Буран

Мовла Гайраханов
 
Слово «краткосрочный отпуск» очень точно и емко отражает смысл этого выражения. Именно «краткий» и «срочный». Не успел отоспаться и наесться маминых блюд, и нужно готовиться в обратную дорогу. Встретив Новый год в кругу родных и близких, с набитыми сумками с разными «вкусностями» я отправился дослуживать свой срок в ряды рабоче-крестьянской красной армии. В дороге мне почему-то взгрустнулось, а природа, наоборот, развеселилась. Когда оставалось несколько десятков километров до моей войсковой части, сильный снегопад и ветер сделали дальнейший проезд невозможным. Долгое сидение в придорожном кафе действовало мне на нервы, хотелось добраться до места, пока мое отпускное удостоверение действительно. Просрочив срок отпуска, я подводил свое начальство, которое поощрило меня таким приятным образом. В конце концов, мне удалось уговорить одного офицера довезти меня в кузове «КАМАЗа-вездехода», который делал попытку пробиться через снежные заносы. Попытка удалась, но в километрах десяти от места моей службы наши пути разошлись. «КАМАЗ» уехал в другую сторону, оставив меня посреди дороги наедине с  бушующим ветром. Можно было срезать дорогу, и тогда от 10 км петляющего асфальта оставалось примерно километров семь прямого пути.
На высоком холме в безлюдном месте стоял домик, или по-военному – «точка», где четыре солдата несли дежурство по обеспечению наземной связи для самолетов военной авиации. Одним из этих четырех был я, солдат срочной службы, возвращающийся из краткосрочного отпуска. И  мне нужно было спешить, пока темнота не покрыла собой землю. Срезая дорогу, я лишал себя возможности получения людской помощи, но кто в 19 лет сомневается в своих силах.
Сильный ветер почему-то всегда бил в лицо, иногда я проваливался по пояс в снег, но дорога медленно и верно покорялась мне. Вечером похолодало не на шутку, пришлось бросить сумки с продуктами. Онемевшие пальцы рук сильно болели, и я вынужден был освободиться от ставшей непосильной ноши. Ночная темень быстро окутала землю, снег закрутился в бешеной пляске, ураганный ветер начал забивать легкие. Грубая солдатская шинель стала деревянной, промерзшая насквозь, она не сохраняла тепла и только мешала ходьбе. Очень скоро я начал терять ощущение пространства, мне стало  казаться, что я иду в неверном направлении, и когда я совсем отчаялся дойти до места назначения, то заметил вокруг себя деревья. Я попал во фруктовый сад, в направлении которого шел, и где мне были знакомы почти все ее яблони, груши и вишни. До моей «точки» оставалось несколько сотен метров, но я не знал в какую сторону идти. Оставшись в открытой степи, я мог отклониться от верного пути и проплутать сколько угодно. Здесь же  недалеко от своего жилья, в кромешной тьме я переходил от одного дерева к другому, мне казалось, что я иду прямо, но маленький сад стал для меня бесконечным лабиринтом. В непролазной темноте, закрытый от мира стеной кружащего снега, замерзший и обессиленный, я пытался найти выход из положения. Чутье подсказывало, что нельзя останавливаться, нужно двигаться, пока хватит сил. Домик находился в каких-то ста метрах от сада. Темные стволы деревьев дарили надежду на лучший исход. Когда они пропадали, страх сжимал промерзшую насквозь душу. Я спешно поворачивал назад, чтобы вновь затеряться среди неприветливого зимнего сада.
Летом я любил ходить в этот сад, лежать в прохладной тени его фруктовых деревьев. Когда-то он  кормил меня свежими фруктами,  и вот теперь стал  непреодолимым препятствием.
Наступил такой момент, когда я понял, что силы иссякли, нужно было вырыть нору в сугробе под деревом и прилечь. Руки совсем онемели и не слушались, бесстрастный ветер проникал везде и всюду. Прислонившись к дереву, я присел, обхватив руками голову. Мысли унеслись куда-то далеко, сознание уходило из этого недружелюбного места, где бушующий ветер немилосердно хлестал обессилившее тело. В этой безумной свистопляске послышались звуки собачьего лая, но это был сон, в который я проваливался…
Кто-то тащил меня по снегу, ветер подхватывал звуки человеческих голосов и уносил в бесконечное черное пространство. Буран рождал странные звуки, где ясно слышались нотки скулящей от радости собаки…
Я лежал на деревянном столе, покрытом одеялом. Трое моих сослуживцев усиленно обтирали меня спиртом, массажировали лицо, уши, руки и ноги. Сознание начало возвращаться в действительность, и в первый момент я не понял, где я и что со мною происходит. Тепло стало проникать в тело, хотелось спать, спать, спать… Меня тщательно укутали и уложили в постель.
Когда я открыл глаза, белый свет пробивался через окно, и хотя ветер еще бесчинствовал на улице, сквозь толщи облаков пробивались редкие солнечные лучи. Я вспоминал события вчерашнего дня, и для меня являлось загадкой, как мои товарищи узнали, что я лежу именно под этим деревом этого небольшого и вместе с тем бесконечного сада. Их рассказ очень удивил меня, в  эту историю из других уст я бы вряд ли поверил. У нас на объекте был пес, немецкая овчарка по кличке «Буран». Будучи мусульманином, я никогда не ласкал его, не позволял себе гладить этого пса, но у нас были очень дружеские отношения. Мы с ним понимали и уважали друг друга.
В ту ночь «Буран» сорвался с цепи и начал царапать дверь домика. Сначала ребята подумали, что ему страшно и холодно, и решили впустить его в дом. Но собака громко скулила, отказывалась заходить в домик, отбегала в сторону и снова звала ребят за собой в темноту. «Буран» несколько раз повторял свои попытки, пока парни не вспомнили, что в этот день заканчивается мой отпуск и, возможно, собака чует  беду.
Когда они оделись и вышли, «Буран» побежал в сад, что раньше себе не позволял. Собака была приучена охранять объект и периметра с колючей проволокой она никогда не переходила. Овчарка временами останавливалась, чтобы ее могли догнать, и привела моих товарищей к тому дереву, под которым я замерзал…
Утром я вышел на крыльцо, пес сидел на задних лапах и внимательно глядел на меня. В его добрых глазах я читал вопрос: «Как ты себя чувствуешь, друг»? Это умное животное, кроме своих природных инстинктов, обладало таким качеством, как сострадание, которое присуще не каждому человеку. «Буран» прочитал в моих глазах слова благодарности, стыдливо опустил голову, а потом в его глазах заискрилось веселье: «Хорошо, что все так обошлось! Вам, людям, иногда такие простые вещи весьма трудно объяснить»!
Холодная зима сменилась теплой весной, министр обороны СССР издал приказ об очередном увольнении-призыве. Заканчивалась моя армейская жизнь, пора было уходить на «гражданку».
Пес чувствовал разлуку, постоянно крутился возле моих ног. Хотя другие солдаты обращали на него больше внимания, «Буран» считал свою дружбу со мной особенной. Я никогда не любил ни собак, ни кошек, но этот умный пес обладал множеством достоинств, за которые нельзя было его не любить. В последний день мы долго сидели рядом друг с другом. «Буран» не умел разговаривать, но в его глазах я видел печаль. Когда я вышел из домика с вещами, он сделал попытку сорваться с цепи. Я подошел к нему и присел на ноги, чтобы проститься. Он положил мне лапы на колени, и мы по-дружески обнялись с ним в первый и последний раз, и я заметил, как из красивых глаз собаки начали медленно стекаться капли слез…