II
"Чайное утро" плавно катится к полудню. Все веселы, разговорчивы, чувствуется, что всем нравится.
- Юленька! А где же обещанные Бортэ? - Роман Сергеевич спрашивает вдруг Юлию Павловну.
- Рома! А что я могу! Обещали быть целым семейством. Еще только начало дня.
- Казимир раньше десяти не проснется, ты права. После пятничного преферанса! Подождем.
- Так как там Бортэ? Давно их не видел? - Аркадий заинтересованно ждет ответа. Альбина при этом смотрит на него с интересом и вниманием.
- Ты знаешь, ничего. Эва уже выросла. Стася, как всегда, в центре внимания, правда, женского племени. Гинеколог - сейчас это модно, престижно и оригинально. Казик даже в недоумении. Он думал, что первые - это они, стоматологи, но современный бум и сексуальная распущенность, простите, - революция, отбросили его на второй план! И это его, мужчину! Представляю его психологические муки!
- Пустое, папа! Сегодня все на равных, - Аркадий снова посмотрел в глаза Альбине. Там что-то происходило.
- А я недавно делал Стасе новый наряд, - Жора подхватил тему. - Должен вам сказать, что она женщина со вкусом, и очень даже недурным. О формах - молчу!
- Боже! Как хорошо! - Лия Марковна откровенно воздела руки вверх, - простите, словно в раю. Правда, Саша?
- Да, да! Чудесно! - откликнулся Александр Гаврилович, - полный мажор, Лия!
- Аркаша, покажи Альбине нашу аллею, греческие скамейки, а? - Роман Сергеевич обратился к сыну.
- Да, да, папа. Альбина, хотите посмотреть?
- Не откажусь, - Альбина при этом даже немного покраснела. Жора в это время нашептывал Ирме последние сплетни из мира моды.
- Кто еще с нами? - Аркадий ждал. - Никого! Жаль, тогда прошу, Альбина, - и они вышли за калитку.
Аллея продолжала шуметь своей листвой. Легкий бриз все набегал и набегал оттуда, с шумного поля. Его порывы будоражили эти величественные кроны столетних берез, высоких старых лип и, улетев, пропадали в садах.
- Ты зачем приехала? Мы ведь давно договорились? Это, конечно, идея Жоры? - Альбина посмотрела на Аркадия и промолчала. - Не пойму тебя. Все, все в прошлом. Ну, да! Был мальчишка, восторг перед красивой и недоступной женщиной. Нормальная реакция. На нее нельзя было смотреть спокойно. Она притягивала, очень! - Аркадий умолк, видимо, вспоминая что-то, то, что только он знал и хранил в памяти.
- Но ты же спал с ней. Я знаю!
- Откуда? - взволнованно спросил Аркадий и остановился.
- От нее!
- Это неправда, девочка! Ты не могла услышать это от нее.
- Услышала между словами, фразами. Увидела в ее глазах, порывистых движениях. Она не могла скрыть этого. Это и ее взволновало.
- Ты просто фантазерка. - Аркадий обнял ее за плечи. Альбина тотчас вырвалась, отошла в сторону.
- Не притрагивайся ко мне. Зачем ты меня обманываешь. Я видела мамин портрет у тебя в студии. Он красноречив и очень. Она любила эту работу. И боялась ее.
- Вот как? А чего?
- Твоего откровения, Аркадий. Там все твои чувства: восторг и любовь. Ты спал с ней? Признайся.
- И ты приехала с Жорой сюда только для выяснения этого? - Аркадий пристально посмотрел на Альбину. Иронически усмехнулся.
- Нет! Я хочу... - она осеклась, не смея продолжить.
- Что ты хочешь? - Его ирония сразила Альбину.
- Ничего! Пустое. Ты не поймешь.
- Признавайся! Сейчас же, - пошутил Аркадий. Но Альбине было не до шуток.
- Я хочу прийти к тебе в мастерскую.
- Пожалуйста..., рад буду...
- Нет. Я о другом.
- О чем же?
- Хочу быть с тобой! - Тут опешил сам Аркадий.
- Ты , ты понимаешь, что говоришь?
- Нет! Это выше моего понимания. Это рок!
- Ну, ты даешь, Альбина. Откуда это? Почему?
- Так я приду? - Ее глаза наполнились влагой. Она сейчас была прекрасной. “Вот, вот такой, на полотно! Ну точь-в-точь, как тогда, та, величественная и влекущая”, подумал Аркадий.
- Хорошо, хорошо... Посмотрим. Хорошо, - Аркадий взял ее за руку. Она благодарно посмотрела ему в глаза. В ее глазах появился радостный блеск. “Что делать? Вот, как все вышло”, лихорадочно думал Аркадий.
Сели на длинную скамейку, у аллеи. За скамейкой был глубокий овраг.
- Ты поосторожней, не упади, - предупредил Аркадий и взял ее руку. Тут, как в греческих аллеях афинских школ. Ходишь, разговариваешь, споришь о важных материях, а тут же – прости, животные упражнения. И никакого неудобства. То, что естественно, то не зазорно! Мудро. Жаль только, что условности нашего мира не чтут эту мудрость.
- Я хочу тебя…! Это естественно и, как ты говоришь, не лишено разумного.
- Лишено, девочка! Очень лишено! Даже для нашего понимания. Ты очумела. Придумала себе черт знает что! Сбрендила! Съехала! Соскочила! – Аркадий выходил из себя. – Все! Замолчи!
- А-а-а! Ты боишься Ирму! Вот почему ты сердишься.
- И это то же! Но не главное! Вот Жора с радостью бы принял твое предложение. Он – тотчас и тут же. Он без комплексов.
- А у тебя они есть?
- Есть, совершенно естественные: порядочность, чувство ответственности, совесть, наконец! Что, ты думала я сорвусь и буду трахать тебя? Прости, прости, грубо! Но убедительно!
- Да, да, хочу, чтобы ты меня трахал! Слышишь? – Выпалила Альбина.
- Замолчи! – Аркадий повернулся и быстро пошел к даче. Альбина поспешила за ним, догнала.
- Ну, Аркаша, прости. Это меня просто занесло. – Аркадий молчал. Так, молча, подошли к калитке.
- О! Что-то вы так быстро? – Роман Сергеевич удивленно ожидает ответа.
- Так! А где все? – Аркадий, как будто и не слышал вопроса.
- А кто где! Разбрелись по парам, интересам… - прервался Роман Сергеевич, так как к калитке подъехала машина. - А вот и Бортэ! – обрадовано воскликнул он, так и не получив ответа на свой вопрос. Приезд Бортэ снова собрал всех на веранде. Приветственные возгласы, улыбки, объятия.
- Стася! Ты просто цветешь! – Жора, не скрывая своего удовольствия, обнимает Стасю, целует в щеку.
- Казик! Сколько можно ждать! Что, преферанс?
- О, да, Юленька! Вчера был в полном ударе. Все шло ко мне. Даже Пыжиков взвыл. Ему явно не фартило!
- Эва, милая! Да ты просто прелесть! – Роман Сергеевич пожимал руку смущенной Эве. – Хорошо, что ты здесь. Вот и Альбине будет компания. Познакомься! – Эва и Альбина знакомятся и уединяются на “диван влюбленных”
- Как она похожа на Веру! Правда, Аркаша? – Роман Сергеевич смотрит на Аркадия с ожиданием.
- Брось, папа! - Не стоит! Не возникай. Я не хочу ее знать. Понимаешь, здесь много проблем, папа.
- Вижу, вижу! Ты даже делаешь вид, что вы не знакомы! Страусиновая политика, сынок! Поверь мне, так эту проблему не решишь. Не прячься от жизни. Впрочем, ты уже не маленький. Сам решишь, но Альбина, верь мне, просто прелесть! Молчу, молчу, - Роман Сергеевич осекся, увидев взгляд сына…
А березовая аллея продолжала шуметь своей листвой, белые стволы, как колонны гордо несли тяжелые кроны, и нежная сень влекла в эти бесконечные просторы спокойствия и неги. Божественное лето! А там, широкое раздольное поле до горизонта, обрамленное синевой далекого леса.
- Как здесь хорошо, Саша! – Лия Марковна увлекает Александра Гавриловича на мансарду, в одной из комнат которой еще разворошенная постель, оставшаяся вот так после их ночного сна.
- Ты что, Лия?
- А что? Хочу ласки! Хочу тебя! Ты удивлен?
- Не-е-ет! Однако здесь столько народа…
- Ну и что? Сюда никто не зайдет, Сань.
Порыв Лии Марковны решителен, а Александр Гаврилович, конечно, сдается.
- Боже, Боже, как приятно! Мне давно хотелось этого! Ну, обними меня! Поцелуй меня!
- Ты просто обезумела Лия!
- А ты трудись, трудись! – кровать ходила ходуном, не привыкшая к таким схваткам. Но этого, конечно, никто не замечал.
Франческа, в поисках Вадика, забралась на второй этаж, в мансарду.
- Вадик! – Никто не отвечает. Но что-то происходит за притворенной дверью. Она непроизвольно, подняв глаза, видит в узком пространстве щели всю эту сцену, и ее сердечко просто обрывается. Она застывает на месте, боясь, что ее заметят. И вот, так, пораженная откровенностью увиденного, продолжает, помимо своей воли, быть участником чего-то необычного, невиденного ранее, такого откровенного действа. Нет воли оторваться, но стыд отрывает ее, и она спускается по лестнице, стараясь не шуметь.
- Что, что случилось? - удивленно спрашивает ее Юлия Павловна, к которой Франческа прошла на кухню.
- Ничего, мамочка!
- Вижу, вижу, доченька! Скажи, что тебя так взволновало?
- Ничего, мамочка, - продолжает твердить Франческа, но скрывать свои чувства не в силах.
- Пойдите с Вадиком в поле, хорошо?
- Ладно, - отвечает Франческа и уходит на веранду…
Легкий ветерок проникает сквозь густую листву аллеи и весело играет высокими стеблями лилейника, цветущим горошком, так привольно обвившем высокую шпалеру у дома, разноцветными кустами, обрамляющими дорожку. Клеверная лужайка замерла под ярким солнцем, впитывая его лучи и полнясь ароматом будущего летнего вечера. Благодать разлилась меж садами, дачами и выплеснулась на широкий простор березовой аллеи.
В конце аллеи, где разрослась небольшая роща и где стоит легкий навес, накрывающий грубо сколоченный стол с широкими скамейками, уединились Жора со Стасей.
- Жора! Ну что ты ходишь вокруг да около. Я еще прошлый раз заметила твои желания.
- Они постоянны, Стася! Я обалдеваю от твоей груди. А бедра…
- Говори яснее!
- Зачем говорить! Садись на стол.
- Как! Тут, сейчас? – Стася картинно удивилась.
- Хочу сейчас! – Жора терял терпение и последние одежды своего эгоистического интеллекта. Простые страсти захлестывали его существо.
- А ты можешь?
- Ты спрашиваешь меня, как врач, Стася. А я лапидарно хочу тебя. Здесь и сейчас. Садись на стол.
Уже лежа на столе, уже видя Жорино лицо полное чувственного экстаза, а внутри себя его возбужденную плоть, Стася продолжала издеваться:
- Жорик! Ты как гинеколог сейчас. Какова твоя пациентка?
- Заткнись, Стась. Не отвлекайся, - И Стася умолкла под страстным порывом этого бойфренда. А через несколько минут и сама тихонько вскрикивала от удовольствия, такого неожиданного, страстного, запретного и так взбудоражившего ее.
- Ты восхитительна, Стася!
- Как прошла операция, доктор? – Ирония Стаси была очевидна.
- Требуется тщательное лечение, пациентка. Вы слышите меня? – парировал Жора, обнимая Стасю и целуя ее в губы.
- Пусти, не надо! А ты ничего! Злые языки были не правы. Ты все еще мужчина.
- Спасибо, доктор! Ваш диагноз меня вернул к жизни. Буду жить. Регулярно.
- Ладно! Не обижайся. Пойдем. Нас уже, видно, ждут…
Как хорошо понежиться на мягком диване, у широкого окна полного света и беспечной зелени. Просто отдыхать, не думая ни о чем. Ни о чем конкретно. А, впрочем, стоит подумать о ней, скучающей, пресыщенной, равнодушной к другим, изучающей окружение и очень заботящейся о своем положении в этой семье. До потери реальности. Реальности, ускользающей из ее таких властных рук. “Ирма ты загадочна, но я знаю, что это за этой загадкой”, думает Казимир, придвигаясь ближе и ближе к почти умиротворенной Ирме.
- Казик, Казимир! Мы ведь договорились. Но сколько можно повторять.
- Прости, Ирма. Но у меня не было случая напомнить тебе о моих чувствах.
- Ты о чем? – Ирма удивленно уставилась на Казимира Бортэ.
- Брось. Никого нет. Все заняты собой. Другого случая ждать и ждать. Прошлый раз ты была бесподобна.
- Ты меня совратил прямо в кресле, после наркоза.
- Брось. А стонала ты от боли или удовольствия, Ирма?
- От тебя, Казик! Ты так навалился, что дышать я уже не могла.
- Но двигалась ты резво. Особенно в конце. А целовалась так, что я неделю ходил с такими губами!
- Ну было. Порыв страсти, желания, новизны ощущений.
- Так повторим! – Казимир Бортэ прижал Ирму к дивану, его руки оказались в знакомых уже ему местах, страсть выплеснулась наружу вместе с желанием маленького, безвинного удовольствия. Так казалось Казимиру.
- Это тот случай, когда проще согласиться, чем сопротивляться, - простонала Ирма и позволила Казимиру Бортэ все, что он так желал. Их стремительное свидание было прервано в самом разгаре: нечаянно вошел Вадик:
- О! Простите, - он поспешно закрыл дверь, покраснев от увиденного, и выбежал в сад.
Ирма попыталась воспользоваться этим, но Казимир Бортэ, закрыв дверь на засов, все-таки окончил свое дело, после чего впал в нирвану.
- Иди, иди, Ирмочка! Я полежу здесь, продлю эту сладостную минуту восторга. - Ирма ушла, многозначительно улыбаясь. “Мальчик будет молчать, определенно”, подумала она поправляя юбку. Она была, конечно, права. Быть участником тайны, и какой! Это так волновало сердце отрока!
- Обед! Обедать! – звонкий голос Юлии Павловны собрал всех снова на открытой веранде. Собрались не спеша, покидая свои уединенные места. Жаркая истома летнего дня разморила всех. Но за обедом все были веселы и бодры. Такими, как будто и не было предобеденного времени. Совсем. Ничего не было. Современные люди в современном обществе с его условностями, правилами, выкрутасами и … спокойным взглядом на вещи.
Но среди всего этого, почти ординарного существования давно знакомых и близких друзей, зрели нешуточные страсти, так не похожие на эти порывы, скорее похоти, играли чувства волнующие воображение.
Роман Сергеевич с каким-то взглядом исследователя следил за Альбиной. Она была прекрасна. Как та, далекая, поражавшая всех, Вера, ее мать. Он знал ее давно, еще до рождения Альбины. И ее бурный роман с будущим отцом, молодым музыкантом был романтической историей, полной загадок и откровений. Музыкант стал известным композитором, обласканным и обожаемым публикой и поклонницами. Вера не могла разделять свою любовь, скорее страсть, с этим и ушла от него. Ушла, забрав маленькую дочь, так любимую ею и, конечно, отцом. Это была трагедия. Однако быть одной Вера не могла, да и смешно было думать об этом. Так оно и случилось.
Подросшая Альбина вернулась к отцу, что для него было просто сказочным. О! Сколько тогда он написал музыки, так любимой и знакомой народу! А Вера, полюбив знаменитого писателя, продолжала блистать на сцене театра, скорее театров, которые меняла чаще, нежели режиссеры успевали поставить для нее очередной спектакль.
- Рома! Хочу посмотреть работы твоего сына, - обратилась Вера как-то к Роману Сергеевичу, близкому другу мужа, когда тот был у них в гостях.
- Я спрошу, Верочка. Ты же знаешь молодых. У них свой взгляд на вещи.
Начинающий художник, выпускник Художественной Академии, стипендиат, только что вернувшийся из творческой поездки в Рим, был польщен.
- Конечно, папа! Я буду рад показать итальянскую серию. Показ состоялся через два месяца. Вера пришла в восторг от прекрасных пейзажей, портретов, натюрмортов. Дух Италии сквозил во всех работах.
- А могли бы вы (она обращалась к молодому художнику подчеркнуто на “вы”) написать мой портрет?
- С удовольствием! А когда начнем? – Аркадий ждал.
- Назначайте первый сеанс, - приняла вызов Вера.
Портрет писался легко, свободно, радостно. Аркадий совершенно забывал о предмете, то есть о Вере и полностью погружался в работу. Он был одержим. “А этот мальчик знает, что хочет. И получается у него неплохо. А сколько экспрессии. Все чувства здесь. Да он, кажется влюблен в меня”, думала Вера на очередном сеансе.
- Давайте окончим, Аркадий. Я что-то устала сегодня, - прервала она сеанс.
- Ладно! Не буду вас больше мучить. Допишу без вас. Все мне уже ясно, - сказал Аркадий и посмотрел на Веру.
- Подойди ко мне. – Она впервые назвала его на “ты”. Аркадий подошел.
- Дай я тебя поцелую. – Вера обняла Аркадия за шею, привлекла к себе и поцеловала долгим поцелуем.
- Ты прекрасен! Как ты сладко пахнешь. – Она опомнилась и, быстро собравшись, покинула его мастерскую.
Портрет имел успех, побывал на многих выставках, стал почти живым существом, так ярко выразившим мысли и чувства молодого художника.
А Вера, внезапно, уйдя из театра и от писателя, уехала в Париж с продюсером, обещавшим ей успех на сцене Национального театра. Французский язык Вера знала еще с детских лет. Действительно! Успех был. Она купалась в лучах славы и таинственности личной жизни. Но все кончается. Воздух сцены ее пьянил, а когда он кончился – она погибла. Яркая, загадочная, недоступная, не понятая дива театра…
“Как это было давно! Еще была жива Надя, мать Аркадия”, подумал Роман Сергеевич.
- Папа! Ты о чем мечтаешь? – голос Аркадия вернул Романа Сергеевича в действительность.
- О жизни, сынок! О прошлом. И о будущем, - он улыбнулся и снова посмотрел на Альбину. Аркадий все понял. Поведение Альбины выпадало из привычного. Поняла необычное поведение Альбины и Ирма. Возможно и другие гости, но это прежде всего касалось именно ее.
Обед прошел, как обычно. Было много разговоров. Хвалили кухню Юлии Павловны, напитки, привезенные Казимиром Бортэ, последние успехи в моде, погоду, которая так благоприятствовала хорошему настроению. Прошлись по общим знакомым. Но так, слегка.
- Предлагаю преферанс, конечно, после полуденного отдыха. – Казимир Бортэ ждал реакции.
- Я пас, Казик – Жора выразительно посмотрел на Стасю.
- А я, пожалуй, составлю компанию, - Алексанр Гаврилович откликнулся на призыв Казимира Бортэ.
- И я – подхватил Роман Сергеевич.
- А кто четвертый? А ну-ка! Кто смелый?
- Четвертым будет у тебя прокурор, Казик, - ответила Юлия Павловна.
- Ну и шутки у тебя Юля!
- Серьезно, Казик! Наш прокурор!
- А-а-а! Вот что! Отлично! – Казимир Бортэ понял.
- А что, княгиня придет? – спросила Франческа.
- Да, моя радость! Она обещала. – Юлия Павловна погладила Франческу по голове. – Иди, пройдись с Эвой и Вадиком к лесу. Это интересно. Предложи Альбине.
Стол опустел. Все разбежались, благо было куда.
- Аркаша! Пойдем в беседку.
- Ладно, Ирма. В беседку, так в беседку. О чем беседа?
- Пойдем. Хочу узнать подробности. – Аркадий и Ирма спрятались в беседке…
- Юлька! Нет. Не могу. Это же такой пассаж!
- Ты о чем, Лия? Ну, говори.
- Понимаешь. Я совершенно случайно! Прости, конечно.
- Да рожай, наконец, Лия. Ты о чем?
- Я… О Казике и Ирме. – Лия Марковна умолкла, раскрыла широко глаза, посмотрела вокруг и уставилась снова на Юлию Павловну.
- И что?
- Да, как тебе сказать? Спускаюсь я с мансарды, а в диванной Ирма отдается Казику. Представляешь. Вот так. А он элементарно ублажал ее. Нагло, цинично, прямо в доме, где полно людей! Дверь, конечно, была заперта…
- Так как же ты видела все, - Юлия Павловна иронично улыбается и ждет.
- Да! Я слышала все. Уж больно шумно было.
- И любопытно! Да, Лия?
- Да. А что? Я думала, что что-то происходит. Но не это же!
- Ты кому-нибудь уже рассказала?
- Да, Боже мой! Что я, ненормальная? Только тебе. Что будет? А?
- Молчи! Там посмотрим. Жаль Аркашу. Он так к ней привязан.
- Да что он в ней нашел? Прости. Вот Альбина, та просто королева. А как ест глазами Аркашу. Вот это да!
- Ты тоже заметила?
- Так это видно и невооруженным глазом.
- Ладно, Лия! Посмотрим… Роме ни слова! Ясно?
- Да, да, что ты. Ясно…