Земля такая маленькая и так быстро
вертится, что никогда не знаешь, где
окажешься...
* * *
Как страшно! Здесь убивают по-настоящему. Здесь умирают по-настоящему. Страдают, мучаются, плачут, сходят с ума, всё по-настоящему. Как интересно! Какой хаос, какая дьявольская гармония! Все дороги сплетаются в лабиринт и кончаются тупиком, все двери открываются в бездну, надежда оборачивается отчаяньем, оазисы оказываются миражами.
Какая странная игра!
Молитва
Пусть предадут меня те кто ещё не предали отвернётся кто ещё не отвернулся забудет кто ещё не забыл отними у меня последнюю надежду разбей последние мечты ввергни в ещё большее отчаянье причини ещё худшую боль убей только не оставь меня господи не дай мне уснуть.
МДП или Gracias a la Vida
... Я поняла, что письмо успокаивает
страдания в душе. В моей их слишком много.
Сегодня я буду петь так, что это будет
криком тревоги.
Виолета Парра
Я открыл холодильник, на пол упала пластиковая банка йогурта и я зарыдал, я сложился пополам и завыл, я убирал с пола йогурт, по щекам текли слёзы, и я выл, стараясь потише, стесняясь соседей.
Сколько на земле людей? Скажем 10 миллиардов. Значит эту боль надо помножить на десять миллиардов. Земля не выдержит этого. Солнце не выдержит, вселенная не выдержит, бог не выдержит. Эта боль взорвёт всё как ядерный взрыв, будет ядерный взрыв, всё погибнет, я знаю. Будет другая жизнь, без боли, простая и хорошая, где такие как я будут умирать в детстве, пока их ещё кто-то любит.
Психиатр говорит, Вы построили себе панцирь, много лет назад, чтобы защититься от потерь. Какой к чёрту панцирь, у меня даже нет кожи, я всегда жил без кожи, но больше не могу, не могу жить, но я хочу выжить, забиться куда-нибудь и выжить, как есть, без панциря. Но он хочет надеть на меня панцирь , он спрашивает: - Через 2 года Вам будет 50, может быть дело в этом? Он считает меня лузером, я живу на пособие и работаю подопытным кроликом, у меня нет женщины, нет дома, нет машины, нет друзей, мои дети не хотят меня видеть.
(Я представляю. Юбилей, 50-летие. Длинный стол в ресторане, нет, лучше дома, нет, лучше в саду собственного дома. За столом под яблонями мои многочисленные дети, многие уже взрослые, у них на коленях младенцы - мои внуки. Потом мои друзья, школьные, армейские, университетские, коллеги по работе. У всех на лицах радость и добрые б***ь улыбки. А вот рядышком любимая супруга, смотрит на меня нежно и с гордостью. А ещё можно добавить немножко этнический или религиозный мотив, скажем гости в кипах, старенький мудрый раби, друг семьи, или весёлый добродушный батюшка, а гости тогда в рубахах, сарафанах, или б***ь с чубами, а может мулла и все в тюбетейках. Вот встаёт с бокалом в руке мой лучший друг: - Я поднимаю этот тост за нашего дорогого любимого...)
- Нет, говорю я, вряд ли дело в этом. Упавший йогурт меня трогает куда больше, я вспоминаю о нём и не могу сдержать слёз.
Виолета Парра, которая сочинила самую прекрасную песню на свете "Спасибо жизни" через год после этого застрелилась, ей было 50 лет. Если бы я был рядом я бы ей помешал, я бы всё сделал чтобы ей помешать. Я бы утешил её, я бы сделал ради неё всё, я бы умер ради неё. Она моя сестра.
Психиатру лет 60, у него есть всё, его панцирь не пробьёшь из пушки. В другое время я бы его пожалел, но сейчас мне бы только вынырнуть.
Я искал на интернете летальные таблетки и меня выкинуло на сайт против самоубийств. Это был очень добрый сайт, наверно писала женщина. Я следовал пошаговой инструкции как сделать чтобы мои защитные ресурсы превзошли или уравновесили боль. Я плакал и чувствовал облегчение. Пока она не сказала: теперь снимите трубку и позвоните кому-нибудь. Я как будто ударился об стену на полном ходу. Мне некому позвонить.
В парке при больнице весёлый сумасшедший убирает мусор, он кричит издалека, приветствует, машет рукой, он счастлив. Я завидую ему, у него есть небо, деревья, ветер, он жив.
Раньше у меня не было своей души. Наверно если долго кого-то мучить она появляется как рана. Раньше любая боль делилась на 10 миллиардов и всё было легко.
Психиатр говорит: в какой-то момент Ваш груз стал непосильным. Не знаю. Одно время в Иерусалиме я работал сторожем в психиатрической больнице и как-то ночью привезли женщину. - Такая хорошая женщина, - рассказывал санитар, - скромная, религиозная, четверо детей, и вдруг стала кричать, выбрасывать в окно вещи, мебель...
(Я представляю. Мулла, священник и раввин смотрят на религиозную женщину, которая беснуется на балконе, выбрасывая мебель. Раввин молчит, потупился. - Ну, что думаешь? - спрашивает мулла. - Чёрт её знает, вздыхает батюшка, - наверно надо в психушку.)
Не знаю насчёт груза. Было хорошо - я смеялся, плохо - плакал. Вот та женщина, она да... Моя сестра.
Однажды в парке я встретил лыжницу. Она раскраснелась от мороза, на её лице была улыбка. А в глазах такая тоска, что я отшатнулся, её улыбка была гримасой боли.
Психиатр говорит: Вас должно быть угнетает чувство вины. (Трое священнослужителей дружно кивают.) У меня нет чувства вины. Я ничего не сделал. Мы все задыхаемся от чувства вины, мучаем себя и других. Никто не может быть ни в чём не виноват. Никто никогда ничего не сделал.
Виолета Парра пела: "Любовь делает нас невинными". Кроме любви ничего и нет, жизнь это концентрация любви, сердце сияет любовью как солнце. Мы рождаемся, это апофеоз любви, и растворяемся в ней когда умираем, как волны, которые бьются о берег и отступают, возвращаются в океан, опять и опять и опять, великое спокойствие, великое безумие, одна и та же вечная неутолимая страсть.
Я хочу жить. Я хочу умереть. У меня в груди возле горла живёт змея. Когда я пишу я заклинаю змею, я пишу кровью. Она просыпается и мне хочется умереть, она засыпает и боль превращается в сияние сердца.
Она пела:
"Спасибо жизни, которая столько дала мне,
которая дала мне смех и которая дала мне слёзы,
чтобы я отличала счастье от отчаянья,
два матерьяла, из которых сделана моя песня,
и ваша тоже. Она одна у всех. Это МОЯ песня."
Со мной что-то не то, что-то совсем неправильно, я больше не могу я так больше не могу мне плохо всё очень очень очень плохо я всё забываю в холодильнике какие-то конверты я не могу есть не могу спать я боюсь телефона там всегда писем нет если я умру кто узнает мне никто не звонит никто непридёт лекарство я не могувыйти наулицумне плохоплохоплохоплохоплохо
Весенняя игра в шахматы
В сквере два старика играли в шахматы.
Строились планы, разрабатывались стратегии, просчитывались ходы и комбинации, плелись интриги.
На доске было затишье. Затишье перед грозой, перед битвой, перед гекатомбой, перед катастрофой. Фигуры застыли. Застыли короли в ужасе от собственного бессилия, застыли ферзи в роковом экстазе, готовясь к смерти, обречённо застыли ладьи, вслушиваясь в тишину, в последние секунды пытаясь понять. Замерли слоны и кони, дрожащие от напряжения, затаившие дыхание, скорей бы уже началось, скорей бы всё кончилось. Замерли удивлённые пешки. Им не вполне ясен смысл происходящего, они знают, что сейчас умрут, но в душе всё ещё не верят.
Одна из них (белая, вторая справа) вдруг понимает, что всё было обманом, ей никогда не пройти в ферзи, ей ничего не изменить, ей никогда не измениться, она просто кусок дерево, а впереди пустота.
Старик, тот что в очках, щёлкнул языком и покачал головой. Второй, бородатый в берете, кивнул и улыбнулся.
Снег в сквере уже почти весь растаял, ветра не было, и на деревьях кричали белки.
Если ты свернул с дороги
Если ты свернул с дороги, если попёр по бездорожью, через лес, через болото, кто тебе виноват? Кто тебя гнал в болото, в лес? А если и гнали? Надо было цепляться, руками и зубами, за то что было. А у тебя в башке что-то переклинило, ты и пошёл. Тебе на болоте что-то померещилось - ты и пошёл. Через болото, через лес, через чащу, через грязь, через завалы, через сугробы, через просеку, через гору, через реку, через дюны, через виноградники, через ручей, через рощу, через холмы, через поле, через лужайку, через озеро, через степь, через море, через остров, через пустыню.
Жизнь и смерть N
N, 30 лет назад осуждённый на пожизненное заключение за страшное преступление, которого он не совершал, был освобождён досрочно за примерное поведение и в связи с ухудшающимся состоянием здоровья.
Первые несколько лет после суда он ещё пытался что-то кому-то доказать, но когда жена, получив развод, передала ему через адвоката, что он никогда больше не увидит своего сына, смирился. Позже ему даже стало казаться, что он и вправду виновен, а потом и вовсе стало всё равно. Другие заключённые сторонились его: от него веяло несчастьем.
Перед тем как покинуть тюрьму он получил некогда принадлежащие ему предметы: связку ключей, усохший от времени пустой бумажник и записную книжку, распухшую за эти годы от телефонов и имён, ни одно из которых ни о чём ему не говорило. Выйдя за ворота он выбросил в урну ключи, сунул в бумажник выданные купюры и привычно пробормотав: "Я не убивал" двум поджидавшим его журналистам, пошёл к автобусной остановке.
Жизнь его после освобождения изменилась мало, разве что дни без привычного тюремного распорядка тянулись дольше. По вечерам он слушал молчание телефона, перелистывал альбомы с фотографиями и записную книжку, перед ним проплывали смутно знакомые персонажи, обрывки слов и событий. С каждым днём фотографии становились всё более чужими, постепенно превращаясь в картинки из журналов, а записная книжка худела, пока совсем не исчезла.
Иногда во сне он кричал, не понятно к кому обращаясь, "Отдайте мою жизнь!" и плакал.
Однажды, гуляя в парке, он увидел своего сына, тот возвращался из школы с друзьями. N шёл за ним до самого дома, но так и не узнал его.
В другой раз на соседнюю скамейку присела женщина с коляской, и младенец долго смотрел на N круглыми чистыми глазами. Потом он стал смотреть на голубей, а на душе у N вдруг стало легко. Через несколько дней на этой же скамейке он умер.
Путешествие Софи
Здравствуй, дорогая сестрёнка!
Ну конечно я расскажу, как провела отпуск!..
Я, как тебе и обещала, полетела на юг. Да, наконец-то, в первый раз (знаешь, для меня это было наверно как полететь в космос, я ведь ещё ни разу не уезжала из города!) и, кажется, в последний... Хотя ты не подумай, я ни о чём не жалею! Впрочем обо всём по порядку.
Сначала потерялся мой багаж, и наша группа уехала к морю, а мне пришлось задержаться. Я провела в аэропорту целые сутки, но знаешь, мне понравилось. Помнишь, я раньше любила приходить на вокзал, смотреть на уходящие поезда, ты ещё надо мной смеялась? А в аэропорту ещё интересней, особенно ночью, когда совсем пусто и тихо, только изредка шум самолётов, и таинственно, и шаги отдаются эхом. Я пила кофе и ела пирожки в буфете, и к утру мне стало плохо, видимо я отравилась. А может быть ещё из-за нервов и из-за усталости, в общем я потеряла сознание. Меня отвезли в больницу, и я проспала почти целый день.
Вечером меня отпустили, правда оказалось, что я упала очень неудачно, сильно ушибла коленку и почти не могу ходить. Мне пришлось снять комнату, совсем недорого, но у хозяев был праздник, всю ночь играла музыка, и ещё было очень жарко, и я не могла спать, всю ночь сидела на балконе и смотрела на звёзды, они там такие большие!
Поэтому я переехала в гостиницу, хотя это дороже, и я не рассчитывала на такие траты, но хотя бы выспалась! На следующий день я хотела погулять по городу, но коленка так разболелась, что мне опять пришлось идти в больницу. Я прождала всю ночь, а когда меня наконец вызвали, от волнения забыла на стуле свою сумочку, и кто-то её украл...
Так что я осталась совсем без денег, и следующие сутки мне пришлось опять провести в аэропорту. Но там хорошо, впрочем об этом я уже писала...
К тому же это были последние сутки, и коленка болела меньше, и, представляешь, они даже нашли мой чемодан! А на следующий день вернулась моя группа, все были такие радостные, загорелые, а мне почему-то стало стыдно, и я старалась не попадаться им на глаза.
Хотя почему мне должно быть стыдно? Просто моё путешествие было другим, не таким как у них, ну и что?.. Знаешь, наверно если смотреть откуда-то очень издалека, откуда-то сверху, это вообще всё равно, никакой разницы, просто как след от кометы, или как млечный путь: если присмотреться - много-много маленьких звёздочек, и вроде бы никакого в них смысла, но каждая на своём месте, и всё правильно и красиво...
В общем не знаю как объяснить, да и чувствую я себя всё ещё как-то странно, всё-таки путешествия это такой стресс, но я ни о чём не жалею, совсем-совсем не жалею. Ни о чём.
Твоя Софи
Девушка в автобусе
Она сидит у окна, ко мне в профиль, прекрасная как мечта. Я смотрю на неё не таясь, я знаю: она привыкла собирать дань взглядов. Она купается в них, она упивается ими. Она упивается весной, молодостью, солнцем, видом из окна. В её глазах восторг, торжество, экстаз, она хотела бы его скрыть, да не в силах, и уже не пытается. Её лицо светится счастьем. У неё обречённая улыбка. Она обречена на счастье. Она вдыхает весну, она живёт весной, она творит весну. Идя к выходу она скользит по мне взглядом и дарит мне немного своего света. Автобус тормозит, она придерживается за поручень. Её руки от запястья до локтя исчерчены поперечными шрамами.
* * *
Смерть моя, любимая, возлюбленная моя, умоляю, приди ко мне! Все другие обманули меня, но ты не обманешь, я знаю, ты приходишь ко всем. Ты придёшь и ласковой рукой остановишь моё уставшее сердце, ты возьмёшь меня к себе. Я устал, я хочу домой!
* * *
Когда задёрнуты шторы, и в комнате полумрак, сонно, зябко, а под одеялом тепло, и болезнь на время отступила, так приятно погрузиться в воспоминания и незаметно посетить всех тех, кого знал, всех тех (что бы там ни было когда-то между нами!), кто, как и я, вытащил счастливый билет, кто плохо ли, хорошо ли, но сдал экзамен на жизнь. Все они, все без исключения, вызывают моё восхищение и любовь.
Что могу я сделать для них, родных, любимых, забывших меня, предавших меня, оставленных мною, ненавидящих меня?
Когда задёрнуты шторы, и в комнате никого нет, ещё можно воспоминанием мимолётно коснуться тех, кого когда-то знал, тех, кто вытащил счастливый билет, кто в отличие от меня сумел сдать экзамен на жизнь.
Мошка в янтаре
Не многим повезло так, как ей: увязнуть в смоле.
В середине жизни осознать бесполезность усилий, почувствовать свою эфемерность, замереть, застыть, остановиться.
Она, как и прочие до неё, поначалу не понимала своего счастья, билась, вырывалась, молила: "Отче! Пронеси чашу сию мимо меня!"
Теперь она смотрит на нас из вечности, из зазеркалья, сквозь янтарную дымку времени, с окрашенного закатом облака, с далёкой звезды.