Этот рассказ был впервые опубликован в альманахе Средиземье № 4.
Когда на Севере накатит «чёрная» тоска, не раскисай, не вякай. Молчи и действуй. Лети к тёплому морю. Ложись на песок с биноклем. Высмотри подходящую пару. Женись. И рви с Севером раз и навсегда. Иначе тебе отсюда не выбраться. Невидимый Мефистофель за нами подсматривает. Подслушивает. Выполняет должностную инструкцию. А она у него такая: пришлый народ удерживать и морозить. Далеко не пойдём. Поречный Николка! Всю зиму морочил нас рассказами. Как он будет жить на Кубани.
- Дом, - хвалился, поставлю в форме глобуса. Приду с озера с корзиной раков. С крыльца вваливаюсь в Австралию. Набираю пива. Через чердак выныриваю в районе Диксона. Гля-а! Чурочники барак рубят!? Привет, охламоны! Желаете пива с раками? Сигайте сюда! Во, балды! Индейский океан царапают! По круглому вам не подняться. Ко мне один путь – через Австралию.
Не только «дом – глобус». Поречный мог кое-чего почуднее сработать.
Как-никак, «первый топор» в нашем плотницком оркестре. Человек с талантом от Бога. Да без царя в голове. Доболтался. Выдал бесу тайну. Напустил тот на него нашего соседа Филю Большакова. Самого ушлого ненца в нашем районе. У кого ещё два баркаса и десять сетей?! Сколько моторов – никто не знает. И жена – русская! Пришёл он ведро бензина занять. А у самого – три бочки. Выходит – другим озадачен. – Айда, говорит, со мной на рыбалку.
- Куда?
- Дом на берегу. Снасти есть. Всё есть. Рыба белая и красная. На двух моторах полтора часа ходу.
А то, что в доме сестра его, вдовая с тремя детьми – промолчал. Первым вызвался Бондарь. Пьяница. Нос свекольного цвета.
- Бери меня…
- Тебя бригадир не пустит.
И точно. Бригадир указал на Николая: - пусть развлекается…
Поречный собрался. Утром ушли. К обеду смотрим: сосед с реки мотор несёт.
- Что так быстро?
- Лампу с огнём в гараже забыл.
- А Колька где?
- Дрова пилит.
- С кем это?
- С моей сестрой.
Бондарь такой момент не упустит. Хохотнул:
- Как напилит, вези меня. Я рубить согласен.
Только Большакова просто так не ущучишь. Сам, кого хошь, цапанёт.
- Николай, - радует он нас сообщением, и на рубку подрядился. И печь зимой топить будет. – Бригадир рот открыл – да поздно. Заменить Николку в бригаде некем. Завертелась карусель! «Молодожён» не заставил ждать. Явился. И бумагу о «разводе» с нашей фирмой бригадиру на стол. Сам в вертолёт и в Дудинку. Было это в пятницу. Зачем ему в город на выходные? – никто не сообразит. Меньше суток там был. Прилетает. Из салона, впереди себя катит куль. Туго тряпьём набитый. Потом второй… И третий.
- Что в кулях? – спрашиваем.
Морщится и молчит. Раньше, думаю, - надо было молчать. Кули занесли к Большаковым. От них к реке ближе. Ночевать Николай к нам пришёл. Выставил отвальную. Отпускную и венчальную. Упились и уснули. Только мы с Николой застряли на кухне. Я дежурный. Мне убираться. А Поречный – горбыль ещё тот! Просто так его не уложишь. Прицелился в меня смурным взглядом.
- Знаешь, чего в кулях?
- Знаю. Не моё.
- В одном, говорит, - детское. В двух других – женское. Нижнее. Двести пар. – Считаю. И общая цифирь меня поражает.
- Теперь, говорю, - свой «глобус» глазурью не покроешь.
Повесил Николай голову.
- Это ничего… И дети ласковые. Зато, баба, - стукнул кулаком по столу, - ведьма!!!
- На Кубань увезёшь?
- Не поедет. Да и родители мои… Э-эх!
Я представил себе, как Поречный привозит в станицу экзотическую семью и не стал его этой темой тревожить. Перевёл разговор на загадочную покупку.
- Нация такая, - пояснил Поречный. Бог их в тундре поселил. Мужику проще. Бабе без исподнего нельзя. Шьют из зайца. И носят мехом внутря. Пока не истлеет.
- Хорошо, говорю, - не в обед рассказываешь. Сколько бы водки пропало!
- Ну, да! – вздохнул Поречный, - я ей приказал. В речку не бросай. Рыбу есть не буду. Схорони и зарой. Сидит терь. Новое шьёт. Приеду – носить будет как люди. Что в кулях – на теле. Песец и камус снаружи. А зайца поместим в серёдку…
- Баба красивая?
- Говорю: ведьма! Четыре дня трезвый я, или пьяный – перед глазами стоит. Скажет: ты мне не нужен – утоплюсь!
- Довякался, Николка, - думаю. Хорошо тебя Мефистофель обработал.
- Учти, Витёк, - продолжает Николай, - пока не поздно, сгайсай и ты в Дудинку. Она и тебя поминала…
- Филя на тебя глаз положил. У него вторая сестра на том берегу.
- Неужто и я проболтался? – задумываюсь. И хватаюсь за голову. Было!
В тот день, как Филя в посёлок вернулся, грузили с Бондарем брус.
- Пропал Поречный, - сказал Бондарь.
- Дохвастался, - поддержал я. И кто меня за язык дёрнул? Прибавил: - может, и я в Калугу нацелился. Да помалкиваю.
Никого рядом не было. И погода была: дождь и мелкий снег. Что ж он, бесяра, между нами голый стоял? И босиком?
Поречный погоревал и уснул за столом. Я заглянул в печку. Чёрный, спекшийся уголь напоминал подгоревший праздничный пирог. Сквозь трещинки в горелой корке тянулись вверх тонкие языки пламени. И цвели как свечки. Я взял лопату. Пересадил «пирог» в ведро. Закрыл заслонку в трубе. И пошёл с ведром к берегу. Шумел тяжёлый прямой дождь.
- Ехать или не ехать с Филей на тот берег? – думал я.
Зашипело, забулькало рядом. Вырвалось из ведра с хохотом. Мефистофель заранее знал моё решение. И потешался надо мной – болтуном!