Обнаружив, что причины своих комплексов можно искать, возвращаясь по нити жизни, я решил отыскать причины своего синдрома навязчивостей. Да этот синдром мучил меня много лет – всю школу и весь институт. Потом стало легче, но время от времени, синдром навязчивостей снова возвращался.
Уходя из квартиры, я по десять раз возвращался - проверяю, выключил ли я свет, закрыл ли я краны, отключил ли я газ. Причём, если я не вижу бегущей из крана воды и не слышу её шума, мне обязательно нужно подставить под кран руку, чтобы уж точно убедиться, что вода не течёт. Мне нужно потрогать кран рукой, чтобы убедиться – он закручен до предела и дальше не поворачивается.
Особенно сильно это проявлялось, если я волнуюсь, если у меня неприятности.
Этот синдром сильно изматывал меня, мешал жить. Много лет подряд мне снился специфический сон. Потом, уже в институте, я читал Фрейда и узнал, что, оказывается, мой сон (с небольшими вариациями) видят все больные, страдающие синдромом навязчивостей.
Я видел этот сон на протяжении многих лет чуть ли не каждую вторую ночь. Вот каково его содержание:
Я блуждаю по лабиринту. Иногда это стройка, иногда странное здание, иногда – моя школа, только в ней неожиданно обнаруживаются новые запутанные коридоры, новые секретные этажи. Иногда лабиринт это тёмная разветвлённая пещера, или шахта. Один раз я блуждал по пустому и тёмному средневековому замку.
Этот лабиринт бесконечен. За одним коридором открывается новый коридор. За пустым залом, другой пустой зал. И так без конца.
Я блуждаю в полном одиночестве. Иногда, в начале сна, со мой есть спутники – родители, или друзья. Но в процессе блуждания все они куда-то теряются, и я обязательно брожу один.
Потом я вдруг слышу приближающиеся шаги. Я пугаюсь. Не желая встречи с неведомым существом, я пытаюсь уйти от него подальше, сворачиваю в новые ходы, закрываю за собой множество дверей, стараясь не шуметь.
Но преследователь непостижимым образом всякий раз снова и снова оказывается где-то рядом.
Иногда я просыпаюсь, так и не узнав, от кого спасался. Иногда преследователь настигает меня, и я вижу его. Это может быть сторож на стройке, или строгий учитель, или хулиган, или страшный монстр. Во время блуждания по замку это оказались три вампира – две женщины, одна худая другая толстая, и один мужчина со светящимися глазами. У всех троих изо рта торчали длинные острые клыки. (примечательно, что в моём детстве фильмов о вампирах ещё не показывали. Но откуда-то в моём сознании всё же возник типичный образ киношного вампира. Спасаясь от них, я залез на шпиль самой высокой башни замка, а потом, когда они и там меня нашли, бросился вниз и проснулся уже в полёте.
Вот и представьте, каково видеть подобные кошмары каждую вторую ночь, а то и несколько ночей подряд.
С наступлением взрослой жизни, синдром отступил. Но изредка, особенно после пережитых стрессов, он возвращался.
И вот, я задумался, а где же причина этого психического отклонения? И я решил испытать новый метод – вернуться по нити жизни и посмотреть, с чего он начался.
Начнёмс!
Я закрываю глаза и сосредоточиваюсь на воспоминании ощущения тревоги. Закрыл ли я кран? Одновременно, я воспроизвожу ощущение падения куда-то назад – в бездну.
Наступает чувство полёта, этакое замирание в верхней части живота. Тревога за кран смешивается со страхом падения. И в этом состоянии я лечу куда-то в абсолютной темноте. Я падаю и падаю, тревожусь и тревожусь. Кругом бесконечная тьма. Но я уже знаю, что рано или поздно я должен выпасть на свет. Надо только дождаться этого момента.
Вдруг из темноты выступает косая светлая линия. Я с недоумением смотрю на эту линию, пытаясь понять, что же это такое? Потом мне начинает казаться, что это тропинка в лесу. Да. Кругом зелень. Много зелени. Но где же я мог видеть такую тропинку? Ах, вот оно что! Это вовсе не тропинка, а маленькая бетонная стенка! Ба! Да это же мой двор, где я жил от шести, до двенадцати лет!
Я маленький. Мне лет шесть, или семь. Я толи дошколёнок, толи первоклашка. На мне надета рубашка с короткими рукавами и шорты. Лето. Много зелёной травы. Передо мной косой, изломанный бортик стенки отделяющей косогор от ровной площадки, перед входом в домоуправление, расположенное в цокольном этаже. Ну, да! Это и есть моя косая полоса. Форма точно та!
Я иду домой. Мы жили в первом подъезде панельной пятиэтажки. Чтобы попасть домой, мне нужно только обогнуть торец дома и войти в подъезд. Но вдруг я вижу соседского мальчишку. Он больше и сильнее меня. Он хулиган-одиночка. Ему нравится унижать других. Поселился у нас недавно, но страшно мне уже надоел. При каждой встрече старается мне нагрубить, ударить, толкнуть, отобрать что-нибудь.
Мои шаги невольно замедляются. Он пока ещё не заметил меня – занят какой-то игрой. Может, обойти его другой дорогой?
Нет. Далеко. Дом у нас длинный – десять подъездов. Пока я его обхожу, он может уже и сам уйти. Вот будет прикол, если он уйдёт к третьему подъезду, в котором он живёт. Толга, обходя дом, я снова встречусь с ним.
Как же быть? Попробовать проскочить? Может, не заметит?
О, как же он мне надоел! Ну, чего он ко мне каждый раз цепляется? Вот, если заметит, точно прицепится. Не столько страшно, сколько противно терпеть оскорбления и вести себя паинькой.
И тут я вижу на земле оружие. Это водопроводный вентиль – короткая медная трубка сантиметров шесть длиной. Из неё под прямым углом торчит четырёхгранный штырёк. На такой штырёк надевается специальное железное колёсико, чтобы поворачивать вентиль. Но колёсика нет. Есть только штырёк.
Я подбираю эту находку, посланную мне толи ангелом, толи каким иным духом. Трубка, словно специально сделана по размерам моего кулачка. Она удобно ложится в руку. Только штырёк торчит между третьим и четвёртым пальцем, словно жало. Получается что-то вроде кастета. Только в том возрасте я ещё не знал, что такое кастет.
Я зажимаю своё оружие в правом кулачке. Оно почти незаметно, если не приглядываться. Вот. Я никому не хочу зла. Я просто иду домой. Если он меня не заметит, я войду в свой подъезд и выброшу эту штуку. Если будет просто дразниться и оскорблять, я молча пройду мимо. Но, уж если полезет драться, буду драться. И посмотрим, кому больше достанется!
До моего детского сознания не доходит, что я могу его убить, или оставить без глаза. Убийства бывают только в кино и в книжках. Причём, хорошим людям позволяется убивать плохих десятками. Чем больше убьёшь, тем выше подвиг. Это справедливо. Я хороший. Я д Артаньян. А он плохой. Но в жизни убийств не бывает. Тем более не может убить ребёнок. Тем более не могу убить я. Я недостаточно крут для убийства.
Я постараюсь пройти незаметно. Если полезет, отвечу, и будь, что будет.
С этими мыслями я пытаюсь пройти мимо. Не удалось.
Он преграждает мне путь. Оскорбляет, толкается. Я спокойным голосом требую пропустить меня. Он возмущён моим требовательным тоном. Угрожает.
Удар. Из моего носа бежит кровь. Пустяки. Нос – моё слабое место. В каждой драке первым делом мне разбивают нос. Я уже привык к такому повороту событий.
Я остервенело бросаюсь в драку. Я пропускаю удар за ударом, но мне плевать. Я бью и бью. Большинство моих ударов не попадает в цель. Но я бью снова и снова. И некоторые удары всаживаю довольно жёстко ему в левый бок , левое плечо, левую половину лица.
В драке я не успеваю заметить, что остаётся на теле противника после ударов железным штырём. Но я бью снова и снова. Меня тоже бьют. По моим рукам и лицу бежит кровь. Очень много крови. Не знаю, чья она, моя, или его? Но мне всё равно. Я хороший. Он плохой. Я отстаиваю своё право войти в свою квартиру. Он хотел драки, вот пусть и получает.
Наконец, мы оба останавливаемся в изнеможении. Нам обоим надо отдышаться. Я вижу, что он весь в крови, с ног, до головы. Кровавые струи неровной сеткой оплели его руки и ноги. Некоторые части одежды сплошь красно-чёрные от крови. Я выгляжу не лучше. Рубашка и шорты промокли насквозь и прилипли к телу, будто меня из ведра кровью окатили.
Пробую пройти к своему подъезду. Он больше не пытается встать у меня на пути.
Уже в подъезде начинаю в голос реветь.
Мама открывает мне дверь и чуть не падает от ужаса. Меня раздевают, отмывают. Повреждений немного. Видимо, большая часть крови – не моя. Родители бегут разбираться с родителями моего врага. Те ответили им довольно грубо. Но дальше слов дело не пошло.
Стоп. Яркое видение-воспоминание закончилось. Теперь я знаю причину. Устал. Потом воспоминание следует «прогнать» ещё несколько раз. Потом, надо несколько раз просмотреть всю историю глазами противника, потом глазами моего отца, моей матери, его отца, его матери, глазами случайного свидетеля, глазами небожителя, глядящего с небес. И синдром навязчивостей уйдёт. Обязан уйти. Так утверждает учитель.
Но это всё потом. На сегодня хватит откровений.
А ведь, правда. С той поры, тот мальчик ни разу не подошёл ко мне. Стал тихим и незаметным, будто подменили.