На ход ноги, на ход ноги,
Ты посмотри, там, где нас нет, не видно ни зги!
Но если нужно бежать -
Беги...
Я не стану держать...
Только нальём
на ход ноги
БГ Великий :-)
15.
Этим утром в Александровских садах было не столь уж и многолюдно. Миссис Фэйрфакс сидела на скамейке и рассеянным взглядом провожала одетых в изящнейшие наряды дам, проходивших мимо, кто соло, а кто в компании принаряженных кавалеров. Впрочем, здесь и сейчас было скорее время детворы и нянь, что сопровождали детей во время этих парковых гуляний. Одетые в яркие одежды ребятишки бегали по аллее и своими голосами оживляли пространство этого прогулочного места в центре Первопрестольной. Но они играли чуть-чуть в стороне от той скамейки, где сейчас пристроились госпожа американка и ее крепостная компаньонка.
Полина подумала, что это место, неподалеку от Итальянского грота, ее госпожа избрала вовсе не случайно. Здесь было очень хорошо. Сегодня утром погода все еще была довольно прохладной, почти как накануне. Так что, шерстяная крылатка на плечах девушки вовсе не чувствовалась излишней. Ближе к полудню, наверняка, должно было потеплеть, но пока что общая атмосфера этого весеннего дня все еще казалась ей какой-то бодряще свежей. Легкий ветерок иногда налетал, двигаясь по дороге в никуда из ниоткуда, и проносил по мощеной аллее остатки прошлогодней листвы. Впрочем, свежие листья уже проклюнулись из почек на ветвях деревьев, уже почти что «выстрелили», вырвались из своего всезимнего заточения. И они, в добавление к распускающимся цветам, вносили свою свежую нотку в букет весенних ароматов.
Весна. «Черемуховые холода». Странная прохладная пауза между теплыми фазами весеннего бытия.
Почти символично...
- Ты думаешь сейчас о том, зачем я привела тебя именно сюда, - кажется, миссис Фэйрфакс по-прежнему свободно читает ее, Полины, мысли. Или же у крепостной компаньонки все так уж явно на лице написано?
Когда-то Полина потихоньку забиралась в библиотеку графа, ее прежнего хозяина, и пыталась прочесть там некоторые особые книги из его обширного и богатого собрания текстов. В один из таких тайных визитов, ей встретилась забавная брошюрка, написанная по-аглицки. Говорилось в ней о типических проявлениях мысли на лице собеседника, которые автор, если верить этому тексту, сам читал достаточно свободно. И он, в этой своей книжке, даже готов был поделиться с читателями некоторыми секретами этих своих «прочтений значения выражения лиц человеческих». В этой брошюре действительно, в виде иллюстраций были приведены картинки с лицами, мужскими и женскими, выражавшими самые разнообразные мимические акценты, на которые только способна человеческая физиономия. И вот там подробно разъяснялось значение каждой подобной гримасы, из числа тех, кои автор этой забавной книжки имел смелость (или же наглость!) исследовать. Жаль только, что многие оттенки смысла этой самой брошюры девушка поняла, как говорится, через два слова на третье, поскольку аглицким языком владела более чем посредственно. Но в общем-то говоря, для самой миссис Фэйрфакс, ее госпожи-американки, этот язык родной! Возможно, нынешняя хозяйка Полины когда-то изучала нечто подобное. А может быть, она была знакома и с самим автором? Или некогда даже значилась его, автора, ученицей?
- Не пытайся понять, откуда я знаю, о чем ты сейчас думаешь, - похоже, миссис Фэйрфакс, по-прежнему, была прекрасно осведомлена обо всем, что творилось в голове ее подопечной! – Это не имеет никакого значения. Важно лишь то, что сейчас ты именно здесь, рядом со мною. И ты готова меня выслушать.
- Конечно! – Полина и словами, и сдержанной улыбкой подтвердила эту свою готовность. Но ее госпожа, похоже, была вовсе не в восторге от грядущего общения.
Некоторое время миссис Фэйрфакс молчала, но всем своим видом показывала, что разговор с юной компаньонкой предстоит вовсе не из числа приятных. Сделав выразительную паузу, госпожа-американка начала как-то издалека.
- Я думала отвести тебя в кондитерскую, накормить пирожными... – произнеся эту фразу, миссис Фэйрфакс позволила себе почти саркастически усмехнуться, а после продолжила:
- Подсластить пилюлю, так сказать... Себе заказать чашечку кофе, горячего, горького, под стать нашему с тобою разговору. Полюбоваться на то, как ты ешь сладкое... напоследок.
- Алена Михайловна... – Полина хотела высказать свое удивление этой странной тирадой, однако замерла на половине фразы.
Миссис Фэйрфакс взяла свою крепостную компаньонку за руки и посмотрела ей прямо в глаза. Девушку как будто снова подхватило этой зеленой волной, даже голова закружилась, и сразу же расхотелось говорить. Теперь ей хотелось только молчать и слушать, слушать этот гипнотический голос своей хозяйки.
Вот только слова, которые госпожа американка произносила этим своим чудным голосом, были... Жестокие, безжалостные, страшные...
- Я не смогла, даже в такой малости не смогла пойти тебе навстречу. Решила обыграть расклад себе под настроение, вовсе без скидок на твои интересы. Без жалости и снисхождения к тебе.
Полина сумела в ответ лишь как-то смущенно улыбнуться своей госпоже и пожать плечами, обозначив этой почти что нейтральной реакцией свое отношение к сказанному. Она вовсе не понимала ничего из происходящего, но откуда-то точно знала, что обязана сейчас выслушать то, что ей будет высказано со стороны зеленоглазой Колдуньи. Даже если все услышанное ею окажется в высшей степени неприятным.
- Я решила исповедаться именно здесь, - молодая женщина на секунду отвела свои глаза в сторону, но почти сразу же вернула взгляд своей визави. – Место это древнее, рядом одна из ваших русских святынь. Кремль, сакральное место, связанное с властью в вашей стране. А там, - она показала рукою в сторону Красной площади, - Лобное место, где когда-то казнили государственных преступников. Весьма впечатляет совпадением, правда?
Полина снова пожала плечами. Ей вовсе не казалось, что в этом есть какое-то совпадение. Тем более, хоть сколь-нибудь уместное. Но, в конце концов, госпоже виднее, где именно ей... исповедоваться. Где и кому.
- Если Вы хотите что-то рассказать, - сказала она, наконец, после нескольких секунд молчания, - то Вы сами вправе выбрать и время, и место. И собеседника... Как Вам будет угодно. И Вы не обязаны объяснять мне причины своих предпочтений.
- Напротив, только тебе и обязана, - не согласилась ее Старшая, и Полина на секунду ощутила в горле этот предательский комок, как будто ей самой сейчас захотелось прореветься и получить утешение от этой зеленоглазой Колдуньи. Но нет, сейчас, кажется, они должны были поменяться своими ролями.
Что же, она, Полина, к этому была вполне готова.
- Ежели Вы того пожелаете, я всегда готова выслушать Вас. И я почту за великую честь быть свидетельницей Вашей откровенности, - с искренним чувством заявила она своей госпоже. - И я клянусь сохранить в тайне все то, что Вы соизволите мне поверить!
- Поверю, уж на этот счет ты можешь быть спокойна! - откликнулась на ее выспреннее заявление хозяйка. А после как-то грустно усмехнулась своей крепостной.
- Вообще-то, - сказала она, - все это странно донельзя. Здесь вроде бы и место, где полно сторонней публики. Но все равно, по сути-то никому до тебя здесь нет никакого дела. И все-таки, внешне остается эта забавная иллюзия публичного покаяния. Которое, на самом-то деле, целиком и полностью предназначено тебе и только тебе, моя милая девочка! И только ты моя судия, в этом самом месте и на этот час!
- Я не вправе судить Вас, - отозвалась Полина и как могла мягко добавила:
- Но я хочу услышать то, что Вы мне имеете сказать. И я обязательно постараюсь Вас понять.
Слово «простить» Полина не произносила. Впрочем, кажется ее госпожа и без того все правильно поняла. И даже снова как-то грустно улыбнулась.
- Слушай же, милая моя Полина, - сказала ее хозяйка. – Я знаю, что кажусь тебе эдакой благородной спасительницей, пришедшей из-за океана. Ты серьезно думаешь, будто я появилась в твоей стране, чтобы нести свет во тьму исконного русского убожества и дикости, помогать всем и каждому и, прежде всего, тебе. А ведь все обстоит далеко не так, как ты себе вообразила. Я приехала сюда вовсе не для того, чтобы творить добро всем тем, до кого сумею дотянуться. Я приехала сюда, в Россию, с одной простой и понятной целью. Получить тебя в мою личную и безраздельную собственность. И эта цель достигнута.
- Вы приехали... за мною?! – Полина воскликнула эти слова чуть более громко, нежели правила приличия дозволяли применительно к этому самому месту. Ей даже показалось, что кое-кто, заслышав с ее стороны выражение столь непосредственных эмоций, даже обернулся в их сторону.
Впрочем, ее собеседницу, ее госпожу, так просто и незамысловато признавшуюся в весьма и весьма странном, подобная реакция окружающих, похоже, вовсе не взволновала. Миссис Фэйрфакс просто отвела свой взгляд от лица девушки и тяжело вздохнула.
- Да, Полина, - подтвердила она. – Я приехала в Россию, в эту варварскую страну, где рабство фактически не считается злом, исключительно из-за того, что мне была обещана ты, в награду за то, что я когда-то сделала, в утешение всех моих потерь. Ты моя награда. Мне было обещано обладание тобою.
- Кто же мог пообещать Вам такую... награду? – в сугубом удивлении вопросила ее крепостная компаньонка. – Кто знал... кто вообще мог знать обо мне? И... с чего это он решил, что я могу стать Вашей?
- Есть древние силы, - странно ответствовала ее госпожа, - которым безразличны наши желания. И волю которых лучше принять сразу и безоговорочно, без ропота и сопротивления. Особенно если, по их мнению, это будет именно тем, что обязательно должно произойти.
- Я... не оспариваю того, что случилось, - тихо сказала крайне смущенная девушка, - и все же...
- Я трибада, - с каким-то особым значением сказала ее госпожа. – Ты... понимаешь значение этого слова?
- Нет, - честно ответила ее визави, - я вовсе никогда его не слыхала.
- В древности, - пояснила миссис Фэйрфакс, - этим словом обозначали женщин, стремящихся насладиться интимными ласками от своих подруг. И мое влечение к тебе именно такого особого рода. Это еще называется «лесбийским грехом». Если верить тем, кто изучал историю, то в древности именно гречанки с острова Лесбос грешили подобным.
- Но Вы ведь были замужем! – Полина, оказалась в крайнем удивлении, почти что в шоке от услышанного ею, от этих странных слов, - «лесбийский грех». Но зато теперь ей стало вполне понятно все то, что случилось этой ночью. Впрочем, она отчего-то вовсе не склонна была осуждать это специфичное влечение к ней своей госпожи. Ведь это льстило в высшей степени именно ей, крепостной компаньонке.
- Мой муж был благородным человеком, - с какой-то теплотой в голосе произнесла миссис Фэйрфакс. – И нас связывало многое, отнюдь не только постельные утехи, которых, впрочем, мы не избегали. Но я для него была прежде всего ближайшей помощницей в его делах, делах особого рода... А уж потом служила для его интимных услад. Я любила его, он любил меня... Мы были честны между собою и доверяли друг другу наши самые потаенные мысли и желания.
- И Вы... поверили ему о себе... такое? – Полина все больше оказывалась в удивлении от всех этих удивительных тайн своей госпожи.
- Я выходила замуж по сговору родни. Вернее, мы оба исполняли волю наших семей. И вместе обрели свободу от их влияния, - похоже, сейчас миссис Фэйрфакс вовсе не жалела о том, что когда-то с нею случилось. – Мой муж, Эдуард Фэйрфакс, принял меня такой, какая я была. И я не скрывала от него никогда и ничего. Мы объяснились с ним сразу, буквально наутро после первой брачной ночи, которая, кстати, прошла у нас прекрасно, - молодая женщина нисколько не смутилась своих слов. В отличие от ее покрасневшей визави. - Тогда я рассказала ему, кто я по своим ощущениям и дала ему право распоряжаться моей жизнью и моим телом так, как он сочтет нужным.
- То есть Вы, по сути, позволили ему... убить Вас?! Ну... ежели он сочтет Вас изменницей? – догадалась Полина.
- Именно так, - подтвердила ее госпожа. И сразу же уточнила:
- Впрочем, когда мой муж был жив, я хранила ему верность, не имея близких подруг. Да, я принадлежала только ему. И поверь, это было изумительно приятно! Но вот после его смерти ни один мужчина не пробудил во мне желание близости.
- Но зато в Вашей жизни была одна женщина. Та самая, которую Вы полюбили, - догадалась Полина. – Та самая, чей подарок разбила Дуняша, верно?
- Моя милая Славушка утешила меня после смерти Эдуарда, - кивнула головой ее госпожа. – Она была полькой по нации. Звали ее Станислава Пржибышевская. Да, у поляков такие смешные фамилии... Мы с нею говорили на странной смеси русского, польского и французского. И я звала ее Славушкой. Она...
Миссис Фэйрфакс снова отвела свой взгляд в сторону. Видимо, воспоминания о подруге оставались тем самым тяжелым камнем, который все еще лежал у нее на душе.
- Алена Михайловна! - Полина вся покраснела, но все же попыталась перебороть, преодолеть свое смущение словами. – Право, не знаю, смогу ли я заменить Вам ту девушку... которую Вы тогда потеряли. Но я... попробую быть с Вами!
- Какое благородство! – странно, но в голосе хозяйки Полине была слышна сейчас лишь горькая ирония, почти на грани отчаяния. Однако девушка вовсе не понимала ее причин.
Между тем, миссис Фэйрфакс отпустила ее руки, выпрямила спину и прикрыла веки. Полина залюбовалась ее утонченным изящным профилем.
Вот только... Слеза, что застыла на ее щеке...
- Матушка-барыня! – взмолилась Полина. – Да чем же я Вас обидела-то?
Миссис Фэйрфакс с какой-то грустной усмешкой покачала головою. Открыв глаза, она посмотрела на свою компаньонку взглядом, полным нежности и печали.
- Несчастное дитя! – прошептала она. – Ты готова принести себя в жертву похоти страшной и омерзительно нечестивой извращенки, на годы отказаться от мужчин ради ее противоестественных наслаждений...
- Я просто хочу, чтобы Вам было хорошо, - ответила Полина. – Простите, я, конечно, вовсе не знаю, приятны ли будут Вам мои ласки. Но я готова...
Она смущенно улыбнулась и замолчала. Миссис Фэйрфакс покачала головою и грустно усмехнулась.
- Все-таки, неудобно строить из себя благородную даму, - заметила она. – Этот мой образ, почти изысканный и в чем-то даже романтичный, совершенно не позволяет мне воспользоваться опрометчивостью одной воистину благородной девочки, которая по злобной иронии судьбы числится моей рабой. Девочки, которой я попросту могу приказать сделать все, что я от нее только пожелаю. А она ведь, оказывается, еще и сама готова добровольно отдать свое тело для моих интимных развлечений.
- Я отдала Вам мою душу, - напомнила Полина их вчерашний разговор.
- И это исключает для меня возможность применять к тебе насилие и обман, - возразила молодая женщина. – Я не вправе подличать и причинять тебе хоть какое-то зло. Я не могу обмануть твое доверие. И я не вправе вводить тебя в заблуждение многозначительными недомолвками.
- Что Вы имеете в виду? – Полина почувствовала, что ей сейчас выскажут нечто еще более жесткое, чем известие о странных интимных предпочтениях ее хозяйки.
И она не ошиблась.
- Те розги, которые вымачиваются в той самой напольной вазе, что стоит у меня там, в малой библиотеке... и та роскошная скамья красного дерева... В общем, они предназначались совсем не для Дуняши. И вообще, все это было собрано там вовсе не для устрашения прислуги, - почти спокойным голосом заявила ее жестокая госпожа. – Это все изначально было приготовлено исключительно для тебя одной. И когда нынче ночью ты явилась спасать меня от неведомой тебе беды, я всего-навсего грезила о том, как хлестала тебя до слез, до крика... А после ласкала твое высеченное тело, обладая тобою. Вот так вот. Да, милая моя Полина, я желала и желаю обладать тобою именно так, жестоко и омерзительно.
- Вы... шутите, Алена Михайловна? – жалобным голосом спросила несчастная девушка.
- Нет, Полина, - голос у миссис Фэйрфакс звучал вполне искренним сочувствием, однако, судя по всему, с ее стороны, на этот раз, вовсе не предполагалось даже намека на попытку очередного розыгрыша, - я сказала тебе чистую правду. Мне бы очень хотелось сохранить в твоих глазах реноме благородной иностранной госпожи. Но шила в мешке не утаишь, а свою подлинную суть не спрячешь. Прости, что я такая... страшная и отвратительная изнутри.
- Я не верю, что Вы столь дурны, как хотите мне себя показать, - упрямо ответила ее крепостная компаньонка.
- И что же мне сделать, чтобы ты поняла, чтобы ты осознала всю мою внутреннюю мерзость? – госпожа покачала головою и снова взяла Полину за руки.
Полина опустила очи долу и снова упрямо мотнула головой в знак отрицания утверждений своей хозяйки.
- Я не хочу мучить тебя, - настойчиво продолжала миссис Фэйрфакс. - И я не хочу сама мучиться, страдать от того, что ты рядом, и я при этом не могу...
Она замолчала, и Полина то ли кожей, то ли нервами снова ощутила тоску этой странной женщины, а внутри себя опять почувствовала ответную... жалость и симпатию к той, кто сейчас рассказала о себе столь жуткие вещи.
Тем временем, миссис Фэйрфакс явно преодолела эти свои занятные переживания, и даже, похоже, приняла для себя какое-то значимое решение. Наверняка, совершенно неожиданное, как это обычно и бывало у госпожи американки.
Увы и ах, Полина никогда не могла в точности разгадать мысли той, кто волею Судьбы стала ее хозяйкой. Иногда она просто чувствовала их суть, но только самыми общими ощущениями. Как тепло или холод. Или же как нечто, так скажем, условно, «зудящее» где-то там, у нее внутри. Вот сейчас девушка почувствовала...
Пустоту.
Нет, скорее нечто куда более странное. Предчувствие, ожидание этой самой пустоты...
Нет! Этого не может быть! Алена Михайловна не может быть столь... жестока!
- Ты знаешь, Полина, - ее госпожа для продолжения разговора снова заходит как-то... издалека. Но девушка уже чувствует, что слова хозяйки больно ее обожгут, – я долго думала о том, как мне тебя растлить. Да-да, именно растлить! – повторила она, очень жестко выделив грубое словечко, невзирая на молчаливый протест своей визави. – Поверь, я вовсе не стыжусь этого слова. Оно весьма и весьма точно, и без лишних сантиментов обозначает мои исходные намерения в отношении тебя. Самые темные и низменные. Ты изначально была для меня своеобразной добычей, объектом моего вожделения. Вряд ли здесь речь может идти об истинной любви. Даже такой... странной, извращенной. Я вполне осознаю, что мое влечение к тебе совершенно противоестественно. Ты должна жить нормальной жизнью, вне того жуткого общения, которое уготовано тебе моей жестокостью. Ты, Полина, достойна самого лучшего. Поэтому...
Миссис Фэйрфакс вздохнула и высказала то, чего Полина, откровенно говоря, уже и ожидала, и даже опасалась.
- Нам придется с тобою расстаться, - произнесла ее госпожа.
- Вы... продадите меня?! – Полина была в ужасе от этого своего предположения.
- Нет-нет, милая моя девочка, я тебя не продам, - ответила ей миссис Фэйрфакс. – Просто ты... Через несколько дней ты будешь свободна. Я прикажу господину Сергееву подписать тебе вольную.
Полина ошарашено покачала головою, не в силах принять это как некое благо, хотя бы и условное. А ведь всего несколько дней тому назад, она посчитала бы для себя невозможным даже мечтать о такой новости, которая тогда показалась бы ей, крепостной девушке, почти что невообразимой, как некое проявление удивительного, небывалого счастья и великой милости Сил Небесных!
- Я дам тебе денег, - продолжила ее госпожа, - достаточно для того, чтобы ты дальше смогла жить сама, без моего вмешательства. Чтобы ты жила вполне достойно твоему свободному состоянию, - и твоим высоким душевным свойствам тоже! - однако... совершенно независимо от меня. Ведь ты же не потеряла ключ от того дома, который мы с тобою вчера осматривали ввечеру?
- Не потеряла. Вот он! – Полина показала своей хозяйке тот самый ключ от дома в Замоскворечье.
- Храни его у себя, - кивнула головою госпожа Фэйрфакс. – Отныне он символ твоих прав. Тот дом это твоя нераздельная собственность. Ты будешь в нем жить. Ты выйдешь замуж, нарожаешь детей и... забудешь про меня.
- Я Вас не забуду! – Полина была откровенно возмущена столь жестоким для нее, и даже почти что бесчестным предположением, - ведь ее, по сути, только что обвинили в неблагодарности! Однако, сообразив, через мгновение, насчет своей оплошности, девушка сама же себя и поправила:
- Я не стану Вас забывать! И я...
Она на какую-то секунду замолчала, лихорадочно соображая о том, что же именно сейчас ей следует сказать. И выпалила:
- Я отказываюсь от свободы, которую могу обрести ценою Вашей боли! Я не хочу, чтобы Вы страдали из-за меня! И я... все равно попробую Вас полюбить!
- Нет!!! – воскликнула госпожа Фэйрфакс.
Это прозвучало чересчур громко. На них даже оглянулись прохожие, впрочем, всего на какое-то мгновение. Видя, что ничего такого небывалого не происходит – ну, подумаешь, поспорили две дамы о чем-то своем, о дамском, мелком и несущественном для окружающих, эка невидаль! – интересанты этого зрелища почти сразу же вернулись к своим обычным прогулочным занятиям и беседам.
Однако самих участниц этой сцены подобный интерес неких сторонних лиц отчего-то почти не встревожил. Они просто не обратили внимания на тех, кто находился в стороне, поодаль.
Миссис Фэйрфакс отшатнулась от своей решительной визави, с выражением испуга на лице. Она отдернула от Полины свои руки, всплеснула ими, как будто обжегшись, чуть ли не выставила их, защищаясь от своей юной компаньонки. Потом молодая женщина закрыла свои глаза, а после и вовсе прикрыла лицо ладонями, ненадолго, буквально на несколько секунд. И почти сразу же, медленно опустила руки на колени, несколько раз вдохнула-выдохнула, как будто выполняя некое странное дыхательное упражнение. И уже после всего этого, вроде бы даже спокойным голосом, заявила девушке:
- Молчи, Полина. Не давай мне призрачной надежды. Не надо. Это слишком жестоко...
- Но я могу... – Полина так и не произнесла слово «попробовать», осеклась, увидев в глазах своей госпожи отчаяние.
Впрочем, длилось это все не слишком-то долго. Выражение взгляда госпожи американки снова переменилось. Теперь во взоре у нее читалась только странная грусть. Ее хозяйка еще раз вздохнула и покачала головою.
- Давай-ка отложим этот разговор, - сказала она. – У нас еще будет время...
Она сделала паузу, а потом как-то странно усмехнулась и продолжила:
- Время, пока твой номинальный хозяин оформит все необходимые бумаги в точности так, как я того хочу. А хочу я, чтобы ты из крепостной крестьянки стала свободной горожанкой. Как это называется здесь, в России... мещане? Да, я хочу, чтобы тебя определили в это сословие, оставив жить здесь, в Москве. Наверное, это займет несколько дней или недель, а может быть, и месяцев... Увы, я понятия не имею, как долго будут готовить твой переход из одного сословия в другое. Возможно, здесь, в России, превратить крепостную в свободную горожанку не так уж и просто... Не знаю, не знаю... Впрочем, это дела моего стряпчего, а вовсе не мои. Ему виднее, как толковать ваши, русские законы. В любом случае, ты еще успеешь оценить тот грандиозный подарок, который я сейчас тебе делаю. А у меня, в свою очередь, достанет времени, чтобы примириться с мыслью о том, что ты будешь счастлива, но... увы, отдельно от меня.
У девушки замерло сердце. Нет, в принципе, все было просто замечательно. Она сразу поняла, что госпожа вовсе и не шутит, отпуская ее на волю. Да еще и с приданым, в виде дома в Москве, хорошего, добротного дома, в котором и купцу, да и дворянину тоже будет жить вовсе не стыдно. Конечно, этот дом еще должны довести до ума плотники и прочие мастера. Но в принципе, в том строении, что не далее как вчера видела Полина, уже вполне можно жить. Для начала ей одной. Ну, или же с какой-нибудь приживалкой-помощницей, в конце-то концов. А потом можно завести торговлю. Ну, на те самые деньги, что уже как бы обещаны ей госпожой-американкой. Можно, как она ей и посоветовала, выйти замуж, нарожать детей... И славить в вечерних молитвах свою былую благодетельницу, ее благословенное имя.
Эти мысли промелькнули-пробежали у нее в голове, и девушка почти увидела перед собою эту картинку, где она стала созидательницей своего уютного семейного гнездышка, свитого ее личными стараниями, правда, за счет денег, данных ей бывшей хозяйкой. Да-да, все это станет возможным именно за счет госпожи Элеоноры Фэйрфакс.
Эти деньги... Они ведь, по сути, отступное. Эдакий залог, внесенный во избавление от той загадочной и непонятной, почти что невыразимой словами любви, которая так мучает ее госпожу, эту удивительную женщину, прекрасную и душой, и телом. Цена, уплаченная любящей стороной объекту своей любви, в тщетной попытке расстаться с былыми чувствами, изгнать их, забыть о былом и никогда больше о них не вспоминать...
Полина отчего-то подумала, что все это происходит, ну как-то... совершенно неправильно. Что ей нельзя, ни в коем случае нельзя строить свое счастье на отчаянии той, кто готова оплатить свой отказ от обладания крепостной компаньонкой, расплатившись за него и деньгами, и молчаливыми горькими слезами...
А это значит, что свобода Полины искупается страданиями - Да-да, страданиями! – той самой благородной женщины, кто пожелала ее освободить.
И что же теперь делать?
Ее госпожа напряженно молчала. А Полина думала о том, что свобода это и есть то самое высшее и лучшее, что благородная госпожа Фэйрфакс могла когда-либо подарить своей крепостной. И она, Полина, должна быть благодарна ей за такую жертву.
Вот только, вправе ли она, Полина, эту самую жертву принять?
Но ведь свобода, это же...
А что такое, эта самая Свобода?
Возможность быть собою. Просто быть самой собою, вне этой унижающей барской власти, когда некто может распорядиться живым и разумным, чувствующим человеком, как вещью.
Свобода, это значит, что никто и никогда ей, Полине, не прикажет чего-то унизительного. Никто ее не обидит. И она, Полина, отныне и навсегда, сама себе госпожа.
Госпожа...
Ха-ха-ха! Госпожа! Держи карман шире!
Увы... Увы... Увы... Это даже и вовсе не смешно. Ведь в России все не так-то просто.
Вот одно дело – баре-господа, дворянского сословия. Особливо, ежели не за выслугу, а совсем-таки потомственные. Благородные, образованные.
Вот что, по сравнению с ними, и купцы, и мещане, в которые ее, Полину, возможно, запишет господин Сергеев, ну, в точности так, как и пообещала ее нынешняя хозяйка? Да ничто! Ну, просто, никто и ничто! Низшие, податные существа. Весьма и весьма незначительные городские обыватели. Ну, после крепостных, естественно! Те уж и вовсе ничтожества в «стране рабов, стране господ».
Полина сама не помнила, где и когда она прочла эту звучную фразу. Кажется, эти слова ей попались в каких-то "списках", рукописных тетрадях, тех, что лежали в библиотеке ее прежнего хозяина на особой полочке. Полина почему-то хорошо запомнила эту строчку из некоего запретного стихотворения, сохраненного одной такою рукописью. Строчку, что неприятно поразила ее этим своим, очень уж резким, почти что жестоким обозначением, избранным безвестным Автором в отношении той самой страны, где она, Полина, родилась.
Да, здесь, в России, всегда и на всякого найдется-отыщется тот персонаж, кто стоит на ступеньку выше. И здесь вышестоящий почти всегда готов унизить того, кто ему подчинен. Уж таковы обычаи среди местных обитателей. И чем это все не проявления отношений в стиле «раб – господин»?
Впрочем, Полина хорошо помнила, что все может быть иначе. Ведь ее нынешняя владелица...
Да, она помнила, что ее госпожа может быть ироничной, насмешливой, и даже жестокой в общении. Ей довелось, за какие-то сутки с небольшим, узнать много такого, что заставляло ее, крепостную девушку, и радоваться, и пугаться. Но все-таки, никто и никогда не относился к Полине с таким вниманием и... нежностью.
Естественно, для крепостной девушки Полины Савельевой переход в московское мещанство это грандиозный прыжок, буквально скачок вверх в писаной и неписаной иерархии человеческих отношений. Она достигнет общественного положения куда более высокого, чем теперь. Ничтожная раба, дочь крепостных, теперь, возможно, окажется вознесенной куда как выше, чем она когда-либо могла рассчитывать. И все это может, вполне может случиться, но только исключительно благодаря ее нынешней хозяйке, госпоже-американке, миссис Элеоноре Фэйрфакс!
Но даже все это вместе взятое не казалось Полине столь значимым, как то, что ее госпожа...
Все это Полина думала-передумала и все же не успела домыслить до конца в то непродолжительное время, пока ее госпожа молчала. Но эта пауза закончилась. Лицо ее хозяйки приняло серьезное выражение. И девушка, наконец-то, услышала ожидаемое.
- Идем, Полина, - сказала госпожа Фэйрфакс весьма решительным тоном. – У нас с тобою на сегодня есть еще дела, не терпящие отлагательства!