Дыхание любимых существ опаляет мне затылок: все слишком близко,
сколько бы километров, лет, стекол и стен не разделяло нас
Макс Фрай.
Книга Одиночеств
18.
Полина оказалась в очень странном месте. Оно было вовсе не похоже ни на комнату самой девушки, ни на спальню ее госпожи.
Это было совершенно незнакомое ей помещение. Очень странное. Стены убраны-завешены мягкими ворсистыми коврами. Их расцветка... не то, чтобы яркая, нет. Тона подобраны в благородном-синем и бордовом тонах. Кое-где с коричневым, оттенка медвежьей шкуры, но чуть-чуть с блеском. Подобного же оттенка ковры постелены и на полу. В этом небольшом зале, где обстановка в целом носит оттенок эдакой смутной и почти что неуловимой «восточности» - ну, как ее себе представляют цивилизованные европейцы! - вдоль стен были разложены подушки, вышитые цветными арабесками по шелку и бархату. В углу стоял весьма изящный, вполне европейского виду стол, изготовленный из палисандрового дерева, в комплекте со стульями того же материала, в количестве двух штук, исполненными мебельным мастером в том же изысканном стиле. По диагонали от этого условного цивилизационного очага мебельной Европы, располагалось широкое ложе, постеленное золотистой шелковой простыней, с вышитыми замысловатыми узорами подушками того же цвета. Ложе явно не было предназначено для того, чтобы попросту выспаться на нем. Скорее уж, оно предполагалось, так сказать, «для любовных утех» :-)
А вот для каких именно...
На это явно намекала скамья того же палисандрового дерева, что и стол, узорная, стоявшая чуть ли не посередине этого небольшого зала.
Скамья, очень даже похожая на ту, что стоит вдоль стены в малой библиотеке и, судя по всему, ждет не дождется привязанного обнаженного тела. В смысле, терпеливо ожидает того момента, когда миссис Фэйрфакс разложит на ней именно ее, Полину!
Впрочем, кажется, что деревянная скамья, расположенная в этом «восточном» зале, тоже поджидает некую жертву! Вот только, кого именно?
В стене этот странного «восточного» помещения открылась доселе незаметная дверь. Несколько сбоку, раньше ее не было заметно, ибо на ней тоже висел ковер, ни цветом, ни фактурой вовсе не выделявшийся среди других ковров, которыми были завешаны эти стены. Возможно, это была аккуратно вырезанная часть коврового полотнища, специально подогнанная, в точности по размерам двери. Или же это саму дверь заказывали в точном соответствии с размерами драгоценного творения восточных мастериц? Кто ж его знает, что вышло бы дешевле в итоге?
Полине показалось, что по этой комнате, или же залу, прошла-пробежала странная волна. То ли свежести, то ли прохлады. Не ветер, не сквозняк, а нечто вовсе иное. Во всяком случае, от этого быстро пробежавшего холодка, пламя в светильниках, забранных странными пузатыми стеклами-трубками, совершенно не дрогнуло, даже не шелохнулось. А вот общее ощущение от этого пространства, и даже запах, отчего-то разительно переменились. Полина почувствовала прохладные, ощутимые кожей всплески-колебания воздуха, а также то, что они принесли с собою знакомый свежий аромат. Ну да, это же любимые духи ее госпожи! Те самые, что так нравятся и самой Полине!
А вот, наконец-то, и сама миссис Фэйрфакс! Да еще и не одна она здесь появилась. Ее сопровождает, вернее, ей предшествует...
У Полины на секунду перехватило дыхание, до того вошедшая была похожа на нее саму. Во всяком случае, издали, фигурой и общей внешностью. И даже волосы ее... светлые, длинные. Но отчего-то они убраны не в косу, а просто забраны «в хвост», перехваченный какой-то пестрой тесемкой или же лентой.
Впрочем...
Нет, не так уж они и похожи меж собою, Полина и эта странная спутница ее госпожи. У только что вошедшей в комнату девушки волосы чуточку светлее, чем у самой Полины. Лицо вошедшей немного скуластое. Глаза... не голубые, а серые. Но очень выразительные. И выражение этих глаз весьма и весьма ироническое.
И особая, такая странная улыбка, тоже полная мягкой иронии.
«Эта девушка... полька! – догадалась Полина. – И это... Да-да! Наверняка это та самая девушка, которая... умерла в Париже!»
Тем временем, эта юная сероглазая красавица осмотрелась кругом и явно осталась вполне довольной всем увиденным.
- Изящно ты все это устроила! – заявила она, с легкой иронией в голосе и смешинкой во взоре.
- Все для тебя, моя милая Славушка! – в тон своей визави, не менее иронично ответила ей та, кто вошла в этот зал вслед за нею.
Да, вошедшая это именно ее госпожа, миссис Фэйрфакс собственной персоной! Вот только одета она в этот раз... вовсе иначе. И выражение ее лица у нее сейчас совсем другое, совершенно непривычное для Полины. Кажется, сейчас миссис Фэйрфакс как-то счастливо и чуть смущенно улыбается своей визави, той самой девушке, что первая вошла в этот зал.
Что же, здесь и сейчас ее госпожа счастлива и почти беззаботна. И она искренне любит эту ироничную девушку. Любит, что бы это слово ни означало для них обеих.
Любовь...
Полина отчего-то подумала, что она должна сейчас испытывать к той, что находится в этом зале, рядом с ее госпожой, чувство ревности. Однако же она, нынешняя компаньонка госпожи Фэйрфакс, вовсе не чувствовала к этой девушке какой-нибудь неприязни. То, что она ощущала, можно было скорее обозначить как интерес, к которому добавлялась какая-то искренняя симпатия к той, кто когда-то была так близка с ее, Полины, хозяйкой.
Эта только что вошедшая девушка... Полина вспомнила ее имя. Да-да, ее звали Станислава Пржибышевская.
Полина попыталась осознать-прикинуть свои ощущение от той, кого сейчас рассматривала, и поняла, что она ей очень нравится. Эта девушка, она была очень похожа на саму Полину и, в то же время, совершенно отлична от нее. Чувствовалось, что та, прежняя компаньонка миссис Фэйрфакс, по свойству своего характера очень смела. Вернее, нет, не так. Она безразлична к опасностям. Как будто, эта девушка заранее знает свою судьбу, но при этом вовсе не плачет, тоскуя о том, что ей суждено «погибнуть во цвете лет». Эта юная полька, подруга миссис Фэйрфакс, просто старается прожить каждый день своей жизни так, чтобы ни о чем не сожалеть. Нет-нет, это вовсе не бесшабашно-беспутное «Apr;s nous le d;luge!»* Это просто обыденная жизнь той, кто хочет, чтобы о ней помнили после того, как она уйдет. И не только та, кого она любит...
Полина, наконец-то, обратила внимание на то, как были одеты вошедшие. И сама миссис Фэйрфакс, и ее тогдашняя компаньонка, выглядели, на первый взгляд, так, будто собирались отходить ко сну. На них были изящные одежды, немного похожие на ночные рубашки. При этом, Полина откуда-то точно знала, что это вовсе не обычная одежда для спальни, или же просто нижняя одежда, привычная в гардеробе современной женщины. На юных женщинах были не платья, скорее, нечто вроде древнегреческих или же римских туник. В мыслях девушки всплыло странное слово: «линостолия». Льняная стола. Так, кажется, когда-то, много веков назад, называлась подобная одежда. Откуда к ней пришло это знание, она не понимала. Как и того, откуда взялась эта почти полупрозрачная ткань из какого-то совершенно особого тончайшего льна, столь не похожего своим видом на привычный материал для крестьянской одежды.
Кстати, внешне их одежда была действительно, совершенно непривычной. Свободный покрой, с которым так гармонично сочетались многочисленные вертикальные складки, удивительным образом стройнил фигуру, делая ее визуально похожей на изящную коринфскую колонну. Ну, условно, по внешнему подобию.
Кстати, эти складки были отнюдь не лишними, ибо ткань...
Она была совершенно удивительной. Гладкая и какая-то... полупрозрачная. И Полине показалось, что она даже заметила под изящными драпировками очертания изящных грудей госпожи и ее подруги. Ей даже почудилось – да нет, вовсе и не почудилось, а именно все так и есть! – что сквозь белую полупрозрачную ткань виднеются темные ареолы вокруг сосков. И сами соски у молодых женщин, вошедших в эту комнату, были несколько... напряжены, Как будто нечто предстоящее их возбуждало. Нечто такое, о чем Полина, кажется, уже почти догадалась. Вот только, она гнала эту свою догадку от себя же самой.
- Ну что же... Вполне приятная, на вид, обстановка! – улыбнулась первая из вошедших. – Если немножко напрячь фантазию, вполне можно представить себя в покоях римской патрицианки... Или же, в покоях восточных владык, в каком-нибудь гареме.
- Или же просто в нашем с тобою доме, здесь, на улице Фермопил**, в Париже, - слегка виновато улыбнулась в ответ на ее иронию миссис Фэйрфакс.
Странно, но Полина никак не могла понять, на каком именно языке они сейчас разговаривают. Артикуляция, движения губ говорящих не всегда совпадали со словами, которые они произносили. Казалось, будто, кто-то переводит речь говорящих на русский язык, и воспроизводит слова голосами тех, кого она сейчас видит перед собою. Точно так, чтобы ей, русской девушке, все это было понятно.
«Наверняка, они все-таки говорят по-французски!» – подумала Полина. Но выводы из этого сделать как-то... не рискнула. Просто, во все глаза смотрела и во все уши слушала то, что происходило в этом зале. Ведь на самом деле все это было... несколько лет тому назад, в Париже.
- Ну, сегодня ты нас переодела в линостолии, - странно, но ироничная сероглазая спутница госпожи Фэйрфакс использовала то самое слово, что ранее уже прозвучало в ее, Полины, мыслях! – А значит, нынче мы играем в Антик, так? И во что именно? В Рим, или же в Грецию?
- Ну... ты же хотела побыть моей рабой! – миссис Фэйрфакс, в свою очередь, улыбнулась своей визави не менее иронично. – Сама же хотела почувствовать себя моей вещью!
- Я же не спорю! – усмехнулась ее компаньонка. – Просто мне кажется, что ты всю дорогу стесняешься обладать вещью, которая хочет тебя...
- Хорошая вещь! Любимая! – госпожа не дала ей договорить, а просто... обхватила-обняла свою подругу и, чуть склонив свою красивую голову, убранную в изящную прическу из нескольких кос, красиво переплетенных между собою, коснулась губами ее обнаженной шейки.
- Щекотно! – со смехом произнесла ее шаловливая компаньонка. А потом шепнула на ушко своей возлюбленной:
- Но приятно! Продолжай!
- Молчи! – почти суровой улыбкой ответствовала (именно так!) ее госпожа. – Не забывай, ты моя вещь! А вещи не болтают, и не мешают их ласкать!
- А рабов, к твоему сведению, римляне относили к говорящим орудиям! – нежный голос обнимаемой молодой женщины по-прежнему сочно звучал веселой иронией. – Так что, я всего-навсего исполняю то, что мне предписано традицией, играю ту самую роль, что я себе выбрала!
- И что же это за роль? – спросила ее госпожа, делая эффектные паузы, заполняемые поцелуями.
- Роль дерзкой бунтовщицы! – усмехнулась та, кто чуть раньше назвала себя «вещью».
- Мне нравится твоя дерзость! – ответила ей старшая подруга. Старшая во всех смыслах. Она была вынуждена прервать череду своих поцелуев, чтобы продолжить этот разговор. – И все же, мне казалось, что ты, как орудие, - она тоже напустила в голос изрядную долю иронии! - могла бы быть чуть менее разговорчивой!
- И орудием чего я буду в этом случае? – адресат поцелуев госпожи Фэйрфакс вовсе не стеснялась напрашиваться на комплименты. И, естественно, их получала!
- Орудием для моих наслаждений! – заявила ее госпожа, как говорится, ничтоже сумняшеся. – Кем же еще ты можешь быть? И, кстати, будь-ка так любезна, стоять смирно, когда я тебя целую!
Последующее было вполне логичным, и даже в чем-то ожидаемым. Миссис Фэйрфакс расстегнула аграф, скреплявший одежду ее визави на левом плече и начала целовать открывшееся ее губам пространство тела прекрасной «вещи». Она чуть-чуть отстранила от себя юную женщину, двигаясь поцелуями все ниже и ниже, пока не коснулась губами соска ее левой груди.
- Ах-х-х... – вырвалось из уст рабыни. Впрочем, этот стон обозначал вовсе не боль, а наслаждение.
Полина на секунду почему-то подумала, что и сама бы не отказалась от такого знака любовного внимания к своей персоне. То, как реагировала на ласки ее госпожи эта сероглазая смешливая полька, вовсе не выглядело ни дурно, ни раздражающе. Юная «раба» стояла, чуть прикрыв веки, явно наслаждаясь всем тем, что проделывала с нею «госпожа-патрицианка». Миссис Фэйрфакс коротким движением своего язычка коснулась ложбинки между грудей своей... то ли подруги, то ли рабыни. Раз, другой, третий...
Трудно сказать, делала она все это специально, чтобы спровоцировать свою компаньонку, или же все вышло почти что случайно... Но только Полина имела честь наблюдать настоящий эмоциональный взрыв, последовавший за этими интимными ласками. Полуобнаженная юная полька Станислава, замершая было в сладкой истоме, стоявшая доселе в полной покорности воле своей госпожи, буквально как с цепи сорвалась. Молниеносным, но очень точным, как будто заранее отработанным движением, она сорвала-расстегнула на своей хозяйке металлический пояс, составленный умелым мастером-ювелиром из металлических узорных блях, то ли позолоченных, а может быть и впрямь золотых. А потом, столь же быстрым, но явно рассчитанным движением, она подняла руки к плечам своей госпожи. И, в мгновение ока, освободила ее одеяние от застежек на плечах. Естественно, тончайшая ткань не задержалась на теле ее визави и волной опала вниз, открыв взору и Полины, и самой дерзкой рабыни соблазнительные формы патрицианки.
- Что ты... – госпожа, кажется, попыталась протестовать, но ее молодая рабыня буквально заткнула ей рот своим поцелуем. Куда только подевалась ее ироничная улыбка! Впрочем, и впрямь, целовать подругу, и одновременно с тем улыбаться ей, было бы несколько... затруднительно! Или же сероглазая полька отдавалась своему чувственному занятию с истинной страстью. Во всяком случае, оторвавшись от губ своей хозяйки, решительная рабыня прижала ее к себе и почти впилась ей в плечо очередным поцелуем. Впрочем, получив подобный же, весьма искренний поцелуй в ответ.
Руки...
Руки молодой польки как-то по особенному, изящно скользили по обнаженному телу ее госпожи, играя на нем, как на своеобразном музыкальном инструменте. Во всяком случае, звуки она действительно извлекала. Миссис Фэйрфакс как-то напряженно вытянулась в объятиях своей страстной подруги, и чуть подрагивала всем своим телом от ее ласк. И стоны госпожи...
Полина опять смутилась. Она снова, уже второй раз за какие-то сутки, видела интимный момент в жизни своей хозяйки. Вернее, в этот раз она наблюдала случай из жизни очень странной пары, где миссис Фэйрфакс, наверняка, играла главенствующую роль. Но, во-первых, в этот раз девушка совершенно не имела возможности хоть как-то уклониться от рассмотрения этого зрелища. А во-вторых... Она сама теперь хотела узреть все это, в точности так, как оно было когда-то там, в Париже.
Умом Полина вполне понимала «незаконность» подобных специфических отношений, этой особой любви между двумя молодыми женщинами. Но всеми своими чувствами она была на стороне этой пары, вовсе не видя в их взаимных ласках ничего, кроме своеобразной изящной чувственности, которая вовсе никак не пугала и совершенно не возмущала ее, Полину, нынешнюю компаньонку миссис Фэйрфакс. Движения рук, игра пальцев юной рабыни по телу ее хозяйки завораживали зрительницу. Стоны-вздохи той, кто сейчас замерла, наслаждаясь, в объятиях своей подруги, ласкали ее слух. Полина и сама вовсе не ожидала, что проникнется такой симпатией к этим двоим «полюбовницам», погрязшим в «запретном», женском грехе. Том самом «лесбийском» грехе, о котором сама же миссис Фэйрфакс говорила ей не далее как сегодня утром. Полина поняла, что именно так называются эти своеобычные отношения, что связывают юных женщин, милующихся в этом зале, оформленном как некие «восточные или же условно «античные» апартаменты. Девушка также поняла что, наверняка, любой священник, мягко говоря, не одобрит такого странного общения. Несколько... неподобающего. Нет, она, Полина, вовсе не встречала до этого дня ничего подобного. Но такие отношения отчего-то вовсе не казались ей неприемлемыми. Все происходящее казалось ей скорее красивым... И ей действительно, на какое-то мгновение даже захотелось испытать на себе нечто подобное. Она сразу же устыдилась этой мысли, но ощущение странного любопытства, неизъяснимого интереса к происходящему осталось, пускай и спрятанное под условным покровом общей неловкости.
Девушка почти с восхищением глядела на то, как сероглазая полуобнаженная рабыня ласкала ее, Полины, хозяйку. Как она гладила спину своей госпожи, спускаясь руками все ниже и далее жадно касаясь самых нежных мест тела миссис Фэйрфакс. Будучи невидима им обоим, Полина странным мысленным усилием как бы «шагнула», сдвинулась так, чтобы видеть эту странную пару со стороны, сбоку. И она сейчас совершенно не стеснялась наблюдать за тем, как рабыня резко сжала пальцами обеих рук ягодицы своей хозяйки. При этом, служанка чуть-чуть согнула свои колени, оставаясь, впрочем, на ногах. Просто так этой юной польке удобнее было оказаться в позиции, когда ее правая ладонь сжимала левую, а левая, соответственно, правую половинку зада ее госпожи. И это страстное движение пальцев сероглазой красавицы, одновременно и хищное и мягкое...
Да, не только лицом, но и всем своим телом Станислава Прижишевская обозначала, что это именно она, рабыня, сейчас, сию минуту властвует над своей госпожой. Она не просто обхватывала «нижний бюст» хозяйки своими ладонями, как-то очень точно положив большие пальцы в ямочки над ягодицами. При этом, юная рабыня средними пальцами играла где-то там... между... Она почти что «проникла» туда, в сокровенные места, о которых по-срамному стыдно даже помыслить приличной девушке! Раз, другой, третий...
Миссис Фэйрфакс, эта обнаженная патрицианка, вся как-то дернулась в ее объятиях «снизу», вскрикнула, не стыдясь. А ее подруга-рабыня в этот самый миг резко прижала свою госпожу к себе, всем телом, отзываясь чуткими движениями своих пальцев на каждый сладкий спазм, сотрясающий изнутри молодую женщину, объект ее страсти, продлевая и усиливая ее наслаждение. Обнаженная патрицианка еще несколько раз вздрогнула, еще раз отчаянно, даже почти что жалобно вскрикнула... А после этого как-то обмякла и опустила голову на плечо своей подруги. Ее глаза были прикрыты. Кажется, она, то ли сознательно, то ли рефлекторно коснулась губами того места на теле юной рабыни, где изящная шейка переходила в плечико. Сероглазая полька ответила ей тем же интимным жестом, а потом, передвинув руки и сдвинувшись влево, лицом к Полине, аккуратно уложила свою хозяйку на ковер, подхватив ее под спину и плечи.
Теперь обнаженная патрицианка лежала на спине, понемногу успокаивая свое прерывистое дыхание. Ее груди вздымались и опадали вниз, как будто горы во время мощнейшего землетрясения, потрясающего самые основы бытия. Впрочем, ежели сравнить молодую женщину с целым миром, то госпожа, лежащая на полу, покрытом ковром, именно сейчас, явно испытала нечто подобное тем самым потрясениям, что вздымают из моря гребни морских хребтов, вершины которых образуют цепочки вулканических островов. Да что там острова, целые континенты вздымаются подобными силами!
Полуобнаженная рабыня возлегла сбоку от своей госпожи, опершись на руку, игриво закинув свою ногу через правую ногу своей хозяйки, изящно прикрыв коленом треугольник темных волос внизу ее живота. Впрочем, не только прикрыв, или же касаясь... Кажется, это такая особая, совершенно интимная форма ласк, чуть-чуть, совсем немного, почти что незаметно ерошить темные волоски лонного треугольника, задевая нежнейшую кожу в изножье лежащей навзничь молодой женщины.
- Сла... – выдохнула миссис Фэйрфакс. Голос ее прервался на первом же слоге, она снова вздохнула и, наконец-то смогла произнести звуки любимого имени своей визави:
- Славушка... Что... что это было... такое?
- Разве это было так уж неприятно? – сероглазая полька лукаво усмехнулась. – Неужто, тебе совсем не понравилось?
- Я... – кажется, сейчас у ее возлежащей госпожи просто не было слов. Во всяком случае, за этим неуверенным озвучением личного местоимения последовала долгая пауза. И, лишь через несколько секунд, обнаженная патрицианка смогла отдышаться и немного собраться с мыслями и речью.
- Славушка, милая, ты... волшебница! – сказала-выдохнула она, наконец. – Что ты сейчас... сделала?
- О-о-о! – рассмеялась ее рабыня, глядя на свою подругу сбоку-и-сверху. – Я сейчас совершила нечто весьма и весьма предосудительное. Я, рабыня, осуществила интимное насилие над моею госпожой. И моя хозяйка была мною повержена наземь - пардон, на ковер! – будучи в сладкой эйфории от моих умелых рук насильницы. А я сейчас властвую над нею, бунтуя супротив обычного порядка вещей и отношений. И мне это очень даже нравится! Ну, что ты скажешь?
- Хм... – усмехнулась ее госпожа, которая, похоже, пока что вовсе и не собиралась менять своего условно приниженного положения на обычное господство. – Да ты, я вижу... смутьянка! Ты, хотя бы, знаешь, какое наказание полагается рабыне за то, что ты совершила?
- Смерть, конечно же, - со странной легкомысленной улыбкой, весьма контрастной к ужасающим словам, откликнулась ее визави. Сказав это так, будто бы такое жуткое наказание было для нее чем-то... само собою разумеющимся, даже безо всяких объяснений. Она даже пожала плечами. Это выглядело очень эффектно, когда юная женщина в полурасстегнутой, спущенной с левого плеча и обнажавшей одну грудь линостолии, обозначила такой жест, свидетельствующий о безразличии к своей собственной судьбе. – Я думаю, ты пожелаешь казнить меня смертью. Разве можно наказать меня как-то иначе?
- Казнить тебя... И лишиться твоих нежных рук...
Госпожа приподнялась на локте, подобно своей визави, наклонилась и проследовала поцелуями по нежной коже своей рабыни, по ее руке, от запястья до плеча. Потом нежно-нежно коснулась ее шейки, еще раз, но уже чуточку повыше... Крайний из этих поцелуев оказался уже на лице юной польки. Молодая патрицианка коснулась губами нежной кожи чуть ниже ушка своей рабыни. А потом, внезапно, отстранилась от нее. Усмехнулась, и внезапно, неуловимо быстрым движением, коснулась ее губ, буквально на какую-то долю секунды.
- Лишиться твоих губ... – сказала она, вернувшись в исходное положение. – Нет, это было бы для меня невозможной потерей. А уж потерять это...
Миссис Фэйрфакс как-то изменилась в лице, принявшем выражение некой суровости. А потом, она протянула руку к правому плечу своей рабыни, на котором еще держалась верхняя часть линостолии, и резко рванула вниз тонкую ткань. Раздался легкий треск, испорченный аграф, скреплявший одежду юной польки, отлетел в сторону.
- Не бережешь ты... свои вещи! – с какой-то очень уж ироничной укоризною в голосе заметила ее компаньонка. Кажется, этот весьма и весьма грубый жест ее не только не обидел, но чуть ли не позабавил.
- Напротив, - в голосе миссис Фэйрфакс добавилось властных ноток. – Я забочусь о своих вещах. Так, как я считаю нужным. И я использую свои вещи так, как мне нравится. Например, так.
С этими словами, молодая женщина вытянула вперед свою левую руку, ту, на которую в тот миг не опиралась, и резким движением пальцев сжала сосок на правой груди своей визави. Юная полька, адресат этого грубого и даже жестокого жеста, негромко вскрикнула, дернулась от внезапной, совершенно неожиданной боли.
- Молчи! – ее госпожа произнесла это слово самым жестким тоном. – Я хочу, чтобы моя вещь молчала!
- Не выйдет! – похоже, ее рабыня уже полностью овладела собою. И она снова позволяла себе скептическую улыбку на лице и прежние иронические интонации в голосе. Впрочем, улыбка в этот раз у нее вышла несколько напряженная. – Рабыня, по определению твоего любимого Катона, суть вещь говорящая.
- Или же кричащая? – похоже, миссис Фэйрфакс почти всерьез вжилась в образ жестокой патрицианки. И, кажется, она готова была поступить со своей невольницей весьма и весьма сурово!
- Или кричащая, - неожиданно легко согласилась ее визави. – Если хочешь, проверим это. Все не так тоскливо, как тупое молчание, да еще и по твоему приказу.
- Ты смеешь оспаривать мои приказы? – госпожа как-то очень уж сурово и многообещающе покачала головою.
- Да ну, была нужда! – сероглазая рабыня снова позволила себе откровенную насмешку. – Что толку спорить с тобою? Лучше просто устроить небольшой саботаж!
Кажется, словечко это ей очень понравилось, поскольку интонация, с которой оно было произнесено, вышла эдакой... весьма и весьма удовлетворенной. Как будто высказавшая эту, надо отметить, почти бунтовщическую фразу, долго искала и, наконец-то, нашла очень точный речевой оборот.
- Значит, саботаж... – как-то задумчиво повторила это слово за своей рабыней обнаженная прекрасная патрицианка. Произнесла его медленно, будто пробуя незнакомое слово на вкус.
Миссис Фэйрфакс как-то странно, недобро усмехнулась. А потом она сдвинула брови, всем видом показывая свой господский гнев на эту наглую бунтовщицу, и хлопнула ладонью по ковру, обозначив этим крайнюю степень своего раздражения по отношению к своей рабыне.
- Встать, негодная девчонка! – воскликнула она. – Встань и помоги подняться мне! Живо!
- Слушаю и повинуюсь, сладкая моя госпожа! – трудно сказать, чего было больше в словах юной польки, иронии или же этой фальшивой, приторно-слащавой вежливости, той самой, которую западные романисты обычно вкладывают в уста слуг восточного происхождения.
Сия смесь интонаций была воистину гремучей, ибо в ней одна составляющая активировала и подпитывала другую. По счастью, в этот раз все же обошлось вовсе без взрыва. Без взрыва хохота со стороны самой изящной полуобнаженной насмешницы и гневных эмоций от ее хозяйки. Сероглазая шальная бестия вскочила на ноги, выпрямилась и, рассмеявшись, наклонилась. Юная полька протянула руку своей хозяйке, все еще возлежащей на ковре. Миссис Фэйрфакс схватила ее, сжала и, опершись на нее, поднялась. И встала, напротив, гневно сверкнув глазами в ответ на все эти скабрезные шуточки своей рабыни.
- Так ты знаешь, что по римским законам полагается за то, что ты совершила? – кажется, возмущение и негодование в ее голосе звучат почти что искренне!
- Не-а! Совершенно себе не представляю! – сероглазая полька только что не хохочет над своей слегка обескураженной госпожой. – Зачем это мне? Я ведь рабыня, а не законница!
- Ты моя вещь! – миссис Фэйрфакс ткнула ей пальцем в плечо, этим грубым жестом обозначая крайне суровое отношение ко всему происходящему.
- Не просто вещь! – похоже, что молодую рабыню ничто не могло сбить с ее ироничного настроения. – А любимая вещь!
- За насилие над своим господином, раб подвергается мучительной смерти! - рука хозяйки взметнулась в жесте, то ли взывающем к Небесам, то ли просто угрожающем.
Впрочем, на ее рабыню сия жестикуляция, похоже, серьезного впечатления не произвела вовсе.
- Я не раб, а рабыня, - даже не возразила, а просто напомнила ее полуобнаженная визави. Линостолия у нее держалась на поясе, и невольница сейчас смотрелась бы весьма пикантно, как некая жертва, приговоренная к жестокой казни. Ну, если бы рядом с нею не было обнаженной женщины, которая, впрочем, нисколько не стеснялась того, что стоит сейчас безо всякой одежды перед ничтожной своей рабой.
Когда-то Полина читала, что знатные римлянки нисколько не стеснялись своих рабов, считая их действительно, своеобразными «говорящими орудиями», почти неотличимыми от домашних животных. Так что, в этом раскладе миссис Фэйрфакс вела себя, как ни странно, вполне себе правильно. Правильно в том смысле, что ее поведение находилось в полном соответствии с избранной ею тематической :-) ролью.
Полина удивилась тому факту, что сейчас она сейчас так легко и свободно размышляла об этих странных отношениях своей госпожи и ее подруги. Той самой, которая умерла несколько лет тому назад, там, в Париже.
Да, Полине было понятно, что эта смешливая сероглазая полька, которая то ли просто шутила, то ли откровенно издевалась над своей «госпожой», играющей эту забавную роль «патрицианки» в богемных интерьерах, при свете современных изысканных ламп безопасного освещения, и была та самая подруга миссис Фэйрфакс. Та самая девушка, о которой так скорбила ее хозяйка.
Именно о ней напоминала фарфоровая статуэтка, разбитая горничной Дуняшей. Миссис Фэйрфакс тогда еще высекла свою служанку за эту провинность, о чем позже искренне сожалела...
И теперь Полина видела то, что случилось когда-то давно, несколько лет тому назад. Видела ожившие воспоминания своей госпожи, причем даже не глазами своей хозяйки, а как бы со стороны. Как будто она, Полина, и впрямь присутствовала при этих играх. Сейчас она откуда-то точно знала, что и «госпожа» и «рабыня» в этот раз всего лишь условные роли, которые две молодые женщины для себя избрали сами и по собственному обоюдному желанию. Возможно это все им... нравится?
Полина даже чуточку смутилась от таких своих мыслей. Да кто она такая, чтобы их осуждать? Между прочим, на какое-то мгновение ей и самой захотелось оказаться на месте ее хозяйки, которую так изысканно красиво ласкала сероглазая рабыня...
А сейчас они продолжали играть, как будто та, что надела на себя маску суровой госпожи, действительно, всерьез и без шуток рассержена тем, что ее служанка позволила себе лишнего. Хотя, наверняка, подобные ласки и даже, возможно, еще более странные, непривычные для образа мыслей обычных людей, являлись неотъемлемой частью их общения. И если все это им приятно, то нет никакого смысла осуждать их за эти особые отношения.
Между прочим, эта забавная игра в «госпожу и рабыню» продолжалась. И в ней сероглазая полька только что сделала очередной ход, провоцируя своей «непонятливостью» дальнейшее развитие конфликта со своей хозяйкой. Пока что, вроде бы, несколько наигранного. Теперь настало время для возражения, для ответного удара со стороны ее госпожи. Ибо она именно Госпожа, и она обязана показать, что это она властвует над своей рабыней, а вовсе не наоборот!
- То, что ты не мужчина, вовсе не дает тебе никаких привилегий в оценке твоих деяний! – как-то не слишком убедительно заявила в ответ ее хозяйка. Впрочем, смысл ее слов был почти понятен. Почти!
- Ну, так вызови стражу, и пускай меня отведут к претору***, - пожала плечами ее визави, которая, естественно, знала о том, что ей ничего подобного не грозит.
А потом...
Рабыня как-то странно, тяжело вздохнула. И промолвила:
- А можешь и вовсе не тратить время на такие глупости. Суди меня своим домашним судом и казни смертью. Если ты так решила... Ты же знаешь, что жизнь моя принадлежит тебе и только тебе!
- Мутабор! – миссис Фэйрфакс внезапно произнесла волшебное слово из сказки Хауфа****. А после этого, тут же схватила свою подругу за руки и почти что силой поволокла ее в сторону. Полина, по-прежнему, странным образом незримая свидетельница их общения, проследовала за ними.
*«После нас хоть потоп!» - фраза приписывается маркизе де Помпадур, любовнице французского короля, Людовика XV. На самом деле, у этой поговорки куда более глубокие и латинские корни – прим. Автора.
**Rue des Thermopyles одна из изящнейших улочек Парижа. Из личного общения с ............... (удалено Ценсором :-) ) Автор понял, что героини в тот период времени обитали именно там. Ну, возможно! :-)
***Претор – чиновник в Древнем Риме, одна из ключевых ступенек в тамошнем-тогдашнем административном аппарате. Обладал судебными полномочиями. Теория разделения властей это достаточно поздняя идея. Современные читатели привыкли к тому, что административные и судебные полномочия разделены и не смешиваются. А в древности все было несколько сложнее...
****Имеется в виду сказка Вильгельма Гауфа "История о Калифе-аисте" (1826) – прим. Автора.