Фото из интернета
Предисловие: прочитав великолепные пародии Т.П. Москалёвой «Ты свет выключаешь и… пародь» и «Как я стал поэтом – пародь», сразу пришло в голову описать совсем свеженькую, можно сказать вчерашнюю историю с дачными соседями, кратко записанную в литературную тетрадку.
Татьяна в платке и линялой серой длинной юбке направлялась в церковь. Цуца – дачная дворняжка, уныло опустив хвост, путалась у неё в ногах.
- Пошла, пошла, - отгоняла её Татьяна, - привязалась, шалава!
Идя по тропинке мимо нашего забора, она тихонько скороговоркой рифмовала только, что сочинённую песенку:
- Собак на даче просто жуть, как и везде, - тут она запнулась ненадолго и, вздохнув, радостно продолжила, - собачек очень любят все… все дети на земле!
Посмотрев на Цуцу, добавила:
- Не о тебе сказ! Хвост в репьях, на боку грязь.
Шерсть свалялась, по помойкам шлялась!
Зараза и есть! – с досадой бросила Татьяна, - чтоб к Петьке нашему не лезла, скотина, а то получишь хворостиной!
Татьяна с недавних пор, на старости лет, ни с того, ни с сего, обнаружила у себя поэтический дар: неказистые рифмы били из неё фонтаном.
Михалыч – муж, загрустил вконец. Привычный мат, на котором они общались, наполнился стихами. Этого он выдержать не мог. Рифмы вызывали у него приступы зубной боли. Он бестолково суетился, стонал, хватал тяпку и стремглав бежал от суженой в огород.
С утра, как зазвонили колокола сельской церкви, Михалыч с удовлетворением перекрестился, увидев, что Татьяна засобиралась на службу.
- Хоть отдохну от этой стихотни, - бормотал он вполголоса.
- Василич, - окрикнула соседа Татьяна, - всё сидишь? Пойди, спроси, Марину, пойдёт она на службу? Вчера договаривались.
- Чё зря спрашивать, спит она ещё! Сроду так рано не вставала, шагай сама, коль нужда есть.
- Атеисты – анчихрИсты, - Татьяна презрительно посмотрела на Василича и пошла лугом к церкви. Стихи захватили её душу и понесли вдаль:
Собак на даче просто жуть, как и везде.
Собачек очень любят все, все дети на земле!
Припев песенки складывался легко, сам собою:
Гав, гав, гав - гав, гав, гав – так собачки лают,
Гав, гав, гав - гав, гав, гав – внучков моих встречают!
Рёхнулась совсем! – жалостливо отозвался подошедший Михалыч. Он ткнул пальцем в сторону супруги. Как удар в январе хватил – стихами заговорила! Ногу волочёть, а характер тот же, сволочной, пакостный! И пилит и пилит, а стихири ейные так и сыплются, так и сыплются!
Татьяна, успевшая только дойти до куста терновника, обернулась и выдала Михалычу ямбом по полной:
Ты сволочь, дед, поганец!
Брехал намедни целый день,
Что в голове моей опилки, ты, засранец!
А сам вонючий старый пень!
Михалыч застонал:
- Василич, спасай дорогой, видишь… не в себе она. Попроси Марину, пусть сводит Татьяну к психиатру. Нехай поглядят, пилюли какие пропишет – я куплю. Родной бабке не жалко, вот рассаду продам и куплю, мать её…
- Совсем ты сдурел. Марина уж одиннадцать лет, как на пенсии да и психиатров у неё в поликлинике отродясь не было. А Татьяна… она что? Никому плохого не делает. Говорит стихами – ну, и что? Какая от этого убыль? Нервы у тебя ни к чёрту! Давай-ка я тебе лучше налью!
Они уселись в беседке. Василич плеснул в стакан Михалычу хреновухи, а себе налил квасу.
Михалыч выпил залпом и понимающе кивнул головой:
- Вот за что люблю тебя, Василич, - признался он, - так за то, что всегда могёшь душу успокоить, да лекарство твоё знатное. Двойной перегонки. И человек ты с пониманием: самому пить запретили, а не озлился, соседу завсегда нальёшь! А Татьяна… - он безнадёжно махнул рукой и вытащил из кармана смятый листок, - вот посмотри, что я у неё на кухне нашёл.
Василич нацепил очки и, спотыкаясь на корявом почерке, вслух прочёл:
Сигареты – говнореты, папиросы – гавноросы,
Бутылки твои дед – говнилки, и пиво гавниво!
Вино - говно, водка - говнотка, гоньяк – говняк,
Вот куда ведёт твой путь! Куда б сбежать? Куда-нибудь!
Ниже четверостишия Татьяна нарисовала жуткую козлиную морду.
- А чё, Михалыч, - хихикнул Василич, - по моему очень даже похо... Василич запнулся, увидев сдвинутые брови Михалыча.
- Стишки проблемные, продолжил он скороговоркой. Язык хорош, богатый! Ну, не Цветаева, конечно, однако не хуже наших, новоявленных. Я недавно читал на сайте Проза.ру породь на современных поэтов – так Татьянин стиль даже получше будет. Там сплошь больные на голову, а у твоей супруги с этим всё в порядке и цель ясна. С алкоголизмом борется. Тебе бы спасибо сказать, а ты к психиатру её тащишь! Марина проснётся – покажу ей. Позабавлю. Что скажет? А вот и она!
Марина, неодобрительно посмотрела с крыльца в сторону беседки:
- Что с утра обсуждаем? – хмуро спросила она.
- Ты не поверишь, - зачастил Василич, - стихи!
- Голову-то не дури. Знаю я твои стихи. Не успел приехать на дачу, как уже посиделки устроил! Увижу, что выпиваешь – берегись. Опять в больницу захотел? И так больше месяца провалялся! А ты, Михалыч, уже с утра начал? Вон твоя Татьяна с церкви возвращается. Она тебе мозги прочистит!
- Так о ней и речь. Ты ж не знаешь - у неё вдруг поэтический дар открылся. Стихами заговорила! Василич вслух прочитал Татьянино четверостишие.
- Что ж ты в церковь не пошла? – вклинилась незаметно подошедшая Татьяна, обращаясь к Марине, - хотела со мной помянуть Великомученика Георгия Победоносца и не пошла…
- Будильник в телефоне не смогла поставить – вот и проспала. А вчера ещё отметили наш приезд. Так сказать открыли дачный сезон. Я даже рюмку шампанского выпила.
- Шампанское тоже говнянское! – выпалила Татьяна и плюхнулась на скамейку.
Марина застыла с раскрытым ртом, а Михалыч неожиданно сам для себя продекламировал:
Всех Татьяна удивила
Стихами вмиг благославила.
Тапереча, ядрёна мать,
Пойду и я стихи писать!
Пошли-ка Таня к нам домой
Я там разброшу перегной!
Хлопнула калитка. Василич оторопело посмотрел вслед соседям и спросил:
-Марин, а Марин это что ж, инфекция такая? Надо бы продезинфицировать! Хлоркой!