмороженные стебли. Так интересно пробуждается жизнь, такими маленькими капельками бытия в расхлябанной картине межсезонья.

Сын! Счастье! Солнце! Спасибо! Судьба! – вот сколько слов на букву С!
Все эти слова, все эти чувства наполнили меня, осветили мою жизнь, превратили в чудесный суматошный праздник.
Все неприятности и беды отступили, остались только радостные хлопоты, восторг и бесконечная любовь. Все то, что в юности воспринималось как тяжелый труд, обязанность, необходимость, долг - все, что мешало спать, выматывало по ночам, лишало повседневных радостей, приятельских веселых посиделок, вырывало из бурного жизненного потока -  все это в одночасье сделалось желанным. Обязанности превратились в удовольствие, бессонные ночи – в общение с сыном, в тягучие восточные напевы и тихий нежный блюз. Кормление, прогулки, купание, игры - каждый глоток совместной жизни казался дыханьем рая, дарованным свыше неизвестно за что.
Родители спасали быт, латая прорехи в семейном бюджете, и мне оставалось лишь молиться, чтобы здоровья и терпения у этих святых бескорыстных людей хватило подольше, хотя бы до конца декретного отпуска.

*****************************
На первый день рождения Андрюшки набился целый дом гостей: знакомые, друзья, подружки, мужья подружек и жены друзей.
Хотелось сделать этот день особенным, не похожим ни на один другой, и я вдруг вспомнила мамин фуршет. В ход пошли запасы продуктов, старинные семейные рецепты и заветный конверт, отложенный на черный день.
- Эммка, ты просто кудесница! – Пробасил Сурен, уписывая ламанджо. – Хочешь, возьму тебя в свой ресторан?
- Спасибо, Сурик, я все больше по вокалу!
- Так я тебя и петь возьму! С утра на кухне, вечером на эстраде: не женщина, а сказка!
- А с Андрюшкой сам сидеть будешь? – Усмехнулась я.
- Да, кстати, чего это вы ребенку русское имя выдумали? Стесняетесь своих корней?
- Не говори глупостей! Своими корнями я горжусь, а имя выбрала местное, потому что родился в Москве и жить ему среди русских.
- Да ты не кипятись! Я просто так спросил….
- Это она в честь своего урода - музыканта назвала! – Активизировался вдруг Артур.
- Прекрати! – Зашипела на него Ануш. – Зачем портишь праздник себе и ребенку?
Артур налил коньяка в бокал:
- А я бы дал ему правильное имя: Акоп, Грач, Сасун… столько красивых имен!
- Вот сам родишь и назовешь! – Откликнулась я невесело.
- Поговори мне еще! – Угрожающе начал Артур….
Сурен похлопал его по плечу:
- Не возражаешь, если я украду твою жену на пару минут? Есть важный разговор.
- Да забирай! – Развязно крикнул Артур и демонстративно отвернулся.
- Послушай, Эмма, - начал Сурен, едва мы вышли на балкон, - тут такое дело: хочу познакомить тебя со своей сестрой. Они с подружкой такие дела проворачивают! С администрацией на короткой ноге. Подружка работает в аппарате, имеет выходы на самый верх.
- Смеешься, Сурик, зачем мне все это? Мюзиклы в мэрии ставить?
- Ты собираешься мужу кафе открывать? Или тебя устраивает, что он сидит на шее и ни хрена не делает?
- Ну, так бы и сказал!
- А ты поменьше тупи! Твои связи нам тоже пригодятся. Так что завтра в семь в Касбаре! И не опаздывать! – Сурен шутливо погрозил мне пальцем. – Ну, где там твоя знаменитая кята?


ПИСЬМО № 8

Однажды я прочла, что Музыка — это следы, по которым можно вернуться в разное время жизни. Так вот, моя жизнь состоит из аккордов.  Удар по клавишам – я родилась! Аккорд – консерватория, аккорд - любовь. Аккорд-аккорд-аккорд – замужество – ребенок и Москва. Далее следует пара невнятных аккордов, навсегда изменивших мелодию жизни.

 Парковка была забита до отказа, но мне удалось пристроиться в тени серебристой Х5. До встречи с девочками-чиновницами оставалось более получаса, я достала косметичку, открыла зеркальце и ткнула пальцем в первую попавшуюся кнопку на панели. Из приемника донеслось:
 Moon river, wider than a mile
I'm crossing you in style some day
Oh, dream maker, you heart breaker
Wherever you're goin', I'm goin' your way.
- Что за черт! - Фыркнула я и рывком убрала звук. - Ненавижу эту песню! 
На душе сделалось тревожно, руки затряслись, а сердце как-то странно екнуло, заныло. Из сумеречных закоулков вылез скользкий липкий страх, поднялся по спине, обвился вокруг шеи и  замер в  самом горле сухим болезненным комком.
Зазвонил телефон, влажными пальцами я откинула крышку, нажала на кнопку.
Бодрый голос сестры донесся как будто из другого мира:
- Эммка, привет! Как жизнь? Как ангелочки?
- Привет, Ануш! Дети в порядке! Так рада тебя слышать!
- Бери детей и приезжай ко мне: я тут нажарила твоей любимой картошки и напекла пирожков!
- Обязательно приеду, только сначала встречусь кое с кем….
- Чего-то голос невеселый! Может, ну ее, эту встречу!
- Нет, Ануш, не могу. Тут деловые переговоры, а я как раз квартиру подыскала. Надоело по съемным углам отираться, хочу, чтобы дети росли по-людски, в своем доме.
Я вынула из бардачка салфетку, промокнула влажный лоб:
- Влезу в долги, зато будет жилье, и не придется платить чужому дяде.
- Конечно, надо брать свое! - Поддержала меня Анна, и я сразу почувствовала прилив сил. – Мы тоже ищем жилье в новостройке, уже накопили на первый взнос!
- Я тоже подыскала в новостройке.
Ком в горле растаял, сердце забилось ровнее, спокойней; дрожь в руках постепенно ушла. «Все я делаю правильно!  Все покупают жилье, все крутятся, как могут! Это Москва – здесь нужно выживать! А как тут выживешь без связей?».
И уже совершенно ровным голосом продолжила:
- Классно, Ануш! Давай купим квартиры в одном районе? Будем соседями….
- Как и мечтали в детстве….
- Вот только в детстве я не мечтала о муже-алкаше, который ни черта не делает, гуляет, пьет и распускает руки! Ой, Бусинка, мне нужно бежать! Еще увидимся!
- Целую! Не унывай! Все образуется!
- Конечно!
Я повернула ключ, и в машине сразу повисла тишина. Захотелось опять завести движок и рвануть со стоянки, куда глаза глядят, но я решительно открыла дверь и шагнула в апрельские сумерки. Несколько шагов, и я у заветных дверей! Теперь немножко смелости, чуть-чуть везенья, и можно познакомиться с ее Величеством Удачей или хотя бы ухватить за хвост….
- Добрый вечер! Я – Эмма. – Представилась я двум красивым ухоженным дамам.
- Привет! Я – Марина!
- А я – Татьяна!
- Очень рада знакомству! Сурик много рассказывал про вас.
-  И нам все уши прожужжал! – Рассмеялась Марина и указала на свободное место. - Ну, что ж, перейдем к делу? Как я поняла, вам нужно летнее кафе в хорошем бойком месте?
- Да. - Робко улыбнулась я.
Напор этой томной блондинки слегка ошарашил, а скорость, с которой она перешла в наступление, лишала воли и парализовала мозг.   
- Оформление обойдется в пятнашку. Аренда шесть месяцев, место – под солнцем!
- Это где? – Я оторопело моргала глазами.
- Измайловский парк! – Провозгласила Марина, и в этот миг колесо фортуны у меня в голове остановилось на секторе БИНГО! Зал взорвался овацией, со всех сторон полетели цветы, оркестр грянул туш, и стайка белоснежных голубей пронеслась по лазурному небу в сторону Измайловского парка. – Весь пакет документов я подготовлю за пару недель. Стопроцентная предоплата, естественно, наличными!
- Да, конечно, я все поняла! – Из последних сил я гналась за составом по имени Марина, преодолевая всевозможные барьеры. – Деньги вперед. Пятнадцать тысяч баксов. Аренда на полгода. - Тоном прилежной ученицы повторяла я, беря очередное препятствие. - Пакет документов через пару недель.
- Знакомьтесь, мой муж Леонид!
Из полумрака выплыл высокий худой джентльмен в костюме маренго из дома Бриони.   
- Для вас просто Лео! – Отрекомендовался джентльмен, грациозно склонился над моей рукой, и всю меня обдало ароматом Versace Pour Homm. – Впервые встречаю восточную красавицу с классическим московским диалектом!
«А я вас, голубки, встречаю каждый день!» - Подумала я, а вслух произнесла коммерческое: «Рада встрече!».
- Ну, что ж, к столу! – Скомандовала Марина. – Давайте выпьем за знакомство! За добрых и верных друзей!

Уже в машине я шумно выдохнула, тряхнула головой, изгоняя дурман благовоний, кальяна, духов и замаячившей на горизонте Dolce Vita под невесомым флером криминала:
- Ах, к черту все! Теперь я в шоколаде! – Я повернула ключ, нажала на педаль и беззаботно выкатила с парковки.

ПИСЬМО № 9
ВОЛКИ
Вы - волки!
Вы чуете добычу на расстоянии нескольких верст! От вас не уйти, потому что  вы слышите все, не сбежать, потому что срываетесь с места и мчитесь в погоню со скоростью ветра.
Ваша выносливость не имеет границ: вы совершаете бросок сквозь ночь на сотню километров. Вам трудно противостоять: ваш интеллект сродни людскому – вы с легкостью обходите капкан, вы исчезаете и появляетесь как призрак, на задние поднявшись лапы, вы обнимаете стволы деревьев, чтобы охотник с вертолета не разглядел вас в чаще леса.
Охота для вас – это жертвенный танец, священнодействие, гармония, порыв и ритуал, просчитанный на зависть полководцам.  Двуногим не дано понять ни вашей верности, ни постоянства. А если нужно прокормиться, убить, спасти семью и дом от чужаков, вся стая ощетинится в оскале и защитит детенышей и матерей.
И будет жить ваш древний род!   
Вы - волки!

     С шакалами гораздо проще. Они живут, они охотятся, плодятся и совершают вероломные набеги на птицу и домашний скот. Шакал хитер и не брезглив, он может закусить и падалью, потом повыть на полную луну и затрусить к себе в нору. Шакалы не стремятся в стаи: союзы среди них стихийны и недолги, здесь каждый за себя, с одной простой задачей: набить себе брюхо и накормить щенков. Шакал не будет рисковать и тратить силы на защиту самок. Он охраняет только Зону, внутри которой и царят те самые «волчьи» законы: «Каждый сам за себя! Выбирайся, как хочешь!» - законы шакалов, шакальи законы, далекие от истины Волков.
 Но мир велик: в нем уживаются и волки, и шакалы….

                Прости за этот спонтанный экскурс, иногда накрывает, подкатывает к самому горлу, сжимает плотным каменным кольцом, но вместо крика, вместо сипа или стона изливаются строки, будто из-под нарыва. Так и сегодня: села за стол, достала ручку и бумагу, вдохнула поглубже…  и унеслась куда-то в морозную синь, туда,  где тайга, где метели и сосны, где небо, опрокинутое сотнями светил и вой волков, и ледяная бесконечность…. 

- Эмма, чего ты молчишь?
- Я не молчу, я реву.
- Твою мать! Это когда-нибудь кончится?
- Уже кончилось, Аннушка, извини, не сдержалась.
Я вытерла глаза рукавом от пижамы, поискала салфетку, ничего не нашла, сорвала с крючка кухонное полотенце и уткнулась в него, сотрясаясь всем телом.
- Так, все понятно: у нас опять бои без правил! Сейчас приеду! Не реви! – Рявкнула Анна и бросила трубку.
Уже через час мы сидели, обнявшись, на кухне и громко рыдали на два голоса. Получалось не очень, потому что тональности не совпадали, да и запах горелого кофе мешал сосредоточиться.
- Слушай, Эммка, а ты ему изменяешь?
- Нет, а зачем?
- Как зачем? Зачем вообще мужчина в койке? Чтобы храпеть?
И обе рассмеялись.
- Ты не поверишь: даже в мыслях не изменяю!
- Вот дура! – Тут Анна поднялась с дивана, заходила по кухне. – Он же не спит с тобой годами! Все время пьяный или таскается черт знает где! Ты – девка молодая, из тебя энергия прет, как из турбины. Кто-то должен ее восполнять! Оптимизм – это штука не вечная, это тебе не запасы нефти!
- Ты знаешь, Ануш, к вечеру так устаю… работа, дети, магазины, эта вечная стройка…. Короче, не до секса!
- Да, трахает тебя твоя работа!
- Вот-вот! И так до самого оргазма! – Хмыкнула я. – Какой там мужик, когда вокруг такие деньги! А еще дом нужно достраивать, и детям образование дать, так что секс у меня с этим миром без перерыва на обед.
- Все юморишь!
- Только юмор и спасает рядом с любящим мужем.
Я включила кофемолку и несколько секунд мы молча смотрели в окно на стаи перелетных птиц.
 - Даже не знаю, что тебе сказать, - Прервала молчание Анна. – Твой драгоценный муж гуляет как кобель, тратит твои деньги на любовниц, покупает им бриллианты и дорогие телефоны, возит их к своей бесстыжей родне, которую ты, кстати, кормишь!
- Да знаю я! – Прервала я сестру.
- Все знают, что ты знаешь! – Анна распалялась все больше, и от этого ее голос становился все выше. – Ты думаешь, тебя за это уважают? Ты думаешь, тебя жалеет кто-нибудь?  - Тут Анна сорвалась на крик. -  Проснись! Сними розовые очки! Всем пофиг, а многие просто злорадствуют! Кем ты себя окружила? Кто твои нынешние друзья? Вернись на землю!
- Мамусь! А ты претворись, что у тебя нет денег, и посмотри, кто с тобой останется. - В дверях стояла Рита с портфелем в руках и хитро улыбалась. – Сразу станет понятно!
Сестра оглянулась, увидела Риту, осеклась, но тут же рассмеялась в голос, подскочила к племяннице, прижала к себе, поцеловала в лоб:
- Умный ребенок, не то, что мамашка!
- Ой, девки, какие же вы язвы! – Я снова улыбалась: при виде дорогих и любимых людей, обиды испарялись, гармония возвращалась в сердце.  - В людях нужно видеть только хорошее, тогда плохое исчезнет само!
Я открыла духовку, достала горшочки, и кухня наполнилась забытым ароматом детства.
- Бозбаш! – Хором закричали девчонки.
-  Только для хороших девочек! – Объявила я счастливо и беззаботно.
- Ага, - хмыкнула Анна, подвигая лаваш, - а вечером придет хороший мальчик, напьется, нажрется и начнет бить горшки….
Я сделала вид, что не расслышала последних слов:
- Тебе налить?
- Не надо, я за рулем. Ты мне вот что скажи, кто тебе в таком месте оформил кафе?
Такой внезапный разворот был очень кстати, все лучше, чем Артур с его алкоголизмом и развратом, и я с готовностью защебетала:
-  Одна знакомая – классная тетка!  Она оформит все, что захочешь: магазин, ресторан, кафе, торговый центр, супермаркет, мойку, офис – любое помещение в аренду с последующим правом выкупа!  Департамент имущества, твою мать!
Помолчав с минуту и сложив что-то у себя в голове, Анна неожиданно подобралась, прищурилась и решительно произнесла:
- А ты знаешь, я расскажу всем нашим про твой бизнес, думаю, многие заинтересуются. Это ж какие возможности открываются! Желающих найдется много. Тебе доверяют, так что жди звонков! Деньги вперед, говоришь?
-  Да, всегда половину вперед.
- Под твою ответственность дадут.
- Конечно, я прогарантирую. Марина – человек порядочный, она мне с каждого клиента отстегивает процент. Еще ни разу не обманула! Ты знаешь, Ануш, я таких денег в руках не держала! После знакомства с ней на меня просто бриллиантовый дождь посыпался!
- А кафе приносит много?
- Куда там! Скоро закроют: Артур там всех бесплатно кормит, устраивает пьянки, оргии. В таком козырном месте не заработал ни копейки!
- Боже, Эммка, какая он никчемность! Гони ты его к черту! Только жить тебе мешает!
Я снова напряглась, приготовилась отбивать атаку, но Анна быстро вернулась к предмету разговора, похоже, он ее заинтересовал:
- А если мы сами приведем клиента, твоя Марина процент отстегнет?
- Даже не сомневайся!
- Вот это разговор! Завтра у нее будет полгорода! – и Анна сделала типичный жест, означавший «Решено!».  – Ты расскажи, как стройка? Как отделка?
- Нормально! Скоро переедем. Андрюшке пора в детский сад, а там, в поселке вся инфраструктура. Ты знаешь, Ануш, он такой сообразительный, умненький растет, его бы в хороший сад определить с английским, музыкой и рисованием! Если получится, найму ему няньку-носителя, а Ритке – репетитора. Мои дети должны иметь самое лучшее! В доме, представляешь, уже отделала детские: Андрюшке все в салатово-лазурных тонах и потолок натяжной с облаками, а Ритке персиковые стены и птички на потолке!  Если бы сумку с деньгами не выдернули, я бы уже и кухню закончила!
- Интересно, кто мог узнать, что мамаша, гуляющая с маленьким ребенком, держит в сумке пятнадцать тысяч баксов?  - Аннушка подалась вперед, уставилась на меня своими колдовскими глазами. – И где же в это время был Артур?
- Сидел в машине на парковке. Но, говорит, не слышал и не видел.
- Да, странная история, - протянула Ануш, и я непроизвольно дернула плечами, - очень все непонятно…. Ты, Эммка, гениальный музыкант и к бизнесу, похоже, у тебя талант, а вот в быту ты - идиотка!
- Художника обидит всякий! – Поучительно крякнула я и крепко обняла сестру.

ПИСЬМО № 10

Интересное чувство возникает всякий раз, когда ты открываешь кошелек, а там рядком лежат кредитки, одна красивее другой! Все, о чем ты когда-то мечтал, собирая по крохам, все заначки, идеи, что крутил в голове, отдавая последние деньги за детскую обувь - все в одночасье стало былью, досадным прошлым; поросло травой, как-то быстро затерлось и ушло в никуда. Стало казаться, что новая реальность существовала всегда, что так есть и так будет, и это единственный возможный кадр, на котором остановилась пленка жизни.
Дом и участок в элитном поселке, автомобиль из последнего каталога, отдых в самых престижных отелях, лучшее образование детям, которое можно позволить за деньги – моя жизнь превратилась в калейдоскоп с постоянно меняющейся мизансценой. Я посещала дома на Рублевке, имела дело с серьезными предпринимателями, водила знакомство с известными личностями. Весь этот антураж, с его блеском бриллиантов, струящимся мехом, напыщенным глянцем, ароматом Shalini и шуршанием денег стал  контрамаркой, бессрочной путевкой на тот круизный лайнер, что скользит по водам изобилья, бороздит фарватеры Фортуны.

Мне вспоминается очередной прием в Сафисе. Был чей-то звездный юбилей в  классическом помпезном варианте: гламур без меры и стыда, демонстрация последних каталогов, аукцион содержанок и скрытая реклама пластической хирургии. Анорексичные модельки вертели условно прикрытыми бедрами, плюгавые спонсоры состязались в толщине кошельков, длине модельих ног, высокомерии и чванстве. Аромат живых цветов мешался с запахами кухни, духов и сигар. Динамик надрывался и стонал, рождая новый хит. Восточные нотки мешались с попсой, щедро сдобренной мелизмами и модуляциями. Мелодию перекрывал чей-то развязный бас, вещавший о криминальных разборках в одном из спальных районов Москвы.
 Марина выскочила из дамской комнаты, схватила меня за руку, затрещала на ухо:
- Сейчас тебя представят одному человеку, ты уж постарайся произвести на него впечатление. Мужик серьезный, можно сказать, крестный отец.
- Марлон Брандо? – Хмыкнула я, поправляя топаз на довольно откровенном декольте.
- Шутки в сторону! Сосредоточься! – Уж кто-кто, а Марина умела добиваться своего: я перестала улыбаться, выпрямила спину. – Пойдем! Это большая честь!
- Для Марлона Брандо?
-  Замолчи! И не вздумай хохмить!
Меня подвели к дивану, который занимал импозантный мужчина в строгом черном костюме. Его осанка, поворот головы и прямой тяжелый взгляд отрезвили меня лучше всех Марининых напутствий. Такая мощь исходила от этого человека, такая уверенность, граничащая с угрозой, что я впервые растерялась, а растерявшись, снова стала прежней Эммой, смешливой, ветреной и чуточку нахальной.
Мужчина прищурился, лукаво улыбнулся:
- Наслышан!
- Любите мюзиклы? – Брякнула я и тут же получила от Марины подзатыльник.
- Ты, вижу, с юмором! Это хорошо! Нам такие нужны!
Брандо рукой указал на диван, и я послушно села рядом.
- С кем работаешь?
- Со всеми желающими, - ответила я.
- Это клиентура! Я спрашиваю, кто тебя оберегает?
Я пожала плечами, завертела головой в поисках Марины, но той уже и след простыл, поэтому выпалила первое, что пришло на ум:
- Директор.
- Не слышал о таком. Давно ты с ним?
- С Директором?
Брандо утвердительно кивнул и уставился на меня немигающим взглядом.
- Лет десять – одиннадцать….
- Серьезные отношения! Респект! А как насчет того, чтобы подружиться с нами?
- Сочту за честь! – Я снова улыбнулась и на этот раз позволила себе толику кокетства.
Брандо, похоже, был в хорошем настроении: похлопал меня по руке и хитро подмигнул.
- Мне про тебя рассказывали всякое. Я все делил на два, но вижу, ошибался. Я удивлен, а меня трудно удивить! Пожалуй, за такой, как ты, пойдут. Отходные пути продумала?
- Пути? – Я наморщила лоб.
Что за пути? Что там ему про меня наплели? Зачем он задает мне все эти вопросы? Зачем я нужна ему? Чего он хочет?
Что-то противное кольнуло в грудь, туда, где только что спокойно билось сердце, и на мгновение мир переклинило, как это бывало в советском кино, когда видеоряд обрывается, а на экране перфорация от пленки.
- Потом договорим! – сказал Брандо, заглядывая за мое плечо, - у меня еще одна важная встреча. Олег, проводи!
От стены отделился угрюмый тип, завис надо мной вопросительным знаком.
- Рад нашему знакомству! – пробасил Брандо. – Скоро увидимся!
- Взаимно! – Улыбнулась я. – Приходите ко мне на спектакль!
Угрюмый тип галантно взял меня под локоть:
- Не переигрывай! Опасно!
- О чем это вы?
- Говорю тебе, это смертельно опасно!
- Ладно – ладно, не буду!
Меньше всего хотелось объясняться: пугала фамильярность, этот странный непонятный разговор про отходные пути и опасность за каждым углом. Смешливость, жизнелюбие, святая вера в то, что люди состоят из музыки и света, что мир – большая дружная семья, готовая всегда прийти на помощь, так не вязались с происходящим.
Олег тем временем бурчал мне на ухо:
- Обидит кто или косо посмотрит, обращайся ко мне!
- Как в девяностые! – Не удержалась я.
- Куда уж нам! Из всех пятидесяти приглашенных авторитетов, с тобой тут никто не сравнится!
На всякий случай я заулыбалась, а в голове начался ураган: «Да за кого они меня тут принимают?»
- Захочешь ехать домой, отвезу! -  спокойно продолжал Олег.
- Очень любезно с вашей стороны!
- Как насчет добрых отношений?
- Конечно – конечно! – кивнула я, пытаясь привести в порядок мысли, а заодно взбодрить парализованный мозг. – Всегда рада новым друзьям!
Олег посмотрел на меня как-то странно:
- Ну, не скучай! Если что, я рядом!

- Как все прошло? – Марина заглядывала мне в лицо, как будто старалась там что-то прочесть.
- Нормальный мужик! Общительный, веселый!
- Ну, ты, блин даешь! Первый раз слышу, чтобы его веселым обозвали! – У Марины даже дернулось правое веко. – Ладно, сегодня еще одна встреча. Познакомлю тебя с одной теткой….
- Рина, может, хватит на сегодня встреч! – Взмолилась я. – Уже мозги кипят!
Лицо Марины приняло знакомое выражение, означавшее «Дебаты окончены!», и я обреченно вздохнула.
- Эта тетка будет покруче твоего Брандо, так что напряги свой закипевший мозг и слушай сюда: это правая рука и любовница самого….
Тут Марина наклонилась к моему уху и прошептала заветное слово, услышав которое, я выпрямилась, будто проглотил кол, и затравленно произнесла:
- Может, не надо?
- С ума сошла? Она сама меня просила! Таким не отказывают, тем более, что твое летнее кафе – это ее рук дело, как впрочем, и все остальное. Тут все идет через нее.
- Она работает с тобой? И ты все делаешь через нее? 
- Меня с ней Лео познакомил, они там такие дела замутили!
- Понятно! – Промямлила я, пытаясь сложить у себя в голове, какие дела могут быть у такой грандиозной фигуры и женоподобного томного Лео.
Долго ждать не пришлось, едва закончился Стинг со своей “My Funny Friend and Me”, к нам подлетел прекрасный Леонид:
- Нас ждут. – Промурлыкал он и устремился в дальний угол к алькову.
Мы с Мариной потянулись следом. Несколько томительных шагов через зал, и Лео приземлился за уютный столик, плывущий в сизом полумраке, наклонился к миниатюрной даме в черном, что-то шепнул ей на ушко.
- Здравствуй, деточка! – Долетел до меня хрипловатый контральто.
Я шагнула вперед, и меня обдало тончайшим ароматом.
- Марина столько о тебе рассказывала!
«Похоже, я тут настоящая звезда!» - пронеслось в голове. - «Все только обо мне и говорят».
- Давай знакомиться! Меня зовут Эля. – Брюнетка указала на диван, дождалась, пока я сяду, и продолжила с улыбкой. – Наслышана о твоих творческих успехах.
 Она затянулась сигаретой, прищурилась, выдохнула струйку дыма:
 -  Хочу привести к тебе дочку в театр. Сколько возьмешь?
- Для вас абсолютно бесплатно, - ответила я слегка подсевшим голосом.
Подобных женщин мне встречать не доводилось: ухоженная, тонкая, она как будто состояла из пьянящих мелочей. Изысканная до абсолюта и в то же время абсолютно земная. Ни роскошное платье, ни бриллианты, ни даже аромат (который обволакивал, дурманил) – что-то особенное изнутри разило наповал. В этот момент я поймала себя на мысли, что откровенно любуюсь собеседницей.    
   «В такую женщину можно влюбиться», - подумала я и тут же устыдилась этой мысли.
Эля кивнула, снова затянулась:
- Твои знакомые довольны помещениями, которые я для них оформила?
- Да, конечно! Большое спасибо!
- Очень хорошо. Вот тебе список помещений и земельных участков, можешь ими располагать по своему усмотрению. Марина говорит, у тебя большой круг состоятельных знакомых, они тебя уважают и безгранично доверяют. Меня это больше чем устраивает, так что действуй, деточка! Вперед! Будешь получать процент с каждого клиента. Откроешь свой театр, займешься любимым делом. 
- Как здорово! – Я по-детски сложила ладошки. – Я вам так благодарна!
- Ты хорошая девочка! –  По-матерински улыбнулась Эля. – Я знаю, мы с тобой подружимся!

Всю дорогу домой я мурлыкала себе под нос, а сонные мысли в моей голове слагали картину вселенского счастья:
- Вот она жизнь! Как кино! Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете…. Главное, оказаться в нужное время и в правильном месте! Это просто какая-то сказка! Я приведу этой фее своих состоятельных знакомых, они получат за копейки элитную недвижимость, а я получу благодарность друзей и фантастические финансовые перспективы! Мои дети будут учиться в лучших школах, ходить на теннис, кататься верхом. Они получат классное образование с перспективой учебы за рубежом. У Риты будут лучшие наряды, со временем появится стилист и фитнес-тренер, а у Андрюшки личный сэнсэй. Все будут просто в шоколаде! Тот самый редкий случай, когда потребности встречаются с возможностями и создают совместную гармонию! А я в эпицентре всей этой сказочной истории! Нет, жизнь все-таки прекрасна!

ПИСЬМО № 11

Жизнь все-таки прекрасна! А как она прекрасна за городом, когда молодая листва обрамляет твой сад, превращая обычную картинку в пастораль, когда с порывами ветра в окно врывается запах сирени и будоражит, и манит забросить все домашние дела, залечь в гамак, подставить мордочку под робкие лучи и потонуть в немыслимом блаженстве. Мысли - заботы постепенно отпускают, морщинка меж бровей разглаживается, губы вытягиваются в улыбку, и ты паришь над землей в уютном коконе бездействия. Внешний звук нарастает, окутывает и уносит за шлейфом из птичьего хора, жужжания, стрекота, шорохов, шума листвы и резкого протяжного звонка…. 
- Кого же это принесло?
Я открыла глаза, поморгала, потянулась, сбрасывая  лепестки нирваны.
- Иду! – Пробурчала сквозь зубы, прошлепала к воротам, ткнула пальцем в домофон. – Вам кого?
- Служба доставки! – Отрекомендовался парнишка в бейсболке.
- Сейчас впущу! – Я снова ткнула пальцем в панель, и калитка открылась.
Во двор ступил рассыльный с дизайнерским букетом орхидей.
- Опять? От кого на этот раз? – Я осмотрела цветы, но не нашла ни записки, ни визитки.
- Отправитель пожелал остаться неизвестным.
- Хотя бы намекните!
- Вы что, меня же уволят! – Парнишка сделал шаг назад, одновременно протягивая мне букет.
Я приняла цветы, заговорщицки улыбнулась и сунула парнишке пятисотку:
- Просто скажите, издалека везли?
Пацан помялся для проформы, поулыбался, повздыхал:
- Отправитель из местных. Все, больше ни слова, а то и правда, уволят! – И не дожидаясь новых вопросов, выскочил за ворота.
Из местных? Как интересно! И кто же из этих небожителей снизошел до простой учительницы музыки? Так, справа нефть и газ, слева сахар и недвижимость, на самом берегу политика и таможня. Да, задачка!
Я вошла в дом, понюхала букет – ничем не пахнет – достала с полки вазу, налила воды.
- Хоть бы духами надушил! Я бы обнюхала соседей…. Господи, что я несу! Ну, подарили мне цветы, а может это вовсе не мужчина, а кто же тогда?
Я представила себе надутую раскрашенную тетку – жену соседа - олигарха и чуть не прыснула от смеха.
- Ну, не хотите, как хотите!
Мне вручали цветы раз в неделю, не в какой-то конкретный особенный день, а просто один раз в семь или восемь дней. Букеты были разные: иногда посыльный приносил корзину, иногда кулек, случалось, что цветы приходили с опозданием, и я догадывалась, что отправитель в отъезде.   
Кто он, откуда, а главное, что этим хочет сказать, для меня оставалось тайной. Первое время Артур отпускал колкости, несколько раз выбрасывал цветы в окно, но видя мою реакцию, вернее, ее отсутствие, успокоился и перестал замечать эти еженедельные подношения.
Я все чаще «задерживалась на работе», чтобы не видеться с любимым мужем: по вечерам мы встречались с Олегом, катались по городу, пили кофе, ели мороженое, заглядывали в клуб, чтобы послушать старый добрый джаз. С каждой встречей Олег открывался все больше, удивляя здоровым чувством юмора, феноменальной памятью на лица, имена и события, а под конец историей своей непростой и бурной жизни.
Как оказалось, он родился в профессорской семье, окончил университет и стал призером чемпионата страны по джиу-джитсу, но в девяностые попал под влияние товарищей по сборной и ушел в криминал. Какое-то время держался в тени, потом стал лидером московской группировки, попал под статью, получил реальный срок. Жена сбежала с лучшим другом, а вот родителей события настолько подкосили, что долго они не протянули - ушли один за другим, оставив Олегу квартиру в Москве и два рубца на сердце. День за днем он рассказывал мне историю тюремной жизни, своего криминального прошлого, а я все слушала и поражалась тому, что он не сломался, не озлобился на этот мир, не деградировал, не потерял оптимизма.
- Пойми, Эммка, все в этой жизни зависит от тебя, от твоего видения ситуации. - Улыбался Олег. – Можно  правильно использовать «период ожидания» и даже в камере заниматься самообразованием, читать, учиться, развиваться. Меняется лишь география, человек остается тем, кто он есть, и этого не изменить! Нельзя у человека отнять его суть!
В ответ я рассказывала Олегу о своем новом театре, о премьерах, о детях, о Марине и Эле – «повелительнице арендных площадей», обо всех, кому обязана театром и жильем, своим положением в обществе. Энтузиазм усиливался втрое, когда разговор заходил об этих дамах, глаз загорался особым свечением.
-  Говоришь, одна работает в мэрии, другая в департаменте имущества? А ты была у них на работе? Ну, видела офис, сотрудников? Нет? А что так? – Удивлялся Олег. – А как происходит передача денег? Сама забираешь? Сама и отвозишь? Ты еще и расписки клиентам пишешь? А Марина и Эля нигде не светятся? Получается, что ты везде одна? Умница, нечего сказать! Слушай, сделай мне одолжение: познакомь меня с твоими тетками!
- Зачем тебе все это?
- Ты просто познакомь….

ПИСЬМО № 12

Уже стемнело, когда я, наконец, уложила детей, убрала со стола посуду, заботливо оставленную пьяным мужем, вымыла пепельницу и кофейные чашки от Bekker, которым в этот вечер также суждено было сыграть роль пепельниц, спрятала в комод недопитую бутылку водки.
В дверях появился Артур:
- Где водка?
- И тебе добрый вечер!
- Я спрашиваю, где водка?
- Ты ее выпил.
- Не надо мне рассказывать, чего я выпил и чего не выпил! – Глаза Артура налились кровью. -  Водку поставь на место!
Я послушно открыла комод, достала бутылку. Ругаться с Артуром хотелось меньше всего – весь вечер меня преследовало какое-то гнетущее чувство то ли тревоги, то ли опасности. Я толком  не понимала, что меня гложет, но интуиция била тревогу, а она у меня редко  ошибалась.
- И не смей ничего больше трогать! –  Цинично с вызовом начал Артур и откупорил бутылку.
- Тогда сам убирай свой свинарник! – Вспылила я, но тут же осеклась – война в сегодняшние планы не входила – и без нее слишком тошно было на душе.
- Да кто ты такая? – Привычно начал Артур. – Ты – кастрюля! Поняла? Кастрюля! Жирная уродливая кастрюля! Да на тебя ни один мужик не позарится! Даже не плюнет в твою сторону!
- А ты у нас Аполлон Бельведерский! – Произнесла я сквозь зубы и тут же пожалела: мозги у Артура работали плохо, а слуховой аппарат был в полнейшем порядке.
- Что ты сказала? А ну, повтори! Да чтоб ты знала, дура: я только что был в сауне, и телки просто визжали от восторга!
- Очень рада за вас с телками! – Ответила я равнодушно и вышла с кухни.
Вода в джакузи мерно урчала и бурлила, шарики пены переливались и лопались, создавая атмосферу маленького праздника. Я сбросила халат, погрузилась в ароматное теплое озеро, закрыла глаза:
- Люблю тебя, вода, - прошелестела я одними губами, - и тебя люблю, мой солнечный зайчик!
Я еще сама не понимала, к кому обращаюсь: к дочери, к сыну, к этому невероятному непостижимому миру, который так ласково обнимает за плечи и дарит столько счастья, неги и тепла! В этот момент я любила и благодарила Жизнь за каждый ее миг, за каждый вдох и выдох, за то, что между ними; за то, что я есть в этой жизни, а жизнь есть во мне, в моих детях, в родителях, в тех, кого люблю, кого еще полюблю, за каждый шанс, что отведет мне Вечность….. 
  Из полудремы меня выдернул звонок.
- Эмма, нужно срочно встретиться! – Олег говорил негромко, но в голосе чувствовалась тревога.
- Это не может подождать до утра? Я залегла в джакузю….
- Не может! Жду тебя у ворот!
Ну вот! Только расслабишься, как тебя начинают теребить, тормошить, чего-то требовать.
Я надела халат, вышла из ванны.
- Артур, мне нужно уйти на полчасика, посмотри за детьми!
- Куда это ты собралась?
- Звонили по работе – там какой-то форс-мажор.
Артур откинулся в кресле, оглядел меня с ног до головы:
- Так в халате и пойдешь?
Только тут я заметила, что он успел распечатать коньяк, который отец прислал на день рождения Риты.
- Я переоденусь. Ты за детьми посмотри!
- А вот хрен тебе по всей морде! Никуда ты не пойдешь! – Заорал Артур и ударил кулаком по журнальному столику. Столик жалобно скрипнул, по инкрустации пошла глубокая рваная трещина. – Будешь сидеть дома, пока я не выпущу!
- Это важно, Артур! – Спокойно повторила я, хотя внутри дрожала каждая клеточка, а сердце ухало и замирало.
Звонок телефона, казалось, привел в действие какой-то механизм внутри Артура: пружина лопнула, и вся разнузданная пьяная агрессия сплошным потоком нечистот накрыла меня с головой.
- Олег, он не выпустит! Он не отпустит! – Закричала я в трубку, и в этот момент почувствовала удар в висок.
Мир накренился, дрогнул и завис, а секунду спустя накатился тяжестью и тошнотой. Я охнула и отключилась. 

**************************************
«Одиночество – сволочь! Одиночество - скука! Я не чувствую сердце! Я не чувствую руку!» - долетело из окна, и я открыла глаза.
- Где я?
- В больнице. - Всхлипнула Марина. – Эта скотина чуть не убил тебя! Слава Богу, Олег вбежал в дом, вырубил эту тварь и отвез тебя в больницу.
- Напугала ты нас! - Раздался голос Олега, и я почувствовала, как кто-то крепко сжал мою руку.
Марина меж тем продолжала:
- Звоню тебе на мобильник, отвечает незнакомый мужчина…. Я в панике, ничего не понимаю…. Но Олег мне все объяснил…. Эммка, давай посадим этого урода? Снимай побои! Не жалей ты его! Он тебя когда-нибудь прикончит!
 Я с трудом перевела взгляд на Олега – тот смотрел мне в глаза с тоской и горечью.
- Отдыхай! Тебе нужно больше спать. У тебя сотрясение, перелом носа и ребер, а еще гематомы по всему телу….
- Всего-то! – Кисло улыбнулась я. – Дети где?
- У меня твои дети. – Вступила Марина. – Не волнуйся, им хорошо: играют с Димкой, катаются на квадрациклах. Слушай, я пойду, меня там Лео ждет, его в палату не пустили, передает тебе привет! – Она чмокнула меня в лоб. – Поправляйся! Я завтра зайду.
Когда за Мариной захлопнулась дверь, и в палате на миг образовалась тишина, в голове у меня защелкали кадры недавних событий.
- Стой, Олег, а чего ты звонил? Что хотел мне сказать?
Олег отошел к окну, постоял там, разглядывая что-то во дворе, вздохнул, наморщил лоб:
- У меня появилась важная информация о твоих подружках – чиновницах. Но об этом потом, когда поправишься. Ты мне вот что скажи: ты зачем с ним живешь? Неужели так любишь?
- Олег, у меня болит голова….
 - Не ври! Не может болеть отсутствующая часть тела! - Он тяжело уселся на кровать. – Ты не представляешь, как я испугался, когда увидел тебя в луже крови!
Я погладила его по руке:
- Олег, ты видишь, я жива! Помятая немного, но живая! Все будет хорошо!
- Я не хочу, не допущу, чтобы с тобою что-нибудь случилось!
- Ничего ж не случилось! – Я попыталась улыбнуться, но получилось это плохо из-за распухшей губы.
- У тебя сломан нос, от лица ничего не осталось, а ты говоришь, ничего не случилось? Дура набитая! Красивая набитая дура!
- Вот видишь, красивая, - повторила я с очередным подобием улыбки, - значит, ничего страшного не произошло! Сам сказал – я красивая!
- Дурак, вот и сказал! - Олег посмотрел на меня с хитрой усмешкой. – Два дурака. Тебе не кажется, что из нас  получится классная парочка?
- Повторишь свой вопрос, когда меня выпишут?
Вместо ответа Олег наклонился надо мной, поцеловал в разбитые губы.
Открылась дверь, и на пороге появилась Эля:
-  Вижу, вижу: дела идут на поправку! Я разговаривала с главврачом, он дал согласие: через пару дней тебя отпустят. Заберем тебя домой, устроим тебе Dolce Vita, поправишься и не заметишь!
- Ой, Элечка, спасибо, что пришла!
- Я волновалась за тебя, деточка, - пробасила Эля. – А что это у нас за молодой человек?
Олег поднялся, сдвинул брови:
- Мы же знакомы!
- Знакомы? – Нервно повторила Эля и напряженно уставилась ему в лицо. – Что-то я вас не припомню….
- Ну, как же: Сафиса…, продюсер Тараса…, вы оформляли ему помещение…
- Ах, да, припоминаю! – Все больше нервничала Эля.
- А потом оказалось, что вы взяли деньги, - решительно вставил Олег, -  и ничего не оформили, а продюсеру отдали фальшивые документы.
- Олежек, сынок, все было не так! - Тараторила Эля, пятясь к двери, в то время, как Олег наступал на нее с видом голодного зверя. Таким я видела его впервые, и от этого на сердце было холодно и жутко.  – Славка неправильно все понял….
Олег не дал ей договорить:
- Славка, если ты помнишь, посадил тебя на цепь, приковал наручниками к батарее и поставил на счетчик! Не забыла, небось! – В этом месте он хмыкнул, и мне показалось, что зверь в его лице оскалился на раненную жертву. – И тогда ты бегом притащила ему все до копейки… с процентами!
Эля подбежала к кровати, рухнула на колени, схватила меня за руку, затарахтела мне в разбитое лицо:
- Эмма, детка, не слушай его! Это страшный и злой человек! Все было совсем по-другому! Он просто хочет тебя обмануть! Боже мой, что происходит с этим миром!
- А теперь объясни мне, Элеонора, - раздался резкий голос Олега, и мы обе замерли, словно услышали гонг, - кто ответит за бабки, что Эмма тебе принесла? Кстати, сколько тебе принесла твоя золотая курочка - Эмма? Сколько расписок она написала? Сколько людей привела под свое слово? По всем понятиям, отвечать только ей! Ты, кума, нигде не засветилась! Слушай, Эмма, сюда: никакая она не чиновница – она аферистка и мошенница! А работает она в московском варьете в бухгалтерии, и единственная ее заслуга в том, что трахает ее известный политик!
- Эля, скажи что-нибудь, не молчи! – Прошептала я, захлебываясь слезами.
Эля поднялась, шумно выдохнула, открыла сумочку, достала портсигар:
- Вы, молодой человек, извратили все факты! Это грязно и непорядочно! Я не собираюсь перед вами оправдываться, но Эмме объясню: эти бандиты хотели меня напугать, хотели заставить работать на них, но я все быстро поняла и откупилась. А вам, юноша, не удастся нас с Эммой рассорить и прибрать к рукам ее денежки. Ничего у вас не выйдет, потому что Эмма – умный человек, она прекрасно понимает, кому всем обязана, и кто вступится за нее в случае опасности, кто позаботится о детях. Прекрасно понимает, что сделает это только Эля!
Она гордо выпрямилась, открыла портсигар, достала сигарету, закурила, выпустила дым в Олега.
Тот выругался и вышел из палаты, громко хлопнув дверью.
Эля грациозно развернулась и запустила ему вслед совершенно неграциозное ругательство, судя по которому, Олегу предстоял нелегкий многодневный путь в одном известном направлении.
- Обними меня, деточка! – Пробасила она, и я послушно протянула руки. – Послушай доброго совета: не общайся ты больше с этим бандитом! Ни к чему хорошему это не приведет! А завтра я куплю тебе билет в Швейцарию, поедешь, подлечишься, отдохнешь…., - гудела Эля, раскачивая меня как младенца.
Уже сквозь сон до меня доносился Элин голос, а в голове проплывали картинки заснеженных Альп, с пасущимися на склонах коровками; их колокольчики мерно побрякивали на ветру, как позвякивал Элин кулон о бриллиант в моей сережке.   

 
ПИСЬМО № 13
«E contro il mondo intiero...
Difesa a te sar»
«Норма», Беллини

Лето накатилось жарой и духотой, Москва погрузилась в дремоту и тополиный пух. Стало нечем дышать, и с благословения Эли, я отправилась зализывать раны на швейцарский курорт.

Симпатичный городок с названием Монтре, белоснежной лавиной сошедший к лону Женевского озера, казался гигантской рептилией, приникшей к водопою.  Высокое лазоревое небо отражалось в воде, усиливая палитру до оттенка кобальта, а кучевые облака над французской грядой, напоминали локоны озорного Купидона.
Я стояла у окна и в состоянии, напоминавшем транс, наблюдала как Шильон, словно фрегат, плывет по волнам Лемана навстречу грандиозному закату. Его остроконечные шпили воскрешали в памяти фрагменты прошлых жизней, а игра светотени оживляла картинки давно забытых сюжетов, и казалось, будто из глубины веков тебя приветствует твой собственный вселенский путь.
- Которая же по счету жизнь? – Произнесла я вслух. – Давай, Шильон, помоги сосчитать! Мне кажется, тебя я помню. Стоп, а может, это был не ты? Последний раз такие чувства посещали в Латвии, в Домском соборе. Тогда хотелось плакать и смеяться, а больше прочего - остаться навсегда и слушать, слушать эти звуки…. Казалось, замолчи орган, и закончится жизнь, а с ней закончусь я сама. Музыка, готика, средневековье! Сколько связано с вами: радость, боль и неуловимое чувство потери: будто что-то осталось в одном из забытых сюжетов, какая-то недосказанность, недолюбленность, что ли? Этот сюжет не дает мне покоя, является во сне, тревожит душу. А эти странные видения? После них, порой, такая горечь на душе, желание вернуться в прошлое, тоска по кому-то, чье лицо никак не можешь вспомнить! Бывает, встретишь человека, и понимаешь: это он! такой похожий силуэт! еще чуть-чуть, и я его узнаю! Потом слышишь голос и не узнаешь! Опять не он! Опять я обозналась! Ну, Шильон, расскажи, как его отыскать? Катаюсь по миру, а все без толку! Везде не то, везде не он…. Помоги мне, Шильон, нашепчи свою тайну, ведь зачем-то я помню, зачем-то я здесь….
В дверь постучались.
- Цветы для мадам!
Не может быть! Наваждение, сон?
Я распахнула дверь, и милый юноша поставил на порог корзину.
- Орхидеи для мадам! Приказано передать лично в руки!
- Спасибо! От кого? А, впрочем, знаю от кого: от господина Инкогнито! – Продолжила я по-русски, чем окончательно смутила пацана. -  Так что можешь, милый юноша, не напрягаться, не искать визитки: в корзине  ее нет.
Я подождала для приличия, пока посыльный покопается в цветах, состроит огорченное лицо, пожмет плечами и отчалит восвояси.
 Итак, Маэстро знает, что я здесь. Прекрасно: теперь я - объект наблюдений, а моя жизнь превратилась в реалити-шоу. Интересно, у меня еще осталось личное пространство? Место, где я могу не позировать? Или я уже насекомое под линзой микроскопа?
Но как я не старалась разозлиться, любопытство брало верх, раздражение перетекало в кокетство и неодолимое желание понравится, произвести впечатление, по крайней мере, не разочаровать.
- Ну-ну! – Крутилась коварная мысль. – Смотри, любуйся,  я не подведу!
Я распахнула шкаф, нашла элегантное серое платье, примерила, полюбовалась своим оголенным плечом, потом нырнула в сейф, где лежали жемчужные серьги, приложила одну из них к уху.
- Нет, не то! Тогда что? Бриллианты? По цвету подходят.
Достала изысканный комплект, надела серьги, браслет и кольцо, посидела во всем этом великолепии, решительно сняла.
- Никаких украшений! Я сама себе и украшение, и дизайн!
С этими словами я поднялась с места, еще раз взглянула на себя в зеркало и твердым шагом вышла из комнаты.

Ресторан был практически пуст – ужин только начинался. Часть зала облюбовали семейные пары, большинство столиков были свободны. Я выбрала уютное местечко для двоих.
- Bonsoir, Madame! A la carte?  Table d’hote? – Затрещал официант.
- A la carte.  - Ответила я, аккуратно грассируя.

Официант немедленно исчез, а через минуту вернулся с картой вин и меню. Я углубилась в изучение блюд и на какое-то время выпала из реальности: французский еще оставался чужим, и приходилось интенсивно «интуичить».

- Позвольте, помогу вам с выбором?

Еще не поднимая глаз, я узнала этот голос!

- Трандец! – Пронеслось у меня в голове. Я не знала, почему «трандец», откуда взялось это слово, что оно означало, но твердо понимала, что это правильное слово. Все мысли и чувства объединились в этом эвфемизме, а в голове наметился легкий обморок. Картинки прошлых жизней смешались в какой-то нелепый мультфильм, к тому же в ускоренной перемотке, голоса истошным хором ударили по перепонкам и укатились в неизвестном направлении. Я подняла глаза:

- Вы???

В голове пустота, абсолютная глухая пустота: ни единой чахлой убогой мыслишки! Ни одного движения извилин! Глубокий вакуум и черная дыра!

- Я. – Просто ответил Вадим.

Я оглядела зал, испуганно по-детски произнесла:

- А где охрана?

 - Все на своих местах, - рассмеялся Вадим.

- По телевизору вы всегда с кучей телохранителей….

Вадим спокойно улыбнулся:

- Расслабьтесь, Эмма. Мы с вами сейчас не на экране.

Он поднял руку, и у столика мигом вырос официант.  На лице официанта сияла улыбка, его поза выражала готовность и полный восторг и вовсе не потому, что в посетителе он признал известного политика, а потому что от этого человека исходила сила и привычка подчинять, а еще полная уверенность в том, что он на все имеет право.
Вадим неторопливо озвучил заказ, что-то обсудил с официантом про вино, повторяя набор одних и тех же цифр с небольшими вариациями, из чего я сделала вывод, что он уточняет год урожая. Когда, наконец, диалог закончился, и официант ускакал выполнять заказ, Вадим откинулся в кресле, положил руки на подлокотники, уставился на меня немигающим взглядом, отчего мне сделалось неловко и неуютно. 
«Смотрит на меня, как на школьницу.  Вот возьму сейчас и уйду! Сиди и пей свое ах, Ech;zeaux, ах,  deux mille cinqui;me ann;e!».
- Ну, и чего же вы ждете? – Прервал мои мысли Вадим.
- Я жду? – Ответ прозвучал по-школьному  неловко. – Ничего я не жду….
- Вас же распирают вопросы, задавайте, не стесняйтесь! – Рассмеялся Вадим.
- Ой! – Спохватилась я, захлопала глазами. – Давайте, вы начнете, а я продолжу!
Последняя фраза окончательно развеселила Вадима:
- Про вас мне все давно известно! Ладно-ладно, не все! – Поспешил он исправиться, видя сарказм на моем лице. – Кто вам сосватал «Бонивар»?
- Одна хорошая подруга. Она знает толк в отелях. А вы тут проездом или по делам?
- Я тут следом за вами.
Неожиданно! И очень откровенно! Прямота Вадима обескураживала. Я терялась под взглядом этих пронзительных глаз, а голос просто дезориентировал, мешал сосредоточиться, путал мысли. Я знала этот голос всю жизнь: во сне он говорил со мной, что-то рассказывал, напоминал; в минуты отчаяния вел за собой, как спасительный луч; в самый трудный момент поддерживал, давал совет, а вечерами нашептывал милые глупости и утешал, когда хотелось плакать от бессилья.
- Тогда расскажите мне все по порядку….
- Обязательно все расскажу, но с одним условием: обращайся ко мне на ты. Согласна?
- Согласна.
- Вот и прекрасно! А теперь расскажи о себе.
- Вот что значит, политик! – Не удержалась я и хмыкнула. – Развернул разговор на сто восемьдесят градусов и ухом не повел! Я же первая спросила! Вы должны были рассказать мне все по порядку!
- Во-первых, мы договорились, что будем на ты, а во-вторых, если я спрашиваю, значит, мне интересно. Рассказывай! – Приказал Вадим, откинулся в кресле с видом завзятого театрала, закурил сигару.
- Да что рассказывать?
- Начни сначала,  с детства, например.
- Воспоминания детства по большей части счастливые: все вокруг любят, балуют, дом дышит гармонией, уютом. Родители делают все возможное, чтобы я получила достойное образование, выявляют и развивают все мои таланты, так что к шести годам, я уже знаю, кем стану. С подругами детства дружу до сих пор, и дружат наши дети…. Что дальше?
- Студенчество.
- Консерватория, студенческая жизнь, первая любовь и первое разочарование, счастье, слезы – все как у всех! К семнадцати годам мои подруги вышли замуж, и я испугалась, что пропущу что-то важное, куда-то опоздаю, поэтому срочно выскочила замуж, и этим едва не угробила собственных стариков. Через год родила, не совсем представляя, что делать с ребенком, когда наиграешься….
Официант принес вино, налил Вадиму дегустационную порцию. Я замолчала, дожидаясь, пока Вадим кивнет, и официант начнет разливать по бокалам терпкий кровавый напиток.
- За встречу! – Предложил Вадим.
- За встречу! – Эхом повторила я.
- Что было дальше?
- Вам…тебе будет скучно.
- Что было дальше? – Повторил Вадим.
- В итоге мы уехали в Москву. На самом деле, мы бежали от холода, войны, разрухи и голода. В Москве я вкалывала аж на трех работах, а муж восседал на диване и ждал, когда его позовут работать в Кремль….
- Зачем ты с ним?
- Вы… ты жутко не оригинален!
-  Без него будет лучше!
- Я не уверена.
- Пойми, это вопрос времени: чем выше будешь подниматься, тем больше он будет тебя ненавидеть. Он начнет изменять, если уже не начал, начнет пропадать с друзьями в кабаках, и постепенно сопьется. В конце концов, вы разведетесь, и вопрос только в том, как скоро это произойдет. Не тяни с этим делом, не жди, когда тебе стукнет сорок. Ты по-любому уйдешь от него, но уже с кучей детей, поломанной психикой, и нулевыми шансами наладить личную жизнь. Пойми, в сорок лет ты вряд ли будешь выглядеть свежее.
- А вы…, а ты счастлив с женой?
- Я знаю жену практически всю жизнь: мы вместе учились и вместе росли. Я обязан ей всем, что имею. Наши отношения уже давно переросли в разряд родственных. Она – большая умница, преподает на кафедре, занимается домом, детьми. У нас чудесный сын, я им очень горжусь!
- Значит, счастлив…
- Да, я доволен жизнью!
- Я что ты делаешь здесь… со мной?
- Мне нравится с тобой общаться: ты не похожа на других. Ты необычная: непосредственная, импульсивная и в то же время глубокая…. Ты прекрасная мать и терпеливая жена, и очень сексуальная женщина, которая страстно мечтает о любви, настоящей, взаимной.
- О работе расскажешь?
- Табу! – Парировал Вадим и рассмеялся. – Читайте прессу, мадам, смотрите новости, если еще не надоело. Моя личность вам скоро наскучит.
- А как ты вышел на меня?
- Увидел на приеме, когда ты пела с джаз-бэндом, а потом бессовестно флиртовала с ленкомовцами. Тебя заметил мой приятель…, честно говоря, ты не совсем мой типаж, а тут случился электрический разряд…. Просто током пробило! Удивительно, как твоя энергетика заполняет пространство, как освещает, делает из жизни праздник. Я наблюдал за тобой целый вечер, а под конец решил, что ты будешь моей.
- Однако! – Изумилась я.
- Я ведь тебя не тороплю, я понимаю, тебе нелегко, и готов подождать. Я чувствую, ты станешь важной частью моей жизни, и сделаю все, чтобы добиться тебя, чтобы добиться ответного чувства….
- Ты же сказал, что счастлив в семье!
- Я женат, и ничего менять не собираюсь. Послушай, - Вадим прервал мою попытку вклиниться, - я расскажу тебе одну забавную историю. Мне было двадцать три, я только что окончил институт, и мы с друзьями поехали в Тверскую область. Там в деревне была бабка – колдунья, известная на весь район. Так вот, опуская подробности, скажу одно: мы к ней сходили ради хохмы, и она предсказала мне роковую любовь к кареглазой девушке с красивым низким голосом.
- Может, это жена?
- Ой, Дусь, не сочиняй! Моя жена блондинка!
- Почему Дусь? – От неожиданности я отхлебнула вина и поперхнулась.
- Потому что армянских Дусь не бывает на свете! Ты будешь первой и единственной армянской Дусей,  - расхохотался Вадим. - Пойдем, покажу тебе классное место! Бьюсь об заклад, ты ни хрена не видела в Монтре!

***************************************

Этот день был похож на сотни других, и в то же время он стоял особняком, выпадал из общего потока. Вместо прогулки по набережной и прочих туристических маршрутов мы поднялись на Монт-Пелерин и оттуда, из укромного местечка наблюдали, как солнце покидает небосвод, отправляясь в путешествие на запад. Мы говорили обо всем и ни о чем, смеялись над шутками, обсуждали страшно важные дела: что заказать на завтрак, куда пойти, чтобы не встретить «облико морале». Казалось, мы знакомы вечность, и эта вечность тянется из прошлых жизней. Впервые мне было легко и спокойно, а еще как-то по-детски надежно, умиротворенно и немного сказочно что ли. Такое чувство, что находишься сразу в двух мирах, и оба эти мира реальны: вот она твердая земля под ногами, и в то же время не чувствуешь собственных ног; вот пенье птиц, а кажется, что это херувимы; подул вечерний бриз, а тебя осенило крылом звездопада. Вся жизнь с ее суматохой, лицемерием и грязью, неверным мужем, беспросветным бытом, работой и бегом по кругу - все осталась за кадром - за высокой грядой, там, откуда наплывали сумерки, окутывая шепотом листвы, вечерней свежестью и радостным предчувствием Начала.
Внизу у подножья горы прибрежный город сплетал свою ночную сагу: огни фонарей отражались в воде, создавая палитру для новых шедевров, за спиной трепетал виноградник, монотонно пиликал сверчок. 
Я вдохнула полной грудью, зажмурилась и покачала головой:
- Боюсь!
Вадим обнял меня за плечи:
- Ну, и чего же ты боишься?
- Боюсь, что сейчас услышу голос: «Ваше время истекло!», и чудак в колпаке вернет меня на землю.   
- Во-первых, не на землю, а на бал, а во-вторых, чудак в колпаке, в данном случае – я, и я не собираюсь тебя никуда возвращать! Мюзиклы и сказки будешь ставить в Москве, а здесь я – главный режиссер!
Невероятное полное чувство поселилось в душе, я даже не догадывалась, что можно так полноценно дышать. Все, что происходило вокруг, и будоражило, и умиротворяло: будоражило от новизны, свободы и щемящего восторга, умиротворяло от понимания собственной сути. Похоже, в этом уютном франкоязычном кантоне я встретилась сама с собой….

**********************
Уже под утро, улыбаясь сквозь сон, я тихо прошептала:
- Невыносимая истома!
- Ты просто соткана из страсти. – Услышала в ответ.
- Мне все равно.
- Что тебе все равно? – Улыбнулся Вадим.
- Все равно, что будет со мной. Раз я нашла тебя, значит, все было правильно.
Вадим прижал меня к себе.
Ах! – Сладко простонала я и рухнула в мерцающую бездну.

ПИСЬМО № 14

Номер утопал в цветах, их аромат, казалось, заполнял весь город. На столе огромная корзина винограда, кофейник, молочник, джем, круассаны.
 - Умывайся, завтракай и будь готова к десяти. – Вадим стоял у окна с чашкой кофе в руках. – Мы едем к моему хорошему другу.
- Куда?
- В Австрию. – Скромно ответил Вадим.
- Хорошо, что не на Марс! - рассмеялась я и повалилась на кровать.

***************************************

- Знакомьтесь, Саша – Эмма!
- Александр, - представился тихий интеллигентный мужчина. - Вадим о вас много рассказывал!
- Эмма!
- Драгоценная, - улыбнулся Александр, - один из переводов.
- А вы и в самом деле эрудит! – Произнесла я восхищенно.
- Читаю по мере возможности.
- Завидую! А я вот ничего не успеваю! Вот так бы закрылась на ключ, села у окна, открыла книжку…
- И так до телефонного звонка! – Рассмеялся Александр.

За несколько часов общения я буквально влюбилась в этого скромного  дружелюбного человека, чьи познания казалось, не имели предела, суждения отличались мягкостью и ненавязчивостью, а мысли глубиной и какой-то вселенской мудростью. 
Мы пили глинтвейн, говорили на разные темы, шутили и смеялись, будто старые добрые друзья.
-  Ну, Вадим, - добродушно улыбнулся Александр, - завтра едем кататься на лыжах. Не забудь взять с собой мудрую Шехерезаду – я от нее пребываю в восторге! 
Вадим похлопал меня по плечу:
- Поаккуратнее с этим говоруном – он ни одной юбки не пропускает!
Я отхлебнула из бокала, хитро подмигнула им обоим:
- Завтра в горах обещаю быть в брюках!

*************************
Неделю в горах бушевал ураган, и только к выходным погода наладилась, ветер стих, на небе высыпали звезды.
Утро субботы выдалось безоблачным и тихим. Снег искрился и переливался на солнце, и казалось, будто фуникулер – это сказочный портал между зимой и летом или ковер-самолет, который переносит странников из одной сказки в другую. Во время подъема я болтала ногами, хохотала, шутила и, казалось, была счастлива как никогда. Два моих спутника - два серьезных мужчины, два политических тяжеловеса, позабыв про чины и регалии, смеялись, глядя на меня, словно прогульщики, сбежавшие с последнего урока.
- Мне никогда еще не было так хорошо! – С какой-то светлой грустью произнес Вадим, посмотрел на меня, чмокнул в щеку и спорхнул  вниз по трассе.
Александр задержался над спуском, проверил крепление на лыжах, потом повернулся ко мне, заботливо поправил молнию на куртке.
- Он счастлив. Помни это!
- Надеюсь! – Рассмеялась я.
- В жизни всякое может случиться, да и доброжелатели всегда помогут…. Тут  важно контролировать себя и не терять опоры!
- Что вы имеете в виду? – Улыбка мгновенно исчезла с лица. – У Вадима кто-то есть?
- Эмма, девочка, послушай меня внимательно: ты мне нравишься, но главное не это, главное, что ты нравишься Вадиму. Могу предположить, что он в тебя влюблен. Возможно, это чувство перерастет в нечто большее, чем простая влюбленность, но ты должна помнить: у него семья, и эта семья – самое незыблемое, что может встать между вами, а всякие там длинноногие кошки – это лишь антураж, необходимый атрибут любого политика. В жизни, конечно, случаются истории про Золушку и всякие там чудеса, особенно, когда в них веришь всем сердцем…, но ты не Золушка, ты – Шехерезада, и сама  в состоянии решать, кто станет твоим принцем. Вадим остынет, начнет думать головой, а ты постарайся в этот момент ничего не испортить. Будь мудрой Шехерезадой! Юные девки – это свежее мясо, ты – нечто особенное, не забывай!
 В состоянии, напоминавшем сон, я съехала вниз, немного отдышалась, потом размахнулась и запустила одну за другой обе палки в сугроб.
- Ты чего хулиганишь? – Изумился Вадим. Он больно схватил меня за руку, встряхнул. – Да что с тобой?
- Ничего! – Ответила я злобно и выдернула руку.
Вадим наклонился надо мной, в его глазах сверкнул недобрый огонек:
- В последний раз спрашиваю, что случилось?
- Да пошел ты! – Крикнула я и ударила Вадима в грудь. – Иди к своим анорексичным девкам! Не нужно пудрить мне мозги!
Истерика набирала обороты, и я поняла, что не справляюсь с этой адской лавиной, состоявшей из накопленных обиды. Гигантский вал накрыл меня, подмял и потянул на самый край.
- Оставь меня в покое! – Закричала я и мелко затряслась. – Дай мне побыть одной!
Вадим попытался обнять, но не удержался на ногах, и вместе мы покатились в сугроб. Я кричала и билась, извергая немыслимый бред, из которого фальцетом вылетали короткие обрывки фраз и резкие обидные слова. В конце концов, Вадиму надоело, он залепил мне звонкую пощечину и крепко-накрепко прижал к себе. 
- Я не могу! – Пропищала я, затихая.
- Чего не можешь, девочка моя?
- Не могу!
- Я с тобой! Я тебя не оставлю!
- Я не могу дышать – ты зажал мне нос и рот!
Вадим разжал объятья, выпуская меня из захвата, поднялся на ноги, отряхнулся, протянул руку:
- Давай, истеричка, поднимайся, а то простудишься!
- Ненавижу лживых лицемеров с фальшивой улыбкой! – Сквозь зубы прошипела я. – И вообще, я тебя разлюбила!
- Оперативно! – Хмыкнул Вадим. – Какой у тебя приключился судьбоносный спуск с горы….
- Не смей шутить!
- Да, и почему же?
- Да потому что ты - бабник! Сколько нас у тебя?
- Ты рехнулась? – Отшатнулся Вадим. – Если ты о жене…
- Убери свой цинизм! Я не о жене!
- Тогда о ком?
- О девицах твоих длинноногих!
Вадим нахмурился, соображая, о ком идет речь, его глаза приобрели оттенок стали:
- Я что-то обещал? Я клялся в верности?
- Так я - очередной трофей! Вадим, как ты можешь так поступать? Я же люблю тебя!
- Опять полюбила? - Голос его становился все громче. – Ты уж определись!   - Он практически, кричал. – Я засыпаю рядом с тобой, потому что доверяю, а ты все портишь, идиотка! – Последнюю фразу он произнес почти с ненавистью, и я подумала, что он сейчас ударит, но Вадим замолчал и отвернулся. – Поехали, я отвезу тебя обратно! – Сказал он через несколько минут.
«Он не прав! Он не прав! Он не прав! – Повторяла я, вытирая слезы. - А с другой стороны, что я о себе возомнила? Кто я такая? Кто я ему? Сама себе все напридумывала! Все, хватит! Больше никогда никого не впущу в свое сердце!


ПИСЬМО № 15

Москва задыхалась от лесных пожаров - горел очередной торфяник. Густой тягучий смог, фигуры в марлевых повязках, отсутствие неба над головой, какофония сирен, удушливый запах гари – и вот ты на пороге преисподней. Еще в иллюминатор я увидела апокалипсическое полотно и поняла, что наступила расплата за месяц в раю.
Еще свежи были воспоминания прошедших дней: заснеженные Альпы, пышный сад, цветущий склон, где роз пьянящий дух венчается с уютным ароматом лавра, строй благородных кипарисов, сонный бриз, полет озерной чайки над Леманом и взгляд на мир через бездонный синий омут. Да, в этих глазах я с радостью тонула, с готовностью, нежностью, страстью, со всей своей невыплаканной болью, надломом, трепетом, восторгом, угасшей верой и каким-то  отчаянием обреченных.
Ах, что это были за ночи, исполненные неги и огня! С самой первой застенчивой ноты и до последнего аккорда, до рождения страстной симфонии, в которой ты автор, исполнитель, дирижер и слушатель одновременно.

- Kjanqs!  - Как заведенная шептала я в ночи, и вместо ответа он целовал мои слезы.

****************************



Прости, не было сил продолжать, пришлось сделать перерыв, который неожиданно затянулся. На улице метель, вторые сутки не могу согреться, похоже, у меня температура. Болеть никак нельзя, поэтому креплюсь. Что было дальше? – спросишь ты. Отвечу: дальше было все! Поэтому садись поудобнее и слушай!
 

   В доме было пусто, и у меня появилась возможность спокойно все обдумать, осмыслить и принять реальность. Я пнула ногой чемодан, освобождая проход, пакеты с подарками швырнула на диван, достала любимую чашку и турку, коробочку заветного «Hacienda La Esmeralda».

- И пусть весь мир подождет! -  Процитировала я рекламу.

В этот момент мобильник задрожал, а секунду спустя разродился звонком.

- Злодеи! – Прошипела я и послушно потянулась к трубке.

Голос Эли меня напугал:

- Эмма, детка, у нас беда! Арестовали одного хорошего человека! Я очень дорожу нашей с ним дружбой, но сейчас ему светит огромный срок! Как думаешь, мы сможем его материально поддержать? Ради меня, детка, ради меня!
- Эля, постой, я еще в дом не вошла! Давай по порядку. За что взяли? Сколько нужно денег?
-   Сидит за грабеж, а денег двести тысяч зеленых. Если сможешь, помоги…. Хотя бы половину! – Повторила Эля надтреснутым голосом.
- Не вопрос! Сделаю все, что смогу. Давай встретимся и все обсудим.
- Спасибо, деточка, я знала, что на тебя можно положиться. Жду в шесть у себя!  – И Эля повесила трубку.

В дверь позвонили.

- Вы что, сговорились? – Пробурчала я, отодвигая чашку. – У меня вообще-то неприемный день! У меня трагедия личного масштаба: я без Вадима уже двадцать два часа!
Я неохотно поднялась, нажала кнопку на пульте, экран осветился бледным лицом Олега.
- А вот это действительно некстати! Что теперь ему говорить?

Несмотря на пасмурные мысли, я уверенно нажала кнопку «Вход», и внутренне настроилась на трудный разговор.

- Хочу тебя предупредить, - без вступления начал Олег, - не вздумай впутываться в Элины дела!
Я тут же констатировала:
- Поздно!

- Е-мое! Так я и знал! – В сердцах произнес Олег и достал сигарету. – Вот чувствую, что опоздал совсем немного. Минут на пять?

- На две. – Спокойно ответила я. – Заходи, поговорим.

Олег зашел в дом, сел на диван, закурил:

- Детей в доме нет? – Кивком указал на сигарету. – Я покурю?

  - Кури на здоровье. Пепельница на столике. Ах, черт, совсем забыла: столика больше не существует.

Воспоминания последней драмы с кончиной любимого столика оптимизма не добавили, я тяжело вздохнула, открыла буфет, достала чистую розетку, поставила ее перед Олегом.

- Новая пепельница. Извини, на новый столик еще не накопила.

Олег затянулся, сощурил глаза:

- Я все разузнал: твоя Эля уже собрала необходимую сумму, но сука - Марина деньги увела, так что мужик ваш в полной жопе. Слушай, Эммка, они там все лгуны и интриганы. Не верь ты никому! Они используют людей, а потом вышвыривают на помойку, как ненужный хлам. Зря ты ей пообещала! Этот мужик – банальный уголовник, он хочет тебя прикрутить. Сейчас они искусственно создадут тебе проблемы и будут ждать, когда ты обратишься к ним за помощью. Как только это произойдет, они выступят в качестве спасителей, и ты им пожизненно будешь должна!

Хаос, возникший у меня в мозгу, мешал сосредоточиться, путал все мысли.

- Это что же получается: он мне сами создадут проблему, сами помогут ее решить, а я всю жизнь за это буду дань носить?

Омерзение, подкатившее к самому горлу, не давало продолжить. Догадки породили страх и чувство абсолютной беззащитности, ужас, при мысли о детях, о родителях, о собственном будущем. А еще это гадкое словечко «прикрутить» не давало покоя. «Прикрутить к батарее»,  - пронеслось у меня в голове, где-то я уже слышала….

- Чего молчишь? – Нарушил тишину Олег.
- Голова разболелась.
- Это хорошо! Это значит, пустые места заполняются мыслями. Ты полежи, отдохни, я тут принес твой любимый виноград.

Я послушно легла на диван:
- Олег, я тут подумала…
- Хорошее занятие. Тебе идет!
- Помнишь, в день нашего знакомства на банкете Марлон Брандо задавал мне странные вопросы и как-то подозрительно разглядывал? Получается, вы уже тогда все знали? Ну, что я вляпалась в криминал? Почему ты ничего мне не сказал, не объяснил, что я в полном дерьме?
- Смеешься? О тебе уже легенды ходили. Серьезные ребята рассказывали, что ты бабло мешками носишь, аферы проворачиваешь такие, что наши авторитеты нервно курят в сторонке. Тобой заинтересовался весь криминальный мир: такая дойная корова!  Я тогда даже не предполагал, что у тебя мозгов как у курицы!
- Олег, - мои губы дрожали, глаза наполнились слезами, - это конец!
- Да ладно, прорвемся!
- Нет, ты не понимаешь, это просто конец! Если это подстава, значит, нет никаких площадей! Все документы – липа, а деньги ушли на лапу аферистам! Конечно, большинство клиентов – всякий сброд, который я тупо подставляю, их большинство, и на них наплевать, потому что риск - условие сделки, но среди клиентов есть родственники и друзья, которые доверили мне свои деньги, потому что знают меня уже тысячу лет, знают, любят и уважают! – Слезы градом сыпались из глаз. – Еще есть знакомые и друзья друзей! Они верят мне, потому что у меня безупречная репутация в театре и авторитет! А еще есть Илья! О, Боже мой! Илья! Я же крестная мать его детей! Я же недавно летала к ним в Куршавель, возила Марину к ним во Францию! Только Илья мне пять лимонов зеленью передал!  Илюшка с женой – мои самые близкие люди! Что же мне теперь делать?

Я схватила телефон:
- Сейчас позвоню им, расскажу! Пусть приезжают выбивать свои деньги!
- Угомонись! – Спокойно произнес Олег и мягко вынул трубку из моих рук. – Во-первых, в такой истерике переговоры не ведут, а во-вторых, сама прикинь:  все деньги отдавали тебе лично в руки, расписки малевала ты и налик тоже отвозила ты! Твоя Эля абсолютно чиста! Ты сама все крутила, а сейчас пытаешься свалить на бедную старушку!
Я судорожно всхлипнула и потянулась за сигаретой. Олег хлопнул меня по руке:
- Есть еще вариант: ты с Элей была в теме, вы все делили пополам, а теперь одна другую сливает,  чтобы выплыть самой. В любом случае, уедете вместе далеко и надолго.
- Олег!!!
- Есть у меня одна мыслишка: надо разговорить твою Элю и записать на диктофон, собрать на нее компромат. В любом случае, Эммка, ты – соучастник, и бабло по-любасу требовать будут с тебя! Не скули!  - Прикрикнул он. - И главное не бойся! Страх парализует мозг. Придумаем что-нибудь. Главное, чтобы терпилы твои не мусорнулись!
- Олег, переведи! – Чуть слышно попросила я и уронила голову на руки. – Скажи по-человечески, я ни слова не поняла!
- Иди, говорю, сюда! Хочу обнять тебя, дуреху....

*************************
Утром прибыл Артур. Был он весел и бодр: поездка на родину с кутежом и девицами пошла ему на пользу.
- Хорошо выглядишь! – Бросил он, открывая дорогой коньяк. – Чем занималась в мое отсутствие?
Я глухо молчала, не в силах поддерживать хотя бы видимость нормальных отношений. Опустошенность и отчаяние от навалившихся проблем выкачивали остатки сил. Я понимала, что Олег попытается помочь, но понимала и другое: что дела обстоят хуже некуда. На все мои звонки Марина хныкала в трубку и толком ничего не объясняла. Из обрывочных фраз, обмолвок и намеков  я поняла, что Марина была в курсе всех афер и, в отличие от меня, сама управляла потоком: сознательно шла на риск, делая ставки, играя ва-банк. В нашей волшебной цепочке она была ближе к кормушке на несколько звеньев, и это давало ей больше свободы.
 Теперь оставалось понять, как выходить из ситуации с наименьшими потерями, как защитить себя, детей, родных и собственную жизнь.
- Чего молчишь? – Завелся Артур. – Игнор включила? Не уважаешь, типа?
В дверь позвонили, и на пороге образовалось сразу пять семейных пар, наших общих с Артуром знакомых. Еще ни разу в жизни я так не радовалась непрошенным гостям!
- Проходите, присаживайтесь! – Щебетала я, накрывая на стол. – Сейчас подам горячее!
- Слушай, Эмма, не парься! – Предложили подружки. – Пусть мужики сидят тут, квасят, а мы куда-нибудь поедем, развлечемся! Поехали в клуб или в сауну!
Я пожала плечами:
- А моя сауна чем не подходит?
- И правда, сауна подождет! Поехали к Бурчо! Хинкали и кебаб из раков!
- В мужской стриптиз! – Зачем-то предложила я и сама испугалась.
В воздухе повисла тишина, а секунду спустя девчонки разом загалдели:
- Стриптиз!
- Точно! Мужской стриптиз!
-  Оттянемся по полной!
В дверях появился Артур:
- Что за шум? – Поинтересовался он. – Куда это вы собрались?
- В дамский клуб на стрип-шоу! – Без смущения выдала я. – Еда на столе, развлекайтесь, мальчики!
И без дальнейших объяснений мы дружно выпорхнули за ворота.

ПИСЬМО № 16

Закрытый дамский клуб не отличался ни стилем, ни интерьером и больше походил на дешевый бордель. На сцене вяло двигалась парочка загорелых самцов, их обнаженные торсы лоснились в свете прожекторов, динамики терзал слащаво-приторный мотивчик, призванный облегчить стриптизерам их танцевальные конвульсии.
 Едва мы заняли свободный столик, к нам выдвинулась целая группа молодых мускулистых жеребцов.
- Вечерок обещает быть томным! -  Процедила я сквозь зубы и открыла меню.
Девчонки напряглись, переглянулись. Комичность ситуации заключалась в том, что  восточные жены, собравшиеся за столом, не понимали, как вести себя в подобной ситуации, в присутствии целого стада стероидных красавцев в тугих набедренных повязках.  Смущаясь и охая, девчонки вышли на танцпол, а жеребцы зашептали на ушко забытые сладкие речи. Их страстный шепот состоял из откровенных пошлых комплиментов, обильно сдобренных намеками и лестью, но женские сердца, истосковавшиеся по любви, по томным взглядам и словам «красавица», «богиня», растаяли как льдинки в жаркий день. Парочка нежных и ласковых слов, и музыка уже не столь тосклива, и мальчики вдруг превратились в загадочных принцев, и речи зазвучали так искренне, так достоверно, словно клятвы влюбленных на майской заре.
Ко мне подкрался настоящий тигр: с кошачьей грацией он закружил меня по залу, мурлыча в ушко песни о весне. Его эрудиция, манеры, чувство юмора немало удивили, я поняла, что из нашей компании он выбрал меня не случайно, разгадав инициатора и спонсора в одном лице. 
- Ты здесь самый красивый, - сказала я.
Он кивнул, улыбнулся:
- Я знаю.
- Меня выбрал почему?
- Ты тоже самая красивая. - Прошептал он, изображая влюбленность.
- Ну, и как же зовут тебя, прозорливый?
- Стэф.
- Недурно! Давно здесь?
- Не очень. Днем учусь, по вечерам работаю.  Сейчас все выживают, как могут.
- Неплохо выживаешь! - Рассмеялась я. – Расскажи о себе!
Стэф замотал головой, прижал меня к себе:
- Я лучше расскажу тебе о тебе.
- Вот как? Даже интересно!  Рассказывай, плачу наличными!
Стэф провел рукой по моим волосам и зашептал в самое ухо:

-  Хороша эта женщина в майском закате,
Шелковистые пряди волос в ветерке,
И горенье желанья в цветах, в аромате,
И далекая песня гребца на реке.

Хороша эта дикая вольная воля;
Протянулась рука, прикоснулась рука,
И сковала двоих - на мгновенье, не боле,-
Та минута любви, что продлится века.

- Негодник! – Я ткнула его в грудь! – Откуда ты узнал, что я люблю Бальмонта?
- Я и не знал! Я про тебя читал. Ты – ветер, южный теплый ветер. Ты можешь сбить с ног,  можешь поднять и унести куда угодно. С тобой я просто улетаю!
- Филолог?
- Не совсем, - улыбнулся Стэф. – Ты все равно не поверишь. Да и какая разница, кто я там, за этими стенами! Здесь я твой и буду для тебя, кем захочешь. Скажешь, филологом, буду филологом, скажешь, космонавтом, буду космонавтом.
- Как интересно! И невесомость сможешь организовать?
- Невесомость? Проще простого!
Он подхватил меня на руки и поднял высоко над головой, как это делают танцоры:
-  Куда летим, мой капитан?

ПИСЬМО № 17

Ну, что? Заинтриговала я тебя? Уже гадаешь, чем закончился вечер в стрип-баре? Разочарую – ничем. Красавчик Стэф получил, что хотел шуршащими зелеными купюрами, я стала обладательницей титула «Тигрица» и маленькой визитки с номером его Самсунга. На тот момент я слишком тосковала по Вадиму и слишком ненавидела Артура, чтобы расслабиться и загулять. Сил и эмоций хватало только на эти полярные чувства, обильно сдобренные страхом за собственную жизнь и жизнь детей.

Вадим звонил раз или два в неделю, потом присылал водителя и, побросав свои дела, я летела мотыльком на свет горящей лампы. Наши встречи проходили бурно и спонтанно в разных конспиративных местах под бдительным оком охранника Жени. И каждый раз Вадим врывался в мою жизнь спасительным глотком свободы, растворял без остатка всю горечь, скопившуюся за неделю, вселял надежду, придавал мне сил дожить до следующей встречи. В минуту расставания казалось, что сердце не выдержит и лопнет от тоски, а предстоящая разлука накроет, подомнет под себя и придушит лавиной отчаяния. Но сквозь переполох в мозгах и плач души светил дрожащий лучик осознания, что, несмотря на боль и слезы на глазах, ты беспросветно, беспробудно счастлив.   

***************************
 
Вадим позвонил в субботу около пяти, когда Артур в поте лица просаживал семейный бюджет на рулетке.
- Эммка, на улице жара, а у меня мороженое тает!
- Ты где?
- У ворот. Выходи, прокачу!
Уже через пару минут я сидела в машине и с удовольствием уничтожала запасы эскимо, Вадим кого-то методично разносил по телефону. Наконец, он закончил разговор, отложил телефон, откинулся на спинку кресла:
- Эмма, мне не нравится твоя сумка и мне не нравится твое декольте!
- Вадим, мне тоже много чего не нравится, например, то, что я тебя редко вижу. – Парировала я.
Вадим напрягся:
- Послушай, разве я тебе давал гарантии? Ты знаешь, какая у меня жизнь, представляешь мой график работы. По-моему, мы сразу договорились, что я буду выбираться по мере возможности.
- Да, понимаю, - сразу сникла я. – Мне просто не хватает твоего внимания.
- Но я – женатый человек! – Все больше распалялся Вадим. – Ты знаешь, что семья – это крест!
- Я знаю! – Здесь я примирительно погладила Вадима по руке. – Не горячись! Хочешь, поедем купаться?
- Ну, уж нет! Не хватало еще засветиться на пляже, чтобы потом читать про себя в желтой прессе и разглядывать наши с тобой испуганные морды и мои семейные трусы! Ты что, на солнце перегрелась, предлагать мне такое? – Он сделал знак охраннику. -  Давай-ка, Женя, разворачивай, везем ее домой!
- Домой? Но почему? Что я такого сделала?
- Испортила мне настроение. Сначала претензии, потом упреки, теперь этот пляж! Ты что, решила сцену мне устроить? Так вот, твои капризы не прокатят! Я уделяю тебе столько времени, сколько могу, а если делаю замечания, то лишь из добрых побуждений! Блин, Эммка, на черта ты усложняешь все сейчас?!
- Да я молчу! Это ты разорался!
В гробовой тишине я вышла из машины, достала ключ, открыла калитку, прошла по дорожке, не видя ничего вокруг. На самом крыльце остановилась, сглотнула ком, открыла дверь, переступила порог. Сквозняк, метавшийся по комнате, словно гигантский пес, сидевший взаперти, ударил в грудь, едва не сбив меня с ног; дверь дернулась, толкнула в спину, с грохотом захлопнулась, а через миг раздался звон упавшей со стены картины. Я охнула и выронила ключ. Какое-то время стояла, уставившись в пространство, потом сработал спусковой крючок, и в лихорадочном порыве я кинулась собирать осколки. Что-то резануло по руке, я вскрикнула, разжала пальцы: по ладони сочилась бордовая струйка. Горячий ком подкатил к самому горлу, и слезы одна за другой закапали на пол. Мне стало нестерпимо больно, не от пореза, от обиды, захотелось кричать на весь мир, что это неправильно, несправедливо, что я не заслужила такого к себе отношения, но вырвалось лишь горькое «За что!».
Вдруг кто-то бережно взял меня за руку. Я вздрогнула и стихла.  Вадим решительно подвел меня к раковине, промыл порез:
- Где аптечка?
Его нахмуренные брови и сосредоточенный вид не обещали ничего хорошего.
- Зеленка и пластырь на полке. – Кивнула я и снова всхлипнула, скорее, по инерции.
Вадим достал зеленку, бинт, бактерицидный пластырь, повертел их в руках, решая, с чего начать:
- Рана не глубокая – до свадьбы заживет.  – Тут он впервые взглянул на меня и улыбнулся одними глазами. -  Терпеть не могу истерик и упреков. Не зли меня больше, договорились?
Я молча кивнула, ладонью вытерла слезы.
- Ну, вот и хорошо! – Он обнял меня, поцеловал в висок.
Раздался звонок телефона, я беспомощно оглядела свои окровавленные руки.
- Сейчас помогу!
Вадим нажал на автоответчик, и комната наполнилась голосом Мары, моей старинной подруги, а по совместительству гинеколога:
- Эммка! Привет! – Почти кричала она. – Я знаю причину твоего недомогания! Пришли анализы: ты беременна! Поздравляю! А еще говорила, что с мужем не спишь! От кого тогда ребенок? – Захохотала она во весь голос.
Внутри у меня все оборвалось. Я стояла посреди комнаты, не смея поднять на Вадима глаза. Руки мелко дрожали, рана снова сочилась, и капли крови, порыжевшие от воды, стекали на пол, образую небольшую лужицу у самых ног.    
- Жду завтра на УЗИ! – Чирикала меж тем Мара. - Посмотрим что там у тебя.
- Ты это что, специально? – Голос Вадима превратился в металл.
- Я ничего не знала. – Выдавила я, переминаясь с ноги на ногу, как двоечница у доски.
Вадим решительно взял меня за руку, обработал порез, наклеил пластырь.
- Ты знаешь мою позицию. Я дважды повторять не буду: моя семья там, и дети мои только там, и никакие ухищрения тебе не помогут! Займись, в конце концов, семьей и мужем! Я ухожу! И больше никаких сюрпризов!
Он развернулся и вышел из дома.
- Вадим! – Одними губами прошелестела я и потеряла сознание.

ПИСЬМО № 18
- Мара, сколько стоит аборт?
- Для тебя сто пятьдесят. Ты точно решила?
- Точнее не бывает!
- Не передумаешь?
- Не передумаю.
- Тогда приходи в восемь тридцать утра.

************************************
Я вышла из клиники, подняла голову, и свежий утренний ветер мгновенно высушил слезы. В ушах гудело, перед глазами плыл туман, организм, казалось, жил своей отдельной жизнью: что-то холодное заполняло его изнутри, я точно знала, что это новое чувство, этот новый озноб зовется Пустотой, что с этой пустотой теперь придется жить, придется принять ее, сродниться с ней и сделать своей неотъемлемой частью.   
Охранник - Женя ошивался у ворот: 
- Доброе утро! Вас ожидают в машине!
В тени исполинских вязов урчал автомобиль, и мне показалось, что вместо черных стекол меня изучают гигантские солнечные очки.
Задняя дверь распахнулась, и я нырнула в прохладный полумрак. Несколько секунд Вадим внимательно изучал мое лицо, потом притянул к себе, поцеловал как послушную девочку, набрал какой-то номер и выдал ряд указаний, из которых я поняла, что он летит в Италию на частном самолете. Почему-то мне было все равно, хотелось только пить и спать, но больше всего хотелось забиться куда-нибудь в норку и умереть там тихой маленькой смертью.   
Всю дорогу мы ехали молча, не обсуждая ничего и не задавая друг другу вопросов. Наконец, закончилась трасса, и перед глазами выросло здание аэропорта. Минуту спустя оно осталось позади,  а еще через минуту автомобиль въехал в стоящий отдельно ангар.
- Ты жутко похудела, пора приводить тебя в чувство. – Улыбнулся Вадим. – Мы летим на Сардинию.
- А вещи? – Удивилась я, а потом удивилась тому, что удивилась только отсутствию вещей. Сам факт поездки оставил меня равнодушной.
- Куплю на месте.  – Вадим обнял меня за плечи. - Ты больше не будешь мне улыбаться?
- Зачем ты приехал?
- Мы остановимся на вилле Берлускони. Тебе понравится, вот увидишь, - продолжал он, как ни в чем не бывало.
- Вадим, почему ты приехал?
- Итальянский шеф! Природа! Музыка! Яхта!
- Вадим...
- Я просто подумал, что тебе  захочется составить мне компанию? По старой дружбе?
- Я не полечу!
- Еще как полетишь! Мы с Сильвио отказа не потерпим!

Лежу на больничной койке, глотаю антибиотики и аспирин, и от таблеток клонит в сон, но стоит закрыть глаза, меня подхватывают волны и уносят в другое измерение, туда, где время дремлет в гамаке, окутанное негой, струятся мысли и мечты, преобразуя пространство в тончайший эфир, а реальность -  в уютное воспоминание:

Морская гладь переливалась и лоснилась, от солнечных бликов слепило глаза. Финиковая пальма, встревоженная бризом, что-то сонно шептала соседке-оливе. С порывом ветра долетал медвяный аромат лаванды, где-то протяжно кричал павлин, ему ворчливо вторил пеликан, с побережья доносились крики чаек.
Я стояла на террасе и медленно вдыхала аромат Эдема. С каждым глотком воздуха мое сердце наполнялось благодарностью к этому миру за то, что он так прекрасен и за то, что мне выпало счастье увидеть его красоту. Вадим появился в махровом халате с апельсиновым соком в запотевшем стакане.
- Свежевыжатые витамины, - улыбнулся он, протягивая бокал. – Пей аккуратно – я лед положил.
Я послушно взяла бокал, сделала глоток:
- Спасибо! То, что нужно!
Вадим облокотился о перила, немного помолчал, любуясь морем, и задушевно произнес:
- Невероятно! Такое чувство, что сейчас взлетишь! Скажи, тебе нравится?
- Да.
Он взял меня за руку:
- Поговори со мной. Поплачь, если хочешь..., ударь, если полегчает! -  Его волшебные глаза сделались влажными. - Только не молчи! Не могу тебя видеть такой!
Я всхлипнула и уткнулась в его оголенную грудь.
С минуту мы стояли без движения, был слышен только рокот моря и крики чаек вдалеке, потом Вадим бережно вынул стакан из моей руки, поставил на перила, потянул за кончик пояса, и мой халат с тихим шорохом упал к ногам.
- Я с операционного стола, - взволнованно шепнула я.
- Я знаю, Дусь, я не сделаю больно! - С этими словами он подхватил меня на руки и уложил на шезлонг. – Прости! Мне жаль, что я тебя не встретил раньше.
Мое лицо осветилось победной улыбкой, душа возликовала от наглого счастья: да, это было объяснение в любви, аллегоричное, но объяснение.
- Я тоже люблю тебя Вадим! Люблю больше жизни!
- Я знаю…, чувствую…, прости!
- Я так люблю тебя! – Почти завыла я, потому что по телу прокатилась истома, а следом уже накатывала новая волна.
Губы Вадима казались прохладными и обжигали, все тело звенело от этих трепетных прикосновений. Я закрыла глаза и громко застонала, потому что не было сил выносить эти блаженные муки…. Цунами под названием Вадим накрыло с головой и потащило в океан. По телу разливалась радуга, пульсировала и переливалась, а в животе порхали сонмы бабочек! Сколько продолжалось забытье, я не помнила, пришла в себя лишь после того, как Вадим поднялся с колен.   
- Простила?
Вместо ответа я встала с шезлонга, и как была «ни в чем», вернулась в комнату, уселась за рояль, прошлась по клавишам и тихо запела:
Любовь - тот след,
Где плавает звезда,
Любовь - тот свет,
Что навсегда.
Но до последних лет
И слёз бесследных нет,
Ведь нет следов,
Что исчезают без следа.
Допев до конца, я обернулась и не поверила своим глазам: Вадим стоял, прислонившись к двери, по щекам его текли слезы….

ПИСЬМО № 19
ДОЖДЬ
За окнами лило, и было очевидно, что небеса решили наказать Москву за жаркое засушливое лето. Деревья стояли поникшие и печальные, в лужах надувались и лопались гигантские пузыри, птицы взирали на мир из-под крыш молчаливым парадом протеста. Стук капель о стекло убаюкивал, мешал сосредоточиться, а сосредоточиться было необходимо, потому что минуту назад дозвонился Олег, сообщил, что едет с какой-то важной информацией «по делу».
Пока я обдумывала слова Олега и причины такой спешки, в дверь позвонили.
- Оперативно! – Удивилась я.
- Да, был тут неподалеку. – Уклончиво начал Олег. – Кофеем угостишь?
- Конечно, проходи….
Олег уселся на диван, взял гитару:
- Играешь?
Я утвердительно кивнула:
- Тебе с сахаром?
- Давай с сахаром, - Улыбнулся Олег, перебирая струны. – Эммка, Эммка, жить нужно здесь и сейчас, потому что завтра может никогда не наступить….
- Ты чего такой минорный? – Удивилась я.
- Слушай, будь другом, спой что-нибудь!
- Что-то не хочется.
- А ты уж постарайся! Спой Лару Фабиан! Нельзя отказывать друзьям!
- А мы друзья?
- Дурочка ты, Эммка! Коза Ностра недоделанная!
- А будешь обзываться, кофе не получишь!
Слушай, Эмм, я тебе кое-что расскажу, а ты пообещай, что не забудешь!
Я напряглась, но перебивать не стала, да и кофе как раз подошел. Олег тем временем отложил гитару, открыл журнал, полистал его и бросил на диван.
- Ты обладаешь харизмой, а еще у тебя мощная энергетика. К тебе тянутся люди, тебя не пропустишь в толпе, и совсем не потому, что ты красотка (в этом месте он пошловато хмыкнул), а потому что от тебя за версту разит происхождением. Ты, Эммка, аристократка, воспитанная и образованная идиотка!
- Вот гад! – Не выдержала я. – Все-таки кофе тебе не видать!
- Манеры, голос, взгляд, - продолжал Олег, как ни в чем не бывало, - интуитивно ты используешь все это при общении, но делаешь это стихийно, некачественно. Попробуй извлечь из этого выгоду, используй во благо себе! А для начала, сними с морды розовые очки: прекрати думать, что все люди ангелы! Человек, по сути, страшный зверь, он способен на все! Ты должна это знать и не подпускать к себе всякую шваль.  Общаться – общайся, но не подпускай, не подставляйся, не показывай слабые места! И будь готова, что любой, даже самый близкий друг использует твои слабости против тебя.  Наша жизнь, Эммка, на кончике языка! Когда говоришь, понимай, о чем и с кем говоришь, а еще помни: тот, о ком ты говоришь, может в эту минуту стоять за спиной. Не доверяй никому! Не верь, не бойся, не проси! Живи, прислушиваясь к интуиции и подсознанию. Дыши глубоко и медленно. Человек, который понял жизнь, никуда не спешит!
- Олег! Ты меня пугаешь! Ты как будто прощаешься…. Ты уезжаешь?
На секунду я представила жизнь без Олега и со всей остротой поняла: передо мной тот единственный друг, которого так часто не хватало, с которым чувствуешь себя в безопасности, которому можешь все высказать, выплакать, доверить, зная, что он не отвернется, не предаст. Что-то толкнуло меня изнутри, я подошла к нему сзади, обняла за плечи, уткнулась губами в макушку. В этот момент открылась дверь, и в комнату вошел Артур, постоял с минуту, разглядывая наш дуэт, потом развернулся и вышел из дома.
Меня трясло, Олег беспечно улыбался.
- Чего ты улыбаешься? Он же нас видел!
- Ну, видел, ну и что? Эммка, да пошел он! Не дергайся, он без тебя пропадет, и знает это, сукин сын!
- Что же мне теперь делать?
- Послушай, ты мне нравишься, мне с тобой хорошо, я люблю твоих детей….
- Постой – постой! Ты мне сейчас предложение делаешь?
- Ты можешь помолчать хотя бы минуту?
- А ты мне рот не затыкай! Не муж!
- А вот возьму и женюсь на тебе! Ты мне по всем параметрам подходишь, - ухмыльнулся Олег. - Ну что, Донна Мафия, согласна быть моей женой?
Он театрально опустился на колено… и резко схватился за сердце.
- Знаешь, чего мне будет не хватать на том свете?
- Ты что, Олег? – Я подхватила обмякшее тело.
- Твоих сумасшедших глаз…, - выдохнул он и повалился на пол.
- Олег! Олежек! Не шути! – Я все трясла его за плечи и с ужасом понимала, что в этой фатальной неподвижности нет места шансу, что эти глаза уже разглядывают новую реальность, а мои вопли разбиваются о стену под названием Финал.
Вконец обессилев, я рухнула рядом, провела рукой по его лицу:
- Олег, вернись, не нужно так со мной!
Опять вскочила, пару раз надавила Олегу на грудь, прохныкала с какой-то детской интонацией:
 – Пожалуйста, не оставляй меня одну! 
Потом (как будто вспомнив процедуру) схватила телефон, дрожащими пальцами набрала номер скорой, в состоянии, больше похожем на бред, продиктовала имя, фамилию, адрес, услышала дежурное «Ждите бригаду», обернулась к Олегу.
- Сейчас, Олежек, потерпи, они уже едут!
Я наклонилась над телом, заглянула в пустые глаза и отшатнулась.
- Ты ведь не слышишь? Ты ведь не встанешь? Тебя ведь больше нет? Нигде и никогда тебя больше не будет!
Я потянула с дивана подушку и бережно положила Олегу под голову,  легла на ковер рядом с недвижным телом.
Прошла целая вечность, когда вдали раздался вой сирены.
- Скорая помощь, Олежка! Сейчас тебя у меня заберут…. – прошептала я и тихо запела:
I'll let you go
I'll let you fly
Why do I keep on asking why
I'll let you go
Now that I found
A way to keep somehow
More than a broken vow….
**********************************************

 Хоронили Олега в субботу. Народу собралось довольно много: родня топталась у могилы, бритые ребята в черных куртках стояли отдельной понурой командой, основная масса пришедших была странного серого цвета без каких-то особых примет.
Я стояла в сторонке и пыталась наладить диалог с собственной душой. Мозги вопили о том, что все это дико и страшно, что нужно немедленно начать рыдать, потому что выдержать такое невозможно, душа взирала на суету мозгов и колыхание толпы, вздыхала тихо, будто шепотом, и откуда-то сверху, из-под самых верхушек деревьев пыталась охватить реальность. Да, признавала душа, Олега больше нет, и этого не изменишь, ни исправишь, не перепишешь как в школе диктант. Нужно принять, не пытаясь понять, а это значит, что нужно смириться…. Жизнь продолжается без Олега, без его мудрых советов и участия в жизни заблудшей, без его вечно смеющихся глаз и оценок, разивших точно в цель. Все пойдет дальше своим чередом: зима сменит осень, и придет Рождество, и снег укроет могилу Олега, и метель заметет все следы, и время зарубцует рану….
- Дорогая моя, мы не бросим тебя! – Спокойный хрипловатый голос нарушил монолог души, и я почувствовала терпкий запах одеколона. – Теперь ты – наша сестра. Все, что было дорого нашему брату, дорого и для нас.
Брандо стоял спиной к солнцу и от этого казался исполинской тенью, накрывшей белый свет. 
«Паук!», - пронеслось у меня в голове, - «Паук, плетущий паутину. Вьет кружева из наших судеб».
- Олег просил заботиться о тебе, если с ним что-то случится.
- Врет! – Констатировал внутренний голос.
 Олег повторял лишь одно: «Случись что со мной, и эти стервятники порвут тебя на части». «Что я им сделала? Я их даже не знаю!»,  - возмущалась я, на что он терпеливо отвечал, - «Зато они тебя прекрасно знают! Ты – курица, несущая золотые яйца. О тебе много разговоров, еще больше легенд. Не женщина – мечта! Будь уверена: они тебя не выпустят!»
- Ни о чем не беспокойся, - продолжал меж тем Брандо, - я с тобой, а значит, ты в полной безопасности!
Я огляделась - глаза присутствующих обращены к нам с Брандо - и ощутила себя овцой в шакальей стае.   
- Спасибо за поддержку! – Ответила я сиплым голосом. – Мне нужно идти.
Уже у стоянки меня догнал один из «скорбящих» - армянский криминальный авторитет по имени Ашот: 
- Эмма-джан, - начал он, - ты знаешь, как я к тебе отношусь, знаешь, как я тебя уважаю! Моя семья считает тебя родней. Все эти гиены скалятся на тебя и облизываются. Я считаю, что для твоего спокойствия и безопасности нужно, чтобы все они думали, что ты – моя женщина. Только в этом случае они оставят тебя в покое.
То ли армянский язык звучал так убаюкивающе, то ли образ жены и детей Ашота усыплял здравый смысл, в голове что-то замкнуло, и лукавая мысль зазмеилась по мозгу:
- Какого черта! Почему бы нет? Нужна какая-то защита, какая-то иллюзия безопасности! Пусть призрачный, но покой, возможность краткой передышки. Пора искать надежное плечо! Пора подумать о себе!
Я с силой тряхнула головой, отгоняя минутную слабость:
- Не сдамся! Не боюсь! Не буду! Ни за что! Никто, вы слышите, никто и никогда!!! Лучше останусь одна, чем с шакалами в стае!

Минуту спустя за ворота кладбища выехал красный Cayenne, за рулем которого сидела женщина с моим лицом и душой тигрицы, расчетливой, циничной, готовой к новому прыжку. Зеркало заднего вида случайно поймало взгляд хищницы, которую когда-то звали Эммой, и у которой не осталось ни сомнений, ни нежности, ни сострадания, ни веры….

ПИСЬМО № 20

Репетиция уже закончилась, и машины одна за другой разъехались со стоянки. Я потянулась за ключами, и в этот момент зазвонил телефон. Голос Вадима звучал довольно странно:
- Я прислал за тобой водителя, а еще ящик винограда и головку Дор Блю!
- Ты хочешь меня видеть?
- Мечтаю, свет моих очей!
- Ты говоришь как кавказский мужчина. Тебе не идет.
- А что мне идет? 
- Черный член! – Зачем-то выпалила я и сама испугалась своих слов.
На том конце повисла тишина.
- М-да! Веришь, красить член не буду! – Отозвался, наконец, Вадим. – Обойдешься натуральным.

Через час я поднялась на этаж, открыла номер, прошла в комнату, остановилась, изучая интерьер: на кровати лежал обнаженный Вадим, в зубах сигара, в руке стакан виски, на подушке гигантский черный член.
- А мы тебя тут заждались! Ну, здравствуй, Дуся! Знакомься с нашим темнокожим другом!
- А где же твои вешалки - модели?
- Дуська, не начинай! – Отозвался Вадим. – И вообще, кончай свой мазохизм! От тебя итак одни косточки остались….
- Я просто не хочу быть очередной! Я хочу быть единственной.
- Раз хочешь, значит, будешь! – Улыбнулся Вадим.
- А я тебя приворожу!
- Ты что, умеешь? То-то я думаю: чего это я так к тебе привязан?
Вадим похлопал рукой по кровати, и я послушно села рядом, он обнял меня сзади, прижался всем телом и зашептал в самое ухо:
- Бросай свои темные делишки и переезжай ко мне!
Я резко обернулась:
- К тебе? Куда это?
- Я купил дом в Черногории. Можем начать там жить патриархальной жизнью.
- Ты хочешь сказать, что это я буду жить патриархальной жизнью, а ты будешь приезжать ко мне в отпуск и в командировку?
- Зачем ты все усложняешь?
- Я усложняю? Ты сам себя слышишь? Ты предлагаешь мне стать содержанкой, сидеть и ждать на берегу, когда ты соизволишь появиться. А ты в курсе, что у меня двое детей, что им нужна мать, что им нужно образование?
Лицо Вадима снова стало серьезным:
- Как хочешь, так и понимай, но я тебя ни с кем делить не собираюсь и терпеть весь этот криминал тоже не буду! Делай выбор, а я свое слово сказал!
- Ты что, серьезно?
- Более чем!
- Да что вы все, сговорились? – Я вскочила с кровати. – Вам больше нечем заняться, только мою жизнь устраивать? Что вы все о себе возомнили? Я, кажется, никого ни о чем не просила! И никому не давала права распоряжаться моей жизнью! – Я зачем-то одернула платье. – А тебе никогда не приходило в голову, что я – живой человек? Что у меня тоже есть чувства? Что моя жизнь – не поле для эксперимента?
- Эмма, остановись! – Попытался вклиниться Вадим, но я уже отпустила тормоза.
Тигрица вышла на охоту, и саванна затихла в ожидании прыжка.

Похоже, температура спала. Мне стало легче дышать. Санитарка говорит, что я выгляжу лучше, но я ей не верю: разве можно здесь выглядеть лучше? А, впрочем, ей виднее – у меня же нет зеркала, так что сравнивать не с чем. По ночам еще бьет озноб, и кашель не дает уснуть, но к утру измотанное тело проваливается в сон без цвета и звука и до самого обхода скользит по мутному тоннелю. Ну все, хватит скулить и жаловаться на жизнь, слава Богу, она продолжается, а значит, продолжается и мой рассказ.

Артур бы хмур и помят. Стало ясно, что вернулся он совсем недавно и откровенно мается, не зная, на ком сорваться. Мое появление задало новый вектор:
- Ну, что, опять таскалась по стрип-клубам? Насмотрелась на голых мужиков?
- Тебе-то что? – Злобно буркнула я.
- Да на тебя позарится только мужик - проститутка!
- Тебе видней!
Лицо Артура перекосилось от злобы:
- Да у меня на тебя не стоит!
Я усмехнулась:
- Это точно! Два раза встал, и получилось два ребенка.
- Да с тобой только за деньги можно лечь в постель! За во-от такие большие деньги! – Заорал Артур растягивая руки.
Я вздрогнула, будто получила под дых, во рту возник привкус крови (похоже, я прокусила губу):
- Все ясно, любимый: я недостаточно тебе плачу. Ну, что ж, пойду, заработаю побольше денег! Но только в этот раз потрачу их на мужика!
Я сложила губы в поцелуй, звонко чмокнула воздух и вышла за дверь.

*************************************
- Сколько стоит ночь со Стэфом?
- Тысячу долларов плюс чаевые.
- Карты берете?
- Конечно, мадам!
- Тогда заверните мне Стэфа и закажите номер в Метрополе.

ПИСЬМО № 21

Я дала себе слово, что буду писать только правду, какой бы горькой она ни была. Хочу тебя предупредить: в моей правде будет много оттенков, много привкусов и резких звуков. Если боишься темноты – не суйся ночью в старый дом: там столько хлама, столько забытых вещей, скрипов, шорохов, теней, и все они принадлежат этому месту, без них и дом – не дом, и нет без них истории этого дома, как нет меня без прошлого и без теней, которые молча стоят за спиной. 
 
Домой вернулась ровно через сутки. Меня мутило и шатало.
- Ты напилась? – Удивился Артур.
- Пытаюсь соответствовать супругу.
Я медленно прошла на кухню, сварила кофе, села в кресло, прикрыла глаза.
Издалека донесся вкрадчивый голос:
- Ты знаешь, у Андрюшки с няней какие-то секреты. Думаю, готовят тебе большой сюрприз. – Артур бродил по комнате, уставившись в пол, будто что-то искал. – Домработница хреново стала мыть: сплошные пятна и разводы.  Давай уволим? 
Я молча отхлебнула кофе.
-  А, может, просто позвонить в агентство, пусть пришлют замену….
- Я тебе изменила. – Произнесла я четко.
- Ты пульт не видела? Все утро ищу. Точно, домработницу нужно менять. Ни черта не найдешь в этом доме!
- Я тебе изменила!
Артур осекся, побледнел, его глаза стали бесцветными.
- Я выяснила: мужик-проститутка стоит дешевле, так что в твоих услугах я больше не нуждаюсь.
В доме повисла тишина, только шум ветра за окном да скрежет веток о стекло.
В голове полный вакуум, в душе пустота, рука механически подносит чашку ко рту, и также механически я отпиваю, глотаю, ставлю чашку на стол.  Рука – глоток – стук чашки – тишина. Какая удобная тихая мантра! Вот уж не думала, что рядом с мужем может быть так тихо! И почему я раньше не практиковала тишину? В тишине все чувства обостряются, картина мира становится зыбкой и монохромной, и в этой новой реальности так хорошо понимаешь свое место. Как все вокруг глобально – ненадежно! Как все вокруг незыблемо – надежно! Ненадежен мой путь и мое окружение, ненадежна мечта и потуги любить, ненадежен сам вектор поиска себя! Но надежны мои материнские чувства, мое желание закрыть собой два маленьких и хрупких силуэта, два источника радости и чистоты. Даже извалявшись в грязи, я не перестану быть мамой, сломавшись, потеряв себя, я не забуду, как пахнут детские кудряшки, какими липкими и сладкими бывают пальчики, которыми они водят по твоему лицу, ту необъятную нежность на сердце, когда твои губы касаются  упругой детской щечки. Ради них, ради этих святых маячков в житейском месиве людских пороков, я пройду этот путь до конца, не сломаюсь, не сдамся, не дам слабины! 
В холодной ватной тишине Артур подошел ко мне, опустил голову, рухнул на колени, уткнулся лицом в мой подол:
- Прости меня! Я виноват! Прости меня, Эммка! Не уходи! Поверь, теперь все будет по-другому! Я все исправлю! Вот увидишь!
Он еще долго рыдал, осыпал поцелуями мои руки, колени и даже попытался сорвать с меня одежду. Во мне пульсировали жалость и брезгливость, но отвращение перекрывало все. Сомнений не было: Артура отрывали от кормушки, и он, отринув страх и ненависть, стелился мягким жирным торфом.
- Да! – Только и вздохнула я, поднимаясь с кресла и стряхивая мужа, словно шелуху с колен. – Люди гибнут за металл!

Сегодня у меня хороший день: я пошла на поправку. Меня практически не лихорадит, и даже кашель отступил – не выворачивает наизнанку, не вытряхивает легкие и бронхи из ветхого мешка в сухую дорожную пыль. Мое тело почти не скрючивает, не трясет в лихоманке, отравленная кровь не гонит яд по венам, не рушит без того уставший организм. Меня впервые не ломает. Как только болезнь отступила, мир навалился всеми запахами, звуками, цветами и красками, каждая клеточка почувствовала себя живой, звенящей, уникальной! Жизнь продолжается, господа, жизнь продолжается! 
 
С уходом Олега жизнь почти не изменилась, только листва пожухла и обмякла, земля набухла, потемнела, будто готовилась к первому снегу.
 Вот так уйдешь, исчезнешь, испаришься, а твоего отсутствия никто и не заметит! И будет смена декораций, и люди будут устало брести из лета в осень, из осени в зиму, не замечая, что на улице весна….
Но перемены все-таки произошли, и я их скоро обнаружила: телефон Марины перестал отвечать, и единственным средством связи остался автоответчик.
Я набирала каждый день и оставляла сообщения, Последнее звучало так:
- Марина, куда же ты пропала? Олегу завтра сорок дней – ничего не планируй и включи телефон!
 Часа через два позвонил Лео, сообщил, что Марину арестовали, а в доме идет обыск.
- Я успел вывезти и уничтожить документы. - Сообщил он убитым голосом, и мне показалось, даже всхлипнул. – Не знаю, что они найдут, но ситуация вышла из-под контроля.
- Где находится Марина? – Я старалась говорить спокойно, но внутри у меня все звенело.
- Увезли в ИВС.
- На Петровку?
- Не знаю.
- В чем ее обвиняют?
- Не знаю точно, сегодня у нее была встреча с клиентом, и при передаче денег ее взяли!!!!
- Где была встреча?
- На Новослободской.
- Эля тоже там была?
- Нет, Эли там не было. Все, мне пора. Береги себя!
И Леонид повесил трубку.
Я попыталась глубоко вдохнуть, но у меня никак не получалось.  Так, дыша через раз, я набрала номер Эли.
- Что делать?! – Крикнула я, едва услышав ответ, и тут же добавила, на всякий случай. - Эля! Марину арестовали!
- Я знаю! Только что звонила ее мать. – Голос Эли был глух, но достаточно тверд. – Детка, кто этот клиент? Расскажи мне все про эту встречу, только не ври, чтобы я могла помочь.
- Эля, веришь, не в курсе! Не моя это тема.
- Мать Марины кричит, что человек был от тебя.
- О, Господи, не мой это клиент! Я даже не знала, что у нее сегодня встреча с передачей денег.
- Я тебе верю, детка! Приезжай ко мне. Только сначала отправь куда-нибудь детей.
- Все так серьезно?
- Более чем. – В этом месте образовалась пауза, и я поняла, что Эля прикуривает сигарету. – Не стоит рисковать, тем более детьми. У нас должны быть развязаны руки, если понимаешь, о чем я.
- Конечно – конечно, я сделаю все, как ты говоришь. – Меня бил озноб, но голова работала на всю катушку. – Я очень рассчитываю на тебя.
Я повесила трубку, прошла на кухню, достала с полки пачку «Ямайка Блю Маунтин», корицу, мускатный орех. Сварила крепкий кофе и, немного подумав, плеснула в него коньяку, отхлебнула, шумно выдохнула и методично начала совершать невозможное: позвонила в агентство, купила три билета на ближайший рейс, отпросила Риту из школы, Андрея из детского сада, связалась с Артуром, уговорила его отложить неотложную попойку и ехать с детьми в Ереван. Теперь пришла очередь подвигов рангом пониже:  собрала чемоданы, позвонила в Звартноц, заказала такси.
На все утряски – уговоры ушло часа два. Я справилась, смогла, сумела, тем самым подтвердив известную доктрину: деньги в этой стране не просто правят бал – на них стоит сама страна.

*****************************
Эля была бледна, но спокойна. Вытряхнув полную пепельницу окурков, она открыла новую пачку:
- Детка, все оказалось гораздо серьезнее: похоже, тебе нужно уезжать. Ты в опасности. Марине ты уже вряд ли поможешь, да и двоих вас вытаскивать будет сложнее. Давай договоримся так: ты улетаешь за границу и оттуда финансово нам помогаешь. Я остаюсь в Москве решать текущие вопросы. Не высовывайся, пока я не скажу, и сиди за границей, пока не позову. Детка, береги себя, не подставляйся! Если с тобой что-нибудь произойдет, я не переживу! Богдан! – Позвала она помощника. – Эмма улетает в Грузию. Подготовь билет и машину в аэропорт.
- В Грузию? Но я там никого не знаю! Я никогда там не была!
- Нужно расставить приоритеты. Безопасность превыше всего! В Грузии тебя встретят и устроят, а главное, тебя там не будут искать! Собирайся и помни, что все это временно. Исчезнешь ненадолго и появишься, когда минует опасность. Крепись, я буду за тебя молиться!
Да, эта сирена умела убеждать: не прошло и часа, как я уже сидела в Элиной машине с билетом в Грузию и маленькой дорожной сумкой.
Только тронулись с места,  зазвонил телефон:
- Эммка!
- Стэф!
- Я соскучился! Снишься мне каждую ночь!
- Деньги закончились?
- Как тебе не стыдно!
- Стыдно, Стэф, стыдно! Я уезжаю. Марину арестовали, мне придется на время исчезнуть....
- Не нравится мне твоя Марина!
- Она не червонец, чтобы всем нравиться!
- Эммка, можно с тобой? Тебе сейчас нужна поддержка.
- Конечно, Стэф, спасибо!
- Встретимся в аэропорту! Эммка, вместе мы - сила!

Я нажала отбой и набрала Артура:
- Я улетаю в Грузию. Вернусь не скоро. Дети пока на тебе! Позаботься о них!
- С ума сошла! - Заныл Артур. - Не впутывай меня в свои дела! Это опасно! Я тут не причем!
- Не впутывай? – Взревела я, так что у водителя выскочил руль. - Мерзавец! Тварь! Ты ел, пил, гулял на мои деньги и ни о чем не думал, а сейчас, когда в тебе нуждаются твои же собственные дети, ты вспомнил об опасности? Будешь сидеть с ними, сколько потребуется, и чтобы ни одна, ты слышишь, ни одна сволочь к ним не прикоснулась!
Я бросила трубку, но еще долго сорвавшимся голосом извергала проклятия. Закончила, скрипя зубами:
- Пусть только попробует соскочить! Я разорву ему глотку и выпью всю кровь!
Водитель молча выжал газ и с уважением посмотрел на меня в зеркало заднего вида.   
Недалеко от выезда на МКАД нас подрезало сразу пятнадцать машин. Три внедорожника заблокировали пути отхода, остальные отрезали от трассы. Не дожидаясь наезда, я открыла дверь и вышла к браткам, окружившим машину.
- Ребята!  - Громко крикнула я. – Водителя не трогать! Я добровольно еду с вами.
Лица бандитов вытянулись от удивления. Один из них подошел вразвалочку, взял меня за рукав, но я тут же отдернула руку:
- Сама дойду! Куда садиться?
Я и сама не понимала, откуда во мне это шальное нахальство, этот твердый решительный тон, а главное, уверенность в том, что выдержка и хладнокровие – единственный мой шанс.
Физиономии вытянулись еще больше, и в гробовой тишине я подошла к стоящему поодаль Мерседесу.
Минуту спустя весь кортеж рванул в сторону области.
- Почему мне не страшно? – Думала я, разглядывая лица похитителей. – Потому что у смерти есть запах, а я его не чую. А это значит, я сегодня не умру....
У сидящего рядом зазвонил телефон, и мой абсолютный слух различил в трубке голос Ашота:
- Поставьте ей условие: либо она работает на меня, либо мы ее хороним. И еще пригрозите детьми. Да, еще, снимите  с нее цацки! На ней сегодня должны быть часы за  пятьдесят тысяч баксов, серьги, кольца и цепочка на столько же! Короче, вы сами знаете, что делать с этой шлюхой!
Я закрыла глаза, зашептала молитву, но язык прилип к небу и не слушался. Гулкие липкие мысли наполнили голову каким-то акустическим сумбуром:
- Ашот - киднеппер – факт известный, и эта тварь возьмется за моих  детей! Нужно что-то срочно предпринять! Но что же тут предпримешь, когда вокруг с полсотни головорезов? Что я могу? Что я могу здесь и сейчас? Так, я могу…. Я много, чего могу! Все ясно: нужно сделать так, чтобы сегодня убили меня, тогда детей не тронут – не будет смысла…. Не будет меня – не будет повода трогать детей!
В лесу было темно и сыро. С ветвей сочилась непогода, под ногами хлюпала вязкая жижа, где-то ухала встревоженная птица.
- Сюда! - Скомандовал парень в бейсболке.
- Боже, сколько их тут! – Прикинула я. - Неужели меня будут убивать такой толпой? Человек пятьдесят, не меньше, все вооружены до зубов. Граната у одного (держит так, чтобы я видела). Странно, зачем этому рыжему мачете?
- Туда! – Приказал браток. – Шагай к своей могиле! – Он ткнул пальцем в зияющее горло ямы.
Все, не сговариваясь, загалдели, со всех сторон посыпались  угрозы, брань и  мат.
- Диссонанс! Не звучит! – Почему-то подумала я и сама удивилась, что на краю могилы думаю о гармоничном созвучии. – Вот ведь, какая глупость лезет в голову! А туфли жалко…, атлас от Кавалли…, миланский каталог… натуральная кожа…. Боже мой, о чем я думаю? Эмма, очнись, через минуту ты умрешь!
Пока головорезы упражнялись в красноречии, ко мне подошли два братана. Следующие несколько минут один из них молча снимал часы и украшения, другой также молча копался в сумочке. Омерзение вызвало приступ тошноты, и я зажала рот, чтобы сдержать рвотный позыв.
- Прикинь! – Заржал тот, что снимал украшения. – Зевает, что ли? Ну, ни хрена себе! – Он хлопнул меня по плечу. – Сейчас мы тебя развеселим, чтобы не скучала! 
Он вынул из кармана нож, поиграл им для понта, потом поводил перед моим лицом: туда-сюда, туда-сюда и приставил к самому горлу.
- Опаньки! – Он приблизил лицо, уставился на меня своими поросячьими глазками. И было в этих глазках столько надежды, столько желания увидеть страх, предсмертный, удушливый, животный страх, что я на секунду пожалела это примитивное создание, имеющее в жизни столь ничтожный интерес – унизить, напугать и получить от этого свой скотский кайф.
За моей спиной раздался звонок, и кто-то из братков заговорил по телефону:
- Нет, не скулит, не просит! У этой суки железные нервы! Хрен знает что!  Чего с ней делать-то? Нет! Напугать мы ее точно не напугали!
Голос сделался глуше и, удаляясь, стих за стволами деревьев.
- Значит, пугают. Значит, сегодня не убьют. Сегодня я у них обезьянка, кажется, так это называется на их жаргоне. Блин, жалко часы и украшения! Да что это я снова! Не о том надо думать! Надо думать не о часах, а о том, как я буду отсюда выбираться?
Братки совещались в сторонке, то и дело поглядывая в мою сторону, и от их животных взглядов веяло пакостью и садизмом. Наконец, от группы отделился длинный тощий урка, подошел ко мне вплотную и легонько ударил кулаком в грудь. Ноги предательски заскользили, я замахала руками, рефлекторно пытаясь ухватиться за воздух. Урка хмыкнул, обернулся на братков, крикнул им что-то на своем жаргоне, потом повернулся ко мне и брезгливо ткнул меня пальцем в лоб. Окончательно потеряв равновесие, я полетела в яму. Мир опрокинулся и уставился на меня верхушками деревьев и хмурым лоскутом небес.
- Закапывай ее!  - Скомандовал урка, а через секунду мне в лицо полетели комья земли.
 - Господи, спаси и сохрани! – Закричала я в голос и закрыла лицо.
Сверху раздался дружный хохот. Кто-то свистнул пронзительно - протяжно. Чьи-то крепкие руки подхватили меня за шиворот, встряхнули, словно куклу, и поставили на землю.
- Пошли! – Скомандовал знакомый голос, и твердый кулак толкнул меня в спину.
На деревянных ногах я поплелась по раскисшей затоптанной массе вслед за смердящим табуном.
 – Сегодня у тебя лафа! – Произнес тот, что игрался с ножом.
- Да что ты говоришь!- Мысленно передразнила я, шлепая за «благодетелем» по черной вязкой жиже. – Чтоб твоей маме такая лафа! Туфли испортила, на самолет опоздала! Чтоб мои побрякушки тебе колом стали! Блин, руки в грязи, даже вытереть нечем!
Мне показалось, кто-то ползает по шее, я провела рукой: нет, не насекомое - порез, а из него сочится кровь.
- Что за уроды! Порезали шею!
На стоянке братки погрузились в машины и как по команде рванули в Москву.
Я посмотрела им вслед, вытерла грязную руку о плащ и злобно пнула ком земли. Грязь полетела в воздух вместе с коллекционной туфлей:
- Будьте вы прокляты, … вашу мать!

ПИСЬМО № 22

Не спишь? Конечно, ты не спишь – у вас там еще детское время, а мне почему-то вспомнились цветы, обычные цветы, что растут на лугу. После дождя у них медвяный аромат: вот так, прижмешь к себе охапку и задыхаешься от счастья! Лицо и руки мокрые, нос в желтой пыльце…, так хочется нырнуть в них с  головой и рассмеяться глупым заливистым смехом! Так не хватает этих мелочей, так остро, жгуче не хватает! Удивительно устроен человек: скучает по таким вот пустякам, когда до них не может дотянуться, и в то же время их не замечает, когда они рядом, когда так доступны ….
 
Вадим был мрачен, но спокоен:
- Тебе нужно уехать на время.
- Именно об этом я и говорю! Детей уже отправила, теперь ищу, куда самой податься. Самолет улетел без меня, мыслей – ноль, идей – ноль, наличные и цацки – у братков, сама - на распутье.
- Полетишь в Лондон. Там тебя встретят. Окажешь мне небольшую услугу: заглянешь в банк, откроешь ячейку, встретишься с моим юристом, он тебе во всем поможет, все объяснит на месте. Жить будешь в Савойе, водитель в твоем распоряжении двадцать четыре часа в сутки. Все свободное время будешь проводить в магазинах, театрах и на экскурсиях. Когда заберешь документы, возьмешь билет на Зальцкаммергут, позвонишь по номеру, который я тебе оставлю. Запомнила?
- Запомнила. От всех твоих инструкций пахнет Штирлицем.
- Не бойся! Все в порядке. Это простое поручение и возможность выехать из страны, а заодно отдохнуть от всех твоих приключений. Ты ведь любишь Австрию?
- Люблю.
- Ну, вот и хорошо! Собирайся в дорогу!

Есть люди, которые приходят в твою жизнь, чтобы чему-то научить. Иногда они появляются внезапно, как будто ниоткуда,  стремительно проносятся по твоему горизонту, осеняя и будоража, и так же стремительно исчезают из вида, будто и не было их никогда. Все возвращается на круги, жизнь перетекает в привычное русло, вот только память твоя не желает мириться: ощущение причастности к чему-то мощному, эпохальному нет - нет, да и всплывет в твоей душе, и теплое чувство признательности накатит и согреет сердце.   

БОРИС
С Борисом мы встретились в прелестном ливанском ресторане в Ноттинг Хилле. В зале было пусто, и только парочка официантов восточного толка беззвучно бороздила фарватер. Борис поднялся мне на встречу, галантно взял за руку, усадил за стол.
Официант, выросший за спиной, изогнулся в полной боевой готовности, и Борис заговорил с ним на неизвестном языке:
- Киббе Ней, Манакиш Биззата’, Суджук Сада!
Официант испарился, и мы остались наедине.
-  Рад встрече с вами, прекрасная Эмма. – Произнес Борис и улыбнулся.
- Я тоже рада нашей встрече. – Я протянула Борису пакет с документами, шумно выдохнула, будто студентка, сдавшая экзамен.
Борис забрал пакет, посмотрел на меня то ли с горечью, то ли с сочувствием:
- Давайте выпьем, поболтаем. Вы ведь никуда не торопитесь?
- Не тороплюсь.
В этот момент у Бориса зазвонил телефон:
- Да, все в порядке, буду, буду! Конечно, не забыл! Конечно, помню! Все, пока! Привет мальчишкам! - И Борис нажал отбой. – Дочка. – Зачем-то объяснил он. – Ждет меня в гости. У вас есть дети, Эмма?
- Да, двое: девочка и мальчик.
- Справляетесь?
- Стараюсь.
- А у меня уже внуки. С ними все гораздо сложнее. Оказывается, я боюсь детей. Не грудничков, не младенцев, а тех, что смотрят на тебя и что-то думают в своем неокрепшем мозгу.
- Они просто прямые, как шпала. Если им говоришь "острый сыр", они боятся порезаться. Они принимают все буквально.
Борис откинулся на спинку кресла:
- Это не страшно. Страшно то, что они имеют безграничную возможность причинять тебе боль. Не будешь же ты отвечать ребенку, который задел тебя за живое?
- Ну, это тоже прямота. Это их прямота без условностей.
- И наша беззащитность перед ними. Поэтому я отбраковываю ложный стыд и выдаю «сам дурак!» Родители обычно не в восторге.
 - Я тоже говорю на их языке.
-  Наверное, так нельзя.
 - Почему?
- Непедагогично.
- Ох уж мне, эти педагоги! Знавала я парочку: больших засранцев в жизни не встречала!

Борис неожиданно рассмеялся:
- Вижу, у вас удивительный опыт, и учителей вы не жалуете!
- Зависит от учителя.
Борис поднял бокал, я последовала его примеру и, молча, мы сделали по глотку. 
- Вам нравится быть матерью? – Спросил Борис.
- Какой странный вопрос.
- Я, наверное, не точно выразился: вы никогда не думали, что все могло быть иначе? Ведь можно всю жизнь прожить без детей, а можно нарожать с десяток.
- Конечно, думала, и вот, что я вам скажу: если бы у меня был выбор, я бы попробовала оба варианта: детность и бездетность. Бездетность сулит покой, отсутствие животного страха и разочарований. Детность - это сплошной ужас и любовь, и благодарность, и ощущение глубинного знания жизни.
- А знаете, что написал мой внук в домашнем сочинении?

Борис активировал экран, пролистал фотографии, остановился на нужной и с характерным школьным выражением зачитал:
- Живу я хорошо, здоровье мое хорошее.  По выходным мы ездим за город играть с собачкой. Весной прилетают грачи. Скоро осень.
- По-моему, гениально! – Рассмеялась я.

Мы засиделись допоздна, обсуждая детей, проблемы общения и воспитания. Борис много слушал и мало говорил. Его энергетика подавляла, а голос, даром, что с хрипотцой, притягивал, гипнотизировал. Не многие люди умеют так расставлять акценты, сканировать, смотреть в упор, не раня и не отвращая.  Казалось, он знает наперед все мои ответы и слушает лишь для того, чтобы убедиться в собственной правоте или собственных догадках.  Мне он показался хорошим психологом и интересным собеседником, а его способность к манипулированию вызывала восторг.
- Удачи вам, Эмма-джан. – Сказал он на прощание и поцеловал мою руку.
- Спасибо, Борис! Была рада нашему знакомству, а ваши советы по воспитанию детей возьму на вооружение.  Буду стараться  жить в ладу с собственной жизнью.
-  Мы - авторы, а Жизнь - издатель, что напишем, то и издадут. – Ответил Борис и улыбнулся усталой улыбкой.

********************************
В аэропорту Зальцбурга меня встретил водитель, проводил до машины, со словами:
- Sie k;nnen benutzen! – Улыбнулся и вручил мне новый телефон.
Я устроилась на заднее сидение, набрала оставленный Вадимом номер. После первого же гудка на том конце сняли трубку.
- Здравствуйте, меня зовут Эмма.
- Я знаю, как тебя зовут. - Ответил  знакомый густой баритон.
- Вадим! – Не удержалась я.
- Спокойно, Дуся, тебя ждут на месте. А теперь передай трубку водителю, я объясню ему, куда подъехать.

Через час машина остановилась у симпатичного шале. Чистейший горный воздух и аромат цветов окутали меня, приподняли над землей.
- Боже, какая красота!
Я подошла к дому, присела на ступеньку, подставила лицо под лучи заходящего солнца.
- Добро пожаловать домой! – В дверях стоял Вадим в уютном кашемире, в руках два бокала с глинтвейном.
- Домой? К кому? – Не удержалась я.
- Это твой дом. Документы лежат на столе. Это часть гонорара за проделанную работу.
- Ты хочешь сказать, что за поездку в Лондон и чаепитие с Борисом я заработала шале в горах?
- Твое чаепитие с Борисом обогатило пару человек на миллионы. Так что тебе еще мало досталось. – Улыбнулся Вадим. - Владей, не стесняйся, и меня приглашать не забывай!
- Спасибо, Вадим! Я так счастлива! А можно, я сюда детей привезу?
- Конечно, привози! Это твой дом, ты можешь делать с ним, что хочешь. Но сначала побудем здесь  вдвоем. Ты подаришь мне несколько дней?
В этот момент зазвонил телефон, Вадим дал знак молчать, снял трубку, нервно заходил по террасе:
- Да, зай! У меня все в порядке! Как сами?
Он отошел в дальний конец террасы и что-то нежно заворковал в  самую трубку. «Жена» - поняла я и закусила губу. От ревности слезы текли по щекам. «Жену он любит, это ясно, тогда зачем ему я? Не модель, не Клеопатра? Зачем он возится со мной? Покупает мне дом и подарки? Может, просто использует в своих финансовых делах, а заодно и в койке? Скорее всего, ему нужен надежный и преданный человек, готовый выполнять любые поручения. Ну, и ладно, ну, и пусть! В конце концов я сама решаю, с кем, когда и почему! Интересно, во что он оценил мои услуги?».
Я вытерла слезы, внимательно осмотрела фасад – довольно классический, прошла в дом, погуляла по первому этажу, заглянула в комнаты – полностью меблированы, через заднюю дверь вышла во двор, остановилась, разглядывая сад.
- Волшебно!
- Сказочно! – Раздалось за спиной, и Вадим обнял меня за плечи. – Прости! Я знаю, тебе неприятно, но жена мне дорога, и я не хочу огорчать ее.
- Тогда огорчай меня!- Парировала я.
Вадим  поцеловал меня в висок:
- Так вышло, что вы мне обе дороги. И я люблю вас обеих. По-разному, но люблю. Так что придется вам, мадам, мириться с таким положением дел!
- Главное, любишь! – Вздохнула я. – Все остальное можно пережить!
- Сегодня мы вместе! Не будем тратить времени. Проведем его с пользой для дела!
- Для дела?
- Конечно, у нас с тобой целая куча важных дел: великолепный ужин на двоих, прогулка по горам и сказочная ночь!
- И сказочное утро! – Рассмеялась я. – Не забывай про сказочное утро! По утрам у меня сказочный аппетит!

ПИСЬМО № 23 
Мне вспоминается прошлое лето. Был июль, было поздно, и все ушли спать. В доме светилась пара ночников да экран телевизора, за окном горели фонарики, мигала гирлянда. Звук от экрана струился тихим фоном, в открытые окна заглядывала ночь, в ветвях возился легкий ветерок.
Давали какой-то старый голливудский фильм, и сквозь полудрему я ощутила внезапный и странный посыл: «Представь себе, что ты потеряла память. Всю. Ты не знаешь, кто ты, откуда и зачем. Теперь почувствуй: у тебя нет прошлого, людей, от которых зависишь, которых любишь, о которых думаешь. Ты одна и ты появилась секунду назад. А теперь пойми, кто ты есть!»
Это были поистине парадоксальные и фантастические минуты! Мне никто не был нужен, и ничто не имело значения, я была самодостаточна и совершенна, мир был добр и дружелюбен, во мне текли любовь, покой и сила.
В тот странный вечер я впервые познакомилась с собой.

Я поправила очки и вышла из машины. Руки тряслись, глаза щипало от недавних слез, голова разрывалась от мыслей, виски от истошного ритма.
В ГУМе было немноголюдно: посетители курсировали вдоль прилавков, совершая привычный воскресный обряд. Я поднялась на второй этаж, толкнула дверь Лоран Видал, и тут же оказалась в центре внимания. Администратор, узнав во мне владелицу элитной карты, заулыбалась, засуетилась, защебетала майской птичкой.
- Добрый день! Как я рада вас видеть! Посмотрим новую коллекцию или уже есть идея?
- Оденьте меня, Ксюша! – Выдохнула я, падая в кресло. – А я посижу, отдохну: что-то мне  нездоровится. 
Ксюша сделала знак продавцам, и передо мной возник стакан воды.
- Эммочка, милая, вы посидите! Сейчас организую в лучшем виде! Отдыхайте и ни о чем не тревожьтесь! Я знаю ваш размер и вкус, так что попейте кофейку и расслабьтесь. – Она отошла на пару шагов, оглянулась, покачала головой. – Лица на вас нет! Сейчас скажу девочкам, чтобы сварили покрепче.
Зазвонил телефон, я с трудом разлепила глаза.
- Что произошло? – Послышался взволнованный голос Вадима. – Что они от тебя хотели?
- На Кутузе меня остановил гаишник, пока проверял документы, подъехала еще одна машина. Меня посадили в нее, отвезли  на Лубянку и там допросили.
Я с трудом ворочала языком: хотелось плакать и спать, и не известно, чего больше.
- Теперь спокойно, по порядку! – Скомандовал Вадим.
- Их интересовала моя поездка в Лондон. Ты, твои друзья и, конечно, Борис....
- Все понял. Ты в порядке?
- В порядке.
- Где находишься?
- В ГУМе
- Да? И что ты там делаешь?
- Одежду покупаю.
- Блин, Эммка, у тебя нервы из стали! Не перестаю удивляться! Жду тебя через тридцать минут на квартире!
Вот и все! Жду тебя через тридцать минут! Бросаю все, лечу к тебе, любимый!

***************************
Я поднялась на третий этаж, достала ключ, но охранники открыли дверь, пропуская меня в прихожую.
Вадим сидел в кресле со стаканом виски:
- Расскажи мне дословно все, что ты говорила. – Без предисловий начал он, и у меня свело челюсть. Такого Вадима я боялась больше всех КГБ и Лубянок.
- Я им сказала, что не имею чести знать никого из вас.
- Они, конечно, сразу же поверили и отпустили! – Язвительно вставил Вадим. – Сколько часов ты у них провела?
- Не знаю…, не помню…
- Сосредоточься! Меня не интересуют их вопросы, меня интересуют твои ответы. Что ты говорила обо мне? Сколько человек тебя допрашивало?
- Трое.
- Рассказывай, я слушаю!
В дверь позвонили, и охрана впустила каких- то людей.
- Добрый вечер! – В комнату вошли двое, присели на диван.
Я оглядела вошедших и нахмурилась: мне показалось, что один из них допрашивал меня сегодня.
- Выпьете? – Спросил Вадим и дал охраннику знак принести бокалы.
Я вжалась в кресло, стараясь ни на кого не смотреть. Кровь бешено стучала в голове, виски разрывало давление, и тут раздался тихий голос:
- Когда мне доложили, кого к нам везут, я успел набрать ваш номер, Вадим Павлович, а потом добился разрешения присутствовать на допросе, чтобы узнать все подробности. Вадим Павлович, ваша дама - железная леди! Не каждый мужик такое выдержит! Пять часов допроса! Я все ждал, когда она сломается, не мог поверить, что не скажет лишнего! Ну, просто  Анна Чапман во плоти!
Мужчины дружно рассмеялись, заговорили на разные темы, а я впервые подняла глаза на Вадима: брови сдвинуты, губы поджаты. Он говорил, шутил, смеялся и все крепче сжимал в руке бокал, в один момент мне показалось, что стекло не выдержит и треснет! Я извинилась, встала с места, прошла в ванную комнату, включила воду, умыла лицо. Полегчало. Я подняла глаза и не узнала собственного отражения: из зеркала на меня смотрела уставшая  тетка с потухшим взглядом.
- Краса и гордость оперного театра! – Процедила я сквозь зубы и выключила воду.
В образовавшейся тишине до моего слуха донеслось:
- Палыч, твою мать, ее собирались закрыть, применяли психологические ходы, мужик бы обосрался, а она отвечала так, будто специальную подготовку в разведшколе прошла! Ни одного прокола! После ее ухода ей даже аплодировали!
Я опустилась на пол, уткнулась головой в колени и тихо заплакала. Открылась дверь и на пороге появился Вадим, он опустился рядом со мной, обнял меня, прижал к себе:
- Спасибо! – Прошептал он тихо.

Час спустя я вышла из подъезда, села в машину с насмерть затонированными стеклами, достала телефон, набрала номер:
- Привет, моя девочка!
- Привет, мамуль! Как дела?
- Все замечательно, еду за вами.
- Ты нас забираешь?
- Угадала! Сейчас заскочу в одно место, возьму три билета и сразу вылетаю к вам.  Собирайтесь там потихоньку.
- Все будет сделано! – Пробулькал телефон голосом Риты. – Что сказать Андрюхе?
- Скажи, что летим на Гавайи.
Через секунду в трубке послышался визг и громкое «УРА!».
- Слышала? – Рассмеялась Рита. – Рядовой состав воодушевлен и поскакал собирать вещмешок!
- Мои вы умницы! Как же я вас люблю!
- И я люблю тебя, мамочка!
- Ждите! Скоро приеду!
Я заколола волосы, достала косметичку, открыла пудреницу и охнула: из миниатюрной золоченой рамки меня изучала все та же унылая тетка, с еще более серым лицом. Черные тени легли под глазами, лоб расчертила тревожная вертикальная складка.
- Ну, вот что: к черту вас всех, дорогие мужчины! Буду жить, отдыхать, пытаться стать хорошей матерью и просто счастливой женщиной! Не поминайте лихом!
Уверенной рукой я повернула ключ и выжала газ.

ПИСЬМО № 24
   ГАВАЙИ

Лиана вынесла во двор поднос с напитками:
- Налетай!
К столу тут же подскочило пятеро детишек: трое местных, Лианиных, и двое незагорелых - моих.
- Ура! Лимонад!
- Мне желтый!
- А мне зеленый!
- А я буду два!
- Два нельзя! Так не честно!
- Всем хватит! Даже нам с тетей Эммой. – Вступила Лиана и протянула мне бокал с голубоватой жидкостью, в которой звякали кусочки льда.
Я отхлебнула из бокала:
- Как у тебя красиво!
- Так оставайся здесь! Будем жить по соседству!
- Тебе хорошо – у тебя муж местный, а я что буду делать в чужой стране с двумя детьми?
-  Жить, Эммка, жить! Кстати, насчет мужа, сегодня у нас будет гость. Советую обратить на него внимание!
- Оперативно!
- Богатый и разведенный. - Как ни в чем не бывало, продолжала Лиана. – К тому же душка необыкновенный!
Я лукаво посмотрела на Лиану:
- Ну, и чего ж он тогда разведенный, твой душка, богатый, красивый, влюбленный?
- Насчет «красивый» - не гарантирую, я бы назвала его внешность приятной, а вот насчет «влюбленный» – это будет зависеть от вас, девушка!
- Да ну их к черту, мужиков! От них сплошные проблемы! Уж лучше я побуду незамужней.
- Тебя еще замуж никто не зовет! – Здесь Лиана придирчиво оглядела мой пуританский наряд. – Я советую отдохнуть и развлечься без обязательств и шаблонов. Смотреть на тебя страшно: сидишь, вся сжалась в комок, как на допросе.
- Ну да, допросы и разборки – мое любимое занятие.

В тот же вечер в доме Лианы собрался местный бомонд: тут были и супружеские пары, и одинокие сердца, мечтающие хоть на миг прервать свой холостяцкий бег и закружиться в вихре листопада, и престарелые охотники за счастьем, и тихие улыбчивые канаки.
- Петюша, подойди к нам, дорогой! – Попросила Лиана, ухватила меня за локоть и зашептала в самое ухо. – Не дергайся! И убери с лица всю скорбь человечества! Наш Петр не виноват, что в твоей Москве нет настоящих мужиков!
К нам подошел высокий сухопарый мужчина в традиционном гавайском костюме: свободных легких штанах и рубахе с ярким цветочным принтом.
- Знакомься Эмма, это Петя-джан!
- Эмма. Рада знакомству!
- Петруша-джан у нас нейрохирург. – Защебетала Лиана, похлопывая Петю по плечу. - У него частная клиника, очень даже известная! А Эмма – музыкант, очень, кстати, талантливый! Если бы ты слышал, как она поет! А как играет на рояле! Ладно-ладно. – Улыбнулась она, в ответ на мой  протест. – Пойду, посмотрю, как там гости.
И в тот же миг Лиана упорхнула, оставив нас с Петром одних.
- Вы к нам надолго? – Начал Петр.
- Пока не знаю. Время покажет.
- Надеюсь, у вас все в порядке?
- Так плохо выгляжу, доктор? – Хмыкнула я.
- Нет, выглядите вы прекрасно! Но, если хотите мое мнение: вам нужен не я, а хороший психолог.
- Психолог?
- Ну, да. Так далеко убежать от проблемы!
Я посмотрела в его миндальные глаза.
«Этот доктор умен, и как мужчина интересен, вот только новые романы мне ни к чему, со старыми бы разобраться!».
- Эмма! – Жизнерадостно воскликнул Петр, и я вздрогнула, очнувшись от раздумий. – Давайте прогуляемся по пляжу! Я покажу вам потрясающее место: там ночью собирается планктон, такое чувство, что вода мерцает изнутри, и ты летишь по звездопаду. Кстати, там хорошо поется.
- Вы уже пробовали?
- Я? Никогда! Ждал случая. Дождался вас!
- Тогда идем! Так уж и быть, спою для вашего планктона!

Отлив оголил довольно широкую полосу пляжа, и ноги приятно утопали в мокром песке. Океан нашептывал сказки кокосовым пальмам, и те благодарно шумели в ответ. Где-то мяукала ночная птица, ей вторили цикады и гекконы, сливаясь в единый божественный хор.
Я вздохнула, покачала головой:
- Нет, их перепевать я не буду!
- А я и подавно! – Рассмеялся Петр, и оба замолчали, прислушиваясь к многоголосию ночи. 
- Петр, почему вы не женаты? – Я прервала молчание и тут же пожалела: впервые вижу человека и так нахально лезу в душу.
- Она меня бросила. – Ответил Петр, ничуть не смутившись.
- Влюбилась?
- Наверное. Меня она никогда не любила и детей от меня не хотела. Зато теперь у нее двое, она счастлива.
- Вы ее любите до сих пор?
- Я хорошо к ней отношусь. И к мужу ее хорошо отношусь.
- А как такое может быть?
- Все просто: она сейчас замужем за моим младшим братом.
- Вы шутите!
- А вот и нет! Жизнь – штука интересная, а главное, непредсказуемая! Вот вы, я вижу, любите того, от кого убежали.
- Бывают дни, когда люблю, бывают дни, когда наоборот.
- Сейчас какая фаза?
- Сегодня ноль. –  Вздохнула я.
Петр взял меня за руку и произнес без намека на пошлость:
- Позвольте мне стать вашим другом! В моей родной Словакии я мечтал о такой женщине как вы, но женился на Марте, и все случилось, как случилось. Дайте мне шанс исправить все мои ошибки!
Я смотрела на него и молчала.
- Я научу вас танцевать хулу! – Изображая отчаяние, выпалил Петр.
- Купил! – Расхохоталась я. - Жить на Гавайях и не танцевать Хулу? Этого я не могу себе позволить!

Ты спросишь, что значит, жить на Гавайях? Жить на Гавайях - это значит дышать полной грудью, просыпаться с рассветом и слушать прибой, а потом еще долго лежать без движенья, созерцая гармонию и душевный покой. Это песок, поющий на закате, антуриума красные поля и нежный лик гибискуса, прохлада дождевых лесов и одуряющий запах магнолий.
Жить на Гавайях – значит принимать: погоду, зной, прилив, отлив, циклоны и пассаты; любить и принимать себя,  восторг и гнев, и тишину в себе. 

Файер-шоу было в самом разгаре: музыка накрыла побережье, заставляя сердца стучать с басами в такт, снопы огня взмывали в темноту, выхватывая лица зрителей, делая их похожими на медные восторженные маски. То тут, то там раздавались крики и аплодисменты. Финальный аккорд, пирамида огня, гул одобрения, овация, и в ход пошли гавайские гитары.
- Ну, что же ты стоишь? – Крикнул Петр и захлопал в ладоши.
Я двинулась на него, медленно покачивая бедрами.
- Отлично! Сделай водопад! Хорошо! Даже очень! Водопад и прохлада! Молодец! То, что надо! Я чувствую свежесть и брызги воды! А теперь океан! Я хочу океан! Безграничный и бездонный! Да, детка, да! – Не унимался Петр, заводя и меня, и себя! – Эмма, я хочу шторм! Немедленно выдай мне шторм!
Стук крови в ушах и пронзительный стон укулеле уносили все дальше и дальше от этого мира. Раскинув руки, я уплывала куда-то во тьму, через безбрежный океан к дрожащим бесконечным звездам. Поток метеоритного дождя с космическим гулом ударил в лицо и тут же  превратился в мокрый снег, такой холодный и такой любимый! Зима! Метель! Вадим! Глаза! Снежинки на ресницах! Стоп! Что я делаю? Я не люблю зиму! Я ненавижу Вадима! Я никогда не скучаю по снегу!
 Я опустилась на песок, закрыла мокрое лицо. Что же это под пальцами: брызги соленой воды или слезы?
 Петр опустился рядом, обнял за плечи:
- Не уходи! Останься со мной! Я помогу тебе забыть!
- Я не готова, Петр, прости...
- А я тебя не тороплю.  – Он взял мою руку, поднес к своим губам. – Ты его любишь! А меня ты не знаешь. Но дай мне время, и я попробую все изменить!
- Он глубоко женат, и никогда не разведется!
- Ты увезла свою любовь, чтобы похоронить за океаном?
- Да, я погибну рядом с ним....
- Я скажу тебе кое-что как психолог.
- Петь, ты не психолог!
- Я – замечательный психолог! А еще я замечательный любовник!
- Петька, ты – негодяй!
- А ты попробуй, если не понравится, я никому не скажу!
- Дурак! - Не выдержала я. – А еще интеллигента корчил!
- Я идиот, это правда. Влюбился как мальчишка!
Я легла на песок и  уставилась в небо, Петр сделал то же самое:
- О чем твои мысли, красавица - Эмма?
- Хочу услышать тишину своего сердца. Мне очень больно от любви! - Слезы хлынули из глаз, и я беззвучно зарыдала.
- Я полюбил тебя, Эмма! Я верю: ты меня тоже полюбишь! Если позволишь быть рядом, полюбишь!

Наутро весь дом был завален цветами. Благоухало все: прихожая, гостиная, столовая и кухня, а воздух наводнил стойкий запах лилейных.
Лиана резала салат и напевала мелодию из фильма “Sweet November”.
- Ну что, - пропела она не оборачиваясь, - охмурила Петюню? Бедный мальчик, скупил все цветы побережья!
Я налила себе кофе, присела за стол, мечтательно зевнула:
- У нас был метафизический секс на пляже.
- У вас было что? – Обернулась Лиана.
- Мы танцевали, а потом рыдали, а потом целовались, а потом пели песни….
- Все, хватит! Эммка, ты безнадежна! Такой человек тебя любит! Хороший шанс остаться здесь. Он ведь зовет тебя замуж?
- Зовет, зовет! Меня в полет. Мой доктор Хаус - дельтаплан.
- И ты еще думаешь? Он состоятельный человек, у него прекрасный дом! Он так внимателен к тебе! Он не отходит от твоих детей! Давай, подруга, не робей! Пора уже подумать о себе!
Я отпила из чашки, улыбнулась блаженно:
- Не слышала, что про него говорят? Как он в постели, ничего?
- Вот и проверишь заодно!
- Как я проверю: на улице потоп.
- Ой, дорогая, не сахарная, не растаешь!
- Тогда корми меня скорей, я буду собираться на свидание!
- Да ты не напрягайся: Через минуту Петя будет здесь. – Хмыкнула Лиана и не удержалась – обернулась, чтобы увидеть выражение моего лица.
- Вы…. Вы, конспираторы хреновы! Я же не причесана и не одета!
В этот момент в дверь позвонили.
- Лиана, открывай!
- Сама откроешь, не принцесса! – Весело отозвалась Лиана.
Одернув тунику, я подошла к дверям, повернула замок….
На миг мне показалось, что я все еще сплю, потом испугалась, что сошла с ума, и под конец растерялась окончательно – на пороге стоял Вадим. 
- Ты заставила меня волноваться!
Его лицо было перекошено, уголок рта нервно подрагивал.
- Алоха! – Просипела я и отступила назад.
Вадим приблизился вплотную, отчего я сразу же сделалась ниже; взял меня пальцами за подбородок и с ненавистью прошипел:
- Я чуть не поседел, пока выяснял где тебя носит!
- Выяснил?
- Выяснил! Как только ты прошла регистрацию, мне доложили, что ты летишь на Гавайи. Сначала я решил тебя не трогать - дать отойти от всего, что случилось. Потом меня стало нервировать твое молчание. Ты что, кума, о себе возомнила? Решила перешагнуть через меня и мои чувства? Решила продемонстрировать характер? – Он сорвался на крик, задрожал всем телом.
Раздался топот ног, и дети полным составом высыпали в холл:
- Дядя Вадим! – Закричал Андрюшка. – Ты мне игрушку принес? Хочу катер с мотором!
- Привет, Андрюха! – Вадим поднял Андрюшку на руки, поцеловал в лоб. – Сейчас поедем и купим все, что захочешь: и мотор, и катер, и мозги для твоей матери! Привет, Ритуся, как дела?
- Здравствуйте, дядя Вадим! Здесь так классно! – Защебетала счастливая Рита. – Надеюсь, что мы здесь останемся жить, когда мама выйдет за дядю Петра!
- За дядю Кого?
- Дядя Петр – это доктор и мамин поклонник. - Не унималась Рита.
- Ах, добрый доктор Айболит! - Злобно оскалился Вадим. – Так, дети, всем играть наверх, а мы тут с мамой взрослые разговоры поговорим, правда, МАМА?
Громко топая, дети умчались наверх, а я еще уменьшилась в размерах.
- Так, значит, нашего героя-любовника зовут Дядя Петя?
- Он не любовник, он – просто друг.
- За что ты так со мной? – Не слушал Вадим. - Как ты могла? За что? За то, что я нервничал после допроса? За то, что усомнился в твоей силе духа? Да я чуть с ума не сошел, когда ты исчезла! Я места себе не находил, мечтал обнять тебя, сказать, как благодарен тебе, как ты мне дорога! Я похерил свой график, похерил протокол, приехал за тридевять земель, как последний олень, потому что мне сообщили, что ты тут с местным мачо зажигаешь! Я уничтожу тебя, я тебе такие Гавайские каникулы устрою! - Он больно схватил меня за плечи и начал яростно трясти.
- Оставь, что ты делаешь!
Вместо ответа он сгреб меня в охапку и потащил к ближайшей комнате (ей оказалась ванна), открыл дверь, грубо толкнул меня внутрь. Пролетев пару метров, я сильно ударилась животом о раковину и застонала. Вадим закрыл мне рот рукой, рывком задрал тунику, навалился сзади. Искры посыпались из глаз, от боли перехватило дыхание, и горькая волна обиды захлестнула с головой, потащила в кромешную черную яму….
 Когда жестокая скачка, наконец, закончилась, я повернула кран, дрожащей рукой провела по лицу, смыла кровь с разбитых губ. Вадим отдышался, взял с полки полотенце, закутал меня в него словно младенца.
- Не трогай! – Прохрипела я.
- Я люблю тебя и никому не отдам!
- Я ненавижу вас, Вадим Павлович!  - Я проглотила сгусток крови, оттолкнула Вадима рукой. – Я ненавижу тебя так же сильно, как любила! Ты – чудовище без совести и без души! Ты приручил меня, использовал и выкинул на свалку! Все это время вы с Элей доили меня как корову, на пару с ней разыгрывали свои партии, а я, дешевая и фанатичная дура, исполняла все ваши поручения, ни на секунду не задумываясь о себе! Почему ты ни разу не предложил сделать грязную работу своей жене? Да потому что я - рабочий инструмент! Пехота, которую не жалко потерять! Ты гад, сломал мне жизнь, втянул меня в свой грязный мир, где грош цена человеческой жизни! А сейчас ты приехал, потому что боишься! Боишься, что я когда-нибудь открою рот! Тебе проще меня уничтожить! Ты – худшее, что было в моей жалкой жизни! Ты изнасиловал, убил меня морально! Уйди, исчезни навсегда!
 Вадим прижал меня к себе:
- Клянусь, я говорил только правду! – От его поцелуев сделалось жарко, ноги подкосились, и я начала оседать.  – Поверь мне: я сошел с ума от ревности и страха! Ну, подумай сама: я дал тебе целых три месяца, я ждал, что ты придешь в себя, поймешь, признаешь, наконец, что тоже любишь и скучаешь! Про себя я все понял, как только ты сбежала, как только потерял тебя.  Я понял, что увяз по горло, что мне плохо без тебя, паршиво и тоскливо! Я так надеялся, что ты выйдешь на связь, каждый день, неделю за неделей, а ты все молчала! Веришь, держался до последнего! А теперь не могу без тебя! Не хочу! – Его глаза блестели, голос дрожал.
Я провела рукой по его волосам, улыбнулась сквозь слезы:
- Я не…, я…
- Что ты, глупенькая, напридумывала опять? Опять похудела! Ты же знаешь, я люблю, когда ты в теле.
- Люблю тебя! – Всхлипнула я.
- Я знаю! Знал всегда! В тот день я дергался, боялся, что тебя запугают, и ты скажешь лишнее. Там не таких еще ломали! Конечно, я был напряжен! Тут у любого съедет крыша! Ну, все, не плачь, поехали домой!
- Прямо сейчас?
- Прямо сейчас!
В прихожей послышался голос Лианы:
- Что за архаровцы в машине под окном? Мне кто-нибудь объяснит, что происходит?
 Лиана распахнула дверь, увидела Вадима, подскочила на месте, всплеснула руками. - Ой! А я вас по телевизору видела! Вы что тут делаете? Ах, вы к Эмме! Ну, ничего себе! А я все думала, по ком она тут сохнет? Все сватала ее за местного прынца!
 В дом  вошел Петр, за ним Вадимова охрана.
- Здравствуйте всем! – Растерянно произнес Петр, оглядываясь по сторонам.
Вадим беззвучно выругался, но тут же взял себя в руки, улыбнулся своей фирменной улыбкой:
- Давай, дорогая, собирай детей! Наш самолет уже готов!
Петр сделал шаг, Вадим шагнул навстречу, за ним в движение пришла охрана.
Я отодвинула Вадима рукой, встала между ним и Петром:
- По-моему, я уезжаю.
- Я догадался. – Улыбнулся Петр. – Если вернешься, я дождусь.
- Прощай!
- Прощай! И береги себя!
- Блин, что за театр! – Вмешался Вадим. – Давай, родная, собирайся, а вам Петруша, кажется пора домой! Всего хорошего и до свиданья!

*************************
- Что за козел? Откуда ты его взяла? – Бесился Вадим по дороге к машине. - На какой помойке завалялся этот ветеринар?
- Он нейрохирург и хороший человек! Заткнись уже, Вадик!
- Ах, нейрохирург! Тогда конечно! Нервы нужно лечить! Скажи, а мозги он не вправляет? Нет? Какая жалость! Придется самому заняться!

ПИСЬМО № 25

- Как ты могла меня бросить в беде? – В глазах у Марины стояли слезы. – Ты сбежала с детьми и бросила меня на произвол судьбы! Если бы ты знала, что я пережила в ИВС! Бедная Эля костьми легла, чтобы вытащить меня оттуда. Ну, почему ты ей не помогла!
- Это тебе Эля рассказала?
Я прошла по комнате, опустилась рядом с Мариной на диван, внимательно посмотрела ей в глаза.
Марина кивнула, вытерла слезу, горько всхлипнула:
 - И Лео подтвердил….
- Понятно! – Ответила я. – Все кругом утверждают, что я тебя бросила. И ты им конечно же веришь.
- Конечно, верю! Ты же уехала и забыла про меня на своих островах. А Эля из сил выбивалась, поднимала все связи. Столько грохнула денег, потратила сил! Да если бы не она, я до сих пор сидела бы на нарах!
Я поднялась с дивана и вышла из комнаты, оставив Марину заламывать руки.
Через минуту я вернулась, открыла сумочку и выложила на стол целый веер бумажек:
- Это квитанции на банковские переводы. А теперь поинтересуйся, на чье они имя и кто отправитель!
Марина хлюпнула носом, собрала бумажки со стола, внимательно их просмотрела.
- Эммка, прости! Я же не знала! Мне же…. Они же…. И главное, хором!
- Наша милая Эля не заплатила за тебя ни цента! Ты вышла благодаря этим бумажкам! Так что слушай сюда: твой поход в КПЗ стоил мне целого состояния, а твои дорогие друзья только и могут, что сплетни разводить да гадости людям делать! Про тебя, между прочим, тоже много чего говорили! Кстати, Эля утверждает, что ты сидишь на крэке? И ты, и Лео твой краснознаменный….
- Детьми клянусь!
- Да не клянись! Все знают, что вы долбитесь!
- Нет, ну бывает, конечно, когда нервы сдают! А крэк – это кайф состоятельных людей, к нему нет привыкания. Жизнь-то какая, Эммка! Сама знаешь! Ну, хочешь, достану тебе, попробуешь, не понравится, выбросишь?
- Чтобы решиться на это, нужно четко понимать, что делаешь выбор, а я не готова.
- Какой еще выбор?
- Где дальше жить и как. Ты выбираешь новую реальность и выбираешь сознательно, потому что в обратном случае этот выбор сам себя сделает.
- Зря ты так. Все это дико интересно!
- Все это дико интересно, но платить такую цену я не готова. Готова довольствоваться суррогатом в виде собственных прорывов за предел. Знаешь, во сне, порой, приходят такие психоделы, что растаманы нервно курят под сосной.
- Эмма, я предлагаю тебе отличный способ расслабиться и немного отвлечься! – Улыбнулась Марина одними губами, ее глаза блеснули сталью. - Вот любители кислоты смеются. Тут нужно понять, куда ты хочешь попасть. Вообще финальное назначение по приходу, говорят, самое крутое!
- А его можно выбирать? – Удивилась я. – Вот уж не знала. Мне казалось, что это - рулетка!
-  Финал - это смерть. Дикий выброс серотонина.
Меня передернуло, Марина заметила это, скривила рот, заныла в прежней тягучей тональности:
- Нельзя осуждать людей за то, что они не герои! Каждому человеку нужен отдых, каждый хочет немножко гармонии в своей паскудной жизни!
- Противно слушать весь твой бред! Да живите вы тут, как хотите, хоть обдолбитесь все  насмерть! Господи, как же вы мне надоели!
И не слушая юродских стенаний подруги, я решительно вышла за дверь.

- Как интересно! – Думала я, садясь за руль. – Вот так засыпаешь среди волков, а просыпаешься среди шакалов! Все изменилось в одночасье – мутировало, переродилось и стало отражением кривых зеркал. Рухнул весь мир, в который верилось, как в нотный стан. И хочется склеить разбитую жизнь, да незачем и нечем…. Как просто было в детстве, как легко: это - хорошее, это – плохое, здесь - черный цвет, здесь – белый, это – друг, это – враг. Куда что подевалось? Друзья оказались врагами, святые - подонками, правда смешалась с ложью и превратилась в навозную массу. Такое чувство, что идешь по лесу, в котором корни деревьев переплелись, ветви спутались, образуя глухую завесу, кроны  застили чистое небо. Ни черта не видать, а идти все же надо! Ни пенья птиц, ни шороха листвы, ничего, что дает тебе право на жизнь, хоть какой-то шанс выстоять и поверить в себя. Хочется кричать, а голос тонет в глуши, гаснет в этой чащобе, сплошь сотканной из зависти и злобы. Солнечный свет остался позади за непроходимой стеной человеческой сути, впереди только мгла да беспросветная тоска по детским разноцветным снам…. 
Итак, что мы имеем: насквозь продажные друзья, плотно сидящие на крэке, красавец Стэф без гроша за душой; муж – алкоголик и садист; женатый, замороченный Вадим, живущий под прицелом телекамер; бандиты, рвущие на части; диаспоры и группировки всех мастей, а вдалеке могила, припорошенная снегом, в которой спит  единственный мой друг….
Как дальше жить? Подскажи мне, Олег! Что делать: молча презирать? Вычеркивать из жизни без тени сомнения? Без сожаления уйти, не обернувшись никогда? И ненавидеть этот мир за то, что он вдруг возненавидел тебя? Скажи, подскажи: только так можно выжить? Лгать, лицемерить, предавать? Жизнь, неужели это твой истинный лик? 
Телефон все звенел и звенел. Кнопка вызова ритмично мигала во тьме, словно маяк на тревожном утесе, а я все сидела, откинувшись в кресле, не моргая, смотрела, как первый снег заметает Москву. Стучали дворники, гудел мотор, по радио страдал Бочелли….

Сегодня мне приснился океан. Сначала я услышала прибой, такой могучий, необъятный, когда волны одна за другой накатывают на скалу и разбиваются в пыль. Звук был торжественный и плотный, а потом почему-то запели лягушки.  Да, забыла сказать, дело было в ночи: я шла по мангровому лесу, и полный месяц наблюдал за мной сквозь кроны. Лес неожиданно кончился, и я вышла на пляж. Все побережье было залито светом планктона и от этого казалось сказочно-лазурным. Весь пляж переливался и струился, а где-то впереди маячил силуэт. Я двинулась к нему навстречу, и ноги мои погрузились в песок. Я протянула руки, громко позвала, но силуэт не шелохнулся. «Не ошибается тот, кто не ищет!», - крикнул он мне под одобрительный шум океана. Я сделала еще один невыносимо трудный шаг, и почти утонула в песке. «Все будет хорошо! Ты справишься, ты сможешь!». - Прогудел силуэт и воспарил над землей. Он подлетел ко мне, накрыл своим крылом и обернулся странной птицей, такой же синей, как планктон. Все вокруг засветилось, смешалось в единый звездный вихрь, и в его эпицентре возродилась надежда.    

Вадим сделал глоток и поморщился:
- Кофе передержала!
Я равнодушно пожала плечами:
 - Звонил следак из ГСУ, просил зайти на разговор.
Вадим напрягся как струна:
- Уверена, что это следователь?
- Да.
- Чего он хочет?
- Что-то на счет Эли.
- Ты всем вернула деньги?
- Всем.
- Тогда звони, скажи, что у тебя есть информация о Марине, Эле и Лео. Не тяни, позвони! Ты ни в чем не виновата, и твой звонок – тому подтверждение. Следователь поймет, если все честно расскажешь, если сама пойдешь на разговор. Веди себя уверенно и просто, смотри в глаза и ничего не бойся!
Я смотрела на Вадима, пытаясь проникнуть на самое дно его зрачка, будто хотела прочесть его мысли. «Он посылает меня к ментам, просит дать показания…. Видать, мое дело совсем худо…. Вадим, Вадим, я так тебя любила! Ради тебя я готова была на поступок! Сколько раз ты проверял меня на вшивость, и каждый раз я проходила проверку. Я была безупречна. Я была тебе другом. Ни разу, нигде, ни в одной ситуации, даже при самом паршивом раскладе, я не назвала твоего имени! А ты хладнокровно ведешь меня на край пропасти!  Ты, видимо, забыл, что многим мне обязан, что я была твоей женщиной, слепой и преданной до безрассудства! И сейчас ты отдаешь меня им на подносе!
- Набирай, не тяни! – Наседал Вадим. – Разговаривай внятно и не спеша, и ничего не бойся!
Пропасть уставилась мне в лицо родными синими глазами, и в этой пропасти я увидела все: гигантский омут, в котором тонули надежды. Я медленно взяла телефон из рук Вадима.
- Здравствуйте, я - Эмма Аматуни. Вы просили зайти для разговора. – Я чеканила слова и не узнавала собственный голос.  – Когда? Да, знаю, на Новослободской. Буду сегодня ровно в семь!
Я повесила трубку и посмотрела на Вадима. Его передернуло, но он быстро собрался:
- Умница! Теперь ты спасена. Теперь ты – свидетель, а может даже жертва.

Последующий ряд событий слился в грандиозный водоворот, круги которого сужались с каждым часом, потоки становились все стремительней и агрессивней, пока не затянули в эпицентр – единственный выход, ведущий на дно.
Сначала в ГСУ оформляли бумаги на арест, и я что-то отвечала оперативникам, которые откровенно пялились в мое декольте и пытались заигрывать в этот дикий, как мне казалось момент. Потом завели в темную камеру с приваренными к полу железными кроватями и там оставили одну. Хотелось спать и больше ничего. Страха не было, не было слез, было одно могучее желание – Уснуть!
- Итак, меня сдали, причем сдали все. Марина, Эля и Лео все свалили на меня. Все верно: разделяй и властвуй. Нас развели как обычных лохов. Нужно подумать и понять, что делать дальше, как отсюда выбираться. Нет ни одной приличной мысли, нет даже неприличной, нет ничего в моей пустой несчастной голове. О Господи, как же хочется спать!
Я коснулась головой подушки и тут же провалилась в пустоту.

ПИСЬМО № 26 
ПАДЕНИЕ ВО МРАК

Проснулась оттого, что грохнул засов, а через секунду открылось окно:
- Есть будешь?
Я посмотрела на миску с бурдой и покачала головой:
- Дайте воды, если можно, побольше!
Вместо ответа дверь распахнулась и в камеру вошла бабка-фельдшер.
- Садись, померяю тебе давление!
Я села на кровать, послушно протянула руку. Фельдшерица померила давление, покачала головой:
- Держись! Держись, сколько сможешь! Если за 72 часа тебя отсюда вытащат, считай, повезло! Сюда ворота широкие, отсюда – крохотная дверца!

***************************************************

     Ровно через семьдесят два часа на меня надели наручники, и конвой с автоматчиками повез в Печатники, в СИЗО шестого централа. Происходящее запоминалось плохо, будто через пелену в глазах и постоянный звон в ушах. Давление не желало снижаться и временами доводило  до состояния амебы. Единственным толчком, вернувшим к реальности, стал щелчок объектива и резкая команда: «Повернуться в профиль!». Следующим номером прокатали пальцы, потом взяли кровь, раздели догола и отправили в баню, на выходе из которой выдали белье, цвета линялой тряпки, тонюсенький матрас, набитую тряпьем подушку, два вафельных полотенца, кусок мыла и одноразовую зубную пасту без щетки. Вся процедура заняла час времени, после чего всех развели по камерам на карантин.
- В 203! – Скомандовала дубачка, и меня повели по длинному пустому коридору.
Новым причалом оказалась камера на двенадцать женщин, все с теми же приваренными к полу шконарями, решетками на окнах, и видом на тюремный двор с навесом, закрывающим небо и солнце.
Я опустилась на кровать, и просидела так довольно долго, почти не вслушиваясь в болтовню о законах и ужасах зоны. Иногда поднимала глаза, разглядывала говорящих, чтобы вернуться в реальность и понять, с кем сижу. Общество собралось довольно пестрое: две образованные интеллигентные женщины, слетевшие с высоких должностей, две растерзанного вида наркоманки, три цыганки - воровки, и дети Ашана (таджички, узбечки, киргизки), попавшиеся, кто на колбасе, кто на подгузниках и детских ползунках.   
- Я его сдам! – Послышалось из дальнего угла, где сидели наркуши.
- Ек – мотылек, Сонька! Не надо судьбу за хрен дергать! Сиди, пока сидится. Он только из Мордовии, весь в наколках, без зубов! С воробьями на параше наблатыкался.
Интеллигентные тетки шептались о чем-то своем, и до меня долетали обрывки их фраз:
- Ты не представляешь, как высоко он взлетел!
- Прекрасно представляю: один прием у него стоит двести тысяч зеленых.
- А толку-то?
- Ну, не скажи! Я однажды попала. Провела в кабинете ровно две минуты. Он выслушал, кивнул.
- И что?
- И все! Зеленый свет и ни одной проверки!
- Серьезно?
- Серьезно.
- Тогда не поняла, как ты здесь оказалась?
- Слушай!
Тут они сдвинули лбы, и я потеряла нить беседы. Шептались дамы долго и усердно, и лишь однажды вышли из диапазона:
- Вот сволочь!
- Не он, его зам.
И диалог снова перешел в разряд подпольных.

Неделя в карантине прошла как в бреду - пытаюсь вспомнить, но получается плохо. Кто-то подбадривал, кто-то смеялся, кто-то расхаживал взад и вперед, кто-то рассказывал, кто-то шептался, а к выходным всех раскидали по камерам, словно животных по клеткам, определив дальнейший статус как «бесправная бесформенная масса».

Закрылась бункерная дверь с зеницами глазков, и жизнь по эту сторону остановилась. Она продолжилась снаружи без меня, а здесь впереди была камера метров под сорок с решетками на окнах и монолитными нарами в два этажа.  Два унитаза, душ - все без дверей, на обозрение сокамерниц, две раковины, кухня в десять метров и над этим над всем непроглядное облако дыма. На унитазе восседала грозная толстуха, у раковин курили две тощие тетки, девица с тифозной челкой тут же мыла посуду. Когда я вошла, все разговоры стихли. С кровати соскочила остроносая тетка с бегающими глазками, подхватила меня под локоть, подвела к унитазу, толкнула в спину со словами:
- Старшая! – и отступила назад.
- Как звать? – Поинтересовалась толстуха, поднимаясь с толчка.
- Эмма Аматуни. Статья сто пятьдесят девять, часть четыре.
- Эмма, Эмма – это темма! – Заржала толстуха. Подошла к тумбочке, вынула тетрадь, открыла. - Дата рождения? Место рождения? Профессия? Стаж?– Склонилась над тетрадью. – График дежурств на стене, изучай! - Приказала она, записывая мой ответ. – Изучишь, подойдешь ко мне, расскажу тебе правила поведения в камере.
Я уставилась на график невидящими глазами. В голове стоял гул, мозг буравила единственная мысль: «У меня была жизнь, а теперь ее нет. Все остановилось, умерло, перестало существовать. Будущее тоже исчезло, захлопнулось вместе с железной дверью. Осталось только здесь и сейчас. Нужно понять и принять эту данность. Каким-то образом адаптироваться к этой параллельной реальности, к этой странной планете со своими правилами и законами.
- Дежурство строго по графику. – Зашептала остроносая на ухо. – Но если есть, чем откупиться, то можно не дежурить. За сигареты, еду и рыльно-мыльное тебе сделают все: постирают, помоют, уберут. Ты, я вижу, птица не наша, так что будь осторожней!
- Ладно, буду! – Нервно ответила я.
Из глубины комнаты раздался хриплый голос:
- Ты что, грузинка?
Я повернулась, обвела глазами камеру:
- Нет, я армянка.
- А почему фамилия грузинская? – Снова крикнула прыщавая девица.
- Аматуни - это древняя армянская фамилия. – Спокойно ответила я.
- Ой, девки, посмотрите на древнюю армянку!
- Ша, Смайлик! – Гаркнула Старшая. – Веселиться будешь на воле!

Засовы грохнули, и дверь открылась. В проеме возникла охранница:
- Аматуни, на выход!
Я оглядела сокамерниц: все лица выражали любопытство, и только Старшая мелко хмыкнула и прищурила глаз. В абсолютной тишине я прошла через камеру, шагнула в коридор, и тяжелая дверь захлопнулась за моей спиной. На секунду, на крохотный призрачный миг мне показалось, что я на свободе, не то чтобы свободна, просто цепь, на которой висят кандалы, чуть ослабла. Увы, дрожащий лучик сил не придавал, наоборот, он осветил все отчаяние ситуации, вызвал приступ клаустрофобии, граничащий с удушьем. Захотелось кричать, биться о стены, разодрать их ногтями и, вырвавшись на волю, сделать хотя бы один полноценный вдох и, задохнувшись, умереть от счастья.
Длинный гулкий коридор навис надо мной всей своей монолитной серостью, навалился безразличием, сдавил  тотальной безысходностью.
- Стоять! – Раздался над ухом голос охранницы. – У нас тут обморочных нет!
Реальность подрожала немного и встала на место, обнажив неприглядный звериный оскал. Шум в голове утих, мысли поплавали и вернулись в привычное русло.
- Терпеть! – Шепнула я себе и сжала зубы. – Терпеть и стоять на ногах! Жизнь продолжается, во что бы то ни стало. У меня два ребенка, и это самый главный факт. Я буду жить, буду держаться ради них. Мои дети не останутся без матери!
******************************
- Князева Тамара Владимировна, начальница СИЗО. – Представилась приятная женщина лет сорока. – Присаживайся, Эмма, поговорим.
Я села на стул, и в этот момент мне показалось, что канал опять переключился, и криминальную хронику сменил нехитрый русский сериал. Каким-то обыденным все показалось: и обстановка, и снег за окном, и кабинет, и его хозяйка. Сейчас откроется дверь, и родители заберут меня домой, и закончится этот вселенский кошмар с засовами, железными дверьми, лязганьем, криками, хмурыми взглядами, и распахнется клетка, и не будет больше этой невыносимой тяжести, что лежит на душе неподвижной свинцовой плитой.
- Ну, как устроилась? – Улыбнулась начальница. - Не обижают?
- Да нет, не успели. – Ответила я.  - Я еще толком не вселилась.
- Не вселилась! – Рассмеялась Тамара Владимировна. – Слово-то какое нездешнее! Ты как себя чувствуешь?
Чего-чего, а этого вопроса я не ожидала. Как на приеме у врача: «Как себя чувствуете? Что беспокоит?», сейчас попросит закатать рукав.
- Вы насчет давления? Оно у меня с детства повышено, так что я привычная.
- Тут дело не в давлении. Вернее, не только в нем.
- А в чем же? – Удивилась я.
Начальница нахмурилась, открыла папку, полистала бумажки, вздохнула, захлопнула папку, накрыла рукой.
- Пришли твои анализы. У тебя лейкемия. – Подвела она черту.
В комнате повисла тишина, был слышен только стук часов да скрип стекла, по которому била метель. Постепенно, не сразу, как если бы кто-то невидимый щелкал выключателями, комната наполнилась звуками. Сначала гудение лампы. «Такое неприятное! Отчего я раньше не замечала, что электричество так неприятно гудит?», потом биение сердца «Почему же так громко?» и, наконец, слова начальницы, ее вопрос:
- Эмма, ты меня слышишь? Ты понимаешь, что я говорю?
Попытка сглотнуть гигантский ком, застрявший где-то на пути к гортани, окончилась плачевно. Язык прилип к небу и плохо слушался.
- Я слышу. – Произнесла я сухими губами.
- Выпей воды! – Начальница протянула стакан, я послушно взяла, поднесла ко рту. – Давай, попей, попей!
Пока я пила воду, Тамара Владимировна ходила по комнате и что-то говорила. В моменты, когда гул в ушах стихал, до меня долетали отдельные фразы:
- Это не приговор! …. С этим живут…. При надлежащем уходе…. Тебе привезли большую сумму денег…. Ты ни в чем не будешь нуждаться….
Пришла в себя, когда в руках вместо стакана оказалась какая-то книга.
- Что это?
- Норбеков. Начни с него. – Тамара Владимировна положила руку на мое плечо. – Просто читай и ни о чем не думай! 
- Можно я  посижу здесь еще минуту? – Попросила я.
При одной только мысли о том, что нужно возвращаться в камеру и у всех на глазах переживать весь этот ужас, сковавший мозги, весь этот неподъемный ад, по которому нужно пройти босиком, не уронив головы, не всхлипнув, не упав, я теряла остатки самообладания.
- Посиди, посиди. Хочешь чая?
- Нет, спасибо.
- Ладно, посиди, подыши. Только не зацикливайся!
Я сидела, зажмурившись, сжавши виски.
Вот и все! Станция конечная. Пассажирам покинуть состав! Интересно, что там снаружи, платформа или пустота? Как глупо провести в тюрьме остаток жизни! Был шанс остаться за границей, обследоваться, получить там приговор и выжить! О Боже, как нелепо и жестоко! Какой ценой плачу я за ошибки! Да, я совершала глупости, вела себя не адекватно, я влезла в криминал и подставила кучу людей, я заслужила наказания, но я не заслужила смерти! Чего-чего, а смерти я не заслужила! Я еще так молода, у меня столько планов: вырастить детей, дать им образование, устроить их жизнь. Жизнь! Какое недостижимое слово! Как стало больно его произносить! Какою пыткой стало слово «жизнь»!
 Истерика достигла пика и неожиданно пошла на спад.
Ладно, хватит стенать! Нужно просто понять, что со мной происходит. Понять, осмыслить, осознать и, осознав, принять решение. Начнем по порядку: я в СИЗО, и это неопровержимый факт. Это данность, которую не зачеркнешь, не перепишешь. Это нужно принять! Что потом? Будет срок, во время которого я и помру. Интересно, как это будет? Как воспримут родные? Стоп! Это направление - табу! Туда ни шагу! Об этом я думать не буду, не буду даже пытаться проанализировать или понять. Это непродуктивно! Боже, я рассуждаю как циник! Что со мной происходит? Почему мне не страшно! Эмма должна уже поседеть от горя, рыдать и биться в истерике, а я сижу и разбираю факты! Трагические непреложные факты! Похоже, у нас с Эммой разные взгляды на жизнь. Такое чувство, что Эмма – не единственная суть. Есть и другая, пока неизвестная, но сильная и жесткая. Эта другая поможет мне выжить, заставит бороться. Она сможет приспособиться к реальности, принимая ее и используя. Вот только как ее зовут?
Пусть будет Сарой! Хорошее имя. Так звали бабушку, а бабушкой можно гордиться! Великая женщина, сильная и справедливая, а еще очень мудрая. Женщина, которая не сдалась, которая приняла без остатка всю истину жизни и выстояла в схватке с тяжелым недугом.   
 Итак, какой у Сары с Эммой выбор? У Эммы его нет! А у Сары он есть! Она примет эту данность и будет жить дальше. Она не позволит себе такой роскоши, как отчаяние, не даст себя сломить и ни за что не станет жертвой.

Ты спросишь, что потом?
Потом была дорога в камеру, и я что-то беспрерывно бубнила под нос. Дубачка решила, что заключенная сбрендила, не выдержав реалии застенок, на самом деле, заключенная, твердила словно мантру:
- Все, что осталось, все мое! Каждый час, каждый миг, каждый вдох может оказаться последним, и у меня есть выбор: прожить их достойно или в аду. Даже здесь я могу черпать радости жизни по той простой причине, что ЖИВА!

Я прошла по камере, остановилась у раковины, включила воду, умыла лицо. 
- Ты как? – Раздался голос Старшей. – Эмма, ты слышишь? Ты в порядке?
-  Я в полном порядке, - и выпрямившись, громко произнесла, - Такое дело: Эммы больше нет! Так что зовите меня Сарой! 

Теперь ты знаешь все: я  - Сара. Ты можешь вычеркнуть меня из жизни. Быть заключенной – это принимать реальность. Я приняла, прими и ты. Да, ты читаешь письма зечки, а вовсе не красавицы с обложки, которую себе нарисовал.   

ПИСЬМО № 27 

Пожив в обществе сорока сокамерниц, я быстро поняла, почему камеру называют курятником, а ее обитателей курами, поняла, на что способна женщина, загнанная в угол, и чем может обернуться встреча с этой особью.
Жизнь по эту сторону закона проистекала в своем устойчивом ритме: Старшая рулила всеми действиями и перемещениями по камере, разрешала конфликты, разнимала драки. Психолог приносила книги по философии и психологии, подолгу беседовала, обсуждала прочитанное, делилась собственным опытом. Трудно себе представить место, более подходящее для изучения людской психологии, чем камера на сорок человек, и, обложившись книгами, я изучала повадки соседок, ставила на них эксперименты, отрабатывала тесты, пока не довела до совершенства мастерство и практический навык. Книги позволяли найти общий язык с каждой из женщин, достучаться до сердца, заслужить доверие, и постепенно ко мне потянулись все зечки: кто за советом, кто за помощью, кто за спасительным словом. Уважение росло с каждым днем, а статья добавляла «респекту», и через пять месяцев меня назначили старшей. Первым делом я навела в камере идеальный порядок и медицинскую чистоту, научила дебоширок решать конфликты без драк и потасовок, изобрела Чашу Оракула, в которую зечки бросали записки, а в конце недели обсуждали проблемы, варившиеся в адовом котле. Постепенно наша камера из курятника превратилась в подобие общины со своей иерархией, укладом и советом. Мы перестали быть крысиной стаей, уничтожать сокамерниц и собственную личность, мы научились общаться друг с другом, существовать цивилизовано, находить компромисс. 
Начальница централа и дубачки не сразу приняли мое новаторство: первое время к нам приглядывались, пытаясь дать определение укладу этой новой жизни, потом привыкли, оценили и объявили поощрение. В скором времени нашу камеру нарекли образцовой и начали водить комиссии и прокурорские проверки. 
Бывали дни, когда мы выезжали из централа. В медчасть или в суд нас везли в автозаке, напоминавшем, скорее, голубятню со «стаканом» (бокс пятьдесят на пятьдесят для петухов или бывших сотрудников, чтобы тех «не помяли» в дороге). Обо мне уже многие знали, поэтому заключенные из соседних камер и даже с других этажей садились поближе, чтобы обсудить свои проблемы, получить свою порцию мудрости, зачерпнутой из книг, готовый, так сказать, рецепт, который сами поленились раздобыть. Женщины советовались и задавали вопросы, мужчины подсаживались, чтобы послушать рассказы о жизни и быте моих сокамерниц, смеялись громко от души, а уходя, в знак благодарности дарили четки и другие скромные поделки.

Ты спросишь, почему меня не оправдали и при таких серьезных связях на воле не дали хотя бы условный? Что ж я отвечу: человеческая суть – субстанция, увы, больная. Стоит взболтать, и со дна поднимается грязь. То, что было прозрачным, становится мутным, и осадок, лежавший на дне, заполняет сосуд, делая последний непригодным.

СУД
Суд проходил под головную боль, шум в ушах и ощущение фатального абсурда, когда силишься и не можешь проснуться, и продолжаешь быть участником сюжета.
Обрывки фраз, калейдоскоп картинок, перемещений логический ряд - все вдруг становится твоей реальностью, а ты не можешь понять, как попал в это странное место, с его  ритмом, массовкой и динамикой вещего сна.
 Одна за другой накатывают волны отчаяния, а ты барахтаешься из последних сил, пытаясь вынырнуть, вдохнуть, почувствовать себя живой; но нет, тебя затягивает глубже и глубже, туда, откуда нет возврата, и только теплый лучик света маячит где-то наверху и папин крик «Не бойся, мы с тобой!», и мамины глаза, опухшие от слез.
Никакой Эли на заседании, конечно, не было (не того полета птица), а вот Марина и Лео очень даже присутствовали, но только в качестве свидетелей по обвинению. Марина старательно изображала жертву, веско и пламенно обличала мои криминальные похождения. Лео проявил незаурядный актерский талант, когда описывал  финансовые схемы, мою в них ключевую роль и собственную наивность в вопросах выбора друзей. Прекрасно выступила группа потерпевших, заботливо представленная тем же Лео.  Защита выглядела вяло, неубедительно и скромно, и прозвучавший приговор особо никого не удивил. Мне выкатили срок с каким-то облегчением, как будто избавились от надоевшей мухи и, если бы не протокол, процесс закончился бы оптимистичной овацией, поклоном судьи и вскинутой рукою прокурора.  Прозаически - буднично судья закрыла папку, как будто не судьбу человека свершила, а зачитала рядовой доклад о криминальной обстановке в районе. Все встали с мест, как после окончания сеанса, неторопливо потянулись на выход. «Что, все?», - хотелось крикнуть мне, - «Получили свою порцию  эмоций? Можно теперь по домам? К своим унылым серым жизням? К своим жалким сплетням?»
Я смотрела им вслед и представляла, как они едут в метро, как садятся в автобус, идут по улице, заходят в магазин, как совершают тысячу обычных действий, ложатся спать, просыпаются утром. Как много возможностей и как мало желаний! Большинство из них даже не задумываются о том, что имеют!
Какая роскошь – быть свободным, какое счастье – быть живым! 
Словно за спасательный круг, я цеплялась глазами за спины людей, а конвой уже вел меня на выход к автозаку. В какой-то миг реальность двинулась, будто течение под килем, туман сгустился, звякнули наручники, а мне послышалось бряцанье уключин, и старина - Харон помахал мне с причала.
Я бросила прощальный взгляд на зал суда и вслед за конвоиром вышла в узкий коридор, финал которому -  конечный пункт, в котором предстоит окончить век …. Окончить или все-таки продолжить? Взять да и выжить наперекор медицинским бумажкам, назло всем этим понурым силуэтам, всем этим равнодушным спинам! Жизнь человека – каверзная штука, головоломка с открытым набором решений: сегодня ты стоишь, упершись лбом в монолитную стену, а завтра в этом месте будет выход. Откуда он взялся, кто его открыл – останется загадкой, тебе лишь остается надеяться на «завтра», а еще на себя, потому что не будет тебя – не случится и «завтра», оборвется сюжет, и никто не узнает ответа. Пока есть «ты», пока есть «завтра», твое «сейчас» не так уж плохо!

*****************************

Двадцать пять месяцев спустя, когда до окончания срока оставался год, меня вызвала начальница централа.
- Пора в дорогу! Я не могу тебя больше держать. – Она положила мне руки на плечи. – Надо ехать на зону.
- Мне страшно, Тамара Владимировна, я не выдержу, я не умею шить..., я не привыкла к физическому труду..., я...
- Послушай меня внимательно: мы с тобой никогда не обсуждали эту тему, но пришло время поговорить о твоем диагнозе.....
- Давайте не будем!
- Ты продержалась столько дней, и я уверена: болезнь отступит, благодаря силе духа и оптимизму Ты вылечишь себя сама, без всякой помощи врачей! Я лично знаю случаи чудесного исцеления! Ты мне веришь?
- Да, верю и знаю, что не могу себе позволить умереть. Смерть для меня – это роскошь, слишком дорогое удовольствие для всей моей семьи. Мне детей надо поставить на ноги и кое-что уладить в своей жизни....
- Сара, помни, все у тебя в жизни будет хорошо! Ты сильная, ты хладнокровная. О твоем жизнелюбии ходят легенды, но я не могу тебя больше держать. Единственное что я могу - это отправить с тобой рекомендательные письма и предложить одну из лучших зон. На данный момент есть три хороших варианта: Калуга, Тверь и Питер.
- Калуга. – Почему-то ответила я.
- Тогда собирайся! Этап в шесть утра.
- Спасибо вам за все.
- Тебе спасибо! За два года ни одного нарекания! Мы тебе сопроводительное письмо в дело вложили и благодарность от централа.
- А благодарность-то за что?
- За то, что смогла так хорошо организовать людей и практически освободила нас от головной боли. Ты хороший человек, и я уверена, все у тебя наладится! Я в этой структуре уже двадцать лет, и скажу тебе честно, не встречала людей с такой выдержкой и характером. Мне бы хотелось общаться с тобой и на воле.
- Спасибо, мне приятно это слышать. Если бы вы только знали, как мне страшно!
- Не бойся ничего: везде люди, со всеми можно договориться. А срок у тебя смешной: год и месяц  - на одной ноге просидишь! – И начальница рассмеялась звонким беззаботным смехом.

ПИСЬМО № 28
Ты знаешь, все совершенные дуры абсолютно свободны. Мне кажется, нужно не просто принимать себя, а принимать себя, свой мир, окружение, свой анамнез, диагноз, дурацкое детство, дурацкую юность, идиотские браки, свою непознанность, как совершенство. Я живу, я непонятна сама себе, и это хорошо! У меня есть вектор, тоже не очень понятный, но он мой, только мой, и я имею на него право, а знаешь, почему? Потому, что я имею право на все: на жизнь, на все глупости и несусветности в этой жизни, и я прощаю себя за эту жизнь и благословляю себя на нее. И пусть она будет такой, какой я ее избрала!

В четыре утра меня и еще четверых заключенных погрузили в автозак и через все мужские тюрьмы повезли на вокзал. На Киевском на запасных путях нас ждал Столыпинский состав, вдоль которого немедленно выстроились конвоиры и автоматчики с собаками. Через минуту появилась колонна, собранная для этапа в Соликамск. Заключенные шли по перрону вприсядку, на плече вещмешок, одна рука прикована к тросу наручником, другая свободна. Мужчин погрузили в состав, после чего автозак проследовал по перрону до самого входа в вагон, и нас, подавленных притихших женщин пересадили в поезд. Первое, что бросилось в глаза: купе без окон, вместо дверей решетки, за которыми три яруса полок. Мы молча шли по коридору, а из клеток к нам тянулись десятки изголодавшихся рук. Конвоиры автоматами стучали по решеткам, отгоняя самых рьяных, но руки жадно хватали за волосы, плечи и грудь.
- А.У.Е! – Орали мужики охрипшими голосами. - Девчонки! Зону едете топтать?
- По какой беде сидишь, Шахерезада? – Крикнул мне колоритный грузин.
- Интеллектуальная у меня беда, а с именем почти что угадал!
- Ты подскажи, а я тебе маляву чиркану!
- Шахерезадница я!
От хохота взорвался весь вагон.
- Респект и уважуха! – Полетело отовсюду.
- Девчонки, вы с Шестерки? Говорят у вас там лафа! Телефоны!
- Господь с тобой! - Вступила я. - У нас там мухи без крыльев летают. В Шестерке  куры, а в курятнике ни тайн, ни запретов!
- Девчонки, а смотрящие и положенки у вас там есть?
- Нет, - ответила я, - у баб полОженки: куда положили, там и лежим!
- Эй, красавица, а как вы без мужиков обходитесь?
- Чего молчишь?
- Ты что, оглохла?
- Да, нас не трахают, мы и глохнем!
И в спину нам ударил новый взрыв хохота.

До Калуги доехали без пересылок, там пересели в автозак и под усиленной охраной двинулись на зону. Когда дверь, наконец, распахнулась, и в ноздри ударил прохладный осенний воздух, я прикрыла веки и на какой-то миг почувствовала дух свободы. Окрик охранника вернул меня на землю, я открыла глаза и увидела вышки, бетонные стены, колючую проволоку, женщин - конвоиров и автоматчиков с собаками.  За локалкой виднелась небольшая церквушка, вокруг нее четыре елки и клумба с чахлыми осенними цветами, чуть в стороне двухэтажное здание администрации, две трехэтажки, непонятного значения, отдельно баня и здание клуба, напоминавшее корпус пионерского лагеря. Весь этот архитектурный шедевр завершали длинные бараки, явно производственного толка. 
Прибывших женщин провели на досмотр, раздели догола и прошмонали, после чего отправили для адаптации на карантин.
За время карантина я познакомилась с сотрудниками, изучила правила поведения на зоне, которые сводились к одной простой формуле: «За любое нарушение – ШИЗО! Три ШИЗО – СУОН (тюрьма в тюрьме). Если на свете существует ад, то имя ему СУОН».  Мне объяснили правила работы на производстве: рабский труд за копейки и никаких поблажек. Если ты при смерти, получи свою дозу просроченного анальгина и выходи на работу.
 По окончании инструктажа меня уже мелко трясло, и в кабинет начальства я вошла практически на согнутых ногах.
За письменным столом сидела женщина с лицом голливудской актрисы.
  - Меня зовут Нина Ивановна,  - представилась она. – Я ознакомилась с вашим личным делом и вот что подумала: срок у вас небольшой, так что полезнее вы будете не на производстве, а на жилке. Как насчет клуба? Приведете его в порядок? Хотелось бы увидеть что-то интересное: концерт, например, с участием заключенных женщин.
От неожиданности я захлопала глазами, в голове наметился вакуум, и в этой абсолютной пустоте словно гонгом ударила мысль: «Вот это фарт! Не упусти»! И с видом школьницы, пришедшей на экзамен, я затарахтела подготовленную речь:
- К Новому году и к Восьмому Марта я выпущу праздничные концерты. Организую женский клуб «Бальзаковский возраст» для пожилых, пусть собираются,  поют частушки, военные песни. В этом году исполняется четыреста лет дому Романовых, и я готова поставить мюзикл "Анастасия". Я много читала по этой теме, и знаю, что Елизавета Федоровна и княжны были в Красном кресте. Пригласим на премьеру губернатора и Красный крест. Я думаю, они нас оценят и поставят жирный плюс – не в каждой областной колонии бурлит такая культурная жизнь! Еще, если успею, выпущу спектакль "Калуга - лучший курорт мира». Сама напишу сценарий смешной, комичный, использую в нем мировые хиты ABBA, BONEY-M, QUEEN, переведу на русский, зарифмую, вставлю номера из популярных мюзиклов. Представляете, у меня уже есть идея: нарушители поют «Мы бандито-гангстерито, мы плеванто на законо!», а бабка - калужанка плывет на лодке по Оке и поет «Затянулась бурой тиной». В финале все, кто загрязнял природу, вместе с жителями города танцуют хулу и на конкурсе экологии на Гавайях занимают первое место. На премьеру можно будет пригласить Green Peace….
- Остановитесь, моя дорогая! – Рассмеялась Нина Ивановна, прерывая полет неудержимой фантазии, крепко сдобренной эйфорией открывшихся перспектив и фантастической возможности сбежать в такой родной и долгожданный мир творчества, музыки и вдохновения. – Даю вам зеленый свет по всем пунктам! Полностью вам доверяю. Работайте, командуйте! Клуб очень запущен, и вам придется привести его в порядок, а я за это определю вас в отряд с улучшенными условиями:  четыре человека в комнате, душевая, стиралка, плазма, кухня, электрический чайник и микроволновка.
- Все поняла, все сделаю! – Выдохнула я, еще не веря в удачу. - Разрешите мне сделать один звонок, чтобы ускорить процесс?
Нина Ивановна сняла трубку, набрала внутренний номер:
 - К вам сейчас приведут Аматуни, дайте ей позвонить!

ПИСЬМО № 29

Подъем  - 6.00
зарядка - 6.30
построение и перекличка на плацу – завтрак – швейки по локалкам – перекличка – работа – опять перекличка
отбой – 22.00
Горячая вода только в бане раз в неделю. На человека пятнадцать минут. Стирка тоже по графику, хотя сушиться некогда и негде. Вещи вечно сырые - не успевают просохнуть.
Таблетки просрочены. Питание скотское. Медпомощь отсутствует напрочь. Телефонные переговоры прослушиваются. Передачи от родных вскрываются, варварски режутся и уродуются до полной непригодности. Во время снегопада заключенные убирают снег и расфасовывают по мешкам, после чего мешки вскрывают, а снег высыпают обратно на землю. До самого отбоя все койки заправлены «под белую», ни сесть, ни лечь на них нельзя. Здесь даже воздух звенит от напряжения, повсюду вымогательства, подставы, ложь, доносы. Все самое уродливое, низкое и грязное вылазит из людей как черви под дождем. Дубачки тешат самолюбие и утверждаются за счет бесправных: кричат визгливо и протяжно, хватают грязными руками, кромсают передачи и с  удовольствием садиста заглядывают тебе в глаза. Что можно спрятать в килограмме яблок, в конфетах или сигаретах? Открой, сломай, разверни, покажи! Ты послушно ломаешь…, ты молчишь…, ты никто….
Нет ничего страшнее человека, а человек на зоне – это особь, готовая продаться и продать.
Здесь главное – пожрать и выжить, сберечь свое, а при возможности, отжать чужое и половчее отскочить от лопасти карательного механизма. Здесь не стоит задача перевоспитать. Цель зоны - убить в тебе женщину и человека.
Дни за решеткой шли как под копирку. С утра я забирала ключ от клуба, приводила в
порядок декорации и реквизит, встречалась с психологом, обсуждала список фильмов, который отправляла на проверку и утверждение для демонстрации в зале. Репетиции занимали основную часть времени, они-то и уводили меня в другой мир, в параллельную реальность, где правит музыка, талант, где песни, танцы, маски, парики, где чувства взаимны, проблемы легки, где цветные сюжеты и счастливый финал.
Но все когда-нибудь кончается, кончалась и сказка, и на ватных ногах я тащилась в барак.
Дежурных полчаса у «ящика», отбой и мутный сон под храп соседок.

***********************
Доносы на меня начальница спускала на тормозах – уж слишком ценным кадром я была! Цыганки у меня на сцене били степ, наркоманки пели, мошенницы и аферистки рисовали, а те, кого природа обошла, шили для нас декорации и костюмы. Раз в месяц для моего клуба приходил грузовик с реквизитом и стройматериалом – привет из прошлого, в котором был Олег, а когда на концерт прибыл сам губернатор, областная пресса забулькала такими определениями, как «культурное событие области», «творческий подход» и «кузница талантов». 

Намечалась очередная премьера, сроки были объявлены, приглашения разосланы. Вся зона, затаив дыхание, ждала приезда областной комиссии. Как оголтелые мы репетировали каждый день, до хрипоты, до изнеможения. Мюзикл «Анастасия» грозился стать событием сезона, поэтому старались все. Клуб сверкал чистотой, костюмы, декорации дышали новизной, фонограмма почти не лажала, танцевальная группа демонстрировала чудеса синхрона, а солисты – почти безупречный вокал. 
- Девчонки, пожалуйста, не расходитесь! – Попросила я. – Осталось два прогона и генеральная, а у нас финал провальный!
Танцовщицы понуро поднялись на сцену:
- Уже ноги отваливаются от твоих прогонов!
- Последний выход. Обещаю! Саму уже мотает.
Я подошла к аппаратуре, отрегулировала звук.
- Ну, что, поехали!
- Я петь не буду! – Громко произнесла Кристина. – Я устала, у меня болит горло и живот!
- Тина, послушай, без тебя мы эту сцену не прогоним! – Я старалась звучать убедительно и спокойно. – Займи свое место, можешь даже не петь – проговори свой текст – девчонкам нужно понять, когда вступать.
- Я же сказала: устала! – Повторила Кристина, развернулась и вышла из зала.    
Отсутствие главной героини свело к нулю дальнейшие усилия. Я выключила аппаратуру и жестом отпустила труппу.
Надо сказать, наркоманка – Кристина никогда не отличалась дисциплиной, но Анастасию пела чисто, слова не путала, тональность держала. Мало кто на зоне мог похвалиться музыкальной подготовкой, приличной дикцией, осанкой и походкой. Тина росла в благополучной семье, и будучи единственным ребенком, ни в чем не знала отказа. Случилось то, что и должно было случиться: сработала схема «захочу - получу» : не знавший слова «нет» ребенок вырос в капризную эгоистичную дрянь, и эта дрянь хотела удовольствий. Что доставляет удовольствие? Литература? Музыка? Любовь? А вот и нет! Для дряни удовольствие – наркотик! Как результат – статья и срок.
На зоне Тину не любили за склочный характер, паскудные мысли, а главное, за отношение к людям,  презрительное и надменное.
Смазливая внешность, наличие слуха, образование и голос склонили чашу весов, я взяла ее в труппу, дала ей заглавную роль. Так Тина заделалась Анастасией, а труппе пришлось смириться и терпеть ее выходки ради удачной премьеры и возможных поощрений, которые влияют на УДО.

В 21.00 началась перекличка, женщины выстроились на плацу, мечтая об одном: умыться, добраться до койки и рухнуть.
- Афанасьева!
- Я! – Кристина шагнула вперед и как подкошенная рухнула на землю.
Она еще долго лежала на стылом плацу, и ветер трепал ее слипшиеся кудряшки, а мы уныло таращились на маленькое хрупкое тело, терзаемое непогодой, пока охрана раскачивалась и решала, что делать с «выпавшей из строя».

Когда пришла информация из лазарета, мы приняли ее как приговор. Все понимали: если тебя объявили больным, по сути, ты уже покойник. Здесь можно загибаться от гастрита, цистита, бронхита и даже гепатита – лечением тебе назначат аспирин, а в лучшем случае, просроченный антибиотик. Можешь истекать и кашлять кровью, гнить изнутри или сгорать от лихорадки, ты получаешь свой антибиотик и выплываешь или тонешь сам. У Кристины обнаружили цирроз, а это означало лишь одно: она покинет зону вперед ногами.
В свете последних новостей премьера сделалась событием условным, и вот тогда начальница выдвинула ультиматум:
- Делай что хочешь, премьера должна состояться! Приглашения разосланы, перенести и отменить нельзя – гости едут высокие, такие высокие, что лучше бы тебе поторопиться!
- Нина Ивановна! – Взмолилась я. – Режете без ножа! Где я возьму Анастасию? До премьеры неделя! Вы хотя бы представляете объем работы? Кто за три дня выучит роль? Здесь же зона, а не театр!
- Все понимаю, сочувствую! – Прозвучало в ответ.
- Может, все-таки, перенесем?
- О переносе не может быть и речи. Премьера состоится в назначенный срок. Вопрос обсуждению не подлежит! Сара, дорогая, - смягчилась она на секунду, - все понимаю и сочувствую, но даже я не в силах изменить дату премьеры. Приедет комиссия, приедет мэр, будет куча серьезных людей. Решай вопрос, чем смогу – помогу.
«Может, сами споете?» - Вертелось у меня на языке, но эту мысль озвучить не стала. В состоянии, больше похожем на транс, я вошла в помещение клуба, включила свет, поднялась на сцену, осмотрела декорации. Все на месте, все в боевой готовности, даже костюмы висят на местах – не помяты, не порваны, без единого пятнышка! Три месяца жестоких репетиций, три месяца плясок до дрожи в ногах (девчонки-трупы после смены, пальцы исколотые в кровь, несчастный реквизит за собственные деньги, звонки на волю с просьбами помочь и жалкие подачки от начальства). Что делать? Где искать, а главное, как за такой короткий срок отрепетировать Анастасию? Я вышла на авансцену, оглядела зал, несколько раз прошлась туда – сюда, остановилась и неожиданно запела.       
Вот это да! Похоже, Анастасия нашлась! И правда: текст я знаю лучше всех, вокал у меня консерваторский, музыкальный материал и сценографию освоила за время репетиций. Получается, я - лучший кандидат на роль. Что дальше? Дальше – внешность и костюм. В костюмы влезу, если что, девчонки разошьют. Что с волосами? Волосы – не в цвет. Выходит какая - то армянская княжна. Забавно! А вот и не забавно! Придется  выбеливать брови, а может, ресницы. Блин, только бы не выглядеть смешно! Ладно, вспомни, кума, старика Станиславского: все идет изнутри, будет характер, примут и внешность!  Стоп! У Тины волосы свои, она – природная блондинка, а мне нужно спрятать гриву под белобрысый парик. И где на зоне взять парик? Куда, прикажете бежать? Кого просить? Думай, девочка, думай, от парика теперь зависит твой спектакль! – Перед глазами поплыла галерея портретов всех мастей и профессий.  -  Стоп! Вот оно! Точно! Геннадий Ильич - реквизитор с Мосфильма!
И с криком:
- Нина Ивановна! Мне срочно нужен телефон! – я понеслась по коридору.

 ********************* 

 Премьеру играли с отчаянием гладиаторов. В полуобморочном состоянии я вылетала на сцену, что-то горланила, что-то плясала, что-то истошно кричала в кулисы, пытаясь контролировать процесс. В каком-то коллективном угаре мы загоняли темп, ломали каблуки, срывали голоса. Когда последний аккорд завис над сценой, а мы буквально рухнули в поклон, зал разорвался бурной овацией. 
- Браво! – Крикнул упитанный дяденька в первом ряду.
- Браво! Бис! – Подхватили сидевшие рядом.
Я шумно выдохнула, вытерла испарину: «Поверили! Все, вашу мать, поверили! В следующий раз сыграю Рокси Харт!»
В этот же день за Тиной приехали родители, а это означало лишь одно: хоронить ее будут на воле и явно не за счет отечества. 
Мы стояли у окна, смотрели, как носилки с Тиной грузят в пикап, вывозят за ворота, и эйфория от успеха таяла с каждой минутой. На ее место возвращались боль, печаль и безысходность.
Как же хрупка жизнь человека! Как тонок волосок судьбы! Как же причудлив узор на полотне, что соткано из ожиданий и реалий! Вот человек родился, кто он, что он? Белый лист бумаги или таинственные письмена, не распечатанные, ждущие сигнала? Что кроется за призмой времени? Куда складируется опыт? Как им распорядиться, чтобы свести к нулю ошибки и потери? Твой каждый шаг – это выбор в стенах лабиринта, великого таинственного лабиринта по имени Вариант. Свернул направо - успешен, богат… и несчастлив. Свернул налево – там обрыв. За этой развилкой  - стремительный взлет и боль падения, а там за углом притаилась любовь. Ты должен пройти лабиринт до конца, тебе придется поворачивать направо и налево, блуждать во тьме, висеть над пропастью, цепляться за уступы, возвращаться, отчаиваться и искать. Без потерь не существует лабиринта, но как прекрасны сюрпризы и находки, которые таятся в самых неожиданных местах! Сколько сил придают, как вдохновляют, окрыляют!
 Кто расставляет ночники и лампадки? Тот же, кто изобрел тупики и обвалы? Тот самый, кто обрушил камнепад? Как можно быть столь любящим и нетерпимым? Уж не проекция ли он? А может, тьма и свет едины, а радость и печаль растут из одного зерна? Чем обернется эта радость, во что выльется эта печаль? Боль, что испытывает мать при родах, приносит счастье и любовь, а радость победы всегда переходит в уныние и горечь от подсчета жертв. Вопросов больше, чем ответов, и новым поворотам нет числа.
 А вдруг лабиринт существовал всегда, и ты не в первый раз идешь по этому маршруту? Каким путем ты шел в последний раз, какие повороты выбирал, куда сворачивал, где отдыхал и набирался сил? Не повторяешь ли свои ошибки? Узнаешь, вспомнишь ли забытые места: спирали, ветки и тупики? Мы тратим жизнь, отвечая на эти вопросы, и уходим, не получая ответа….

Я выжила. Я прошла этот путь до конца.
 Три мюзикла, два концерта и повышение начальницы по службе  – вот  итог моих блужданий по одному из ходов лабиринта. Я вышла на развилку, где нужно оглядеться, принять решение и выбрать тоннель, тот самый, с которого начнется новый путь.   
На этом конец моей горестной саги, моей печальной исповеди, выросшей из слез.

ПИСЬМО № 30

Я знаю, Ануш показала тебе мое фото, на котором написано Сара Бернар. Это грустная шутка: фотография сделана здесь на зоне, в том самом клубе, где идут мои мюзиклы. Я в костюме Анастасии, поэтому выгляжу вполне прилично (хоть и немного чопорно). Анна сказала тебе, что я замужем, но этот факт тебя не остановил: ты начал мне писать. Ануш пересылала письма, что-то врала тебе про заграницу и бесконечный кругосветный тур, а я читала эти строки и постепенно возвращалась в мир. Каждое слово казалось мне целительным глотком, прививкой радости и вдохновения. В них было все, чего меня лишила жизнь: тепло, доверие и нежность, почти мальчишеский азарт и  страсть, и клятвы, и мечты, а главное – была любовь! Она удержала меня на плаву, не дала мне раскиснуть, отдаться течению. Твои стихи и пылкие признания каждый раз выносили из омута, вселяли надежду, твои фантазии на тему нашей встречи придавали мне сил. Твой напор и уверенность в завтрашнем дне, в том, что мир – это рай, а любовь – это свет, изменили меня, исцелили меня.      
В конце концов я решила тебе написать. Ты должен знать мою историю и понимать, кто я такая. Я решила исповедаться и забыть свое прошлое, а заодно покончить с  ложью. Никаких огорчений, метаний, обид, только искренность, правда и вера в судьбу!
   Тюремный срок окончен, я жива, я здорова, болезнь отступила, благодаря отчаянию и воле к жизни. Стоп! Я обещала больше не врать, а правда такова: я жива, я здорова, благодаря твоим письмам.
Все скоро закончится, я выхожу на свободу, но как же страшно мне от этой мысли! Больше всего на свете я боюсь вернуться в этот мир и обнаружить, что тебя в нем нет. Ты знаешь правду, и ты волен поступать, как хочешь. Я все пойму и все приму. Спасибо за письма! Спасибо за Жизнь!

****************************************

ОТВЕТ № 1
Саре (для Эммы)

Не бойся ничего, выходи в этот мир.
Я жду.
Я рядом.
Я люблю.


http://ingaandrianova.com/