В кавычках прайм-тайма - учебник по региональной ж

«В КОВЫЧКАХ ПРАЙМ-ТАЙМА»
Точка зрения на работу регионального журналиста




























2015 год

































Посвящается:

Ирине Целиковой – я никогда не полюблю никого сильнее…
Анжелике Королевой – ты мне сестра не по крови, а так вышло…
Дмитрию Мелешкину – пусть так…





























Как это не прискорбно, но в наши дни никто не делает новости, скорее – зарисовки на тему. И как часто мы видим в федеральных эфирах – жалкое подобие информационных сообщений. В конце 2014 года все федеральные СМИ облетело видео о рыжей кошке, которая принесла убытки супермаркету. Ну так что же? Неужели это достойно сообщения? И уж тем более – продолжения? Однако говорили несколько недель к ряду. Мне неприятно оттого, что региональные новости – это сплошные «кошки». Пустота. Необъективность. Псевдопсихологизм. По большому счету я занимаюсь тем же самым. Но каждый день я ищу ответ на вопрос – как превратить ширпотреб в серьёзный материал? А затем – и это куда важнее – как научиться делать серьёзную региональную журналистику и существует ли она на самом деле?. 

Тот, кто делает всегда то, что он уже умеет, навсегда останется тем, кем он является…


«Что есть мнение о себе самом…»

                ….Феминизм. Алкоголизм. Плюрализм. Аддикция. Патология. Побег. Вечность. Время. Болезнь. Космополитизм. Аутентичность. Сексуальность. Одержимость. Апатия. Мнимость. Трудоголизм. Маниакальность. Скрупулёзность. Надежность. Версия. Практика. Дружба. Любовь. Дети. Острохарактерность. Эмоциональность. Заразительность. Без ответа…

Эти понятия правят бал. А я наблюдатель. В них ли? Рядом ли с ними? Поверх или подчиняясь? Мне трудно ответить даже для самого себя – в какой момент я скатываюсь в различные состояния. Труднее всего людям вокруг осознать – как может быть не страшно и то, и другое, и третье. Не страшно! Не бравада. По-другому – не было возможности. Моему коллеге мне бы очень хотелось выказать всю свою привязанность и уважение. Жаль, что лишь в своём мозгу я время от времени имею возможность проиграть эпизод, который однажды непременно настигнет нас обоих, когда я смогу…
…Вот осторожно сажусь с ним рядом, протягиваю руку к его плечу, привлекаю внимание. Долго и уверенно смотрю в глаза и тихо раскрываюсь перед ним с той стороны, которой бы в трезвом сознании он ни за что не хотел бы видеть во мне. Он не трус – он просто ограждает свою психику от разных ненужностей. В некотором роде – я тоже для него ненужность. Но меня он отчего-то считает «отдельной планетой», а потому уважает – по-своему и очень неоднозначно. В некотором роде – это много. И пусть его уважение никоем образом не привносит в мою жизнь благополучие. Но мне легче думать, что где-то он у меня есть – как друг, как советчик, как товарищ, как человек, который за пару десятков долларов сможет отыскать добрую порцию травки. Где-то очень глубоко внутри себя я точно знаю – моё уважение, возможно, впервые в жизни превалирует над желанием эгоизма. И обнять хочется его большим и крепким ощущением мужской возможности защитить. Просто понять – кто такой мой коллега? Из чего он соткан? Как ему удается – во сто крат незащищенному, нежели я, быть таким сильным, благородным и справедливым. Но вместе с тем – невыносимо колючим, неуютным и грубым. Все называли его хамом и деревенщиной – а для меня он был просто Финч. С ним всегда можно было находиться рядом, но не вместе. Ютиться, но не жить. Сопереживать, но не преодолевать бок о бок. Странный, но единственный, на кого мне хотелось бы быть похожим. Он пример для меня. Я не боюсь признаться в этом. Быть может, лишь ему – сказать в глаза, прошептать, чтобы не знал, а поверил, не убедился, а услышал. Господи, до чего же сложно находить общий язык с людьми, в особенности с теми, кто нам дороже хлеба.

Я начал именно с него, потому как именно этот уверенный и независимый подлец сидит напротив меня и целыми днями убеждает прожить ещё хотя бы денек. Не побуждая при этом словами, он настраивает меня на преодоление своим отношением ко всему. Вот, например, за час до утреннего эфира – материт, на чем свет стоит шеф-редактора, называет её сущей дурой. А она в ответ лепит:
- Ты меня не уважаешь (накануне выпивая всю ночь с подругами)
- Ты, мать, не протрезвела что ли после вчерашнего? – подмечает Финч и самоуверенно отворачивается к своему монитору. В его верстке практически все готово – осталась моя БЗ-шка о выставке, - Пиши сейчас же…, - требует он, а сквозь всеобщее бормотание ньюс-рума, по-прежнему, слышится обиженный голос шеф-редактора, которая всеми силами пытается привлечь внимание несносного мальчишки.

Номер это бесполезный и я прекрасно понимаю это, ведь для Финча либо человек с первой минуты человек, либо – дерьмо, и баста!

В эфире Финч не походит на московских ведущих-новостников, скорее на попугая – нелепого, нахохленного. Он юнец в кадре, но мужчина вместе с тем. Глаза холодные, злые – это оттого, что в семье всегда было всем не до него. И он во всем сам. Мне жалко бывает его, но с другой стороны, измени хоть одну производную его формулы жизни – и он не стал бы для меня великим примером мужества и мужественности, независимости и гордой стати, благородства и неунывающего упорства «тянуть свою лямку».


 «Резать и помогать…»

Сюжеты надо писать хлёстко и немногословно. Во-первых, картинка – намного красноречивее словоблудия, которое журналист может нарожать особенно в первые мгновения после посещения съёмочной площадки. Два-три, ну, максимум пять коротких предложений – сделать в проброс, словно мазки оставить. Остальное расскажут синхроны – живые люди и живые мысли. Здесь, конечно, важно, ещё грамотно отобрать квинтэссенцию сути. Вообще, на мой взгляд, творческое мастерство журналиста в строгом отборе – фактов, конфликтных линий, героев. Ничто не должно быть лишним, оно и не может быть лишним, если грамотно увязать. Я не умею быть Марком Твеном. Обычно, процесс отбора сути я доверяю редакторам. Впрочем, лукавство. Заглянув в себя, понимаешь, что давным-давно обучился ремеслу – резать на корню. Просто это механический труд, который надо заставить себя сделать. Он, конечно, связан с выпиливанием нутра. Следует очень сильно постараться, чтобы забросить собственное самолюбие подальше и встать на одну линию с героем своего сюжета, с сюжетом, как таковым. Взять на себя ответственность, одним словом – оставить лишь важное – остальное – в корзину. Нещадно резать самого себя – искусство, делать это без сожаления – мастерство, а профессионализм, когда не задумываешься об этом – само собой выходит. Достоин ли я хоть какой-то из этих позиций?
Я постоянно боюсь…
Это хорошо, считаю я, спустя 10 лет в профессии. Мне удалось сохранить удивительный восторг перед каждым новым выездом и страх… что там за очередной бытовухой или социалкой? Не стоит думать, что профессионализм развязывает руки и даёт свободу. Профессионализм нагружает тебя дополнительной порцией сомнения. Пока оно есть – ты работаешь для других, как только пропадает – тешишь своё либидо. В этом случае, необходимо покидать журналистику. На самолюбии далеко не уедешь, людям всегда нужна изрядная искренность, сопереживание и твоё собственное желание помочь каждому из них, а это жизненная позиция, без которой в профессии делать нечего…

Я размышлял об этом, когда ехал в машине на очередной выезд в богом забытый городской район. Эта съёмочная площадка стала для меня третьей за многие годы, где я позволил себе плакать, не стыдясь слез… я плакал, потому что точно знал, что качественно ничего не смогу изменить в жизни героини своего будущего сюжета.

На место событий нас вызвала соседка старушки, которая проживала на девятом этаже ветхой панельной многоэтажки. Две с лишним недели восьмидесятилетняя женщина пролежала на полу, не имея возможности передвигаться. Скорее всего, её парализовало. Ноги натуральным образом сгнили – встать и пойти при всем своём желании эта женщина не сможет уже никогда. Глубокая гангрена – была лишь первой частью ужасного откровения. В воздухе стояло невыносимое зловоние – острый запах мочи, гниющей плоти, пота и кала. По квартире носились отвратительные мухи. Они садились на каждого из нас, на мой микрофон, на камеру моего оператора, в какой-то момент, мне стало казаться, что мы и сами состоим из этих огромных, жгучих, омерзительных насекомых. Мне следовало начинать интервью. Я не мог. Я не знал, что следует спрашивать у женщины, единственный сын которой сейчас находился в Хабаровске. О состоянии своей матери он знал, но ничего не сделал для того, чтобы облегчить участь умирающей женщины. Его не было рядом, и, по большому счету, мне не было интересно – почему так, а не иначе. В тот момент я четко осознал – мои родители никогда не столкнуться ни с чем подобным. Их смерть будет достойной их славной жизни.
Было понятно, что у женщины путанное сознание, она едва произносила фразы рваным, натужным голосом. Она сказала в том интервью смиренно и с достоинством, выбирая каждое слово:

- Мне очень плохо, и мне теперь некуда податься, я не знаю, что мне делать…

- Помогите, помогите…, - крики слышала соседка из-за закрытой двери. Я не стал уточнять, каким образом ей удалось попасть внутрь, мне было достаточно знать, что именно она последние две недели кормила мою героиню буквально с ложки. Именно это в последствии и стало синхроном.

В определенный момент я принял решение. Съёмку на время остановили. Я вызвал скорую помощь. Восьмидесятилетнюю женщину следовало немедленно госпитализировать. Мы включили камеру лишь спустя четверть часа, когда медики начали осматривать тело женщины. Но то, что увидели мы все в ту минуту заставило  меня выйти из комнаты. В этот момент я стоял в подъезде, докуривая третью сигарету подряд и плакал. Я не мог остановить назойливое чувство досады.
Вся спина пенсионерки была съедена опарышами. Живые, они копошились в ней, словно желая поскорее прикончить. 

……………………………………………………………………………………………………..

Кожа отходила тяжелым гноем и оставалась на полу. Врач взял веник и начал сметать в кучу мертвую плоть. А женщина кричала так, что невыносимо было выдержать хотя бы несколько секунд…
Как выяснилось позже – это был далеко не первый визит врачей скорой медицинской помощи. Мне с порога заявили, что госпитализировать не будут без согласия пострадавшей. Я не знаю, как мне удалось заставить врачей повиноваться. Я просто приказал – жестко, требовательно, на каком-то невероятном выдохе, глядя в глаза. Спустя несколько минут – пришёл участковый, а ещё через полчаса им с великим трудом удалось погрузить старушку в карету скорой медицинской помощи. Я сказал, что до БСМП мы будем сопровождать экипаж.
Во всей этой истории мне не понятно одно – почему медики не оказали должную помощь по собственной инициативе. Почему не госпитализировали принудительно? Почему не оповестили социальную службу? Почему никому не пришло в голову связаться с сыном, забить тревогу? Вопросы, которые в тот момент желали вырваться наружу великим жестом насилия в ответ. Глухое, уродское, бестолковое общество – сказал я себе тогда, где никто никому не нужен.

После той съёмки я понял – наша медицина – великое дерьмо в общей своей массе, равно, как и соцработники, которые позже, по данной теме в интервью не смогли связать двух слов. В министерстве социальной защиты моей коллеге ответственный чиновник, то и дело испуганно твердил фразу: «Нам нельзя этого озвучивать…»
Конъюнктура, бюрократия и сплошь «порядок», по которому, якобы, следует работать – на деле – кто-то гибнет морально, а кто-то физически.   

В такие моменты кажется, что всё бессмысленно. Иногда, в конце рабочего дня, хочется покинуть здание телецентра, не забирая трудовой, исключить себя из этой профессии, не погружаться больше во всю эту грязь – выхода ведь нет и общество не переделать. При этом, ты не исключаешь себя из этого общества, не думаешь, будто совершеннее кого-то. Страшно становиться именно в ту секунду, когда внезапно доходит – мы можем оценивать мир вокруг себя лишь исходя из собственного опыта, лишь по себе (кстати, сентенция «по себе людей не судят» - чушь та ещё – ведь каждый из нас способен лишь по себе и лишь из расчета себя, другого опыта ведь у нас нет). И дальше чистая психология – вижу в других лишь то, что есть во мне самом. Другого увидеть просто нет возможности. Значит, я тоже дерьмо?

Упражнения:

1. Вы пришли сегодня в редакцию. Время 9:00. Сядьте за стол, возьмите лист бумаги. Попробуйте детально припомнить и выписать все предметы, которые попались вам на глаза по пути на работу. Затем попробуйте понять, что нового появилось на вашем маршруте – может, спилили дерево или рекламный стенд обновился новой информацией?  По пути домой постарайтесь детально изучить маршрут. Какой цвет имеют дома? Какой они формы? Сколько магазинов попадается вам на пути и т.д. Сравните это с тем, что удалось отразить на бумаге с утра.

2. Ретроспектива. Попробуйте воссоздать за две минуты в памяти какое-то значимое событие (праздник, свадьба, похороны, встреча и пр.) В детальных подробностях припомните обстановку, людей, одежду, в которую они были одеты, слова, фразы, сказанные ими. Минута вам дается на восстановление общей картинки, минута – на детализацию подробностей. После упражнения ответьте на следующие вопросы:

• Четкой или расплывчатой получилась картинка?
• Было ли воспоминание тусклым, нежели в реальной жизни или нет?
• Какие детали вспомнились первыми, какие всплыли потом?
• Картинка в памяти – многоцветная или цвета разнообразные?
• Можете ли вы прямо сейчас вспомнить блюда, их вкус, или запах обстановки?
• Можете ли вы описать, как были одеты люди?

Это упражнение следует повторять пару раз в неделю. Оно тренирует все виды памяти.

3. Вспомните важный разговор. Возьмите за основу разговор, который имел решающее значение в вашей жизни. Попробуйте в деталях воссоздать ход этой беседы.

4. Поймайте звук. Упражнение, которое великолепно развивает слуховое внимание и улучшает аудиальную память. Включите интервью какого-нибудь человека. Прислушайтесь. Ваша цель – уловить определенные звуки, например – б, к, н, м, р, с. Одно упражнение – один звук. Время выполнения – для начала пять минут. Важно понимать – звук – не буква. Например, «ф» встречается при оглушении «в» - будьте внимательны. На лист бумаге ставьте черточку. Их количество будет соответствовать – услышанному вами. Затем проверьте, прослушав интервью ещё раз.

5. Поймайте слово. В общем-то. это аналог предыдущего упражнения. Но на этот раз – мы будем выискивать определенные слова. Слова могут быть часто употребляемые, могут быть редкие.

6. Найдите круги и овалы. Упражнение можно выполнять в любом месте, в любое время. Оглядитесь вокруг и найдите предметы, содержащие круги и овалы. Настройтесь таким образом. Чтобы видеть только такие предметы. В какой-то момент, вы поймете, что круги и овалы заполонили все вокруг. То же самое можно проделать с квадратной, треугольной, какой угодно формой.

7. Почему море мокрое? Представьте себе, что вы с ребенком гуляете по берегу моря. И внезапно он задает вам вопрос – почему море мокрое? При этом на любой ваш ответ, из разряда – потому что в море вода, она мокрая, - он отвечает – а почему? Постарайтесь привести максимально логичный и понятный для ребёнка довод. Это упражнение позволит вам научиться изъясняться в сюжетах просто и понятно.


«Стажировка или как уложиться в испытательный срок…»

Это хорошо, если в редакцию приходит вчерашний студент факультета журналистики. Он хотя бы владеет профессиональной терминологией. Но нередко в региональные телекомпании являются люди о специфике профессии не знающие ничего. И всякий раз я понимаю, как сложно новобранцу вписаться в испытательный срок. Я сам из той породы – однажды просто пришел с улицы. По моему наблюдению, из 10 человек в лучшем случае только один останется в редакции работать. Станет ли он журналистом – вопрос отдельный и спорный – для этого требуется колоссальное терпение и умение накапливать внутри себя опыт. Нельзя научить этой профессии. Можно прочитать сотни умных книг по журналистике, но мастерства это не добавит. Лишь многократно пробуя создавать материал, ты постепенно присваиваешь профессию себе. Может не получаться месяц, два, три, полгода, год. У меня не получалось пять лет. А однажды – в голове просто все встало на свои места. Словно кто-то там внутри переключил тумблер. Теперь удивляюсь лишь одному – как мне хватило терпения столько лет верить в то, что все мои попытки ненапрасны?
Итак, в этой главе – немного основы – поговорим о композиции сюжета. Составных частей новостного репортажа немного:

Закадр (закадровый текст) – то, что журналист рассказывает от себя (начитка, наговор)
Синхрон – часть интервью, кусок живой речь людей – героев или экспертов – их мы обязательно титруем (не больше 20 секунд). Термин дурацкий, понимаю, он означает синхронизацию – аудио и видеоматериала.
Лайф – кусок живого действия (например, демонстрации)
Стенд-ап – появление журналиста в кадре
Хрип – телефонный звонок – используется в том случае, если не удалось по каким-то причинам лично встретиться с героем или экспертом – важный момент – потрудитесь оправдать звонок – я убежден – в 90% случаев, всегда можно найти возможность отписать живое интервью с человеком.
Панель – опрос людей на улице – на мой взгляд – самое бесполезное, что может быть в тележурналистике – это подается, как опрос общественного мнения, хотя выборка из трёх человек (а больше, на мой взгляд, включать в сюжет смысла нет) – это не выборка вовсе – просто мнения людей – невесомые и бесполезные. Впрочем, панели всегда скрашивают материалы о торжествах, митингах – там, где требуется оценочный момент - не информации, а эмоции ради.

Вот, пожалуй, и все. Вы можете в какой угодно последовательности собирать конструктор под названием «сюжет». Где-то уместно начать с лайфа, например, материал о музыканте. Поместите перед первым закадром крошечную часть его выступления, и вы тем самым зададите тон вашего повествования. Где-то сюжет начинается со стенд-апа (о них позже). Но, как правило, репортаж открывает закадровый текст. В самый первый закадр важно обязательно поселить либо проблему, либо информационный повод – зритель дурак – с правилами игры вы должны познакомить его в первые 30 секунд своего вещания, разжевать и разложить всё по полочкам – задать вектор его мысли и восприятия. Иначе он просто переключит телевизор на другой канал, не понимая – о чем речь. Это можно делать в том числе с помощью яркого героя – носителя проблемы или информационного повода (о персонализации, как основы телевидения пойдет речь далее).
Мой совет прост – освойте поначалу классическую схему – самую элементарную:

Закадр  (Информационный повод или проблема, которая работает на информационный повод)
Синхрон  (Эксперт или герой, которые помогают журналисту ввести зрителя в курс дела – их может быть 2-3, но не больше)
Закадр  (Развиваем информационный повод, раскрываем его с разных сторон, вводим дополнительный проблемный узел)
Синхрон  (Антигерой, эксперт или герой, которые работают на заданный журналистом проблемный узел – их может быть 2-3, но не больше)
Закадр   (Вывод)

Чтобы у зрителя не случился взрыв мозга приучите себя сразу: один закадр – одна мысль! Не следует усложнять и нагромождать, стараясь поместить в закадр все, что вам удалось выяснить. Муви-тон, когда один и тот же человек появляется в синхронах сюжета больше одного раза.

Как только классическая схема будет освоена, можно пустится в эксперимент. Помните – четкого правила – в какой последовательности должны располагаться части сюжета – нет – все зависит от задумки, драматургии повествования и логики. 


«Триада фактуры»
Персонализация – основа ТВ…

Герой, антигерой, эксперт. На мой взгляд, это то, на чем зиждется стандартный социально-бытовой репортаж. Если журналисту удается поместить этих трех персонажей в свое повествование – на 90% работа сделана. Истина, вроде бы, прописная, но нередко материал, в особенности на региональном телевидении, содержит лишь героя или антигероя, куда хуже – если в сюжете вещает один эксперт. Зачем нужен каждый из них? Для объективности. Главные  особенности новостей – беспристрастность и объективность. Всегда есть тот, кто вызывает нас на место событий (герой), тот, кто ущемляет его права (антигерой) и третья сторона – независимая (эксперт). Именно эксперт должен взглянуть на ситуацию со стороны и дать независимую оценку. А вот собственных оценок и собственного отношения лучше избегать – гласит правило в учебниках, иначе теряется, как раз-таки, непредвзятость – третье новостное звено. Впрочем, здесь, все не так просто. Мне стало ясно это на похоронах Псковских десантников. Они подорвались на мине во время учений. Шесть гробов стояло передо мной в тот день. И никто не мог ответить на вопрос – почему те, кому нет ещё и двадцати пяти больше никогда не познают горя и радости. А вечером я долго рассматривал личные фотографии на их страничках в социальных сетях. Мне страшно не хотелось отпускать эту историю, а вместе с тем их некогда молодость, обаяние, а теперь и смерть…
Во время подхода к прессе, на похоронах, начальник училища Анатолий Концевой заявил:
- Случается всякое, никто не застрахован от таких трагедий…
Эта мысль автоматически возвела его в ранг антигероев. Синхрон в сюжете содержал именно этот тезис. И, возможно, эту мою страшную иронию оценили не все, но в тот момент мне показалось, что именно этой фразой объясняется вся степень уродства, которое творится и в вооруженных силах. Для армии это, действительно, не трагедия – просто выстрелил процент потерь. 
Когда палец указывает на луну, только глупец смотрит на палец…
Тем же вечером я вернулся в редакцию, чтобы выдать материал в вечернем эфире, я впервые почувствовал свободу от «соплей». Это был мой первый материал, в котором кроме фактов не было ничего. Вначале подробно была расписана церемония прощания – сухо и динамично, лирику вносили, опять же, синхроны людей, затем шла хронология событий трагедии, и последний закадр – заключение. В этом сюжете был один прокол – отсутствовал эксперт, который мог бы со стороны развести в разные углы ринга героя и антигероя. В тот момент я взял это на заметку.
Теперь возвращусь к сентенции.
Когда палец указывает на луну, только глупец смотрит на палец…
В целом, именно она лежит в основе хорошего репортажа. Нередко журналисты и, в особенности, начинающие смотрят в направлении истины, но не в цель. Как бы объяснить…

«В родильных домах Рязани отвратительные условия…»
«В секты людей заманивают под видом изучения иностранных языков, либо занятий йогой…»

Мысли, конечно, верные, но не весомые.

Я пишу иначе, стараюсь быть номинативным и детальным.
Номинация, то есть предметность, то есть конкретика, которая подкрепляется вкусными деталями…

Например:

Ржавые трубы по периметру душевой, из крана сочиться холодная вода, потрескавшийся кафель под ногами грязный – явно знавал лучшие времени. На стенах плесень – так выглядит родильный дом № 2 изнутри. В коридорах с обшарпанными стенами и почерневшим потолком ютятся будущие мамы… и т.д.  (помним о картинке – она вектор фантазии вашего зрителя – пусть все ужасы не уместятся в закадровый текст, картинка расскажет за вас куда больше). При этом всё преломляем через конкретных страдающих людей, наделяя их признаками героя. Факты в сюжете без пострадавшего, без героя – не более чем описание. Их просто необходимо привязывать к личностям, чтобы они становились информационным поводом, оживали, набирая градус. Как только сказали о проблеме в общем, начинаем детализировать:
«За четыре дня, что Анна пролежала в родильном доме на сохранении, она успела подхватить сначала простуду, а затем кишечную инфекцию. Женщина возмущена безразличием персонала больницы…»

Общайтесь с героями! Именно в разговоре всплывают детали, которые придают сюжету жизнь. При этом героем может стать абсолютно любой человек. Стажеры часто спрашивают – как ты ищешь героев? Я отвечаю – выхватываю из толпы первых встречных, кто находится в радиусе 10 метров от места событий.
Если не поселить в сюжет конфликт и проблему – сюжет не родится никогда. Представьте дерево. Оно имеет толстый ствол – это основная мысль репортажа – его главная тема – проходит навязчивым звоном через всё повествование. У каждого дерева есть могучие ветви – это микротемы. Они взаимодействуют с центральной идеей, но преломляют её особыми поворотами, проблемными узлами, которые на первый взгляд несовместимы. Например, в сюжет о ландышах мне однажды удалось вплести биографические сведения о творчестве Кристиана Диора. Всё потому, что именно ландыши были любимыми цветами его матери, именно они – в основе практически всех его парфюмерных композиций, а один из своих первых ароматов «Diarissimo» - стал символом Dior. Так банальную тему о весенних первоцветах удалось украсить вставками из области моды, парфюмерии, искусства, а завершали мы с редактором и вовсе социально-экономическим аспектом – стоимость на эти чудесные цветы в весенний период высока – далее следовала инфографика цен.
Микротемы любой сюжет делают фактурным. Невозможно представить себе бытовой репортаж о ЖКХ без вкрапления, скажем, экономики, финансов. И чем больше корреспонденту удастся сконцентрировать вокруг одной главной темы (информационного повода, то, ради чего вы приезжаете на точку съемок) микротем, тем острее получится сюжет.
По большому счету, журналистику вполне можно сравнить с расследованием преступления, а лучше с психоанализом. Вскрыть героя (антигероя) – значит присвоить контексту проблемы его мировоззрение, его отношение к жизни, логику его поступков. Установить механизм внутренних и внешних проявлений психики людей в рамках истории, которую вы рассказываете зрителю – значит найти ответы на вопросы сюжета – Что? Где? Когда? По какой причине? Иными словами, вы должны искать мотив в каждом человеке, который населяет ваш сюжет. При этом отдавать себе отчет – у каждого он будет свой, индивидуальный. Разобравшись с ним, вы поймете, как выстраивать повествование, оставаясь объективным и непредвзятым. Ничто не происходит без причины. Найдите мотив, и вы расскажите удивительную историю, богатую фактурой и персоналиями.
Герой, антигерой, эксперт – это всего лишь классика жанра. На самом деле, сюжет может изобиловать множеством героев, антигероев и экспертов. Все зависит от темы, композиции и увязки различных микротем с информационным поводом.
Зачастую журналист теряет связь микротем со стволом материала. Этого делать нельзя. В итоге выходит не репортаж, а перечисление разрозненных фактов. Центральная мысль должна обязательно объединять микротемы. Увязывать их с собой и между собой. Иначе поток информации теряет смысл.
90% новостных материалов – проблемные. Скандалы, трагедии, споры, конфликт интересов, убийства – информационные поводы соответствуют психологическому восприятию – считают психологи. Актуальным и рейтинговым негатив становится потому, что в коре головного мозга центров возбуждения намного больше, чем центров удовольствия. Журналисту важно помнить – сюжет создается не только ради информационного повода, но и ради решения проблемы. В особенности, если речь не о репортаже, а аналитическом материале. Зритель должен получить пути развития ситуации, из вашего сюжета выстроить перспективу – как жить дальше... Наконец, помимо метафизического разрешения, в идеале, проблема должна разрешаться на деле – создание общественного резонанса, как правило, влечет за собой внимание властей и ответственных лиц. Конечно, от первого лица журналист не имеет права давать советы, учить чему-либо, прогнозировать. Но он может взять себе помощника – поселить в свой материал толкового эксперта, который и станет ядром аналитики и прогноза. На ближайшие 10-15 лет конструкция «проблема-решение» - самая действенная, - полагает бизнес-тренер, журналистка и психолог Евгения Шестакова.

Что такое сюжет, в сущности? Это плевок в вечность. Он живет, пока бежит хронометраж, и как только две минуты истекают – сюжет умирает, моментально становится историей. Век сюжета – короткий. В крошечные две (три – но не больше) минуты вместить следует лишь самое важное. Ответственность журналиста в том, что именно он решает, что из огромного количества исходного материала, привезенного со съёмочной площадки, станет главным сегодня в прайм-тайме…

Я завершаю на этом свою лекцию и прощаюсь со студентами. Я пока не в праве сказать другую истину – забудьте всё, чему вас учили в институте… На практике все иначе. Спустя много лет я ухватил суть. Эта фраза не призывает вовсе отставить в сторону обучение и образование. Просто, когда новоиспечённый журналист выходит на практику оказывается, что очень многое из теоретического материала не соответствует предлагаем обстоятельствам работы (конкретной редакции, телеканала, радиоплощадки). Иными словами – учебники пишут теоретики, а практики, как правило, понимают несовершенства алгоритмов, но уже на своём личном опыте. Важно лишь теоретическое знание преломить через реальную практику. Тот индивидуальный ход, с помощью которого начинающий журналист умудряется преломить через практику теорию и будет называться профессионализмом, индивидуальным решением. Этот самый профессионализм рождается на стыке костного учебного тезиса и непредсказуемой практики жизни.
Стоит замечательная осень. Сентябрь – начало учебного года и у меня третий курс. Талантливые ребята, но зараженные пороком – нелюбознательностью, нелюбопытством. А ведь журналист, как ребёнок, должен быть страшно придирчив к каждой детали, и все-то ему должно быть в диковинку, и каждый новый сюжет, как первый шаг малыша – открытие! Можно до бесконечности рассуждать о плохих дорогах или о том, как выпал первый снег, например, в регионах – это самые ходовые темы, но в то же самое время важно отыскать такой аспект, который не затрагивался до того твоими коллегами и тобою ранее. Я всегда говорю – репортаж – как курсовая. Исследование должно уместиться на одну страничку, но при этом быть таковым. А значит и новизна, и актуальность, и практическая значимость.
Тезис для меня? Если в день мой репортаж помог хотя бы одному человеку в регионе – значит день прожит не зря… 

Я шагаю по мокрому асфальту и не могу отключить деформацию сознания. Я, должно быть, уже никогда не смогу не быть корром. Ведь созерцать мир просто, как это делают другие, у меня не получается. Во всем видеть информационные поводы и оценивать, как та или иная ситуация была бы тобой снята и подана в рамках сюжета – это тоже ненормально. С другой стороны, я бесконечно завишу от своей работы, я люблю её и не хочу ничего менять. Это дикая несправедливость по отношению к моим друзьям, близким и родным. Ведь вся любовь, все мое участие достается моим героям, а не им. Был период, когда самый близкий для меня человек позволял себе рукоприкладство по отношению ко мне. Помню, как гулко прозвучала его оплеуха по моей щеке, помню, как летел через пролет коридора и больно падал на пол, а на меня смотрели в это момент глаза младшего брата - обиженного человека, того, кто недополучил моего внимания и моей заботы. В тот вечер мне заявили:
- Для тебя губернатор и все твои бабки и деды намного важнее чем я, живой человек…
- Да, - ответил я и стал собираться на работу…

Когда у моего отца случился микроинсульт и его отправили в больницу, я стоял на брифинге в региональном правительстве и отсчитывал хронометраж речи главы региона. И ни на секунду не вспомнил о личной, семейной трагедии. Это ужасно, с одной стороны. С другой – моя работа подменила для меня истинную жизнь, я стал её узником – временами бесконечно несчастным, временами – самым счастливым безумцем на свете.
Мне хотелось бы не испытывать больше никогда чувства вины за это. Но, к сожалению, в выборе между близкими и работой, я, скорее всего, выберу последнее. Не потому что трудоголизм – болезнь. Потому что мой единственный смысл на данном этапе жизни – моя профессия.

__________________________________________________________

Упражнения:

1. Вы – молодой журналист. Пришли устраиваться на телевидение. Вас берут с испытательным сроком. На ваше место – сотни кандидатов. В первый же рабочий день вас отправляют снять сюжет, который многократно поднимет рейтинги. Вы садитесь в машину и мчитесь. Но добравшись на точку съемок выясняете, что информация была ложной. Время потеряно, но с пустыми руками возвращаться нельзя. Важно снять другой сюжет, не сходя с этого места. Представьте себе, что это был бы за сюжет? Какие конфликтные узлы вы завязали бы? Кто стал бы героями этого сюжета, экспертами и т.п.?

2. Представьте себе пять человеческих чувств (любых), а теперь постарайтесь подобрать к каждому звук, который максимально отображался бы сущность этого чувства. Как звучит, например, боль? Какой инструмент её исполняет? А, может, это шум?

3. Сочините судьбу. Следуя в редакцию или, напротив, возвращаясь домой, а, может быть даже в своё свободное время, найдите глазами человека в толпе. А лучше загляните на часок-другой в кофейню, чтобы обнаружить интересный индивид там. Рассмотрите внимательно ваш объект – во что он одет, какое у него лицо, опрятен ли он? Подумайте, как бы могли звать этого человека? Какое у него было детство? Есть ли у этого человека пара? Простой или сложный у него характер? Одним словом, попробуйте угадать судьбу этого человека. Высшим пилотажем будет – познакомиться с ним после и расспросить, чтобы удостовериться – угадали ли вы хоть что-нибудь.


«Поселите себя в канву…»
 
Не надо торговать лицом, но пусть стенд-апы будут в каждом вашем материале. Ведь это душа любого сюжета, потаенная дверца, в которую зритель имеет возможность войти, держа вас за руку. Зачем нужен стенд-ап? Главное назначение – приблизить смотрящего к происходящему на экране, к событийному ряду. Иными словами, своим появлением в кадры вы словно говорите людям по ту сторону экрана: «Эй, я такой же, как и вы…, я тоже сейчас стою и мерзну в этой богом забытой деревушку, и мне сугробы по грудь, и мне страшно жаль бабу Валю, которая сидит который день без отопления, потому как коммунальщики – мерзавцы этакие, не хотят латать дыры, а ведь за окном мороз за двадцать… а тут ещё и дороги не расчищены… и как люди живут в деревнях, которых давно нет на карте…»
Эта ирония в данном случае показательна. Она отражает главное правило любого стенд-апа – он должен быть непременно оправдан! Что это значит? Всё просто – участие. И здесь, в первую очередь, я имею ввиду стенд-ап игровой, то есть не статика, при которой корреспондент в пиджачке и галстуке начитывает строгий текст из Государственной Думы (например), а реальная жизнь – журналист с линейкой меряет глубину ям, без страха лезет в прорубь, чтобы показать, как холодно в крещение совершать подвиг, а ещё в демонстрации – он – среди толпы – свой, вещает, как круто, порой быть вместе – единым народом, великой страной. Пафос, конечно. Но, по большому счету, на мой взгляд, лишь такие стенд-апы служат главной цели – погружение зрителя в происходящее. Если корреспондент вылезает из укрытия закадра и на себе проверяет трудности и радости информационных поводов – доверие обывателей к материалу возрастает.
Однажды нас с оператором послали в удаленный район области, делать сюжет про отсутствие переправы между берегами, на которых располагался крошечный населенный пункт. Местные жители жаловались, что отсутствие дорог – это огромное препятствие для спецтранспорта, что такси, скорая, пожарная и полиция сюда ехать просто отказываются. Люди вынуждены каждый раз преодолевать несколько километров по глубочайшим сугробам до ближайшей остановки, чтобы уехать, а местная власть дороги расчищает раз в месяц. В общем-то проблем в этом населенном пункте было много, сюжет, как сейчас помню, в верстке назывался «Забытая деревня».
Мы приехали на место съёмок и нас поразило обилие снега и отсутствие людей. И до того мне захотелось отпустить себя, не думать о приличиях и общественных нормах. С какой радостью, с каким ликованием я стал нырять в эти бесконечно глубокие сугробы. Я тонул в них по шею, выбирался и снова проваливался. С разбега устремлялся едва ли не на самое дно. И до чего забавным я, должно быть, казался своему другу и оператору Сереге Данилину. Он направил камеру на меня, прикола ради, снять и показать коллегам в редакции, чтобы все дружно могли посмеяться в конце рабочего дня… но я внезапно вынырнул, потом снова провалился и по ходу уже произносил текст о тяготах деревенской жизни. Стенд-ап родился из ничего, занял ровно семнадцать секунд моего сюжета, но именно он стал яркой деталью, лучше этих кадров ничто не могло рассказать о том, что значит не чистить дороги неделями… Много позже я понял, что есть сюжеты, в которых абсолютно не важно, что ты произносишь, главное – что делаешь и переживаешь перед камерой….

Я вспомнил этот случай и подумал о том, что в моменты истинной необходимости стенд-апа в сюжете, становится совершенно не важным – как ты выглядишь, нанесен ли на лицо make-up, сделана ли прическа. Он просто рождается, как естественное, органичное продолжение единого процесса. И очень часто совершенно спонтанно приходит в голову обыграть какую-нибудь деталь. Так нередко случается на выставках, и, конечно, в бытовухах, где сам бог велел скрючиться в три погибели, принять позу в нечеловеческих условиях и вещать о протекающей крыше, о том, как у людей закончилось терпение жить с тазиками в осеннюю непогоду и т.д., и т.п.

Оправдать стенд-ап – значит прожить со зрителем кусочек радости или трудности, на своей шкуре почувствовать – каково это, скажем, лететь с высоты нескольких сотен метров и понимать, что новейшая парашютная разработка обязательно сработает и доставит до земли в целости и сохранности. А потому, не ленитесь испытывать на себе. Журналисты, как дети, должны все постигать опытно-личностным путем.

С сюжета про парапланеристов я возвращался с чувством огромного восторга. Подняться на высоту трехсот метров, испытать перегрузки, свободное падение, осознавая при этом – как красива земля под тобой, параллельно произнося текст стенд-апа, побеждая свой иррациональный страх…. Аааааааааааааааааааааа… здесь все было вперемежку. Я вдруг задал себе странный вопрос: зачем люди принимают наркотики? Ведь то же самое чувство можно испытывать поднимаясь в небо, вот так, по выходным… эндорфины бешено стучат в набат и твой мозг готов покинуть пределы тела, расстаться с рассудком, когда ты там, на высоте…  Я думаю, что мне удалось доказать это зрителю в тот момент…

Стоит отметить – располагаться стенд-ап в структуре сюжете может где угодно. В начале он более ценен, как прямое подтверждение журналиста на мете событий. В конце – если ваши выводы и прогнозы важнее, нежели эффект присутствие. Как правило, заканчивается такой стенд-ап представлением съёмочной группы. В середине – для выделения и обыгрывания деталей, иными словами – он связка между композиционными частями репортажа.   

Финч ещё сидел на своем рабочем месте, когда я сел напротив, но не стал включать компьютер. Я не мог победить улыбку.
- Ты чего? – фамильярничая, по привычке, высокомерно и иронично тянуло от него издевкой…
- Хороший день был…
- Пф…

Он, конечно, же не понял меня… ну и ладно…. Сегодня я мог простить ему всё, что угодно…
_________________________________________

Стенд-ап необходим:

; Чтобы связать между собой эпизоды, места событий и т.д.

; Для обозначения присутствия корреспондента на месте событий. Важный момент здесь – задний план – он должен работать на драматургию в целом.

; Для изложения контекста события, его предыстории. Даже при наличии соответствующего материала, прямое обращение к зрителю иногда бывает более эффективным.

; Незаменим стенд-ап и при анализе ситуации, а также, когда необходимо высказать редакционное либо корреспондентское мнение – это может быть прогноз относительно развития событий.

; Для описания чьих-либо, а может быть, и собственных ощущений или эмоций.

; Для наглядной демонстрации действия


«Воробей – кретин»

Когда герой – идиот, позволь идиотом оставаться лишь ему и пусть твои умственные способности никто не подвергает сомнению. Сейчас я говорю о том, что:

а) Любую информацию надо проверять многократно
б) Не брать на себя ответственность за сведения, которые проверить представляется затруднительным.

Почаще мыслите конструкциями: «По словам местных жителей…», «По его мнению…», «Как стало ясно из его или её слов…»
Поверьте, так проще в конечном итоге, выиграть судебный процесс.
Однажды мне пришлось ввязаться в долгую тяжбу с сектантами. В Рязанской области есть местечко Новоольгов городок – в 1237 году это был форпост на пути войск Хана Батыя. Нас пригласили местные жители, которые утверждали, что люди в странных одеждах проводят странные ритуалы на священной земле предков и не пускают никого постороннего в зону, по сути туристических маршрутов – на территорию памятника культурного и архитектурного наследия, доступного всем желающим. Когда мы приехали на точку съёмок выяснилось, что часть указанных земель перешла в частные руки, завязки по переводу с одной стороны уходят в Спасскую администрацию и минкульт Рязанской области, с другой – США, где во главе общины родноверов стоит местный риелтор. История была крайне запутанной отыскать достоверные концы было сложно. Наша претензия сводилась, собственно, к двум вопросам:
1. Почему родноверы, именуемые, с позволения Русской православной церкви сектой, устроили на территории памятника ритуальное капище?
2. Каким образом земля культурного и археологического значения перешла в частные руки?
Сюжет хоть и вызвал широкий общественный резонанс – проблемы все же не решил. Спустя год местные жители снова обратились с жалобами. На этот раз они были раздосадованы порубленным православным крестом, который в Новоольговом городке символизирует память падших предков. После выхода сюжета под таким информационным поводом, представители родноверов подали на телекомпанию и на меня лично в суд за, якобы, оскорбление чувств верующих и клевету. Это было лето 2013 года. 1 июля, спустя две недели после выхода материала в эфир, вступил в силу федеральный закон, который как раз-таки и защищает упомянутые чувства. Нам повезло, а, возможно, это лишь грамотный подход шеф-редактора в момент правки текста (смотреть, с чего начинается сия глава). Наши оппоненты апеллировали к указанному закону, в чем проявили неимоверную глупость. Здесь расходились даты выдачи материала и вступления новации в силу. Естественно доказать факт клеветы в судебном порядке сектанты не смогли. А потому суд, спустя год, завершился полным поражением родноверов.
Но в моей же практике был другой, менее приятный инцидент. Заняв пост шеф-редактора на одном из региональных каналов, я имел неосторожность править текст не вполне грамотного и не очень-то опытного журналиста. Как это нередко бывает, в его материале про туристическое агентство, которое якобы промышляет мошенничеством, фигурировали лишь герои. Один из них давал синхрон на камеру, другая – найденная в интернете, вещала по телефону. И хрип и синхрон были даны в эфир. Но бог бы с ними – как известно, мы не в ответе за мысли наших респондентов. Куда страшнее лично для меня было расхлебывать последствия выхода в эфир:
а) Слова «лохотрон» и ряда смежных с ним, которые явно отсылают нас к реальной статье в уголовном кодексе - мошенничество, а это уже обвинение в преступлении, на что имеет право лишь суд, о чем юристы турфирмы меня не преминули предупредить.
б) Голословных выводов, что называется, «от себя», мол, все мерзацы, сволочи и недостойные люди.
Эти люди, возможно, действительно были таковыми. Вот только лично мне после пришлось писать опровержение. С тех пор я зарекся говорить от себя…

Вообще, в современной журналистике царит тотальная неразбериха. Информационная неопределенность. Существует даже такой термин – информационный вброс. Пример – трагедия из периода Украинского кризиса – гибель малазийского Боинга. В своей программе «Однако» Михаил Леонтьев показал непроверенный снимок трассирующих пуль по Боингу. Следом инициативу подхватил телеканал Россия-1 – в новостных лентах стали смаковать мысль, мол, Боинг был сбит истребителем. А что в конечном итоге?

В настоящее время существуют различные виды классификации информации. Оставим для себя упрощённую схему:

• Объективная
• Необъективная

Пример последней – это и эфир М. Леонтьева, это и интервью с Дмитрием Медведевым, которое громыхает необъективными и размытыми данными. Термин «софистика», конечно, отражает сущность политиканства, но именно на примере Медведева об этом можно говорить бесконечно. Невнятные цифры, а про ВВП – вскользь, мол, выросло – вот, в общем-то, и весь спич. Можно здесь упомянуть и фигуру Г. Зюганова. Как лихо он жонглирует цифрами в своих интервью в особенности, когда речь об экономическом развитии. При этом простому обывателю сложно проверить достоверность сказанного. Истина в данном случае укрыта плотным одеялом цифрового ряда, а, возможно, её там и нет вовсе. Цифровая софистика для отвода глаз – излюбленный прием многих политиков. А потому журналист обязан не просто выдавать сведения в эфир, он должен сдабривать их аналитикой. Проверка сведений избавит вас не только от судебных процессов, но и сохранит вашу репутацию.
Совершенно недавно попал впросак. Ездили на испытательную миссию новых БТР, которые вот-вот должны быть взяты на государственное вооружение. Описывая прелести новой машины, ответственное лицо невнятно произнесло характеристики, в том числе – калибр орудия. В итоге выдаю в эфир – «… пулемет калибра 76 миллиметров…» По картинке при этом – крошечный диаметр орудия. Лишь после выхода материала в эфир режиссер объяснил мне – 76 калибр был у пушки известных танков Т-34. Косяк… 







«Малодушие…»

Журналист – полное дерьмо, если не имеет собственной позиции. Моральная честность – превыше всего. Человеческое в журналистском. Как это ухватить? Где рождается понимание профессионализма журналистского? В человечности личностной – считаю я. Кто-то скажет – нагромождение красивых фраз. Отнюдь!
Я поменял канал. И что же выяснилось? Не оказалось такого человека с прошлой работы, который не кинул бы мне в спину камень. При этом самое безобидное, что я узнал о себе, мол, предатель. Идиотская несправедливость – решил я по началу. Потом смягчился – малодушные люди. Думаю, это определение – мягче, но не менее весомо. Мой предыдущий директор по совместительству владел коттеджными поселками. Во времена моих трудов на его телекомпании, мне приходилось, конечно же, создавать рекламные сюжеты на тему его недвижимости. Вся редакция служила, да и служит по сей день, прихоти одного человека, который, к сожалению, так ни черта и не понял в телевидении – забавляется игрушкой под названием канал, считает, что владеет людьми и обстановкой. Мой уход и то, что последовало за этим уходом стали демонстрацией простой истины – у жизни нет хозяев, ею нельзя владеть. Я не хотел мстить своим бывшим руководителям за колоссальные задержки  заработной платы и последующую невыплату мне должной суммы расчета, за несносные условия труда, за множественное вранье, за то, что я был просто красивый игрушкой, забавой в руках людей, которые не желали видеть дальше своего носа.
Я понял, что месть – это блюда, которое подают холодным. За меня шаг сделала судьба, чему я неимоверно рад. Ведь разом упали все занавесы. Обнажилось уродство людей, которых я называл едва ли не своей семьей.
Прошло два месяца, как я работал на холдинг ВГТРК. Однажды вечером мне позвонил человек по имени Владислав. Он сообщил, что является жителем одного из коттеджных поселков группы компаний «Доступное жилье» - той самой фирмы, которой руководили мои бывшие работодатели. Мужчина рассказывал, что проживать в поселке невозможно: света нет, вода с перебоями, дороги – сплошная щебенка, кругом разруха, как в худой деревне – бурьян и загаженность. Плюсом ко всему на территории внезапно стали появляться промышленные объекты – одним словом полное противоречие условиям договора, что не могло не огорчать местных жителей, а меня – не могло не возбуждать на стремление помочь. На тот момент мне было абсолютно наплевать на все недомолвки и обиды прошлого, в том смысле, что никакой личной заинтересованности и желания мести. Я воспринял этот звонок, как воспринимал сотни других, подобных, когда в трубке телефона звучит человеческое: «Помогите…»
Одним словом, для меня это был обычный информационный повод к обычной бытовухе.
Но когда мы приехали на съёмочную площадку в поселок, нас поджидали мои бывшие коллеги, более того – это были люди, являющиеся моими друзьями, которые другом называли меня в ответ. Я понимал, что их задача – работа на опережение. Что они выполняют приказ руководства, что будут всячески стараться выставить в лучшем свете поселок своего директора. По правде сказать, я не очень-то понимал, каков может быть информповод их сюжета. Ну, приехала съёмочная группа с конкурирующего канала, ну, нашла недостатки, и что?
Меньше всего я ожидал увидеть вывернутые наизнанку факты.
На следующий день после выхода моего материала, мои коллеги (друзья) выпускают репортаж, о чем бы вы думали? Обо мне! Верх непрофессионализма! Господа, каким бы идиотом не был ваш руководитель, не опускайтесь ниже его уровня, не будьте бездумным инструментом, которому стоит лишь сказать «фас». Информповод моих бывших коллег оказался простым: корреспондент ВГТРК не профессионален, пытается обрушить кучу дерьма на «прекрасный коттеджный поселок» и т.д., и т.п.
Я многое простил своим коллегам (друзьям) в этом сюжете. Но пара вещей навсегда заставила меня вычеркнуть этих людей из списка близких.
Являясь на ВГТРК ведущим программы о недвижимости, я, как правило, подводки к сюжетам писал накануне. Очередной выпуск я сел оформлять аккурат после звонка Владислава. Я решил, что возьму этот сюжет в программу, а в подводку вынесу информповод – звонок с жалобой конкретного человека. Наутро студия была утверждена редактором, я со спокойной совестью уехал снимать сюжет о тяготах жильцов коттеджных поселков. После съёмок, мы с коллегами отошли в сторонку и прикурив, испытывали странные чувства – словно два враждующих лагеря, которые не желают войны, но вынуждены подчиняться. Нам было неловко, нам хотелось свести на шутку всё произошедшее. Ситуация действительно была деликатной. Мы пообещали друг другу, что работа работой, а отношения – превыше всего.  И в следующий момент мои коллеги совершат роковую для них ошибку.
Я встал на фоне коттеджного поселка и начал отписывать стенд-ап с подводкой к этому сюжету в программу. А они встали рядом с моим оператором, снимали с ним параллельно и позже, в своём материале заявили, что я явился на площадку с заранее заготовленным текстом, что необъективен и предвзят.
Мне было обидно вдвойне. Ведь корреспондентка, которая делала этот сюжет была не просто моим другом, она была моей ученицей и мне не удалось доказать ей главного – нравственность превыше всего. Та самая – внутренняя чистота, которая никогда не позволит предать. Я размышлял об этом, просматривая сделанный ею сюжет «обо мне». Я не понял, в какой момент ошибся в этих людях. И на следующий день они пытались убедить меня в том, что я не прав, что я своим материалом отзываюсь плохо о телекомпании, на которой долгое время работал, что на самом деле коттеджные поселки – это просто рай на земле.
В тот момент я назвал этих людей малодушными. А про себя подумал – вы разменные монеты, которые пока не догадываются об этом, вас ведут на бойню, и вы покорно киваете головой, вы стали рабами канала, на котором трудитесь, вас просто использовали, а вы не смогли сопротивляться.
Причина проста – понятия «позиция» и «политика канала» тут смешались. Эти люди так и не научились держать перед глазами истинные ориентиры. Помните – жизненная позиция – самое главное в нашей работе. Она вовсе не обязательно должна совпадать с политикой канала. Есть вещи, с которыми твоё нутро не должно соглашаться, как бы настойчив не был директор. Потому что так правильно и так справедливо, и так по совести. Ведь искупавших в грязи однажды, ты рискуешь не отмыться уже никогда, ты рискуешь потерять своё лицо, а вместе с ним – уважение, веру и участие ближних. Эти люди предали меня. К сожалению, им не суждено было даже заметить этого.
Мне было обидно ровно сутки, а после – я просто сделал выводы… 
В тот же самый момент я понял, что сама судьба дала мне возможность отомстить не желая мести. Чувство дикое, странное… ты совершаешь действие совершенно с другой задачей, не желая навредить недругу, а судьба внезапно оборачивает саму ситуацию против них. Так редко бывает, но всё же…










«Родительский инстинкт…»

… За её походку можно было отдать жизнь. Она ворвалась в моё сознание давно. Очень давно. И этот взгляд – томный, полный печали и желания что-то вернуть – ускользающее, непостижимое, вот бы подарить ей невесомый подарок. При всей её устроенности и уверенности в себе – мне кажется, никто не дарил ей покоя. Она вполне могла бы претендовать на должность Маргариты. В поисках своего Мастера она идёт верной дорогой к покою… о чем я думаю, глядя на неё? Я думаю о том, как красота женщины может уничтожать мир вокруг шпилькой каблука, а ещё о том, что эта красота способна созидать жизнь – спокойной хандрой с чашкой кофе у раскрытого эркера-окна. И состояние – после сна, когда красивые глаза остаются на подушке. Она сидит. Медленно переводит взгляд с одного предмета на другой и неспешно размышляет в наступающих неумолимо лучах рассвета. Всегда постоянна. Всегда на стороже. Незримая стена вокруг сердца, к которому так просто было бы найти ключ, но так сложно – ибо за этим колоссальная ответственность – сохранить.

Я иногда смотрю на неё, смотрю на равных, словно в ней есть что-то от меня, а во мне от неё. У меня никогда не возникало желания посвящать ей стихи. Но однажды мне приснилось, как я обнимаю её и позволяю плакать и, возможно, впервые знаю ответ на вопрос – что значат тихие слезы женщины. Слезы не по конкретной причине, а по ощущению…

Мне запомнился её сюжет про дедушку, который жил в невыносимых условиях, брошенный всем миром и неспособный постоять за себя. Мне показалось, что она помогла ему, как женщина – родительским состраданием. Я наблюдаю этот удивительный процесс до сих пор, когда он – во много раз старше её, приходит в гости, просто так, чтобы увидеть её, чтобы просто её увидеть… Непростая, своенравная, гордая, независимая и свободолюбивая…
Чему она научила меня? Знать себе цену…

Научила, на самом деле – очень многому. Помимо бесконечной любви и привязанности к ней, во мне осело понимание детализации. На днях мы разговаривали, сидя у неё дома, на уютной кухне за бокалом вина. Она рассказывала мне про годы учебы в университете. На журфаке любого вуза, считаю и я и она – нет системы. Что это за профессия, вообще – журналистика? Как можно научить писать и создавать сюжеты? Это все равно, что подойти к поэту и попросить обучить мастерству стихосложения. И всё же, кое что можно почерпнуть из опыта практиков. Моя коллега и мой друг рассказала мне об одном упражнении, которое преподаватель дала однажды на занятии. На самым деле, у практикующих корров это, впоследствии, становится профессиональным навыком. Мы делаем это автоматически, не уделяя никакого внимания:

Перед аудиторией посадили студентку. Представим, что она героиня вашего сюжета, - сказала преподаватель. Найдите в ней такую черту, которая не видна на первый взгляд, не бросается в глаза, но делает эту девушку уникальной, выделяет из толпы. При этом, найденная черта должна быть бесспорным фактом. Уместите Ваш ответ в одно предложение. Как выяснится позже – из десяти предложений – только одно было действительно весомым – у неё очень красивые руки – сказала в тот момент моя коллега и друг. Руки действительно были исключительно красивыми – ЭТО И ЕСТЬ ЖУРНАЛИСТИКА. Всё остальное – банальная вкусовщина, к творчеству не имеющая никакого отношения.

О чем я? О том, что в каждом герое (антигерое) сюжете надо разглядеть такую черту, которая отличала бы его от массы. Делала бы его живым, индивидуальным. Зритель должен посмотреть на человека вашими глазами, проникнуться вашими словами о нем. Живым героя делает ваше умение акцентировать внимание на деталях. Цепляясь за эти детали, зритель следует за повествованием журналиста.

Я впервые увидел её много лет назад. И тогда ещё вовсе не был профессионалом – стажером, который не умел никакого представления о создании полноценного сюжета. Но, видимо, прирождённая наблюдательность и умение обращать внимание на детали сделали своё дело – как это не странно – её руки – стали предметом моего размышления. С ней я начал знакомиться, увидев мимолетно кисть руки. Я подумал в тот момент – как у такой фантастической женщины могут быть такие простые руки? Я, словно , присвоил её себе, благодаря этой отличительной особенности…


… Я крепко обнял этого мальчугана, лишённого с детства отца, не являющегося моим сыном, но являющегося сыном моего самого близкого друга. И что-то от отца (или матери) обернулось во мне бесконечной нежностью. Диалог был тихим, ставшим благовестом для нас обоих. Он удивительный мальчишка, но страшный гордец и, к сожалению, пока не воспитавший в себе ориентиров морали. Ему всего пятнадцать и глядя на него, нередко прихожу к выводу – мне бы хотелось быть его отцом. На худой конец братом. Возможно, поэтому наше с ним общение – это всегда диалог. И всегда исключительно на равных позициях. Я могу пересчитать по пальцам случаи, когда я включал снисхождение и родительские позывные. В основном же, я практически не замечаю нашей колоссальной разницы в возрасте. Десять лет для него – это разрыв, в который умещается уважение за опыт, а для меня – просто цифра – ведь его интеллектуальность, начитанность и чёткие позиции делают наше общение равно интересным.
Он был беспокойным, как обычно, много дерзил и, в конце концов, нарвался на грандиозную взбучку. Огреб поначалу от матери, затем от меня. Я знал, что нужен план «В». Такие конфликты в подростковом возрасте не приносят положительного результата. Он злился, обижался за чашкой кофе на крошечной кухне. И я пришёл, и выключил свет, тихонько прикрыл дверь и сел рядом крепко обняв этого мальчугана, уткнувшись в его затылок.
- Прости меня, пожалуйста…
- За что? – искренне удивлялся он в тот вечер, - Ведь это я тебя обидел, и я должен просить прощение…?
- Ничего… подрастёшь – попросишь…

Я помню, как совершенно по-детски он сдался. Недоверчивый к жизни и людям, абсолютно замкнутый и нелюдимый, он вдруг опустил голову и позволил мне быть с ним рядом и совершать все эти жесты, и вести диалог, на который с другим он не осмелился бы. В тот момент я не знал, о чем говорить, а потом слова внезапно возникли сами собой.
Впрочем, теперь мне сложно передать именно те конструкции. Я помню, как сказал, что очень горжусь им, что бесконечно хочу дождаться момента, когда он покинет свой проклятый пубертат и непременно станет легче.
Я всё понимаю… я тебя понимаю… - говорил я, лишённый сам долгое время таких слов и такого понимания, - Я знаю, как тебе трудно… ведь всё то, что ты сейчас испытываешь и переживаешь – не уникально, всё это было со всеми людьми…
- И с тобой? – вот в этой фразе сквозила исключительная детскость и наивность…
- И со мной… конечно, и со мной тоже… и мне удалось справиться и тебе непременно удастся. А близкие люди – те, что всегда рядом, обязательно помогут тебе пережить этот момент… Ты просто растешь, мой мальчик… ты просто становишься взрослым и тебе очень сложно в этом взрослении…

Я сделал паузу…

- Знаешь, я не обещаю тебе постоянно быть рядом, но я буду рядом в те моменты, когда тебе понадобится моя помощь и я обещаю помочь тебе, чем смогу… Ты славный, но просто пока не научился строить отношения с людьми, ты пока не научился главной истине – доброта делает нас людьми. И это не врожденное качество. Это то, что каждый человек в себе развивает, взращивает и воспитывает. Это большой труд…

На мгновение я задумался. Во мне никогда до этого не было родительского ощущения по отношению к детям. Они постоянно были моими учениками, студентами. А здесь вдруг разом – ребёнок, мой ребенок, моё дитя. Такое большое, жгучее чувство, абсолютно лишенное всякого лишнего. Это был момент, который перевернул меня, я вдруг понял, почему родители безусловно любят своих детей, я понял, что такое эта безусловность. Могучая, но спокойная всепрощающая сила, способная утешать, дарить защиту, дарить приют в моменты, когда отворачивается весь мир.

- У тебя всё получится…
- Не уверен…
- Не сомневайся даже. Я в тебя верю.
- Почему?
- Потому что ты смышленый, талантливый, уникальный…
- С чего ты взял, что я уникальный?
- Это тоже просто моя вера. До тех пор, пока эта вера есть хотя бы в двух людях по соседству от тебя – тебе будет проще бороться с трудностями.

В тот вечер я попросил его лишь об одном, чтобы он перестал, наконец, думать, что отсутствие отца – это его великая беда. Я сказал ему, что это не беда и не вина вовсе, а лишь стимул выкарабкаться, стать хорошим человеком, слепить жизнь вопреки неурядицам. Безотцовщина – как своеобразный трамплин к вершине. Не жалеть себя – единственное условие.
Мы проговорили без малого сорок минут. И до того мне хотелось помочь ему, что я потерялся в этом диалоге. А он окончательно перестал меня бояться.

Когда я возвращался домой в тот вечер, я впервые испытал чувство любви. Я так часто раньше произносил это слово. Мне казалось, что я испытывал любовь многократно. А оказалось впервые. Я понял это потому что внутри меня не возникло желание получить что-то взамен, даже подспудной мысли. Впервые я отдал себя и был несказанно рад не факту отдачи, а успокоению и внутренней радости человека, что нуждался в помощи. И я не возгордился впервые, во мне даже намека не было на свою значимость, мне удалось забыть о своей персоне. В тот вечер пятнадцатилетний мальчишка стал мне если не сыном, то практически сыном. И я помог не потому что хотел козырнуть умением помочь, а просто потому что имел такую возможность. И радость моя была спокойной, не кричащей. Я впервые молился за кого-то с каким-то особенным трепетом и с полной отстранённостью от себя. И настолько я был поражен этим фактом, настолько обескуражен новым знанием. В 25 лет для меня открылась новая грань. Это стало дополнительным этапом, очень ценным приобретением. Я в буквальном смысле стал совершенно другим человеком.

Это лишь неумелый набор слов, нужных все равно не подобрать. Чувство внутри и сейчас не вписывается ни в одну словесную аксиому. Я просто, наконец-то, понял, что значит любить. Я понял, почему синоним этому – дарить, и я испытал, что значит не просить ничего взамен.
Этот эпизод позже дал ответы на многие вопросы в профессии. Конечно, к каждому герою невозможно относиться как к сыну, но эта тактика, во всяком случае, беспроигрышна в материалах «от судьбы». Раскрывать героев посредством эмпатии, детального проникновения в их судьбу, быть скрупулёзным в мелочах ими сказанного – на выходе материал становится живым и проникновенным. Своих героев надо любить – всех, разных, любых. И стариков, и педофилов, и чиновников, и коммунальщиков. Не любить, в смысле «относиться-желать-хотеть-быть другом», а любить в контексте заинтересованности, относительности и отношения, желания найти индивидуальную черту. Далее речь пойдет об интервью – техника, благодаря которой герой становится индивидуальностью.


«Диалог за чашкой чая»

Меня не интересует, что актер играет, меня интересует, что он скрывает…
Ингмар Бергман

Моё первое интервью, как, впрочем, пожалуй, и любое первое интервью начинающих корров, было провальным. Мне было семнадцать. Амбиции кипели. Свод пяти вопросов на листе бумаги, подготовленных редактором, казалось, позволит мне заполнить пятнадцать минут прайма в прямую. Ан, нет! Гость был немногословным, страшно нервничал, в итоге – мы прогнали канву беседы за четыре минуты. «Ну, а теперь тяни десять минут – как хочешь…» - услышал я голос режиссера в ухе. Это была моя самая первая паника! Под прицелом взглядов всего региона мне предстояло общаться с респондентом на тему, в которой я был полным профаном – автомобильный бизнес.
Надо отдать должное коллегам – они вытянули пятнадцатиминутку. В режиссерской собрались все – от шеф-редактора до журналистов. Какие-то вопросы мне подсказывали в ухо, какие-то по телефону – подставной звонок в прямом эфире – вещь бесценная. Помню, как один и тот же вопрос я формулировал сотню раз, помню недоумение на лице респондента. Это был провал!
Из этой истории я вынес две истины:

1. Телевидение – искусство коллективное (об этом позже)
2. К интервью следует детально готовиться.

А теперь пример провального интервью на федеральном уровне. Всем известный телеканал «Дождь». Телеведущую Анну Мангайт многие считают музой прямого эфира и первоклассным интервьюером. Но гость – скандально известный режиссер и продюсер Валерия гай Германика, пожалуй, поставила крест на профессионализме журналистки. Лихо, на глазах изумленной публики, Германика в прямом эфире развенчала славу Мангайт, которая была попросту не готова к эпатажу героини, не готова к интервью в целом, плавала в теме, и главное – потеряла позицию хозяйки положения. Дальше первого вопроса, по сути, интервью, так и не сдвинулось. При возможности, непременно найдите видео в интернете. Оно до сих пор гуляет под меткой «Провальное интервью». Попробуем проанализировать этот провал.
Мангайт задает вопрос, который изначально загоняет её в угол – тезис, взятый с потолка, неподкрепленный никакими аргументами, моментально выводит из себя Германику. Кстати, после этого интервью я посмотрел иными глазами на режиссера. Интеллект. Острый ум. Вдумчивость. На самом деле, под эпатажем прячется глубокая, цельная личность – именно это упустила в момент подготовки Анна Мангайт, наивно полагая, что посадит «недалекую барышню» в лужу. Дураков, как известно, ищут в зеркале.
Итак, вопрос ведущей:

«Выяснилось, что русские красавицы – это наш национальный экспорт – не нефть, не газ, и эту тему мы решили обсудить с Валерией гай Германикой. Когда я готовилась к интервью, у меня сложилось впечатление, что русские женщины воспринимаются, как товар, русский бренд, это такие сексуально-ориентированные конфетки…»

Германика насмешливо обрывает вопрос…

- Где, у кого они воспринимаются, как товар? Мы также можем говорить про тайских женщин, которые в России воспринимаются, как товар…

Слабая попытка Мангайт, что-то вставить в рассуждения Германики, остается последней незамеченной, режиссер продолжает:

- Мы можем говорить так про афроамериканских женщин, которые в каком-то энном периоде воспринимаются, как товар, мы можем говорить и про мужчин также. Я просто не понимаю, о чем вы сейчас говорите, что значит русские женщины воспринимаются, как товар, потому что понятие абстрактное и это понятие можно применить к любым женщинам любого поколения, в любой период всемирной истории.

Мангайт, желая уйти от щекотливой темы, а заодно и от собственного прокола, задаёт следующий вопрос, который никак не связан с предыдущим – и это одна из типичных журналистских ошибок:

- Ну как-то изменился женский образ в кино за последнее десятилетие?

Враз беседа рассыпается на глазах. Ведь, по сути, интервью – это живое общение, пинг-понг, в момент, когда всё развивается по принципу «стимул-реакция» - рождается магия беседы. Валерия гай Германика в отличие от Мангайт знает в этом толк, она отслеживает ход интервью, держит в голове ключевые позиции и далее перехватывает инициативу в свои руки пренебрежительно и изящно:

- Вы мне на вопрос не ответили, а уже задаете следующий…

Товарищи интервьюеры! Никогда не позволяйте респондентам брать верх над ситуацией. Вы задаете тон беседы, только вы – определяете настроение и её ход. В противном случае, если респондент окажется более подкованным в вопросе обсуждения, более осведомленным, а так и будет в случае, если вы недостаточно подготовлены к интервью, он поймает вас в ловушку. Мангайт расписалась в собственном бессилии следующей фразой:

- А какой был вопрос?

Германика приняла вызов и с этой минуты стала главной на площадке. Интервьюер и респондент поменялись местами:

- Я у вас спросила, почему вы мне задали вопрос о том, что русские женщины – это товар? В каком контексте?

Мангайт начинает судорожно оправдываться:

- Я вам сейчас, скажу, я сейчас…

Германика подавляет:
- Почему вы мне не ответили и задаете следующий вопрос?
- У меня сложилось такое впечатление…
- Где, у кого? – парирует Германика, выказывая свою незаинтересованность и насмешку, - и почему русские женщины – это товар? И почему вы так решили? Потому что вы только что показали какой-то ролик, про каких-то моделей? (в начале интервью) модели – они бывают не только русские…

(Мангайт несуразно улыбается в ответ)

… бывают американские, английские, французские, и польские, и вьетнамские модели тоже бывают – какие угодно. И если мы так будем говорить, то все модели – это товар, по вашему мнению. О каких русских женщинах вы говорили, что это товар, и кто вам сказал, что все в мире воспринимают их, как товар? Ответьте мне на этот вопрос.

- Мне кажется, что это не столько восприятие во всем мире, сколько восприятие изнутри страны…

Паника ведущей заставляет её противоречить собственным утверждениям в начале беседы. Русский экспорт – утверждала Анна в своём первом вопросе и внутреннее восприятие, о котором идёт речь сейчас – вещи разного порядка. Дальше Мангайт всё туже затягивает петлю на собственной шее, подливая очередной ничем немотивированный тезис:

- Это наше восприятие, мы воспринимаем русских женщин, позиционируем их красоту, как некоторое лицо страны (С ЧЕГО БЫ?!! ОТКУДА ИСТОКИ ПОДОБНЫХ МЫСЛЕЙ?!! – недоумевать начинаю уже я)
- Где? В каком вообще аспекте – культурном или социальном?
- Вы меня сбиваете с толку…, получается, что сейчас… мы поменялись ролями?
- Нет! – спокойна Германика в ответ, - я вам задаю конкретный вопрос!
- Ну, например, я думала о современном искусстве…
- А в каком месте современного искусства женщина – товар?

Напряженная пауза.

- Я вам сейчас приведу очень конкретный пример…
- Нет, я от вас не пример хочу получить, ответьте мне на вопрос…

Интервью превращается в абсурд!

- Можно пример? – умоляет журналистка…
- Нет, я хочу, чтобы вы ответили мне на вопрос…
- Без примеров невозможно, в современном искусстве – есть такая американская группа, художественная, называется «Гуарилья Гёлз», они борются с неравноправием женщин-художниц…

Но Германику больше не интересуют доводы журналистки. Фигура журналистки в целом – тоже. Она не скрывает своего раздражения, презрения и наслаждается собственным положением в эфире.

- Вы знаете, есть такой дрессировщик собак – Цезарь Милано, наверное, в Америке. Вам это о чем-то говорит?
-Угу…
- Вот и мне абсолютно не интересен ваш пример…
- Давайте я вам покажу…
- Нет! Стоп! Вы мне задали вопрос, я не смогла на него ответить, чтобы мне на него ответить, я должна получить какую-то расшифровку, почему русские женщины – это товар? Я как бы немного русская женщина – ха-ха, аллё, в какую камеру смотреть? И я не понимаю, почему мы товар, русские женщины?

Германика выводит беседу на личностный уровень.
Мангайт несет в эфир очередную чушь:

- Мне кажется, что русские женщины воспринимают себя, как сексуальный объект, а не как творческую реализацию…
- А у вас русских женщин-друзей – один, два? – Германика углубляет переход на личности. Разрастается конфликт… (нервный смешок режиссера), - Вы с какой планеты? 
- То есть вы считаете, что это не так?
- Я спрашиваю, почему вы так решили? Проституток, вообще, в мире много. И русские, я думаю, не первые в этой линии. Поехали в Амстердам и в Амстердаме какому-нибудь режиссеру или деятелю культуры зададим вопрос: «А почему у вас Амстердам и Нидерланды, и все остальное – товар женщины?». На что он вам скажет: «Есть сектор «Красные фонари» и есть профессия проститутки. Но помимо них есть ещё несколько тысяч или миллионов женщин, которые не являются проститутками, в России какая-то своя ситуация. В каждой стране – своя». Почему вы сейчас как-то обобщили? У вас пафос такой был, что русские женщины – это товар? Это вы насмотрелись каких-то архивных американских данных по поводу Моники Левински? Какой-то у вас негатив к мужскому обществу, это претензия. Есть в вас шовинизм, - Германика подкалывает Мангайт, издевается и в продолжении просто смеётся ей в глаза.

Последней остается лишь оправдываться:

- Я очень хорошо отношусь к мужскому обществу… я сдаюсь, вы меня переубедили…

Однако на шутку свести щекотливость момента не удается. Германика прочно закусила удила:

- (продолжая издевательски смеяться): Я никого не переубеждала, вы мне просто не ответили на вопрос – почему русские женщины – это товар?
- Ну давайте всё-таки посмотрим сюжет…
- Теперь, конечно, мне никто не ответил на вопрос на этом канале – теперь давайте посмотрим сюжет…
- Будем считать, что вы меня убедили, что я не права…
- У меня не было доводов, чтобы вас утверждать – дискуссия не сложилась!


Собственно, последний тезис Валерии гай Германики перед выходом на сюжет в программе – прекрасная иллюстрация непрофессионального подхода журналиста к интервью. 

Пример, соглашусь, затянут и лучше всё-таки отсмотреть 17 минут краха, нежели уповать на пересказ. Впрочем, без этой отправной точки – невозможно рассуждать о хорошем интервью. Я, конечно, расскажу об основных моментах, но сразу предупреждаю – рецепта универсального нет! Метод проб и ошибок – самый оптимальный. Однако главное правило – детальная проработка темы и персональный подход – это значит – тезис (вопрос) берется не с потолка, а из ранних заявлений респондента в СМИ, проверенных фактов его биографии, его общественной жизни и деятельности. Очень важно при этом, фигуру привязать к происходящему здесь и сейчас в стране и мире. Точка зрения респондента на значимые социальные, политические и экономические изменения – должна выноситься, по возможности, в начало интервью. Обвал рубля 2014 года, например, равно затрагивает и финансистов, и политиков, и актеров, и музыкантов, и учителей. Так что – дерзайте! Но прежде, основа.

Если говорить о типологии интервью, самой оптимальной, на мой взгляд, будет следующая:

1. Протокольные.
Их цель – получить официальные разъяснения по какому-либо вопросу. Это коротенький синхрон специалиста, содержащий причины происходящего, цифры, статистику. Пример такого интервью – голова пресс-представителя ведомства МЧС, прокуратуры, полиции и т.д.

2. Информационные.
По стилю – это обыкновенное бытовое интервью – самый распространённый тип в журналистике. Его цель – получение сведений от компетентного лица по злободневной теме. Следует понимать, что данный вид интервью не является официальным комментарием, лишь частным мнением определенного человека.

3. Интервью-портреты.
Несложно догадаться, их цель – раскрыть личность собеседника.

4. Интервью-анкеты.
В регионах такие интервью называют панелями. Типичный опрос людей на улице по интересующему вопросу из разряда «Как относитесь…?»
На мой взгляд, такой тип интервью – самый бесполезный. Выборка из трёх человек (на большее журналистов, как правило, не хватает) – это три точки зрения, которые не представляют никакой ценности. Опрос общественного мнения – дело иное, но это к журналистике не имеет никакого отношения.

Грамотно заданный вопрос – половина успеха – считают матерые журналисты. И они правы. Хочешь получить нужный тебе ответ – задай правильный вопрос. В настоящее время существует великое множество типологий вопросов для интервью. Я предлагаю остановиться на шести:

1. Открытые вопросы.
Формулируются так, что в итоге ваш собеседник выдаст хотя бы одно предложение, а не ограничится краткими «да» или «нет». Иными словами, «да» или «нет» - ответить будет просто невозможно.
Пример:
На ваш взгляд, как будет развиваться российская экономика в будущем году?

2. Закрытые вопросы.
В противовес первым. На выходе журналист получает скупое «да» или «нет». Таких вопросов лучше избегать. Исключение составляют уточнения.
Пример:
Вы поддерживаете действующую власть в нашей стране?

3. Вопрос-ловушка.
Вот то самое исключение. Ведь ловушки – из разряда закрытых вопросов, цель которых подловить собеседника.
Иной прием – уже хитрость. Зачастую собеседника нужно поставить в тупик именно для того, чтобы разговорить, получить от респондента хотя бы три-четыре фразы. Для этого – выдаем ложный факт. Всегда есть шанс, что человек захочет его оспорить. Так было с моей коллегой, которая заявила правоохранителю о том, что в эфире собирается озвучить информацию о гибели ребёнка, хотя на момент записи синхрона ещё велись поиски пропавшей девочки. Правоохранитель своё оправдание начал с фразы: «Понимаете там какая история…» В итоге – на руках у журналистки оказалась чуть ли не вся подноготная следствия.   

4. Вопрос с балконом.
Типичные многоярусные вопросы. Их уместно задавать в том случае, если журналист очень хорошо знаком с собеседником. Я упомяну чуть позже о сложности, которая может возникнуть при такой манере вести интервью. Примерами многоярусности вопросов изобилует в своей практике Владимир Познер – на мой взгляд, он один из первоклассных мастеров-интервьюеров, в частности, благодаря обстоятельной подготовке к беседе с каждым героем.

5. Отслеживающий вопрос.
Крайне необходим в том случае, если вы понимаете, что респондент плавает в ответе, уходит в дебри, отклоняется от сути.

6. Молчание.
О, если бы вы знали, как порой, молчание помогает развязать собеседнику язык. В моей практике был случай, когда ответственный по делам усыновления чиновник должен был на камеру озвучить прилизанный ответ-бантик, мол, все замечательно в Рязанской области в сфере усыновления. Меня же не интересовали заранее заготовленные ответы, хотелось получить объективную действительность. На прямой вопрос-балкон: «Я, Максим Ларин, очень хочу усыновить ребёнка, легко ли мне будет это сделать и правда ли, что для этого потребуется пройти все круги бюрократического ада?», он ответил: «Да, легко!». Моя пауза длилась секунд пять, я смотрел прямо в глаза, провоцируя собеседника. Провокация удалась… «Нет, ну вы же понимаете, сложности всегда возникают в подобных делах… и далее – по шаблону».
Он, конечно же, не позволил себе взболтнуть лишнего, но отбить моё молчание профессионально так и не смог. Позиция оправдания сказала за чиновника куда красноречивее. Вдумчивый зритель все прекрасно понял.

И, да, не следует считать зрителя идиотом. Уложите беседу в регламент, но позвольте подводному течению раскрыть героя с иной стороны. В этом и есть журналистское мастерство.

Если в ходе интервью, собеседник даёт пространный ответ – смело пользуйтесь отслеживающими вопросами, краткость ответа даёт вам возможность переспрашивать и уточнять, также вы вправе попросить продолжить мысль. Лучший вариант – исчерпывающий ответ. 
А теперь хитрость. Каким бы не был ответ вашего собеседника – всегда можно зацепиться за деталь. Респондент не робот – человек. В ходе тракта – он всегда предоставляет миллион возможностей для раскрытия себя, а соответственно и темы. Уцепиться за интересную мысль-деталь (случайно или намеренно оброненную в ходе повествования) – значит вывести разговор совершенно в иную плоскость и даже тему. Всегда помните, в основе интервью – беседа за чашкой кофе. Законы, которые действуют в личном общении, работают в журналистике. Не пытайтесь казаться умнее, накручивая в вопросе сложную канву. Вы, возможно, удивитесь, но в попытке поймать собеседника в капках, загнать его в угол витиеватой конструкцией вопроса, вы рискуете сами оказаться в дураках. Всё гениальное – просто. Попробуйте в рамках сложной темы задать самый простой вопрос. И вы увидите, какой эффект произведет этот ход. Вот, что по-настоящему ставит людей в тупик – элементарные вопросы. Со мной был случай. На режиссерских курсах наш мастер дала курсу задание – сыграть этюд на какую-либо сказку. Я выбрал «Курочку Рябу». На следующем занятии после показа педагог поставила меня в тупик. Она задала вопрос: «Как ты думаешь, о чем эта сказка?»
А, действительно, о чем она? Я размышлял с четверть часа. Казалось бы – с детства знакомый материал, наизусть заученный, а главный вопрос – о чем произведение долгие годы оставался для меня без ответа. Всё просто, - ответила мастер – эта сказка о привлечении внимания. Курочка Ряба очень хотела, чтобы в повседневной рутине её отметили. И если для этого понадобится снести золотое яйцо – нет проблем.
   
А вот чего не следует переносить из личной манеры в профессиональную:

1. Перебивать респондента – муви-тон! В момент его речи, журналист начинает перетягивать одеяло на себя, приводя примеры из личной жизни, создавая лишь ИЛЛЮЗИЮ беседы. Не стоит. Никого не интересует ваш собственный опыт. Не забываем про непредвзятость и объективность. Пусть мысли ответственного лица останутся кристальными.
2. Раз и навсегда откажитесь от «угуканья» и прочих междометий и звуков в ответ. в особенности, если вы – радийщик. Ну, в самом деле, по меньшей мере странно звучит на слух внезапная невнятная оценка слов респондента. Это снижает уровень восприятия и понижает градус беседы. Оценочный вариант должен быть словесным.
Однако помним про первый пункт. Здесь важно работать на территории респондента. Быть частью его спича.
3. Не следует задавать сразу несколько вопросов. Здесь возвращаемся к вопросам-балконам. В чем сложность? Грамотно заданный вопрос-балкон – и тот может поставить собеседника в тупик. Однако если нагромождение нескольких вопросов в одной конструкции не оправдано драматургией самого вопроса – всегда есть риск получить в ответ – односложную фразу. Скорее всего, респондент ответить лишь на первую или последнюю часть вашего вопроса. Как же грамотно задавать вопрос-балкон? Обращаемся к опыту В. Познера. На свою программу мастер позвал как-то председателя Правительства Д.А. Медведева – обязательно отсмотрите эту встречу – в интернете она есть. Сейчас проанализируем лишь ключевые моменты. Итак, вопрос-балкон от Познера звучал так: (речь о кадровых министерских перестановках в правительстве страны):

«Позвольте Вас спросить вот о чем. Вас вообще на 100% устраивает то Правительство, которое Вы сейчас возглавляете? То есть. Там все те люди, которых Вы хотели видеть в правительстве? вам пришлось идти на какие-то компромиссы и кого-то принять по чьему-то совету, мягко говоря, или под давлением? Есть ли такие, которые навязаны? И должен задать конкретный вопрос – есть назначения, которые многих поразили, ну, в частности, назначение господина Мединского министром культуры. Это Ваше назначение?»

Вот ведь стервец, Познер! Ведь, по большому счету, ключевой вопрос – самый последний – всё, что до Мединского – умело подготовленная почва. Что мы видим? Познер идет по нарастающей. От общего к частному. Задай он вопрос о господине Мединском в лоб – и эта игра враз бы потеряла изящность, стала бы грубой. В итоге ответ Медведева был бы в лучшем случае пространным. Полагаю, что Медведев избрал бы позицию защиты – а это внутренняя агрессия, раздражение. Познер выстраивает центробежную цепочку, смягчает удар. Нагнетает нерв постепенно, не загоняя собеседника в узкие рамки, даёт ему возможность гулять в широте конкретного, но такого глубокого вопроса, ответ на который, впрочем, должен быть очень точным. Мастерство в том, что сам вопрос – это единая структура, которая построена по принципу художественной композиции – завязка, развитие, кульминация, развязка.

Хитрость этого интервью в том, что пятьдесят с лишним минут беседы – это тоже особая драматургия. Познер умело пользуется приемом деконструкции (о ней чуть позже на примере К. Собчак). Вопрос про кабмин Познер задает на 17 минуте, до того ведущий непринужденно сдабривает респондента - спрашивает о вещах, которые заставляют Медведева внутреннее расслабиться – детство, юность и студенчество перемежаются с воспоминаниями о том, как же так вышло, что Дмитрий Анатольевич, стал президентом большой страны. Познер ведёт дискуссию деликатно на психологическом поле Медведева, но в какой-то момент переводит инициативу в русло критики. Выбить почву из-под ног внезапно – вот в чем фокус!

Вот ведь стервец, Познер! Он превращает свои беседы в настоящий спектакль. Интервью с Медведевым он начал с вопроса, который вдумчивому зрителю разом даёт понять – кто же такой на самом деле Дмитрий Анатольевич:

- Период был, когда Вы руководили администрацией президента. Можете быть, Вы не знаете, но тогда Вам дали прозвище…
- Какое?
- Визирь… Вы в курсе? Как Вы думаете, почему?

Далее ответ.

Официальная семантика слова «визирь» в словарях видных ученых – высший титул турецких чиновников. Но в то же самое время – это человек, остающийся всегда на вторых ролях. Полагаю, в данном случае положение Медведева обусловлено его вторичностью. Получается явная ироническая семантическая игра со словом. Познер даёт настроение восприятию с первых минут интервью, задает тон скрытым сарказмом. Далее раскрывает героя вопросом о частой смене настроений и собственных убеждений Медведева. Мягкая подача вопроса о шаткой позиции по поводу выборов губернаторов, даёт подводное течение:

«Хотел у вас спросить по поводу того, как иногда у вас меняется точка зрения. Любопытная вещь, вот смотрите – прямые губернаторские выборы. В 2009 году вы утверждаете, что не видите условий, при которых мы могли бы от этого решения отказаться ни сейчас ни через сто лет. Через два года Вы заявили, что эти выборы можно вернуть через десять – пятнадцать лет. И через год ещё – прямые выборы, да, конечно, пусть с различными фильтрами – они всё-таки есть, но всё-таки прямые. Во-первых, почему так изменилась Ваша позиция? И есть ли другие вопросы, по которым также Вы знаете, что у вас произошли серьёзные изменения.

Д. Медведев заявил, что его точка зрения поменялась в связи с изменением общественного запроса.  Глава правительства добавил, что решение об отмене прямых выборов губернаторов "было выстраданным, эта система позволила укрепить страну, но она себя исчерпала". По словам премьер-министра, в последние два-три года он "убедился, что люди хотят выбирать региональных руководителей, и это - важнейший индикатор".

Ответ-штамп более чем общий, но зато как точно он раскрыл в Медведеве второсортного кабинетного червя.

Познер всегда, в первую очередь, играет на психологических струнах респондента. Если детально изучить познеровскую тактику задавать вопросы, можно ясно проследить скрытую манипуляцию. Принцип «кнута и пряника» журналист переворачивает и… остается в стороне!!! Что это значит? Заметьте – Познер строит свою беседу опираясь лишь на публикации в СМИ – тезисы из разных изданий составляют суть вопросов, при этом полностью отсутствует личное отношение. Познер не упускает возможности сделать комплимент, усыпить бдительность собеседника. Вот первая реплика интервью с Д. Медведевым:

«Позвольте сразу сказать, во-первых, спасибо. Вы меня трижды удивили. Я не ожидал, что Вы придете – это раз, тем более, не ожидал что Вы придете в прямой эфир. Ну и, конечно, никто у меня не потребует, чтобы я заранее Вам дал вопросы. Так что я трижды удивлен, что со мной редко бывает, и за это тоже благодарю Вас»

На первом месте благодарность.
Далее – Познер даёт понять зрителю, что всё происходящее на экране – прямой эфир. Хотя это и не так. Непрофессионалу трудно будет это выявить, но именно на обывателя рассчитано современное телевидение.
Ну и третий тезис играет сразу на два лагеря. Во-первых, беседа-экспромт, когда вопросы заранее не согласуются с чиновником – повышает зрительское доверие. Во-вторых, Познер даёт понять, что именно он хозяин положения. Журналист подчеркивает свой статус и перед высоким гостем и перед зрителем. Хотя и в этом он изначально лукавит. Ведь, как показывает практика, все подобные встречи – это всегда протокол, регламент и заранее согласованные вопросы.
Вывод – мастерство в осведомленности, лаконичность и логика – залог успеха.

4. Типичная ошибка многих журналистов в том, что зачастую они просто не слышат синхрон или не дают себе труда уловить его суть. Слушайте внимательно хотя бы потому что это банальное уважение. В профессиональном же плане это как раз-таки и поможет вам углубить и развить беседу в разные стороны.
5. Муви-тон, когда журналист не цепляется за интересные детали. Ранее я уже упоминал об этом. 
6. Другая крайность – журналист выуживает и цепляется за не интересные детали. Как правило, это происходит в том случае, если корреспондент – позер, который видимости ради желает создать опять же ИЛЛЮЗИЮ беседы.
7. В продолжении иллюзорности – в попытке поддержать беседу – никогда не делитесь собственными впечатлениями по заданному вопросу. Не перетягивайте одеяло на себя. Зрителю интересен эксперт (респондент, гость), а не вы!
8. Как жаль мне бывает журналистов, которые не видят, что респондент начинает отходить от темы, плавать в ней, уходить в дебри. Спитч длится колоссальное количество минут, превращаясь в монолог. Сажается темпо-ритм. Зритель же попросту забывает – с чего все началось. Не забываем – мы, журналисты, хозяева положения на площадке. Ненавязчиво и деликатно – возвращайте плавуна в нужное вам русло.
9. Беда, если не удается раскрыть героя.
10. Ещё большая беда, если в ответ на вопросы интервьюера, респондент начинает отшучиваться или тролить его. Вспоминаем беседу А. Мангайт и Валерии гай Германики.

Десять типичностей, избежать которые можно, если заблаговременно подготовиться к интервью и просчитать наперед все возможные ходы развития дискуссии.
А теперь несколько слов о деконструкции в интервью.
Классическое интервью строится по принципу реконструкции. От малого – к большому – постепенное развитие – восстановление мозаики.
Деконструкция – это забавный приём, при котором журналист сначала собирает картинку (по внешнему плану именно это видит зритель, а респондент – чувствует – постепенное течение беседы – это необходимо для того, чтобы последний расслабился и потерял бдительность), а затем всё внезапно разрушает. Выбивает почву из-под ног респондента. Начинает задавать вопросы-ловушки, вопросы-провокации. Мммм, как прекрасна в этом Ксения Собчак. Несмотря на репутацию поверхностной мажорной леди, эта барышня знает толк в интервью. Под внешней мягкостью скрывается глубокий аналитик. Она заноза для тех, кто намерен что-то скрыть. Хватка – железная!
На телеканале «Дождь» Собчак ведёт собственную программу. Формат – интервью. Вот, как выглядит деконструкция на примере гостя – Ивана Охлобыстина. 
С первого вопроса Ксения переходит к сути:

- Единогласно Советом Федерации был поддержан законопроект, так называемый «Закон Димы Яковлева», антимагницкий закон, что ты думаешь об этом, ты согласен с этим решение?
- Да, - с лёгкостью произносит Охлобыстин в ответ, - Я согласен…
Внимание! Далее Охлобыстин произносит первую ключевую фразу:
- … я не отношусь к той категории людей, которые легко поддаются влиянию, но тем не менее я основываюсь на мнении более авторитетного человека – Димитрия Смирнова (священник, духовник). Мы не в состоянии отследить информацию, сделать какие-то адекватные выводы во всем этом, мы в состоянии только декларировать некие позиции. Есть позиция «за» и я придерживаюсь этой позиции…
- За то, чтобы запретить усыновление американцами? – возвращает в конкретное русло Собчак своего респондента.
- Да, да… есть позиция «против».
- А почему ты «за»?
- Ну, во-первых, мнение Димитрия Смирнова, - Ха! Это утверждает человек, который провозгласил, что не подвержен влиянию людей, - во-вторых, гибель детей, в-третьих, мы по определению…
- Подожди… гибель детей каких, что ты имеешь ввиду?
- Несколько десятков человек, надо просто глубже исследовать… Потом, список Магницкого, сейчас туда донесут по навету наших граждан, добавят депутатов. Соответственно, что такое список Магницкого для них? Для 90% - это замороженные счета, катастрофа. В этом есть минус для них. Но в этом есть крупный плюс для нашей стороны. Потому что теперь прежде чем люди будут переводить деньги куда-то, работать на другой территории, а не на территории нашей страны, они будут сто раз думать о том, что по взбрейку законодательному, они могут попасть в список Магницкого, подвергнуться особым экономическим санкциям. А при тщательном рассмотрении у них эти деньги могут забрать. А «Закон Димы Яковлева» был в пику, как мне кажется…
- Да…
- Вот мне кажется, что я с Хабенским здесь согласен, - эту фразу берем на заметку – вторая ключевая мысль-оплошность в его спиче, - дети – это не повод.

А дальше Собчак буквально вгрызается в Охлобыстина. После пары минут вдумчивого слушания, она деконструирует внутреннее состояние героя. Препарируя Охлобыстина, Ксюша наглядно демонстрирует его непостоянное нутро:

- Подожди, так ты за Хабенского или за закон? Или всё-таки ты с Димитрием Смирновым? Нельзя быть и с Хабенским, который пришёл со значком «Дети вне политики» и с Димитрием одновременно.
-  Нельзя, ты абсолютно права.
- Так ты с кем?
- Со Смирновым…
- Не с Хабенским?
- Не с Хабенским!

А теперь смотрим на тайм-код: 02:57. К третьей минуте интервью – Охлобыстин поменял свою позицию уже, как минимум трижды!!!

- Не с Хабенским, - продолжает Иван, - потому что я не был в его ситуации. Я не получал заслуженного артиста в костюме со значком «Дети вне политики».

Пауза… Собчак снимает градус перемещаясь на психологическое поле собеседника – она улыбается и снова визуально начинает располагать к себе:

- Ну, это понятно… мы же договорились, что сегодня без троллинга…
- Ну, да, однако если осознать ситуацию – она тоже такая кокетливая – бальная. Несогласие чуть-чуть по-другому выражают. Его выражают шумно!
- Ну, а что? Он должен был пощёчину Путину дать?
- Нет… не так, но всё равно иначе. Я не сторонник, когда у нас дерутся депутаты, например…
- Подожди, а что на твой взгляд должен был сделать Хабенский? – вот оно, мастерство цепляться за детали – интересные, колоритные, значимые!
- Не знаю, но он озвучивает это так, что он не в состоянии менять… (пауза) я прочитал внимательно его интервью, он говорит о том, что не станет оценивать, он, кстати, тоже «за»… Поступок двоякий…, - эта фраза разрозненный набор слов. Психологически Охлобыстин подбит. Суетится. Нервничает. Начинает совершать все больше ошибок в суждении.
- Ну, вот смотри, я всё-таки хотела к мракобесию вернуться, - далее ещё один отслеживающий вопрос от Собчак, - многие люди относятся по-разному к акту Магницкого, но они отстаивают позицию, не буду скрывать, и я в том числе (здесь смотрим пункт 7 в списке табу при ведении интервью), непонятно почему увязываются политические вопросы с детьми. Вот это ты считаешь правильным?
- Я считаю неправильным…, - четвертое противоречие самому себе. Товарищ Охлобыстин окончательно запутался в собственных убеждения. Деконструкцию респондент не выдержал. Зато общественность смогла сделать массу выводов о фигуре Ивана Охлобыстина.

На самом деле, таких примеров масса! Стиль работы Ксении Собчак – это хождение по грани. Усыпить бдительность и тут же припечатать респондента прямым вопросом, - но тем интереснее.

Напоследок важно сказать о значимых деталях любого интервью.

1. Микрофон-петля – это оптимальный вариант. Он не отвлекает внимания и, прежде всего, не напрягает собеседника.
2. Внешний вид интервьюируемого. Следите, чтобы в кадр не попадали его зажжённые сигареты, очки. Одежда с мелким рисунком, черная и белая одежда – ибо стробит!!!)
3. Следим за обстановкой. Сразу выносим из зоны интервью стулья на колесиках, незакрепленные предметы, изолируем пространство от шума, музыки – всё, что может так или иначе помешать беседе – долой.
4. Фон. Это важно. И здесь журналист должен обязательно советоваться с оператором. Фон должен быть говорящим. То есть нести информацию. Отражать тему интервью или раскрывать каким-то образом собеседника.
5. Помним о запрещенных вопроса. Самые типичные:

- Ну, рассказывайте…
- Расскажите, что здесь, собственно, происходит?
- Ваши творческие планы?
- Как вам Россия (или город?) – вопрос актуальный для артистов-гастролеров или приезжих из других стран гостей.
- Как вам русские девушки? (или же любые другие)
- С чем приехали?

С одной стороны вопросов, которые задавать нельзя – много, с другой – всё зависит от их формулировки.
Напоследок расскажу случай, который произошёл с моим коллегой на съёмочной площадке, где предстояло писать интервью с Борисом Гребенщиковым. Диалог со звездой не клеился с самого начала. Всё потому, что масса журналистов норовила спросить всякую чушь из разряда вышеприведенной. И тут мой коллега заметил необычные (толи желтые, толи красные) ботинки на ногах БГ.

- Блин, какая классная и необычная обувь! – возликовал он нисколько не стесняясь своего восторга…

Дискуссия далее прошла, как по нотам.

Неожиданность, порой, позволяет разговорить даже немых.





«Навязчивый психоанализ или факт, доведенный до ума…»

Просто стойте и дышите! Вдыхайте и впускайте эмоцию, а вслед за этим включайте образное мышление. Как правило, отсутствие образного мышления – это почти всегда профнепригодность в нашей профессии. Ассоциативный ряд – один из главных инструментов журналиста. Метод свободных ассоциаций – великий помощник на пути к образности. Поговорим об этом.

Дело в том, что когда журналист приезжает снимать выставку или театральную постановку – вышеупомянутая схема построения репортажного материала не работает. В таких сюжетах – вообще ничего не работает. Кажется, что здравый смысл уходит, трон занимает – его величество – абсурд! В хорошем смысле и, как это ни странно, строящийся по своим, особым законам логики.
В подобных сюжетах – главный герой – продукт творчества.
Как сделать сюжет о выставке вкусным? Просто! Поселите в ваш материал – ваше отношение! Да-да, именно ВАШЕ ОТНОШЕНИЕ!
Дело в том, что когда вы попадаете в творческую атмосферу, вы автоматически начинаете воспринимать пространство, как заданные правила игры. Картины рождают ассоциации, дают образы – вашу внутреннюю киноленту восприятия и видения. В кулуарах, общаясь с их авторами – вы слышите истории их рождения, интересные и эксклюзивыне факты – выплескивайте все увиденное, рожденное внутри и услышанное – на лист бумаге, а потом – на монтажную линейку, чтобы получился яркий, пестрый винегрет. Но не переборщите! Обо всем по порядку…

Итак. Вы видите картину. Ответьте для себя на главный вопрос – что изображено на ней по факту? Хорошо, если это реалистический пейзаж или портрет человека. Это первый уровень восприятия. Движемся вглубь – в ходе интервью задаем автору полотна уточняющие вопросы – что именно за местность отражена на холсте, или, что за человек – стал героем произведения как это все связана с биографией самого художника, почему именно этот кусок природы или именно это лицо стало предметом художественного осмысления. Третий этап - ваше собственное впечатление. На первый взгляд, обычный пейзаж, но прислушайтесь к внутреннему миру… Вам грустно? Тревожно? Холодно? А, быть может, страшно или мокро? Все это должен узнать и зритель, он должен почувствовать это вместе с вами.
Процесс описания становится вдвойне захватывающим, если речь идет о сюрреализме.
Беритесь описывать из великого множества картин – самые яркие, запутанные и двусмысленные. Поселяйте между фактурой – вашу фантазию. Смело описывайте простым языком то, что видите на первом плане и начинайте словесно мудрить с тайными смыслами и ассоциациями (вторым планом):

«Капли краски в произвольном порядке на холсте – кому-то покажется нелепой мазней, а кто-то узрит в этом крошечные шаги – вектор – в самый центр груди, где обычно поселяется душа и грустит долгими вечерами…»

«Молоко в этой крынке уже никогда не прокиснет – умелой рукой мастер создан уникальный снимок – заметка из далекого детства, когда все было просто, а для счастья требовалось так мало» (о фотографии, на которой изобрпажено молоко в крынке и улыбающаяся бабуля)

Речь о выставке – значит, говорим о конкретных картинах – самых ярких, но не забываем, что их создавал живой человек – как можно больше важно узнать о художенике, в какой период родилась картина, о которой пойдет речь в вашем сюжете, с какими людьми или жизненными событиями связана она, что сам автор думает о работе? Биография должна идти лейтмотивом, тут же – история создания. Не забываем, что центральный план сюжета – это все же информационный повод – то, чему посвящена выставка в целом. Если вам удастся все это увязать воедино – получится многогранное полотно, плетение словес в этом случае только приветствуется.
Не забываем, что стенд-ап в подобных сюжетах – важная часть. Отыщите такую деталь, о которой можно сказать только в стенд-апе. Что-то очень и очень интимное, сокровенное, на что с первого раза и не обратишь внимание. Обратите его – позвольте зрителю вслед за вами увидеть и восхититься. 

Я приведу в качестве примера текст своего сюжета о выставке живописи художников-эмигрантов. Много лет назад они уехали в Америку и до самой старости творили там, впервые коллекция попала в Россию, в том числе – в наш город.

Я начал этот сюжет со стенд-апа. Вместе с оператором мы долго определялись с его драматургией. Было понятно, что статика не подойдет. Нужна была проходка. И не просто проходка – а скольжение по сложной траектории. Я сразу поставил две задачи:

1. Необходимо, что бы оператор снимал стенд-ап с рук (это даст динамику и ощущение присутствия)
2. Необходимо, чтобы на стене, мимо которой я делаю проходку, мелькали работы художников.

Сложную траекторию мы долго выстраивали. Выстроить по географии – значит схематично показать оператору – из какой точки в какую ты будешь перемещаться. Мне предстояло наговорить приличное количество текста шествуя мимо стены, дальше поворот и переход во второй зал музея. Важно, чтобы в этот момент у меня за спиной осталась многочисленная публика, которая явилась на презентацию – то есть с первых секунд сюжета мы погружаем зрителя в атмосферу масштабности происходящего. Заключительная часть стенд-апа – это остановка во втором зале у двух работ.

Записать получилось с шестого или седьмого дубля. И все же, результат меня порадовал.
Вот он – этот стенд-ап:

Семьдесят произведений живописи и графики – это 17 художников, которые в свое время стали так называемой второй волной русской эмиграции. Экспозиция размещается в двух залах (вот для чего нам необходимо было перемещаться из одного зала в другой) художественного музея. Несмотря на то, что  внутренний мир этих художников в большей степени формировала американская, западная культура, на каждом холсте так явно видна тоска по России. Чего стоит вот этот, до боли знакомый образ Сергея Есенина, а рядом эскиз преподобного Сергия Радонежского.
 
За счет решения стенд-апа (проходка по сложной траектории и съёмка с рук) – мы задали тон, динамику и настроение сюжету, а смысл текста позволил сразу заострить внимание на информационном поводе, смочить все пряной порцией патриотизма и, конечно же, привязка к нашему региону в конце – мы обыгрываем символ Рязани - поэта Есенина, чьё изображение обнаружили среди прочих.

Начало положено. Далее важно было писать закадр.
Я решил сразу обратить внимание на героиню. Персонализация – основа ТВ, как известно.
Выбор у меня был невелик. В живых, из семнадцати представителей, осталась только одна художница Вероника Гашурова. Она приехала из Америки и представляла свои работы лично.
Я некоторое время наблюдал за ней из укрытия. Просто смотрел. Просто изучал. Я заражался ею. Наполнял свой ассоциативный ряд порцией образности, заполнял ею себя. Я отметил несколько деталей. Во-первых, она постоянно улыбалась, вела себя эмоционально, открыто. Её душевность не просто располагала к себе – она создавала вокруг невероятное поле, в котором хотелось греться. Художница совершенно не выглядела на 83 года. Суетливо меняла собеседников и каждому дарила порцию внимания. Но, конечно, не сходившая с лица жизнерадостная энергетика – поражала больше всего. Она была неутомима!
Деталь, которая возникла по ассоциативному плану – понятна лишь мне. Я полюбил её с первого взгляда, потому что она так живо напомнила мне моего педагога по музыке. К сожалению, на тот момент, я недавно похоронил её. Скорбь по близкому человеку нашла выражение в знакомстве с новым, так похожим на нее. Совокупность деталей родила живого персонажа – героиню моего сюжета:

ЗА КАДРОМ: Этой жизнерадостной женщине – 83 года. Художницу Веронику Гашурову в Америку загнала Великая Отечественная. Эмиграция открыла в ней дар художества. Ученица известного живописца и искусствоведа Сергея Голлербаха – его работы, кстати, тоже представлены в экспозиции – она из реализма уверенно шагнула в конструктивизм.

Что дает нам этот закадр?  Во-первых, биографическую фактуру. Я упоминаю Сергея Голлербаха с двойным умыслом. Дабы не уделять ему отдельного внимания и при этом показать замечательные картины – другого художника. При этом связку прочно держим с нашей героиней. И, наконец, мы раскрываем зрителю – в какой технике работает художница Гашурова. Закадр включает в себе разнообразную информацию, но работает на центральную (главную) мысль сюжете. Наш стержень (ствол) – русская эмиграция и художники – её выходцы.

Во втором закадре – разворачиваем героиню. Начинаем анализ её картин.

ЗА КАДРОМ: Голлербах учил: прежде чем браться за полотно, пойми, что выражать и как. Вот этот своеобразный натюрморт родился спонтанно – во время ремонта на чистый холст попали капли краски, а дальше включилась фантазия. Портрет неизвестного натурщика хранит память о том времени, когда в пятьдесят Вероника решает вновь пойти учиться. А это – её видение Нью-Йорка – уже из разряда «как». Горизонтали и вертикали центральных улиц шумного мегаполиса. И статуя свободы – крошечная, та самая, которая когда-то встречала эмигрантов.

Закадр начинается с сентенции упомянутого нами в первом закадре художника Голлербаха. Эта как раз та самая деталь на которую стоило обратить внимание в момент синхрона Гашуровой. Именно она в интервью произнесла заветную фразу. Я посчитал – грех не употребить. Таким образом, мы не просто заявили одновременно двух художников эмигрантов, один из которых – явный герой, а другой, словно, альтерэго Гашуровой, мы переплетаем судьбы и ищем похожие закономерности и очевиднеы расхождения в стилевых решениях авторов. Здесь же – анализ трёх работ. Когда и при каких обстоятельствах они были написаны, мы узнали во время интервью. Опять же – связь с центральной темой мы сохранили – последнее предложение и статуя свободы – как маркер – возвращают зрителя – к теме эмиграции.

В синхрон мы берем мысли художницы о том, как она всегда живо реагирует на происходящее в стране, в мире. Как не может быть безучастной к геополитическим процессам. Как творчество становится продолжением ее боли и ностальгии. Очаровательная эмоциональная зарисовка-синхрон служит в сюжете своеобразной перебивкой.
Третий закадр – третья микротема – задаем общий тон – что из себя представляет экспозиция, как таковая.

ЗА КАДРОМ: Впервые Дом русского зарубежья выставляет эти работы за пределами Москвы. Замысловатые портреты – это ощущение безликости послевоенной европейской культуры, суприматизм и геометрическая абстракция – символ самокопания и философии накопления. Что на этой картине? – дом, или, быть может, парусник? Как бы то ни было, в каждой работе видна попытка сохранить на чужбине русскую самодостаточность – то, что в последствие искусствоведы назовут периодом «русской Америки». В стенах музея коллекция пробудет ровно два месяца.

Мы меняем вектор подачи материала. Не просто рассказываем о картинах, а с их помощью иллюстрируем выставку в общем. Именно здесь я позволил себе высказать личное отношение. Форма – предположение – анализ.
Важно понимать – стилистическая манера написана текста, составление синтаксических конструкций – это тоже способ воздействия на зрительское восприятие. Такой материал просто невозможно писать так, как ты писал бы, например, социально-бытовой сюжет.
Рваные фразы – словно штрихи и постоянное ощущение недосказанности, умолчания – ширма лишь приоткрыта, по большому счету, зрителю предстоит самый главный – свой собственный вывод, сделать самостоятельно.   

Театральные постановки – это тоже сплошь метод свободных ассоциаций.
Да, вы обязательно должны подать режиссерский замысел, сказать об особенностях игры актеров, истории создания постановки. Но не менее важный момент – ваш внутренний отклик – какая философия выстраивается в вашей душе после просмотра спектакля. С чем вы выходите из зала? Вам хочется плакать? Или, быть может, вы в чем-то раскаиваетесь в своей жизни теперь, когда занавес закрылся, а, возможно, внутри разливается невероятная радость – проанализируйте причины этих ощущений. И попробуйте увязать – за счет чего этот эффект достигнут. Может, это харизма какого-то одного актера? А, возможно, сама атмосфера? Обязательно поделитесь своим наблюдением со зрителем – очень ненавязчиво, как бы предполагая, предложите ему поразмышлять в этом направлении, но дайте при этом возможно сделать и собственные выводы.

Недавно мне посчастливилось снимать студенческую оперную студию при музыкальном колледже. Она существует шесть лет. Солисты – мальчишки и девчонки – 16-17 лет – учащиеся заведения – оперный класс – один из учебных предметов. Раз в год в рамках образовательного процесса, они ставят оперу. Мы с оператором и стажером вошли в зрительный зал аккурат в начале репетиции. Художественный руководитель спросила начинающих артистов:
- Вы готовы?
И бойкая девчушка уверенно и серьезно ответила:
- Да, капитан!
Я отметил этот факт, как интересную деталь. Я решил в тот момент – именно с этого эпизода начну свой первый закадр. Мелочь, которая моментально дает атмосферу.
А дальше на нас обрушился невероятный задор юности – их оптимизм, отдача, заинтересованность, трудоспособность и просто актерское обаяние, подпитанное человеческой, детской открытостью – перед нами были не просто студенты – это маленькие женщины и мужчины – у каждого свой характер, своя неповторимая природа.
Стажер спросил меня:
- Здесь ведь нет антигероев и экспертов – как строить сюжет?!
И я ответил:
- Атмосфера и твой внутренний отклик на неё – все, что нужно для того, чтобы этот сюжет стал ярким и живым. Рассказывай о юности, о том, как важно быть зараженным любимым делом.
Очень важно – персонализировать такие материалы. Говорим о спектакле – подразумеваем героев, а значит актеров, благодаря которым они появились на свет. Увязываем зерно образа с личностью артиста, а дальше – немного биографии, немного индивидуальных особенностей и деталей – портрет готов. 

В таких материалах важно понимать одну вещь. Существуют факты, не требующие долгих размышлений, большого количества слов – они яркие сами по себе, говорят за себя – например, взрыв в поезде или пожар на нефтезаводе. Этот факт не нуждается в развитии и обрамлении. Он ёмок и самодостаточен. Когда речь идёт о подготовке сюжетов о творчестве – здесь факт важно довести до ума. Ведь сама по себе выставка или спектакль – это не интересно. Необходимо творческое осмысление… Задача журналиста увидеть незримые нити и привязать зрителя к факту. 

***

Мы ехали в машине и ещё долго размышляли о том, как в подобных материалах творчество и процесс его создания является – героем сюжета. В таких репортажах важно увидеть, переработать в своём мозгу художественный замысел и выдать своё видение на суд зрителя. При этом не забывать, что это лишь одна из возможных интерпретаций.
В таких материалах важно особенно владеть родным языком. Быть максимально гибким в оборотах, метким в метафорах, сравнениях. Не стыдиться и не бояться витиеватых конструкций. Деталь и ещё раз деталь – великое множество важно собрать в целое. 



«На двоих одно начало…»

Я считаю, что в партнера нужно обязательно влюбляться. Не важно – идёт ли речь о партнере, с которым ты выходишь на одну сцену, в кадр – на съёмочной площадке кинокартины или, быть может, речь идет об операторе, с которым тебе предстоит сотворить двухминутное чудо – сюжет. Если ты не будешь немножко влюблен в своего напарника, тебе неоткуда будет черпать энергию. Ты будешь пуст и не способен к творчеству. Тебе будет непонятно и чуждо сотворчество. Равно как и твоему партнеру, который будет вынужден существовать сам по себе. На двоих должно быть одно начало, парное скольжение. А любовь – открывает любые двери, распахивает любые сердца… 

Журналистика – искусство коллективное. Это как в театре. Не сразу я дошел до этой весомой истины. Зато теперь пропагандирую её всем без исключения стажерам. Ибо, важно!
В моей жизни театр всегда шёл и идет рука об руку с телевидением. В театре коллективизму меня научил мой первый режиссер – Геннадии Кириллов. Это было прекрасное время студенчества. Это был период его жесткой диктатуры. Опять же с годами понимаю, что без диктатуры в этих сферах нельзя. Это лишь на первый взгляд творчество кажется полетным, поверхностным, лёгким и непринужденным. Да, это возможно, но при наличии дисциплины. Я совершенно недисциплинирован в бытовых вещах и, наверное, в общении с людьми. Но всё, что касается моей работы (и театр на первых позициях в моей жизни, наравне с телевидением) – я педант! Внутренняя организация и собранность – я собирал их по щепоткам долгие годы. «Этика» Станиславского навсегда врезалась в мою память. Уважая других в коллективе, ты добиваешься успеха – вашего общего. Одного на всех.
Товарищи новобранцы сферы медиа! Я желаю вам соучастия и солидарности. В особенности с операторами. Первоклассный оператор – это находка и великая удача. Однако бывает, что оператор – просто оператор. И с ним надо иметь дело. Выходить на съемочную площадку. Вершить сюжет. Бывает и так, что оператор из рук вон никчемен. И в этом случае приходится с ним работать. В региональной журналистике у тебя нет постоянно прикрепленного оператора. За день на выезд отправляешься от двух до бесконечного количества раз. И может так случится, что операторы разные.
У каждого свой характер, своё настроение, своя манера вести себя и свой личный подход к работе. А потому с первых же дней важно раскусить, разложить на «цель и промах», понять – в чем зерно. Оператор – это и тыл, и плечо, и партнер. В далеких командировках – это единственный человек, с которым ты можешь переброситься парой фраз, а зачастую по вечерам вы заводите бесконечный разговор за жизнь – это уже доверие. В какой-то момент, ты зачисляешь кого-то в любимцев. Но и остальных не следует сбрасывать со счетов – от этого напрямую зависит продуктивность работы.
Теперь я с уверенностью могу сказать – по походке своего оператора безошибочно определяешь его настроение. Порой ему достаточно просто появиться на пороге, встретиться с тобой глазами, понимаешь – что-то не так или, напротив, офигенно! Всё имеет значение. Мелочей нет. Искусство в данном случае – это одна история на двоих. А в парном скольжении, как в отношениях, всегда требуется взаимопроникновение. Диалог!
Именно глазами оператора зритель видит конечный результат.  Творчество преломляется удивительным образом через ЕГО положительное и отрицательное.
Журналист обязан взаимодействовать с оператором.
Перво-наперво, постановка целей и задач. Важно подробно рассказать оператору, о чем сюжет, сколько проблемных узлов намечается, сколько синхронов вы планируете отписать и, главное, в какой манере будет осуществляться съемка. Ведь стиль бытового сюжета совсем не одно и тоже, что заседание чиновников, а спорт – диаметрально противоположен экономической теме. Для этого первоначальная картинка должна быть в голове журналиста. По понятным причинам, пока ты не окажешься на съёмочной площадке, трудно просчитать все от и до. Однако канва (или синопсис) – в голове должны быть уложены в предварительную драматургию ДО выезда.
На съёмочной площадке начинается работа с деталью. Вот вы увидели фотографию, которая отражает юность вашей героини или особую брошь-талисман на костюме артиста, о которой в последующем планируете сказать. Операторы не Боги – дайте им знать о своих задумках. Впустите в свою творческую лабораторию и напроситесь в гости в их собственную. Заметили необходимое, по вашему мнению, попросите запечатлеть. Главное – не молчите! Чтобы в итоге не задавать глупый вопрос: «Почему ты этого не снял?»
Очень тонкий момент – принуждение. Зачастую журналист забывает, что рядом с ним – творческая единица – ничуть не хуже, а зачастую лучше и профессиональней. Операторы – те же художники, их инструмент – камера. А ещё, личное наблюдение, они все, как дети, страшно расстраиваются, когда совершают проколы или не чувствуют задачи, начинают нервничать, когда журналист перетягивает одеяло на себя. Потрудитесь донести всё в деталях – это облегчит работу и позволит сформировать личностные отношения. Без них, к сожалению, невозможно в этой профессии. Я помню, как единственный раз крепко поругался с оператором. Его занесло в профессию случайно и, скорее всего, он никогда не станет первоклассным специалистом. Отсутствие напрочь киноленты видения в мозгу давало в итоге – немонтажные, лишенные драматургии, мертвые планы. Вкупе с отсутствием пресловутой дисциплины и самоорганизации это превращало процесс создания сюжета в сущий ад. Поругались мы с ним после того, как сто раз подряд я просил его одеть наушники, дабы проконтролировать качество звука, но и на сто первый он не посчитал нужным этого сделать. На следующий день человек уволился с телекомпании.
Товарищи новобранцы сферы медиа! Я желаю вам солидарности с вашими операторами и в мелочах. Помню, как однажды в мороз -30 мы снимали учения на центральном городском стадионе. Обувь на нас была практически летняя. А событие длилось больше часа. У меня была возможность отправиться греться в машину. Но это было бы настоящим свинством по отношению к коллеге, который вынужден был снимать. Так мы стояли вдвоем и мерзли. Мерзли и снимали… Мой оператор – моё плечо – от этой мысли становится спокойно. Но и оператор имеет право рассчитывать на свою порцию спокойствия.
 
Нередко на съёмочной площадке всё развивается так стремительно, что ты едва поспеваешь за событийным рядом. Начальники контор ЖКХ – так и норовят всё время сбежать от прицела объектива, нужные герои бросаются врассыпную, едва завидят съёмочную группу, мобильность требуется на ЧП, в ходе подготовки материалов о гибели людей. Был случай, в Рязанской области повесился подросток. Мы с оператором прибыли в отдаленный район. Нашли деревню, в которой произошла трагедия. Пообщались с одноклассниками, директором школы и классным руководителем. Требовались родители и родственники. Мы без труда отыскали дом. Сидели в машине, курили и размышляли – как деликатнее напроситься на интервью – тема щепетильная и мне, честно говоря, было не по себе.
Отец заявил, что комментировать ничего не будет и раздраженно закрыл дверь. Я помню, что каким-то чудом на противоположной стороне улицы заметил женщину в черном платке. В той ситуации было не до этичности – я понимал – это мать погибшего мальчика, оператор не растерялся. Нам достаточно было встретиться глазами, чтобы понять – либо мы сейчас снимем ценного героя – либо сюжет потеряет фактуру. В итоге у нас был синхрон и девять планов подсъёма: один – отца, закрывающего дверь дома, и восемь – матери, которая согласилась говорить. Сработал эффект неожиданности.
Оператор, конечно же, должен, в первую очередь, хорошо знать своё дело – отвечать за картинку. Это значит, его внимательность, оперативность обеспечивают на семьдесят процентов успех дела. Журналист в ответе за сбор информации. А ещё - за вовлечение, на мой взгляд, ответственен тоже корреспондент. Эмоциональная заразительность – вещь полезная в нашей работе. Знаю по себе.
Я никогда не позволяю себе повелительного наклонения в процессе съёмок. «Сними, пожалуйста…» - самая ходовая фраза. Впрочем, в последнее время иду на хитрость. Всё чаще произношу: «Обрати, пожалуйста, внимание…». Психологически этот ход дает оператору свободу творчества. При этом вы должны понимать, оператор может и не обратить внимания на заявленную деталь. Или обратить, но не снять её. Не забываем – в своём деле и на своей территории – он хозяин положения, творец и художник. А потому важно быть изобретательным – сподвигнуть и не обидеть, не ущемить самооценки – это уже искусство взаимодействия. Очень редко удается найти общий язык с оператором до такой степени, что на площадке всё становится понятно без слов, достаточно взгляда. Это важно, например, в моменты, когда требуется отписать кого-то скрытой камерой и счет при этом идет на секунды. Но это возможно – заявляю по собственному опыту. Не ленитесь искать подходы, не ленитесь изучать своих коллег, говорить с ними, а главное – интересоваться вашим общим делом.






«Собираем конструктор…»

И если в театре залог успеха – мизансцена, на телевидении, как и в кино главное – монтаж! Важно исключить типичное правило – пиши о том, что удалось подснять. О профессионализме операторов было сказано выше. Дополню лишь тем, как важно оператору сообщить изначально – каков хронометраж будущего сюжета, а по возможности уточнить точное количество нужных вам планом из расчета – 1 минута – 40-45 штук.
Приступая к написанию текста, отсмотрите весь материал. Отслушайте все синхроны. Если что-то осталось неучтенным вашим оператором, отправляйтесь доснимать!
Но, как правило, на региональном телевидении (как, впрочем, и на федеральном, чего греха таить, просто не так нагло), обходятся тем, что получилось, нередко добиваясь архивом, который любая телекомпания собирает за все время работы.
Картинка, конечно же, должна отражать смысл сказанного вами в закадре. Она важнее текста, от её красочности зависит колорит, динамика и темпо-ритм, образность и выразительность сюжет. Но! Пожалуйста, не превращайте полотно сюжета в тавтологию. Вовсе необязательно по картинке показывать досконально все, о чем говориться. Достаточно задать визуальный вектор и далее акцентировать внимание на деталях или же, напротив, брать ситуацию в общем. Смыслово вы не солжете, но при этом зритель увидит не только то,  что вы подчеркнете в закадре словесно, но и внутреннюю жизнь процесса, вещей, быта людей, особенности природы.
Например, сюжет про пункты обогрева для автомобилей, которые зимой могут попасть в затор. В закадре говорилось о двух палатках (столовая и спальня) и полевой кухне. По картинке мы с монтажером ставим – общий план, на котором охвачена вся территория пункта обогрева, далее показываем, чем палатки оснащены изнутри и, конечно же, аппетитная каша, которая дымится на морозе. В завершении – трасса, по которой носятся автомобили.
Мне пришлось трудиться на телекомпании, где монтажеры старательно избавлялись в каждом сюжете от интершума. Этого делать ни в коем случае нельзя. Звук кадра, конечно, надо прибирать, дабы он не заглушал вашу начитку (наговор). Но не избавляться от него вовсе. Ведь интершум – это жизнь! Он влияет на зрительское восприятие. Добавляет сюжету нерв, раскрывает эмоциональность, делает кадр индивидуальным.
С монтажером ведь тоже требуется особая аура взаимопонимания. Я стараюсь монтировать всегда с одним и тем же. Иришка Петюкевич – барышня креативная, опытная. Сюжеты собирает, как конструктор – примеряет к закадру то один план, то другой. Иногда всё разберёт и начинает собирать сначала. Порой, в силу занятости на других сюжетах, я оставляю её на монтаже, конечно, прежде подробно разъяснив, что по картинке должно попасть на какой закадр. Но это неправильно. Корреспондент всегда должен присутствовать на монтаже лично. Ведь только он знает, какова цель сюжета, в чем особенности драматургии, какие планы-детали могут подчеркнуть суть повествования. Нередко подобная самостоятельность монтажеров играла со мной злую шутку. Кое-как собранные материалы приходилось перемонтировать. И здесь претензия лишь к самому себе…


«Гул затих, я вышел…»

Парадокс в том, что камера либо любит, либо нет. И здесь ничего не поделаешь. Момент тонкий и болезненный в особенности для тех, кто стремится попасть в кадр – работать ведущим или постоянно мелькать в стенд-апах. Мой роман с телекамерой сложился не сразу. Я боролся с исключительной манерностью, зажимом, избавлялся от комплекса «некуда деть руки», всё стремился поскорее «повзрослеть лицом», чтобы придать образу солидности. До сих пор многие вещи так и не удалось искоренить. Например, по-прежнему, на камеру говорю лишь одной стороной рта – зажим, над которым всё никак не доходят руки поработать. Важно понимать, публичность – качество несвойственное человеку. Нет ничего особенного в волнении и растерянности перед объективом. Здесь помогает практика и работа со специалистами, которых, к сожалению, в моей жизни было немного. По части появления в кадре – их не было вовсе. Возможно, поэтому расслабиться до сих пор так и не удалось.
Бывает так, что человек в жизни красив до невозможности, оказывается перед объективом – хочется выключить телевизор. И наоборот. Невзрачная внешность вдруг раскрывается, играет немыми красками. 

Вам многое простит зритель. Но отсутствие интеллекта во взгляде, уверенности и заинтересованности в материале – никогда. И это чувствуется. Кадр действительно не прощает лжи и моментально обнажает все человеческие комплексы, уродства, коварно преумножает недостатки. Кому-то не хватает улыбки. Кому-то напротив – умения прибирать эмоции, так было у меня. Но и тем и другим, по-первости, банально не достает опыта.
Долгое время я вел телевизионный дневник – толстая тетрадка, в которую я заносил свои заметки. Учителей у меня не было, потому после работы сидел перед телевизором, где федеральные ведущие и корреспонденты мастерски подавали себя и материал. Я подмечал всё – от речевых оборотов до манеры держаться в кадре. Были у меня любимые ведущие и корреспонденты на разных телеканалах. Их стиль я не спутаю ни с чьим другим. Как вы поняли – один секрет успеха я подсказал.
На опыт федерального телевидения опираться следует и не только потому, что ты всегда должен быть в курсе происходящего в стране и мире. В повседневной работе глаз часто замыливается, а из федеральных материалов ты раз за разом можешь черпать вдохновение и вкусные детали. Это важно.
Работа телевизионщика – это всегда на грани. Всегда в эпицентре событийности. Всегда на гребне волны. Всё интересно. Всё важно. И ты – любопытный почемучка. По-другому – лучше не стоит. Я убежден, в любой творческой профессии – ты либо первый, либо уходишь из неё. Важно всё время пребывать в тонусе. Но при этом быть начеку. Обязательно наступит момент, когда придут молодые и сильные духом. И тогда они нещадно сметут тебя со своего пути. Ты больше не сможешь работать в этой сфере. К сожалению, в этих скачках всегда есть риск, что однажды к финишу кто-то сможет тебя обойти. Задача любого корреспондента – как можно дольше оставаться в обойме. Пока мне удается каждый новый день начинать, как в первый раз. За долгие годы мое отношение к профессии так и не поменялось. Я редко об этом задумываюсь. Сейчас, когда пишу эти строки, с тихой радостью отмечаю – а ведь, по-прежнему, для меня каждый новый сюжет – как самый первый. И до сих пор интересно – что там за поворотом очередного информационного повода. Необходимо оставаться ребёнком. Не матереть душой. И улыбаться. Люди любят, когда им улыбаются. А потому к ним всегда важно приходить с радостью. Я пока не знаю, готов ли я к тому, что однажды кто-то другой, а не я – придет к финишу первым… смогу ли я уйти по собственной инициативе или меня сметёт чья-то юность, чей-то иной профессионализм и больший задор.
Так рождается стиль. Твой собственный. Настало время сказать о том, что каждый материал должен быть запоминающимся. Не всегда получается, соглашусь. Многие материалы – проходящие, дабы забить вещание. Но стремиться к этому необходимо.  В идеале, люди должны включать телевизор и узнавать среди прочих, именно ваш сюжет. Это и манера голосовой подачи, и фирменный способ начитывать прощалку, это и речевые обороты, которые свойственны только вам. А ещё – аура. Вот это объяснить невозможно. Ты просто понимаешь, глядя на экран – это сюжет Жанны Агалаковой, к примеру. Мне нравится её хрустальная стилистика. Вот именно хрустальность – это и есть индивидуальный подчерк. Стиль. Его составляет отношение журналиста, его заинтересованность, степень сопереживания. Все вместе это складывается в оценку – живой материал или нет. Прийти к этому невозможно сразу. Невозможно и через год, и через два. Много позже, когда собственное мировоззрение окончательно окрепнет. Когда аналитика будет обстоятельна и крепка. Когда твоему слову будет верить зритель. И опять же – не стоит думать, что в этом – только ваша заслуга. Удивительный коллективизм телевизионной среды – это работа всех звеньев. Помимо упомянутых операторов, это и продюсеры, которые обеспечивают координацию съёмочных групп и поиск героев, это и режиссеры, и редакторы. Именно благодаря редакторской правке материал начинает играть красивыми деталями. Репортаж, обрастая людьми, которые готовят его к эфиру – становится достоянием коллектива. Но стиль и дух сюжета, если они достаточно воспитаны вами и натренированы – это, то немногое, но столь значимое, что принадлежит именно вам. За это стоит бороться. Ради этого – стоит совершенствовать себя. Когда меня спрашивают, как? Отвечаю – не знаю. Не лукавство и не упрямство. Просто рецепта нет. Научить журналистике нельзя, можно научиться. Журналист должен быть изначально человеком интересным. Открытым. Уверенным, по возможности, не закомплексованным. Справедливым. А ещё грамотным. Образование и, прежде, самообразование – важные составляющие. Чем больше вы себя наполните, тем основательнее будут ваши сюжеты, тем больше отдать удастся. Важно много читать, желательно, больше классической литературы. Это формирует язык, речь, культуру и породу. На мой взгляд, Набоков и Рей Бредбери в хорошем переводе – первоклассные стилисты – так что обратите внимание на эти имена. Важно путешествовать. Впечатления всегда преображают внутренний мир. А журналисту крайне важно обновляться и не черстветь душой. Помните о милосердии и сострадании. Но при этом, сопереживая, не уходите с головой в эмоции – материал рискует стать сопливым. На моей памяти была коллега, которой не удавалось взять себя в руки на острых темах, в особенности на съёмках про гибель людей. Я думаю, что на определенном этапе, через это проходят все начинающие журналисты. Помню, как трудно было мне снимать сюжет о двухгодовалом мальчике, которому врачи поставили диагноз рак 4 стадии. Он умирал, и родственники прекрасно понимали – здесь не поможет даже чудо. В крошечной квартирке в тот вечер плакали все. Плакал и я. А когда с оператором мы завершили съёмки, вышли из подъезда, я уткнулся в него и ревел в голос, не в силах успокоиться. Я тогда не знал главного – лучшая помощь героям тот факт, что сюжет выйдет в эфир. Именно в этом наша задача. Ни больше и не меньше. Мастерство подачи даст положительный отклик. Механизм помощи завертится, но вы к этому уже не будете иметь никакого отношения.
Для себя же, впрочем, главное правило, сидя перед камерой, я сформулировал примерно так: «всегда и во всем щадить человеческое сердце». Это значит – тщательно работать с каждым словом подводки или текста закадра, чтобы не напугать лишний раз, не поселить тревогу, панику по ту сторону экрана. Теперь я точно знаю, что даже трагедию можно с амортизировать манерой подачи. Впрочем, всегда помним про грань – отношение к процессу, но отсутствие отношения и личной оценки в самом тексте. Иными словами, непредвзятость. Меня всегда спасал не какой-то абстрактный зритель, а вполне конкретный человек. Когда был ведущим новостей – всегда всматривался сквозь бегущую строку суфлера в глаза близкого мне человека – одного единственного – моего брата. Для него была и манера подачи, и улыбка, и теплота взгляда. Сфокусировавшись на ком-то одном, проще контролировать качество процесса.





«Немного о подводках»

Это целое искусство! И здесь непременно надо быть не просто журналистом – пиарщиком, рекламщиком, если хотите. Подводка к сюжету – это его презентация. И чем она интереснее, тем больше шансов, что зритель будет смотреть сюжет, останется на заветной кнопке. Вообще-то, писать подводку – обязанность выпускающей бригады – ведущих, редакторов и райтеров. Но корреспондент просто обязан предложить свой вариант. В первую очередь для того, чтобы сотрудники выпускающей бригады четко понимали суть события или проблемы. Как правило, сотрудники выпуска о теме знают лишь в общих чертах – это сведения информационных агентств. Те, в свою очередь далеко не всегда посещают место события, данные получают из соответствующих официальных структур. А потому, информация может быть либо слишком общей, либо неточной. Тут-то и необходим вариант журналисткой подводки. Он обязательно должен содержать яркие и сочные детали-приманки. Подводка может быть либо кратким содержанием сюжета, либо заключать в себе ретроспективу или контекст ситуации. Бывает и так, что в текст ведущего выносятся детали, о которых в сюжете упоминаться не будет (например из соображений хронометража), но они, словно, стратегический вектор – зададут тон и настроение материала далее. Именно благодаря корреспондентскому варианту подводки, сюжет более органично удаётся вплести в общую канву выпуска. В том числе, речь о стилистической подаче.

Например:

Подводка для ведущего: «Новый закон о печати и средствах массовой информации, принятый Законодательным собранием киргизского парламента 11 ноября возвращен президентом Акаевым в палату с возражениями». Корреспондент за кадром: «Случилось то, чего, собственно, и ждали: полгода назад, отвечая на вопросы журналистов по этому, тогда еще – законопроекту, Акаев заявил, что не подпишет его ни под каким предлогом…»

Она может быть крошечной – 3-5 предложений или развернутой – глубокая аналитика на страницу. Но суть от этого не меняется – подводка – это слоган новостей. По стилистике она отличается от текста сюжета – предложения короче, четче. Приветствуются яркие обороты, метафоры, образность. Подводка и текст сюжета – два автономных произведения. Хотите проверить – все ли вы правильно сделали – закройте текст сюжета и прочитайте подводку, затем закройте подводку и прочитайте текст сюжета – ясна ли вам суть из содержания?  Если да – значит вы на верном пути.



 «Информационная депрессия»

Парадокс в том, что современный человек совершенно измучен информацией. Её слишком много. Общество попросту не готово к такому обилию, на мой взгляд. А именно не способно переварить мелькающие информационные сводки и различные информационные поводы в единицу времени (здесь и сейчас). Я сейчас говорю об информации вообще и новостях, в частности. Сейчас вполне определенно, в обществе прочно сформировался побочный эффект – усталость населения – моральная, физическая, политическая, эмоциональная – этот ряд можно продолжать – всё зависит от информационной тематики. При этом попытка бежать – кончается плохо. Подростковый суицид, эмоциональная нестабильность взрослого населения, вплоть до нервных срывов и преступлений, которые совершаются на их почве (так называемый аффект). Как ни крути – телевидение в колебаниях психического фона человека занимает едва ли не первое место. Выход? Философия! Современные телевизионщики должны научиться создавать новые смыслы, нежели те, что существуют сейчас. Однако многие современные специалисты станут утверждать – создать смыслы невозможно. Здесь все неоднозначно. В начале - попытка осмысления. На мой взгляд, одна из главных задач сейчас (и для себя я это считаю первоочередным в своей деятельности) – смыслы заронить. Бессмысленно пускать человека по информационному шумному кругу. Бессмысленно ему давать в руки пульт с сотнями телеканалов. В основе этого нет новых смыслов. Молодых журналистов, потому, я призываю вершить эти самые смыслы, чтобы телевидение будущего не сводило с ума.
Сейчас, пускаясь в море информации, человек вооружается приличной дозой недоверия. Я убежден – там, где есть недоверие к власти, есть и недоверие к журналисту. Как ни крути – а эти два звена прочно переплетены между собой. Причем недоверие – беда не только российская – мировая. При этом, общество лениво до проверки и отбора нужного, правдивого и правильного. А проверять необходимо! Что говорить о рядовых гражданах, если, нередко, владельцы информации – журналисты – не озадачивают себя проверкой факта. Скажем, украинский конфликт. Как проверить то или иное сведение?

• Мониторинг различных источников
• Детальная работа с экспертами
• Работа с очевидцами
• Пожалуй, главное – видел ли журналист ситуацию своими глазами?
Как ни крути, но журналист все же должен быть чуточку независим от канала или редакции. Конечная цель – правдивый факт и никакой личной заинтересованности. Люди, сообщающие новость – должны быть за неё в ответе. Однако на деле выясняется, что проверить факт – сложно.
Как поступают, скажем, блогеры? Вставляют в интернет-поисковик событие и картинка, которая выскакивает показывает – где она использовалась ранее.

Немного о классических приемах журналиста:

1. При подаче новостей крайне важно новое смешивать со старым. Если давать только информповод в отрыве от истории вопроса или темы – зритель рискует ничего не понять.
2. Важно использовать метафоры, умолчания и намеки, любые фигуры речи, которые позволят не сказать напрямую о том или ином факте (подмена)
3. Не забываем о подчеркнутой адресной направленности. Информация должна быть узконаправлена – иначе её сложно будет воспринять. При этом учитываем тезаурус и психологическое и эмоциональное состояние общества. Адресность и узконаправленность – пожалуй, одно из главных требований к современным текстам, ибо с этим – больше всего проблем.

В Латвии в разгар Украинского конфликта на три месяца была прекращена трансляция телеканала Россия (РТР-Латвия). Местный комитет по телевещанию инкриминировал нам именно использование вышеупомянутых позиций при подготовке текстов. На минутку – это постулаты, на которых зиждется отечественная журналистика. В исследовании принимали участие эксперты, которые наши материалы анализировали с точки зрения психологического и лингвистического восприятия. Что ж, решение национального латвийского комитета может вызывать лишь сожаление.

Так что же происходит со СМИ?
В конце прошлого века (90-е годы) – бал правила сенсационность. Она служила основой в том числе для новостей. Сейчас этот прием устарел. И им вряд ли кого-то впечатлишь. В условиях жесткой информационной войны требуется более тесное взаимодействие с аудиторией. Современному телевидению не хватает именно камерности, которая более выигрышна, нежели сенсационные утки. Именно тесное взаимодействие с телезрителем даст доверие, как следствие – рейтинги.
На деле – за мельканьем фактов трудно уследить. В современной журналистике окончательно размыто отношение к документу и факту. Несмотря на обилие сведений, такие вопросы, например, как: Что с рублем? Что с валютой? Что с экономикой? – без ответа. В головах зрителей (читателей, слушателей) – попросту нет понимания. Проще говоря, количество информации не переходит в качество. В народе – нет ясности. Именно в условиях тотальной путаницы приходится работать современным журналистам, которые едва ли понимают больше своей аудитории. Раньше достоверность и документ – были основой. Сейчас произошла жуткая трансформация. Факты подвергаются насмешке, событие имеет двойное дно. К такому не надо относиться всерьёз! Вот здесь кроется ключевая фигура размышления. Особая технология, которая давно расслабила мозги населения, приучила огромную страну – не воспринимать происходящее всерьез. Главная цель современного телевидения – развлечение. Поздравляю – за короткое время, прочно стоя на этом принципе – мы проиграли страну. Идейные ценности, которые, в общем-то, должен преподносить голубой экран – отсутствуют. И журналист – заложник системы. Шанс есть у тех, кто задумывается над этим и хоть как-то старается служить идеалам. Рассеянное сознание формируется посредством телевизионных экранов со времен перестройки. Появление новых источников информации лишь усугубляют дело. Во всей этой гонке журналистика теряет зерно аналитики. Журналист забывает, что для аудитории важно разжевать факт, дать четкие оценки, расставить акценты и задать вектор развития простым, понятным и доступным языком. Исследования последних лет несут давно никого не коробящий результат – на телевидении усилена развлекательная тенденция (на первом месте – именно развлекательные программы и даже на крупных федеральных каналах). Такова современная манипулятивность массовым сознанием. Не трудно предположить – люди разучились задумываться на над происходящим вокруг, получая голый факт. А поколение в возрасте до 25 лет и вовсе отказывается во что бы то ни было вникать, что-либо знать, чем-либо интересоваться, за что-либо отвечать. Для них информация – это скудный набор обрывочных сведений из интернета, которые не несут в своей основе ни образовательную, ни просветительскую, ни воспитательную функцию. Нынешняя молодежь уже практически утратила способность к рефлексии. Миром правит – еда и сон. Интеллект превращается в рудимент. Мало кто из поколения «миллениум» отдает себе отчет в том, что иного лидерства в современной системе координат, кроме как интеллект – попросту нет. Новые условия требуют новых приспособлений и от журналиста. Забудьте все, что умеете и становитесь:

• Модераторами дискуссий
• Организаторами акций
• Организаторами информационных компаний

За этим будущее журналистики. И тот, кто в своей привычной деятельности расчистит место под вышеупомянутое – в ближайшее десятилетие будет на плаву. Людям важна акция. Это живая струя в костной журналистике, особенно региональной. Здесь же – не забываем о пиар-технологиях. Журналист сегодняшнего дня обязан придумывать новые формы журналистского подхода, быть режиссером идеи, он должен нарушать привычные жанры, которых, на мой взгляд – нет и быть не может. Нет, они, конечно, придуманы структуры ради. Но, по большому счету – чушь все это полная. Есть главное – желание сказать миру правду. Все остальное – красивый гаджет или обложка, или… - кому как больше нравится. Придумайте акцию, и вы увидите – как много людей будет вовлечено в процесс создания информационности. Какое количество человек охватит это информационное поле. Не стоит, кстати, думать, что пиар родом из США – он у нас был задолго до падения железного занавеса. Вспоминаем про агитации, строительство БАМа и кучу всего прочего – советского и массового.
Народ привык плавно течь по реке. Я стою на том, что журналист должен сам осваивать русло. И управлять течением. 

Итак, в основе нынешней журналистики:

• Факты
• Детали
• Акции

Важно разводить в разные стороны журналистику, которая представляет из себя неосознанный поток информации (интернет-ленты, например) и журналистику, в основе которой ценная суждениями информация. Такой поток сформировал в последнее время так называемое понятие журналистики данных. Цифровые сведения все чаще представляют не линейно, а виде графиков и меркаторов. Инфографика всегда действенна.

Скажи мне факт, и я узнаю…
Скажи мне правду, и я поверю…
Расскажи мне историю, и она останется в сердце!

По большому счету, мы возвращаемся с того, с чего начинали. Прежде чем браться за материал (сюжет) ответьте для себя на главный вопрос. Он звучит так: какую историю я хочу рассказать зрителю? И в голове должны параллельно возникнуть картинка и словесный ряд (хотя бы ориентировочный). Если по каким-то причинам картинка и словесный ряд не возникают – значит у журналиста нет четкого представления о сути вопроса. Значит он что-то делает не так. Неясность знаний, как говорится, рождает неясность мыслей. Только история спасительна! Всё остальное – в корзину. Покажите мне микрофильм – захватывающий, обстоятельный, понятный и яркий, и я поверю в беды и радости обывателей. Но даже создавая трёхминутный сюжет важно детально разобраться с фактами. Заручиться мнением авторитетных экспертов, парой-тройкой героев, а затем всё впихнуть в удобоваримые рамки композиции.
И ещё… хочу. Чтобы вы поразмышляли вот о чем… В основе нашего дела лежит чувство и чувствование. Как, в общем-то, в основе любого изобретения. Желание сотворить что-то новое, полезное, качественное. Я, несомненно стою в журналистике на позиции логических цепочек, но! Пожалуйста, подумайте над тем, что, по большому счету, в основе нашего дела лежит чувство и чувствование…
Выдохните… я помогу… - информация тогда эффективна, когда она эмоционально заражает!


«Два шага назад…»

Самая лучшая книга о тележурналистике принадлежит перу В.С. Саппака. Называется она «Телевидение и мы». Солидную часть своей жизни Саппак посвятил изучению мира через телевизионный экран – это явилось следствием его тяжелой болезни, которая приковала его к постели. Он требовал правду жизни. Театровед Саппак в какой-то момент совместил опыт театра, кино в монументальные выводы о телевидении. Мастер заявлял:

1. Не на экране, а за экраном! Что это значит? Всё просто – домашние условия просмотра: тапочки, кухня, чашка чаю, а, может быть – уютная спальня. Телевизор, как средства отдыха, телевидение – как источник особой интимности. Главный вывод – ЕГО НАДО УСВОИТЬ ВСЕМ НАМ РАЗ И НАВСЕГДА!!! – Ну, неприлично журналисту (ведущему) с экрана телевизора учить человека, который сидит в халате! Мы не имеем права на назидательный тон, на критику и на советы – что правильно, а что нет. Здесь важно остаться на в рамках задушевного общения. Приведу простой пример: на телеканале Россия есть Брилев и есть Киселев. Один выходит в субботу, другой – подводит итоги недели в воскресенье. Оба – мастера и профессионалы, но с одним хочется коротать вечер, другого переключаешь, потому как внутри сидит иррациональная обида – мол за идиота тебя принимают и с высоты своего полета и опыта разъясняют – как правильно! Здесь, конечно, же важно понимать, что в современных политических условиях стране нужен резонер и пропагандист русской идеологии в лице Киселева. За это, по большому счету, Путин и платит ему деньги. Но в данном случае, стиль поведения в кадре, манера написания текстов для эфира заставило меня однажды задуматься – неужели правительство и телевидение, как механизм воздействия на массы людей, всерьёз считают народ огромной страны никчемным быдло и разводят его по углам, словно марионеток.  Другой пример долгое время был перед моими глазами. В одной региональной телекомпании учредитель вместе с директором слабо представляли себе суть телевизионной профессии и продакшн телеэфира. Каждое утро начиналось с планёрки, на которой мне прямым текстом говорилось – чему учить зрителя сегодня и какие идеи пропагандировать. За истину выдавалась субъективная позиция руководителя канала по тому или иному вопросу, которая преподносилась на весь регион, как панацея от всех бед. Собственно, этот канал и по сей день преспокойно существует себе в Рязанской области. Теперь, впрочем, они называют себя источником федерального вещания, а потому в эфир выкладывают сюжеты по Украинскому конфликту, написанные не с позиции международной аналитики, в лучшем случае – это пересказ федеральных СМИ, крайне изуродованный субъективизмом руководства. Новости на этом канале, главным образом, отталкиваются от идеи «Мне это пришло в голову сегодня…» По картинке – сплошной YOU TUBE. Понятное дело, что ни о какой журналистике всерьез здесь речи не идет. Господа новостийщики, помните – навязывать свою точку зрения, учить чему-либо с экрана – муви тон. Такова специфика и следует быть убежденным сторонником этого подхода. Отсюда и интонация подачи материалов – задушевная, интимная, неназидательная. Важно помнить – вы – просто наблюдатель – не судья, не эксперт – наблюдатель, который максимум что может сделать – свести в одном полотне разные точки зрения. Главное визуальное средство выражения проникновенной атмосферы – крупный план. Важно заглянуть в глаза человеку. По большому счету, именно крупный план не только детализирует, но и раздевает, проникает во внутренний мир человека. Только аккуратнее с перебивкой «глаза». От неё лучше отказаться. Крайне редко удается совместить движение и выражение глаз с движением тела респондента и сутью его повествования.

2. Сила телевидения (в частности новостного) в его репортажности. Репортажная природа телевидения и репортаж – как господствующий жанр – вот о чем следует всегда помнить при подготовке новостей – считает Саппак. Это значит рассказывать, по возможности, от первого лица, в настоящем продолженном времени.

Пример конструкции:

«Посмотрите, сейчас я иду на работу…»

Все дело в том, что мы не знаем, чем кончится процесс. Пока он существует на экране – это захватывает, приковывает внимание. Сиюминутность – то, что отличает новости. Кусочек жизни происходит здесь и сейчас, на глазах у зрителя. Вот почему так популярны прямые эфиры. Они таят в себе непредсказуемость. В то же время, прямой микрофон несет в себе демократическую функцию. Это всегда признак демократизации вещания. Как следствие - повышение зрительского доверия. Вот к чему призывал мастер Саппак. К сожалению, сейчас прямых эфиров в сегменте телевещания немного. Особенно в регионах. Главный барьер – неумение работать в прямую.

Гуру масс-медиа Маршал Маклюен – американо-канадский философ, профессор университета Торонто написал свой монументальный труд «Понимание медиа» в одно время с В.С. Саппаком. Но слишком долго наша страна ждала перевода.
Маклюен считал:

1. Развитие человека определяется вектором развития массовых коммуникаций. Масс-медия, в частности определяет смену цивилизации. От папируса – к информационным технологиям. Новизна в противоречии марксизму.
2. Средства коммуникации – есть общение. Природа СМИ определяет выбор общения. Когда содержание в целом меняет наше мышление, преображает наши органы чувств. Наши родители – типичные книжные люди. В противовес им мы – воспитанники ТВ. Иными словами, линейное мышление, царившее ещё каких-то пятьдесят лет назад, практически покорено блуждающим сознанием. И в этом смысле компьютеры внесли свою лепту. Поколение «миллениум» не знают «что», но точно знают «где». Всё умещается в один клик. Это и великое преимущество, и колоссальный конфликт. В первую очередь, конфликт поколений.
3. Масс-медиа, считает Маклюен, это не только газета, радио и телевидение. Это все, что является продолжением органов чувств человека. Колесо продолжает ноги, радио – ухо, очки продолжают глаза. Не сложно догадаться, деньги – яркий пример средства общения, равно как и оружие. Каждому виду коммуникации важно лишь присвоить характер игры. Интересный подход. Никто до Маклюена не думал в такой плоскости.
4. Все масс-медиа делятся на:

а) Горячие: кино (в темном зале мы всецело вовлечены в процесс), радио.
б) Холодные: телевидение (себя надо прежде раскачать, подготовить, сделать вровень с программой)
   

Поразмышляйте! На холодном телеэкране лучше всего воспринимается холодный тип личностей. Например, Марлен Дитрих.

Маклюен считает, что вовлечение противоречит природе ТВ.

5. Пожалуй, самый главный и самый известный тезис Маршала Маклюена – «Весь мир превратился в глобальную деревню» (Global Village). Просто в наши дни мы научились мгновенно узнавать, что происходит на другом конце земного шара. Достаточно включить телевизор или отправиться в интернет. Маклюен, таким образом, сторонник глобализации. Настало время поговорить об основных тенденциях развития мирового телевидения и подумать, как это применимо к региональной тележурналистике.



«Рефлексия…»

Существует 4 мегатенденции:

1. Глобализация. Или рост роли внешних факторов в экономическом, культурном, социальном, политическом смыслах. Процессы, которые вовлекают государство в мировую деятельность. На первый план, конечно же, выходит экономика. Мировое разделение труда.
Масс-медиа наиболее подвержена интерглобализации. Ростки были заложены до 1983 года. А после стали появляться такие термины, как: интернационализация, вестернизация, американизация и т.п.
Теперь глобализация – термин нейтральный.
Во времена перестройки (эпоха Горбачева), телевидение пережило эволюцию. Это привело к появлению огромного количества иностранных передач. Я сейчас говорю о проектах, которые закупаются у иностранных медийщиков или тех, которые сделаны по принципу иностранных программ (калька). В наши дни подавляющее большинство проектов на отечественном телевидении – это калька.

Черты глобализации:

а. Из-за границы импортируются не только передачи, но и целые каналы и форматы. Заимствование – это популярный ход. Благодаря высокому техническому качеству, дешевизне, изначальной ориентации на внешний рынок. У нас с созданием собственных проектов – совсем беда.

б. Глобализация с подвигла телепроизводство. Пример – телеканал СТС – всё – от должностной иерархии до программного формата – по американской модели.
Сейчас отечественным телевидением правит доместикация или одомашнивание западных проектов под российскую почву.

в. Глобализация в срезе исследования. Здесь речь идёт об американских исследованиях.
Медиаметрия (рейтинги). Это способ изучения аудитории.
Медиапланирование – распределение на рекламоносителях.

Глобализация дает доступ к информации. Постоянный обмен мнениями, воспитание толерантности и многое другое даёт представителям СМИ место работы. Впрочем, есть немало противников интеграционных процессов. Так называемые антиглобалисты. Прикрываясь патриотическими лозунгами, они провозглашают угрозу для национальной культуры. Но, как известно, целые культуры гибли и до глобализации. Например, Византия. Важно понимать, что глобализация – это не причина, это следствие. И как не крути, сохранить её необходимо. А противостоять ей просто бессмысленно.

2. Демассовизация. Тенденция к охвату средствами массовой информации конкретной целевой аудитории. А не всей возможной. Давайте порассуждаем о понятии массовой культуры. Говорят, в наше время исчезло дробление или фрагментация аудитории. Выбор каналов колоссален – десятки, сотни, тысячи. Телевидение за многие годы повторило путь радио. Сейчас, впрочем, вещание по-прежнему делится на теле и радиоканалы. И, как это ни странно, радио – процветает благодаря именно расщеплению. Хотя и является местным средством массовой информации.
В области телевидения локализация и форматизация только начинается. Главная цель – загнать в каналы и распределить по жанрам – на сегодняшний день – это наглядно. И все же, аудитория даже первых федеральных сокращается год от года. Веди игроков-канальщиков – множество. Универсальные многожанровые каналы скоро придут в мультиплекс, а со временем, возможно, и исчезнут. Одним словом – всё это перестало быть прибыльным. Вывод? Надо вкладываться в шоу. Вот почему региональное телевидение всегда будет уступать федеральному. Не только качественное шоу, но даже ток-шоу – создать практически нереально. Слабые попытки в Рязанской области были, но, к сожалению, на местном уровне – это мертвые проекты. Делать не умеют – одна из причин. Другая – целевая аудитория – более чем не сформирована и не ориентирована.

1983 год многие специалисты масс-медиа считают переломным моментом. И не случайно. Именно тогда появился первый пульт дистанционного управления телеканалами. Это привело к настоящему сдвигу массового сознания. Пульт развеял великий миф о лояльности зрителей к одним и тем же каналам. Моментально люди стали совершать круглосуточный моцион с одного на другой. Вывод – когда люди смотрели одно и тоже, они и мыслили примерно одинаково. Теперь – кто во что горазд. Появилась внутренняя свобода. Психологический хаос мышления. Гомогенизированное общество теперь – это уже не просто социальный пласт. Это диагноз. Понаблюдайте – разобщенность, вражда, агрессия. Многоканальность явно усложняет социальное регулирование. Сейчас, как бы мы не открещивались от этого. Все пропускается через воронку масс-медиа. Изначально, искусство, ориентированное для досуга, теперь – оружие против устойчивой психологии. Масс-медиа правит целыми социальными группами.

Черты демассовизации:

• Индустрия. Конвейерный способ производства телепроектов.
• Зрелищность.
• Стабильность сюжетных и типологических схем. Теперь уже, пожалуй, хрестоматийный пример – канал НТВ. Боевики правят бал – один на другой похожие, словно являющиеся продолжением друг друга.
• Упрощенность (опрощение) – процесс, который затрагивает сейчас все сферы человеческой жизни, как следствие – уродует бытность, самость и психологизм людей. Если разобраться, телевидение создается под простаков и дебилов. Всё остальное – просто не пропускается в эфир. Ориентация – на широкого зрителя и только! При этом процветает политический консерватизм.

Главный девиз – дайте публике то, что она хочет. Или – каждый имеет право на свою долю макулатуры. Но есть ли в этом высокая планка? Массовая культура – показатель демократизации общества, но в то же время – она является показателем и уровня образования отдельно взятых представителей социума. В нашей стране очень развита массовая культура. Сейчас это понятие отливает негативизмом. С другой стороны, российское общество подпирает непростой уровень жизни. Приведу пример. Моя родственница считает себя образованным человеком, интеллигентом и интеллектуалкой. Но в то же самое время наш извечный конфликт начинается при анализе современного искусства. Её тезис – если в фильме нет динамичного сюжета и доброй истории в основе – это не достойно. При этом, по её мнению, идеальной иллюстрацией является картина «Поющие в терновники». Это её уровень – избитая история любви, сопливые переживания, перипетии и, конечно же, счастливая развязка. я при этом стою на позиции рефлексии. Для меня идеалом является, на вскидку, Ланс фон Триер. Фильм «Меланхолия» хронометражем более двух часов, в котором нет, как такового действия, но есть глубокий психологизм и изобилие внутренних конфликтов и векторная философия. При этом моя родственница – истинное дитя современности – утверждает – «…я не хочу задумываться и парить себе мозг. Я хочу отдыха. Приятных впечатлений и ненавязчивости». Вот это я и называю тотальным опрощением разума. Люди не просто не желают нагружать своё нутро тяжелой материей развития, они банально разучились это делать. Парадигма сместилась от просвещения к развлечению. Стоп! Обрывают культурологи. Несмотря ни на что, высокая культура – не гибнет. Просто меняются ориентиры. Катастрофы нет!


3. Конгломерация. Разные газеты, журналы и телекомпания оказываются в руках группировок. Имеются ввиду собственники масс-медиа. Это принято называть медиаконгломерацией. Здесь стоит подчеркнуть – концентрация ресурсов, как правило, ведет к монополизации рынка. Власти следят за тем, чтобы конгломерация не отражалась негативно на обществе.
Сейчас речь идет о так называемом кросскультурном обществе. То есть одному владельцу не может принадлежать, например, две телестанции. В России первый частный медиа-холдинг в своё время создали Гусинский и Березовский. Оба, впрочем, в итоге были вытеснены. Сейчас самая мощная система – Газпром-медиа. Получается, что опасность монополизации, в первую очередь, исходит от самого государства.

4. Конвергенция. Слияние. Стирание различий.
Технические новинки буквально каждый день активно внедряются в нашу жизнь. проследите тенденцию: 

Говорящая машина (Телефон Эдисона)
Патефон
Магнитофон пленочный
Компьютер ламповый 
Транзистор
Ампекс – студийный видеомагнитофон в Калифорнии
Кадр – 1 – первый видеомагнитофон в России
Первый космический спутник (идею предложил Артур Кларк)
Цифровой магнитофон
Сотовый телефон – 1973 год – состоялся первый разговор. Аппарат Motorola (через десять лет поступил в продажу его коммерческий образец. Стоимость $3500)
Пульт дистанционного управления телевизора (поменял зрительские привычки)
Начало цифровизации – 1998 год
DVD-плеер
Первый телевизор 3D – 2010 год

В мире интегрированной коммуникации усиливается индивидуализация вывода. Сейчас возрастает роль самого зрителя. Он пользователь. Он user. Он думает. Осознанно делает выбор. Формирует собственную сетку вещания из того, чтобы было или ещё только будет. Он сам определяет для себя – что интересно. Что значимо. Что актуально. Теперь у него в руках есть пульт дистанционного управления. А ещё пользователь (зритель) имеет два параллельных экрана. Один – для телевизора, другой – для дополнительных сведений о программе. Он даже готов оплачивать содержание и форму такой навороченной системы. Происходит контроль собственных интересов. Информационная революция внесла изменения в репертуар. Меняется и роль журналистов.
Блогеры – основа гражданской журналистики. Это невероятно, но сейчас каждый желающий может стать – репортером. Они повсюду, они окружают нас. И для того, чтобы именоваться журналистом сейчас – достаточно вооружиться фотоаппаратом, да, что там фотоаппаратом – обычной мыльницей или камерой мобильника. Любое событие моментально становится достоянием земного шара. Заметка из трёх-пяти предложений, пусть даже и с ошибками, с подверстанной фотографией не самого лучшего качества – самый верный способ сообщить что-либо. Таков способ коммуникации блогеров. И надо признать, на сегодняшний день – это многочисленная армия информаторов. Они буквально жонглируют сухими фактами, дирижируют информационными потоками. При этом аудитория становится соучастником единого процесса – создания информационного поля. Здесь свою лепту внес Стив Джобс и его уникальное детище Apple. Ему удалось соединить цифру и сенсоры. А Марк Цукенберг – разбросал содержимое по социальным сетям. Интернет перестал быть архивом. 

Так каковы же прогнозы?

Полагаю, что в ближайшие годы бумажная пресса окончательно потеряет свою актуальность. До 50% уйдет в интернет. Но здесь возрастет рекламный и спонсорский контент. До 30 - 40% доходов составляют и будут составлять рекламные статьи.
Объем телепросмотра сохранится. Примерно по 4 часа на зрителя. При этом главным зрителем станет женщина 45 лет, со средним образованием. К 2020 году серьезно просядет одна группа – люди в возрасте от 15-24 лет. Ведь им доступно все больше передач через телефоны и планшеты в один клик. На первое место выходит факт одномоментного просмотра. Отсюда и тенденция и к индивидуальному просмотру. При этом потоковое телевидение станет неактуальным. Скорее всего, оно уйдет. Линейное телевидение окончательно вытеснит интернет. Уже сейчас трансляция переходит в режим on-line. Одним словом, будущее за мультиэкранной средой.
Неоднозначное положение займет радио. Уже сейчас популярность теряет так называемое музыкальное домашнее направление радиовещания, зато все популярнее становится автомобильное и рабочее. Особенно в утренние часы. Тенденция окрепнет в ближайшее время. На сегодняшний день можно смело утверждать – радио – сверхоперативно. В ближайшее время лидирующую позицию займет разговорное радио, а вот музыкальное – станет своеобразной прокладкой. При этом четко оформится дифференциация на мужчин, женщин, детей. Отдельное деление будет осуществляться по принципу возраста. Будет ли радио «по запросу» (Catch-up)? Ответ – нет! Неинтересен и подкаст (трансляция по видеоканалу всего того, что происходит в радийной студии в прямом эфире).
В сфере кино можно смело прогнозировать закрытие до 50% существующих кинотеатров. Например, в Кисловодске уже сейчас нет ни одного. В ближайшие годы произойдет окончательный переход на цифру. Год 2015-ый – станет эпохой лазерного кинопроектирования в 3D. 


«Стрингер поневоле…»

Я понимаю две вещи. Мне очень близка экстремальная журналистика. И мне очень не близки её противники.
В то же самое время я очень боюсь делать ход ради хода. Мне не хочется эпатировать. Но «врываясь» (термин моих коллег-операторов), боюсь не отыскать заветной истины.

Экстремальная журналистика – это не только работа в горячих точках (к слову, стать военным корреспондентом – мечта лет с 19). Это и журналистские расследования, где информацию приходится собирать из разных источников всякий раз рискуя собственным здоровьем, это и элементарные сюжеты – контрольные закупки, когда магазины буквально штурмуешь, чтобы доказать факты нарушения со стороны администрации. Нередко проникать удается на секретные объекты (так было с моей коллегой, которая умудрилась миновать три КПП военной базы). Все это оправдано и необходимо! И не важно, что операторы будут постоянно ныть и возмущаться! С одной стороны, я считаю их претензии чистой воды непрофессионализмом. В регионах особенно привыкшие к комфортным и тепличным условиям, операторы забывают – главное в работе – потребности и нужды людей. Ради них можно залезть куда угодно.  С другой, я отдаю себе отчет, что заставить заниматься экстремальной журналистикой я никого не могу. Для этого нужна либо отдельная ставка в штатном расписании, куда на определенных условиях будут набирать операторов и журналистов такой специфики, либо особое нутро – неспокойное, ищущее. Мы все нередко забываем – классические каноны журналистики заканчиваются, как только респондент не готов озвучить правду. А дальше лишь мастерство поможет докопаться до сути. И хотя не все разделяют мой восторг по поводу работы Ольги Скобеевой (журналистка телеканала Россия-1) на исторической встрече Нормандской четверки, когда она ни на секунду не отпускала из внимания П. Порошенко, желая получить эксклюзивный ответ не в рамках подхода, за что, в общем-то и поплатилась (оператора охрана повалила на пол, самой Ольге секюрити зажал рот рукой, держал, пока Порошенко не отойдет на безопасное расстояние), на мой взгляд, она проявила максимум мужества и профессионализма. Делай, что должен и будь, что будет – сентенция, которая нередко выручала меня. Ведь на деле – никого, по большому счету, не будет интересовать – каким образом ты добудешь информацию, как завладеешь материалом. Есть редакционное задание – оно должно быть выполнено. Это необходимо держать в голове всем участникам съемочного процесса. И если в ход идет проникновение, скрытая камера – что ж, пусть так.
С другой стороны, важно понимать – труп корреспондента или оператора – не цель – а промах. В редакцию вы должны привезти материал. Живыми, по возможности здоровыми, но привезти. Героизм героизма ради – ценность не великая. Он оправдан лишь в том случае – если это кому-то поможет, если ВЫ САМИ СМОЖЕТЕ РАССКАЗАТЬ ОБ ЭТОМ В ЭФИРЕ. 




«Выпиливание лобзиком или – как писать?»

Есть всего три критерия, которые определяют успешность написания текста сюжета:

; точность;

; ясность изложения;

; лаконичность.

И здесь мы, к сожалению, упираемся в глобальную проблему наших дней. Товарищи друзья! Пожалуйста, читайте книги! Литературная подготовка журналисту необходима, как воздух. Впитывайте стилистику классической литературы – без этого навыка вам никогда не создать красивого и, главное, логичного текста. На мой взгляд, лучшим стилистом является Набоков. 

А теперь о стандартных правилах, которые следует учитывать при подготовке телевизионного материал:

; Выделение в особые фразы (после точки, двоеточия, точки с запятой) придаточных предложений, вводимых словами потому что, причем, хотя, ибо, так как, а также фраз, присоединяемых к предыдущей фразе при помощи союзов а, и, но.

; Выделение в особые фразы пояснительных сочетаний слов, присоединяемых без помощи вводящего слова.

; Замена громоздких цитат пересказом.

; Варьирование объема фраз (по числу слов), при чередовании длинных и коротких фраз (соблюдая пропорцию числа ударений к числу слогов – чем выше акцентная насыщенность речи, тем меньше должен быть объем фраз).

; Расчленение при необходимости длинных сложных предложений на несколько коротких и простых.

; Замена конструкций с причастными оборотами, с отглагольными существительными, страдательными оборотами, с «нанизыванием» одинаковых падежей (чаще всего родительных) синонимичными синтаксическими конструкциями (обычно с личным глаголом действительного залога).

; Объяснение узкоспециальных и малоизвестных терминов.

; Замена словосочетаний типа выше было сказано или о чем будет сказано ниже на разговорные конструкции: я уже говорил об этом, об этом я скажу позже. Понятия выше и ниже в телевизионной речи должны быть исключены.

; Умеренное использование цифрового материала; округление сложных дробных чисел, использование по возможности не цифр, а дефиниций кратности, особенно, если уместна сравнительность с чем-либо: вдвое, втрое, больше половины, менее четверти и т.д.

; Замена сокращенных слов полными, включая и довольно распространенные и т.д., и и т.п.

; Использование пунктуационного знака тире (в качестве факультативного) для выделения интонации перед актуализируемым словом.

; Обозначение апострофом места ударения или труднопроизносимых фрагментов слов, если постановка данного ударения или произнесение фрагмента вызывают сложности у корреспондента или ведущего, озвучивающего текст.

; Важнейшее свойство телевизионного текста: сочетание в себе общелитературных (книжно-письменных) норм с устно-разговорными. При этом часто возникает необходимость разграничения допустимых ненормативных речевых явлений, обусловленных спецификой телевидения, с простыми ошибками. Первое никогда не может быть оправданием второго.



«Все тлен…»

Я полагаю, что в действительности не существует вовсе никакой региональной журналистики. Термин – профонация – от и до. Её нет и быть не может, потому что в основе журналистики лежит в том числе понятие факта и работы с ним. Факт с точки зрения СМИ – это масштаб, вещь, которая интересна огромному количеству людей. Актуальна для большинства. Война – это факт – она интересна для всех – потому что влияет на все сферы жизни общества. Экономический кризис – тоже факт. В отдельно взятом регионе масштаб – редкий случай. Пожары на крупных нефтеперерабатывающих предприятиях, теракты, наводнения, побег преступника-рецидивиста – хорошо если подобное происходит хотя бы раз в год. Потекшая крыша – самая ходовая тема, состоянием дорог мы в очередной раз забиваем вечерний эфир, забывая, что в первом случае информационный повод интересен лишь для хозяина пострадавшей квартиры, во втором – никому, ведь рассуждения на заданную тему – риторический очерк – не более. Я пришел к этому выводу совершенно недавно. И стало до того обидно. Это не разочарованность, не снобизм. Просто глаза открылись. А значит, следует искать новую мотивацию для того, чтобы заниматься этой профессией. Хотя в сущности, она существует только в наших головах. Существует лишь потому что гуманитариям надо как-то зарабатывать на жизнь, существует – по инерции. Регион нередко грешит не только непрофессионализмом и слабым уровнем подготовки. Здесь напрочь смыто понимание назначения региональных СМИ. А ведь о нём четко сказано в классических учебниках по тележурналистике. Главная задача регионального телевидения – гасить накал федеральных новостей. Да, где-то идёт война и большая шумная жизнь, но здесь, в глубинке зритель должен включить местные новости и понять – не так уж и плохо все. Позитивное мышление не в моде. Региональный выпуск – словно «Вести. Дежурная часть». В такие моменты хочется громко задать самый главный вопрос – кому нужны такие новости?
Региональной журналистики нет и все же она есть – очень приземленная, неотесанная, непричесанная, с кучей стилистических и фактических неточностей. Вот такая вот метаморфоза.
И всё же…. (см. эпилог)



ЭПИЛОГ

Сегодня меня спросили, как журналиста: «На что я готов пойти ради защиты информатора?» и я ответил: «На все…»

«А если тюрьма или смерть?»
«Значит тюрьма или смерть»

Самоотверженность долгое время казалась мне единственной путеводной нитью. Это последняя глава моей книги – хотелось отразить в ней не только основные вехи моего пути, но и приоткрыть лабораторию души. А потому не сказать об этом просто не могу…

Стремитесь, ибо в стремлении обретаете себя. Любите людей так, как хотелось бы ощутить любовь вам самим. Не потому что – так просто, без предысторий и подтекстов.
Надейтесь… - в надежде всегда есть добрый ангел. Она открывает ворота мечте.
Приходите на помощь всякому, кто постучит в вашу дверь и не скупитесь на сигарету или мелочь – пусть и последние в вашем кармане. Как показывает мой опыт – ни одна материальная ценность – не имеет значения. Но зато ей на смену всегда приходит радость дружбы, помощи и взаимовыручки. Помогать – первое и главное – после слова любить.
Жертвуйте. Собой до последнего – до самого последнего человека на планете. Я точно знаю теперь, что помогать своим врагам – также важно, как и друзьям. Мне посчастливилось быть первым, кого мой злейший враг увидел в реанимации – так вышло. Врагами мы быть перестали, а в этом году – человек впервые поздравил меня с днём рождения и я очень надеюсь, что это что-то да значит.
Будьте упорными. Упорство – это ключ к успеху. Будет очень сложно, все будет валиться из рук, не будут получаться тексты и на съёмках не станут клеиться сюжеты – вдохните поглубже и вспомните о том, что много лет назад мой первый редактор сказал: «Ты никогда не будешь журналистом…», а теперь в этом регионе только ленивый не знает моей фамилии.
Будьте благодарными – любым и всяким – советам, поступкам, делам, взглядам. Не всякая критика – истина, но всякая критика – повод задуматься – а все ли я делаю правильно. И пусть лучше критикуют – лишь так внутри оседает здравый смысл. Просто никогда не забывайте – ради чего переступили однажды порог телекомпании. Никогда не забывайте, что жизнь, как и стенд-ап – должна быть оправдана.

Мои коллеги! Я не думал, что смогу полюбить вас так сильно… из великого страха родилось очень светлое чувство – нежность. И за своей спиной теперь я ощущаю ваш опыт. Большой и разный. Не все клеилось. Не во всём я был прав. Но оставаясь теперь в этом ньюс-руме, я готов пожертвовать всем, что у меня есть ради каждого из вас…

И самое главное… ставя точку в этой книге, я четко ответил для себя на один вопрос, терзавший меня – имеет ли границы моя преданность профессии? Да… есть одна вещь, ради которой я не задумываясь откажусь от журналистики. Перечеркну весь опыт, оставлю поприще и вновь стану странником без имени, дома.
Это любовь… - то, во что я многократно не верил, но к чему все равно прихожу… Пришел!

Я очень надеюсь, написанное в этой книге – однажды вдохновит кого-то на поиск истины в сложных и витиеватых «… ковычках прайм-тайма…»


6 декабря 2015 года