– Там что-то есть, – бабушка посмотрела в угол, заваленный хламом, так и не разобранный после переезда.
– Бабуль, не пугай меня. Там старые майки, кеды, полотенца и две испорченные палатки.
– И что-то ещё.
Это было нашей тайной, её ко мне визиты. Считалось, что бабушка на оздоровительных процедурах. Все у нас в семье были доверчивы, обмануть любого не составляло труда.
«Вы совсем тут заврались», – брякнул однажды приятель моей сестры, чем поставил точку в их долгой и нежной связи.
Мы просто берегли друг друга, по-своему. Сестра каталась по Европе, делая фотографии. Считалось, что она живёт у меня. Я писала всякую чепуху и рисовала картинки к чепухе. Считалось, что я преподаю. Мама выпадала из реальности с глыбами глины и гончарным станком на глубине нескольких метров. Считалось, что она переводит очередной шедевр по экономике.
А бабушка лечилась. Долго и с огоньком. Буквально. Первое, о чём она спрашивала, появляясь на пороге, найдётся ли у меня сигаретка.
С тех пор, как мой единственный друг выбрал небытие, я никому не сообщала своего адреса. Если очень настаивали, выдумывала на ходу. С годами радость от внезапных появлений людей в моём доме угасла. Впрочем, своего дома у меня никогда не было, я переезжала с места на место, снимая дешёвые комнаты «под ремонт» в старых домах центра.
Приходила только бабушка.
****
– Бабуль, как ты думаешь, может ли вымышленный персонаж стать автономным и болтаться по миру независимо от его создателя? – мне хотелось и отвлечь её от хлама в углу, и услышать, что она мне скажет.
– Конечно, может. Даже в классике есть примеры… – она начала дивную историю о глупости и мести…
– Ну, ты сейчас о другом. Той даме просто показалось, что ей выделено слишком мало место в романе. И когда она с главной героини скатилась чуть ли не в массовку, она тупо заплатила другому писаке, чтобы он… Это не то, нет.
– А ещё… – она начала другую историю.
Я с нежностью слушала её, понимая, что пересказа фильмов, где подобных примеров куча, не будет. И всё-таки почему её так заинтересовал этот угол?
– Ты с мамой давно говорила? – мне вдруг захотелось остановить все те истории, которые у неё ещё имелись.
– Мы вместе живём, – бабушка пила кофе, дымила моими сигаретами и косилась время от времени в угол. – Она гончарный станок сломала, сейчас ищет новый. Но об этом никто не знает, это секрет.
– Вообще-то все знают, – я придумывала, как мне начать.
– Персонаж опасен? – вдруг спросила она. Я выдохнула.
– Не опасен. Скорее, непредсказуем.
Она кивнула. Мы ещё помолчали.
Вдруг зазвучала «Riders on the storm». Вот оно как, подумалось мне, пока бабушка искала свой мобильный и прикладывала палец к губам, мол, должна быть тишина. Могла бы и не прикладывать.
Поговорив с мамой (та её вычислила, и, похоже, была выволочка, точнее, первая её часть), она как ни в чём не бывало продолжила:
– Откуда он?
Я назвала рассказ. Она знала их все почти наизусть.
– А. Ну-ну, – бабушке явно было что сказать, но сейчас её больше интересовали мои сигареты. Думаю, она допускала, что всё это безобразие с курением и кофе я могу однажды пресечь.
Поговорили об особой осторожности. То есть, она говорила, а я радостно соглашалась. У мамы обострялась проницательность во времена катаклизмов. А сломанный гончарный круг – это катаклизм, без вариантов. (Позже выяснилось, что обновления требовала лишь одна небольшая деталь, но это не меняло ударения в слове «катастрофа».)
– У тебя к этому мальчику какие-то чувства? – бабушка оборвала мои мысли о катастрофах. Рот открылся бы, но помешала сигарета.
– Не знаю, бабуль. В смысле, не знаю, как это называется, если это чувство. Похоже, знаешь, на что?..
Я напомнила эпизод из жизни нашего семейства, когда ей, бабушке, встретилась грязная уличная кошка, собирающая в кучу четверых мёртвых котят. Бабушка тогда котят похоронила, а кошку забрала в дом. (Та была дикой, но никуда не убегала и со временем прижилась.) А днём раньше моя сестра, болтающаяся тогда по Восточной Германии, подобрала на улице кота со сломанной лапой, тот явно прилетел откуда-то сверху. Задерживаться в том месте сестра не планировала. Кот пробыл в ветклинике пару часов, что помогло сестре на несколько дней ограничить свой рацион, довольствуясь водой и молитвами. Блуждания в районе кошачьего приземления и приставания к прохожим ни к чему не привели. Дело кончилось тем, что кот стал путешествовать вместе с ней. (Позже он решил осесть в доме её приятельницы, та не возражала. Но это уже после того, как кот и сестра изрядно поколесили.)
– Понятно, – бабушка опять посмотрела на хлам в углу, – какая-то связь.
– Да. Думаю, да. Связь – это чувство? – всё наше семейство обожает глупые вопросы. И глупые ответы тоже. Это нас ещё больше роднит.
– Связь – это связь, – бабушка вдруг заторопилась. Наверно, придумала, как ей избежать продолжения выволочки.
– Но я тебе не рассказала.
– Завтра расскажешь, – она стряхнула с себя пепел, глянула ещё раз в угол с хламом, и мы попрощались.
****
– Что у вас было? – спросила я. Бабушка легкомысленно махнула рукой, посыпав стол пеплом.
– Всё хорошо. Деталь нашлась, послезавтра привезут. А я сказала, что буду выключать телефон на два часа, что это необходимо. Ты нарочно стул переставила? – вдруг спросила она.
– Да.
– Понятно. Просто мне вчера что-то показалось там. Может, ты сама это найдёшь.
– Давай, ты не будешь меня пугать, ладно?
Она засмеялась. И вдруг процитировала абзац из моего рассказа. Я потрогала горячие уши. Это они от внезапности.
– Ты же его убила, – ласково сказала бабушка.
– Убила. И что? – уши как-то даже грели.
– Значит, либо по чужим текстам блуждает не он, либо…
– Либо он не убит.
– Вот именно, – бабушка заулыбалась. – Давно это началось?
А ей, похоже, было интересно. Я и не предполагала, что настолько.
– Давно, да. И в первый раз я только хмыкнула, когда заметила сходство. Разгуляться было особо негде, он там появился только однажды. Посетитель в кафе.
– Это была книга? – всё-таки мы обожали глупые вопросы. И глупые ответы.
– Рассказ в сети. Я автора даже не помню. Некоторые хорошо пишут. Может, ты зря фыркаешь?
– Не то, чтобы фыркаю. Просто мне нравятся книги. Бумажные, – она выдохнула дым в потолок. – А всё, что в вашей сети, готово вот-вот исчезнуть, как галлюцинация. И я даже не уверена, что всё это пишут живые люди.
– Ну не мёртвые же, – сказала я чтобы что-то сказать. Это был давний спор. Собственно, мы принимали друг друга такими, какие мы есть. Наверно, мне просто хотелось, чтобы она хотя бы допускала, что и за электронными версиями есть кто-то живой.
– Может, ты сама очень хочешь, чтобы твой беглый персонаж появлялся в чужих сочинениях? Притягиваешь всё это за уши?
– «Вмешался беглый каторжник», – сказала я. Бабушка хмыкнула. – Может, и так. Только я всегда натыкаюсь на столь скудное его описание, что, скорее, не узнаю его, а чувствую, что это именно он.
– Не главный герой?
– Нет. Всегда второстепенный или просто эпизодический. И всегда только в рассказах. Ни в романах, ни в повестях я его не встречала.
– И что в этом опасного?
Она, похоже, намеренно игнорировала слово «непредсказуемый». Как же я её обожала.
– Ты правда хочешь знать? Просто это долго.
– Очень хочу, – она потянулась за очередной сигаретой.
Я достала свой толстый блокнот.
****
– Сперва я просто отмечала места, где он появляется. Кафе, как я говорила, было первым таким местом, город там был условным. Вот тексты «без географии»: больше всего вокзалов и разного транспорта. Из транспорта больше всего автобусов. – Бабушка смотрела на мои записи уважительно, она всегда трепетно относилась к чужому труду. – Потом стали появляться названия улиц и городов, но это много позже, долго ничего не было. Я даже думала, что мой мальчик блуждает где-то в неизвестности, ищет двери, – я фыркнула, бабушка тоже.
– И безвременье? – вдруг спросила она.
– Время всегда настоящее. Ни разу он мне не встретился, скажем, в прошлом веке или в каком-нибудь фантастическом далёком будущем. Ещё кофе?
Бабушка кивнула, и я отправилась на кухню варить кофе.
Когда я вернулась, она внимательно изучала мои записи.
Мы пили кофе и поглядывали в блокнот.
– А это что за даты? Время прочтения?
– Нет. Время публикации, – ответила я, уже зная, каким будет её следующий вопрос.
– Значит, ты с какого-то момента стала читать все рассказы подряд в этой вашей сети? Это как раз похоже на уши. – Она полистала блокнот. Я потрогала уши, они уже остыли.
– Похоже. Но там есть что-то ещё, – я чуть не добавила «как в моём углу», но удержалась.
– Надеюсь, ты не стала связываться ни с кем из авторов? – спросила она.
– Нет, конечно.
– Да. Я бы даже не стала отвечать, если бы получила такое письмо… – бабушка сощурилась на дым и тонким голоском проговорила: «… ммм… не скажите ли мне, когда и как в вашей голове возник образ того безымянного пассажира в поезде, который постоянно протирает очки, весь путь молчит и выпивает сто стаканов чаю?..»
Мы захохотали.
****
– Вот, по хронологии, места, – я пролистала несколько страниц и показала ей карту города, которую разворачивала и складывала, наверно, тысячу раз.
Она внимательно посмотрела в блокнот, на карту, потом на меня.
– То есть, он приближается?
– Похоже на то.
****
Она пробыла у меня всё то время, что было придумано для оздоровительных процедур и на которое её телефон был выключен. Дождь, который несколько раз заканчивался, решил-таки стать ливнем. Бабушка пришла без зонта, и я отдала ей тот, что торчал из горы в моём углу.
– Бабуль, ты же знаешь ответ, – сказала я ей то, что никогда ещё не говорила. Она собралась было протестовать, но я её оборвала, – скажи мне.
Она достала телефон и включила его. Потом пожала плечами. Я напомнила ей, что это зонт сестры. А раз сестра как бы живёт со мной, то он не должен попасться маме на глаза.
Мы обнялись. Я смотрела, как она спускается по лестнице. Она вдруг остановилась, опять послышалась «Riders on the storm». Какой хронометраж. Скромное бытовое колдунство гончарного круга. Интересно, кто поставил эту музыку ей на звонок?
Бабушка, склонив голову набок, нежно посмотрела на экран телефона, но отвечать не стала. Мы захохотали, лестничные пролёты добавили хохоту некоторой жути.
– Напиши новый рассказ. А чужих пока не читай, – сказала она и пропала из вида.
Я закрыла дверь, постояла возле неё и пошла к себе. Надо было разобрать уже этот чёртов угол.