34. Мартышки
13 октября 1994
Биг-Сур
Привет, Вилл, еще раз!
Думал ли ты, что "Меланхолик" способен рассмешить меня, заставить рассмеяться? Нет, мы пишем, не думая… На белой стене тени танцуют оглушительное танго вечного прощания! Я хочу изменить финал, настигающий автора за уже закрытым занавесом сыгранной пьесы. Ну, зачем мы пишем в черных тонах?! Как изменить траекторию падения пресловутой кляксы на чистовик сопутствующей жизни (собственной)? Ах, сударь, Вы превысили дозу Парацельса!
Вилл, а зачем нам быть «обезьянами Бога»? Смысла нет в этом. Я пользуюсь иным обозначением, стараясь не отступать от «высшего суфлера». Но это мое право. А сейчас, философ бормочет в бороду, что недолго ошибиться в своем предназначении. Да, любовную канитель мы заменили сочинительством, сознавая, что существует закономерность встречи со своими собственными лирическими героями. На рудниках метафор мы намываем в земной красоте бесчисленные образы, не замечая происходящего вокруг (собственно - жизни). О, великие заблуждения! Без вас можно не задыхаться в метро, тесноте… Можно ли? И в то же мгновение, когда Вы откроете рот, чтобы согласиться с обыденностью, произойдет нечто. Слышите посвист бича неумолимого рока, сейчас он обовьется вокруг пояса и притянет в звездную или беззвездную туманность творчества на поклон вдохновению. Я вздыхаю обреченно: куда еще заведут нас печальные тропы (тропы, как фигуры переосмысления)? «… не последняя глупость», - вторите Вы…
Даже сверхъестественное знание
Не освобождает от рока.
Увы.
Даже ясновидящий палач
Своей души – невольник.
Увы.
Даже любовь…
Не освобождает.
Тем более любовь.
Лишь затягивает петлю.
Я не распутываю узлы.
Я рублю сплеча.
Увы.
Чтобы анализировать события мирового порядка, нужно сидеть на очень высокой точке мирозданья, дабы видеть картину в целом и малейшие движения внизу. Здесь ты уже не сочинитель, а зритель. Вилл, ты не хочешь жить иначе. Без риска, выкручиваясь на скудной зарплате.
- Нас спасает наша многогранность, - говаривал ты.
Именно, спасает. Поэтому нет страха. Если бы не было разлук и границ, мы бы их сами создали. Мы не умеем быть людьми, в этом наша не беда, а судьба. Ну, какие из нас обезьяны? Бесплотные духи… На этой фразе споткнулась и погибла не молодая, но очень красивая женщина. Разве обезьяны умеют читать надписи на зеркалах? Каждое утро мы видим друг друга в отражении зеркала. И кто автор?! Глубокомысленные обезьяны столпились и сетуют: «А что? Могла бы жить!» Они хладнокровно сокрушаются, что она засмотрелась на них, а могла бы жить. И этот вопрос их мучает! Непохожесть бесит окружающих. Они осматривают книжные полки, находят подчеркнутые цитаты, оправдывающие их собственные шкурки, пусть где-то проткнутые пером, выкрашенные в чернильные цвета, но все же дорогие – свои как-никак! И чем выше им приходится забираться по лесенке к верхним рядам, тем недовольней и глуше их воркотня. Я строго оглядываю библиотеку и отодвигаю стремянку: так-то!
- Вот там и сидите, только тихо, я уже слышу шаги высшего суфлера. Мы заняты.
Я знаю, мартышки умеют быть незаметными, пока не найдут опечатки или ошибки в тексте. Глаз у них зоркий. Нет никакой возможности соврать им недорого, они бывают драчливы. Все начинается со свежих журналов, соскальзывающих с полки с атласным шелестом. Это ерунда. Пока они не прибегнут к тяжелой артиллерии энциклопедических и прочих словарей, пудовых, надо заметить. В таких случаях я поступаю просто, как все пишущие, наливаю красных чернил, достаю новый лист, оставляю заточенные гусиные перья (авось кому-то в драке достанется!), а сама наблюдаю или ухожу спать. Утром посмотрю.
Целую Вас, спокойной ночи.
Лючи Ламм.
P.S. madame NN Pacifica Beach Hotel
Биг-Сур, Калифорния, Пацифика, США