КАЗАК.
Слава был казак по рождению, с самой Кубань-реки, коренной станичник в ..дцатом поколении.
Он был статен, был силён и языкаст. Главный задирщик на станице, но и в драке всегда первый.
После службы в Советской Армии, вернувшись в родную станицу, покружил там, отгулеванил положенное, и решил поехать на заработки, да и душа неуёмная рвалася в бой. Что зимой-то в станицах делать ?
Станичный быт наложил на него свой отпечаток. Длинные волосы, подстриженные «под горшок», мясистые губы, и нос картошкой.
Деревенский дурачок.
Таким его первый раз увидал Юрик, задорного, лихого, не лезущего за словом в карман.
Попал он на Юрика в баре, сидели рядом, выпивали, трепались за жизнь.
- Как ты, казак, тут оказался ?
- Тоска, милчел, - ответил Слава, - Как бы со скуки не сдохнуть, да не спиться, горилки хапнешь – вот и всех радостей-то. Рази эт жизь ?
- А ты почему без шашки и папахи, - ехидничал Юрик, - или уже в карты их проиграл ?
- Ёмаё, да я сам ряженых не люблю, – говорил Слава, - Им хотса в бирюльки играть, а я хочу делом заняться. Если кого над зарезать – обращайтесь. А рядиться под казака... Зачем эт ? Малахольность спрятать? Перед девками порисоваться ? Глупо… А шашку свою я привёз… Дома. На стене висит. Всегда пригодится.
- Подожди, - пытался уточнить Юрик, - Ну ведь ваши-то все - бородатые, да в каких-то бурках, на груди иконостас целый, то есть ты - ненастоящий ?
- На хрена мне борода и нагайка? эполеты золотые? да медалек ихних полон бидон ? Если тебя покрасить в чёрный цвет – ты ж не станешь от энтого негром ? Казаком родиться надо ! И доказывать потом всем, что ты достоин ! А у них щас мода - рядиться в черкески кому как вздумается… называется "вступить в казачество". Ты проверь мя в деле, потом судить будешь.
- Почему нет ? Приходи завтра. Вот на Воропаеве тебя и проверим, - Юрик мигнул Ленке, и заказал ещё по одной.
Чтоб не сглазить.
Вася Воропаев был бельмом в глазу города. Небольшой, худой и абсолютно лысый он пользовался необъяснимым влиянием на слабый пол, в независимости от их возраста.
Суть его деловой деятельности сводилась к займам у одних для расчёта с предыдущими.
Его привозили в банк, он выходил оттуда через пару часов с кредитным договором и проштампованной этим же, текущим днём, платёжкой, на всю сумму долга. Васю, похлопав по плечу, отпускали. Деньги в те годы шли по городу дня три. Осчастливленный кредитор, не дождавшись денег ни через три дня, ни через пять, ни через десять, рвал и метал. Он бегал с криками между двумя банками, покуда не выяснял, что штамп на кредитный договор и платёжку Васе поставила расчувствовавшаяся мамзель. Что ей при этом пел сладкоречивый соловушка, оставалось неизвестным, да, впрочем, никто и не задавался ненужными вопросами.
Васю отлавливали снова, набивали шишки на его лысой голове, потом выравнивали и лечили, и везли в другой банк. Через два-три часа Вася выходил, победно размахивая договором. Вес взят ! Кредит получен! Платёжка будет завтра. И на завтра, без обмана, доставленный в банк, он опять выходил из банка уже с платёжным поручением. Клялся, что на этот раз, всё пучком !
Васю отпускали.
Денег не приходило. Васю снова ловили, он скрывался, недели шли.
Вася, видимо начитавшись полезной литературы, освоил курс маскировки, перевоплощения и диффузионного перемещения в пространстве.
Бесплотной тенью ему удавалось проскальзывать между машинами и деревьями незаметно для уставшего караула. Ниндзя.
Надо было обладать завидным упорством, чтобы, забросив все прочие, важные и не очень дела, пастись у его дома день за днём, внимательно всматриваясь в проходящих мимо бомжей, старушек и собак.
Попавшийся в очередной раз, он был бит, пуган и пленён. Его, привычной дорогой, везли в следующий по очереди банк. История повторялась с удручающей регулярностью. Дамы млели от Васиных речей, таяли, проникались и велись. Зачем они при этом штамповали ему документы, рискуя вылететь с приличной работы с волчьим билетом, - сие есть великая загадка непознанной загадочной женской души.
Васю уже знало полгорода.
Он попал в лапы Юрику случайно. По длинной цепочке, этот, передаваемый из рук в руки талисман удачи, перешёл эстафетной палочкой в одну из крышуемых Юриком фирм. Повезло так повезло. Сорвал куш по лотерейному билету.
Свозив его пару раз по банкам, и получив стандартный набор облапошенной жертвы, Юрик повесил договоры и платёжки себе на стену, рядом с медалями и грамотами. Ситуация была, мягко говоря, неприятной. Урон репутации был нанесён существенный. Получить с него деньги не удавалось пока никому. Можно, конечно, продать афериста на органы, но Юрик не имел связей в этой сфере, а давать объявление в газету счёл не благоразумным.
Тут, пока он, чеша репу и выравнивая прыгающее давление коньяком, сидел в баре, подвернулся лихой казак.
*****
Утром Слава пристально вгляделся в ясные Васины очи. Посчитав утонувших в тех бездонных озёрах невинных девиц, Слава скрестил на груди руки и сплюнул на пол.
- Надо ему яблоко на темечко, - предложил Слава, - и шашкой на срез встояка. Он мигом вспомнит, где сундук с деньгами зарыл.
Юрик пожал плечами : «Делай!».
Слава сгонял до дому, вернулся с шашкой.
Васю поставили в центр комнаты с яблоком на голове.
- Жить иль не жить ! Вот в чём вопрос ! – декламировал Слава, обходя по кругу Васю, присматривая себе место поудобнее, - Ты чё, деревня, Гамлета не читал ?
Вася мелко дрожал, будто подключенный к электросети.
- Я, милчел, - флегматично говорил Слава, вытаскивая из ножен и тщательно осматривая шашку - рублю с двух рук и в хвост и в свист, и мельницу могу. Я на скаку шашкой серебряный рубль разрубал. Ты ток не боись. Не промажу. Ты смирно стой !
- Слышь, казак, так у него хвоста-то нет ! - сказал Юрик.
- Ёмаё, ну чё ты пристал, как банный лист, а? В хвост – эт отрубить голову, и влёт ее ж родимую и поймать!
Вася, застывшей статуей, судорожно икая, слушал эти беспечные разговоры, которые будто велись не про него и его не касались. Увидев, как внезапно затвердел взглядом Слава, он понял – сейчас рубанёт.
Он вскинул руки вверх. Яблоко свалившись, покатилось под стол. Отрадно, что не голова !
Слава недовольно сморщился:
- Фу ты, ну ты…Чегож ты, обнеси-голова, деешь-то ? Ток я настроился…
Вася сел прямо на пол и заплакал.
- Я верну, всё верну ! Не надо…
- Ото оно как, - сказал Слава, - вернёшь, значит? Тоись ты нас надурил, ёмаё ?
- Нет..н-н-ет ! - Вася отползал от него в угол, сжался и рыдал навзрыд, - Верну-у-у... – он лежал на полу и бился в истерике.
Слава стоял, опёршись на шашку, смотря на него презрительным взглядом. Юрик давился усмешкой. У дверей невозмутимо ожидали команды Олег с Кузей.
*****
Славу приняли в бригаду и за неполных два года он сделался известным практически всему городу. Славин трюк с шашкой бригада взяла на вооружение и в вольных пересказах за стаканчиком, этот Сёгун уже искромсал вагон яблок и мильён голов. И всё в капусту.
Теперь репутация работала на Славу. Пошли слухи, что он не то дикий черкес, прямой потомок Тараса Бульбы, не то спустившийся с гор последний из могикан, в общем, безжалостный абрек, уцелевший потомок монгольских варваров, атаман атаманов.
Всяк провинившийся и попавший к ним под замес, немедленно представлял свою отрубленную голову с гиканьем и свистом подхватываемую на лету атаманом войска Донского. Потом несчастную голову несчастной жертвы, наколов на пику, возили в целях устрашения по всему городу.
У-у-у, опричники ! Зря их большевики в своё время не добили.
Провинившийся, держась за голову покрепче двумя руками, предлагал различные способы искупить вину и покрыть ущерб. Воображение людское неистощимо.
Оценив предложенные варианты и выбрав наименее затратный, проштрафившемуся непременно давали возможность реализовать задуманное. Воодушевлённый оказанным доверием обладатель не отрубленной покаместь головы прилагал обычно титанические усилия. Рвал и метал. Рвал где придётся и метал куда скажут. Нацеленный на единство тела и головы - рассчитывался сполна. Спасибо, Господи, что взял деньгами !
Главная задача беспрерывно работающего конвейера – своевременный подвоз деталей. Деталей было навалом. Начавшийся бум породил тысячи и тысячи страждущих . Не сформировалось ещё ни у кого ни понимание бизнеса, ни деловая этика. Работы был непаханый край.
Слава развернулся с широким кубанским размахом.
С хозяйственной рачительностью он сгребал под крыло всех, кто нёс стабильные доходы. За разовыми копейками не гнался, богатство наживают - не суетясь, не спеша. Главное – не терять уже нажитое. При всей своей необычайной дерзости и необузданности, он относился к делу обдуманно, его дельные советы зачастую помогали убрать ненужный риск.
Сказывалась дремавшая внутри родовая страсть к набегам и грабежам. Он был толков, его планы всегда принимались, ибо думал он не только – как напасть и отхватить кусок, но и как этот кусок до дому донести, да уцелеть.
У абсолютного большинства прилично зашибавших деньгу людей, не получалось скопить существенно значимого состояния. Доходы утекали бурной речкой, не было учебников, не было учителей, и привычки к накоплению тоже не было.
Бригада, опираясь на Славины умения, умудрялась менять себе машины, покупали квартиры, словом, вкладывали деньги в реальные ценности, вместо неумного сорения по кабакам. Хотя и на кабаки не скупились. Славина природная смекалистость помогали бригаде не просто скапливать, а и существенно преумножать капиталы.
Воспитанный сызмальства на понятиях старого порядка, когда бережливость приносит плоды годами, он старательно и неуклонно повышал собираемость положенной им доли.
Крутой характер и крепкая рука не давали разбазарить общую казну. Дом должен быть - как полная чаша! – и он трудился днями напролёт, наполняя эту чашу, превращая куцые ручейки в один мощный поток.
Всякому он находил дело, и люди, чуя силу, покорялись. Быстрёхонько он стал кем-то вроде заместителя, начальника штаба. Юрику оставалось только подтверждать его распоряжения. Успехи были так велики, что даже сам Стас, приметивший выдающиеся способности казака, уже обсуждал с доном создание отдельной, лично для Славы, сферы применения. По экономической части, штаны рядового бойца силового блока были ему слишком малы и узки.
Слава же, по-прежнему не пытался лезть вперёд Юрика, чувствуя себя обязанным за то, что тот поверил в него. Но прежняя тоска вернулась и сидела занозой в сердце.
Спустя три года, субботним вечером, они сидели с Юриком там же в баре, на том же самом месте, и пили снова, как в день их знакомства, и обоим казалось, что было это лет двадцать назад.
- Я родовой казак. Я род свой ценю, наказы предков уважаю, веру ценю, Кубань тож ценю, там земля кровью предков пропитана… Предков своих, у нас каждый род мож на двести лет назад поимённо перечислить! А на энтих клоунов, есаулов-сотников бородатых - давно забил. Хотса им быть атаманами– нехай. У меня усё здесь есть, хата есть, тачка есть, деньги тож имеются… надуванил. А зачем всё энто ? Даром не нать. Да и не деньги нас делают… а мы их !
На Кубань меня тянет. На землю. Я готов пахать в три смены. Было б заради кого…. Вот токма хочу жинку тут украсть.. Пусть там у меня - приезжая будет. Свежая кровь, ёмаё.. Чтоб была…эх,- така… така… – вон каки окорока, два бидона молока… Эвон, глянь хоть на Ленку! А чё, предки мои веками жинок воровали… Понравилась и украл. Всё одно, стерпится-слюбится… Всегда так было.
Ток одна проблема, каюсь, не знаю, как решать – девки терь сильно самостоятельные пошли. А у нас ведь как; в дела мужнины не лезь, в разговор не встревай, на Круг, дела решать - сроду женщин не пускают… Да где найти таку, чтоб детям примером была ? Энти нонеча – какой с них пример, тьпфу…
Юрик кивал, дивился. Сам то он давно забыл свои корни, свою малую родину и не тянуло его на неё никогда. Как мало знаем мы про родовую тягу.
Славяна им всем будет сильно не хватать.
Разошлись за полночь.
*****
Воскресенье. После ночного дождя на улице гажа.
Слава мирно сидел в дворовой беседке, потягивая пиво, размышляя лениво о непростой задаче – как довезти будущую украденную невесту до родной хаты. Со вчерашнего слегка мутило.
Присоединись соседские мужики, работяги. Выходной.
Распили по пол-стакашка водки, кто-то сгонял за добавкой, раскраснелись, травили байки.
ПарИло.
За жизнь рассусолили, слово-заслово, не сошлись во мнениях на судьбу страны, на роль личности в истории. Сколь людей не корми – всё в лес смотрят.
Гриша, слесарь, грузный великан, с побелевшими от ярости глазами, крыл власть на чём свет стоит.
- Раньше, - орал он, - Всё у меня было ! Зарплата – триста ! Санаторий летом ! Уважение ! А сейчас – что ? Развалили! Раскрали ! Расдербанили !
-Гриша, милчел, - возражал Слава, - Вспомнил ты - как бабка заневестилась…Жили, как свиньи в хлеву… Смрад да болото…
- Да ты чего ! – заводился Гриша, - Водка по трояку была ! Колбасу по два двадцать верните ! Подхалтурить всегда было где ! А счас ?
- Ёмаё, Гриша, - говорил Слава, - Это ж щас игра така - русская рулетка ; тебе – дулю, атаманам – кусман !
- За квартиру ползарплаты дерут ! В больницах – шаром покати ! Всё! Всё растащили !
- Ищи себя в новых реалиях, - убеждал Слава, - А дураков – и в церкви бьют.
Гриша, исчерпав аргументы, сцапал Славу пятернёй за лицо. Слава мигом утопил свой кулак в Гришиной щеке, но даже до зубов не пробил. Могуч человек.
Вскочили.
Впившись друг в дружку, ощутили весовой разрыв.
Заклещив огромными лапищами, Гриша кидал Славу через бедро, схватив за грудки, играючи поднимал, и снова кидал в лужу, и, глумясь, наступал сапогом на затылок, не давая подняться и топя в грязной ливнёвке. Потом убирал сапог, пуская вынуть голову из воды, вздохнуть разок, и вновь притапливал. Славян булькнул и начал задыхаться.
Вдоволь нахлебавшись из поганой канавы, отплевавшийся Слава увидел, что Гриши уже нет.
Со всех сторон жадными глазами смотрели свидетели надругания.
Слава сходил домой, смыл кровь, пригладил взлохмаченные волосы, нежно погладил шашку, но снял со стены двустволку, переломил, проверил, спустился на два этажа и позвонил в дверь.
Гриша успел только спросить, – Что, болезный, так понравилось, за добавкой пришёл ? - как в лице у него что-то изменилось; увидал ружьё.
Слава разрядил с двух стволов прямо в живот, и увидел, как беззвучно открыв рот, падая сложился пополам этот холмоподобный монстр. Выстрела он не услышал. С минуту посмотрел, как стремительно расползается из-под неподвижного тела кровавая лужа, и, спустившись вниз на улицу, уселся на скамейку прямо перед подъездом, и принялся ждать родную милицию.
Примчавшись с мигалками, те никак не решались подойти к нему, кричали из укрытий – Брось ! Брось ружьё! – и не видя реакции, прятались за уазик, беспрестанно бормоча в рацию.
Вызвали подкрепление, окружив весь район, и потихоньку собровцы подкрадывались к нему с разных сторон, а он сидел, не слыша их, не обращая никакого внимания, сидел, взявшись за стоящее перед ним ружьё, уронив голову на большие свои сильные руки, и был он далеко отсюда, и перед мысленным взором его проносились дикие горячие кони, неслась ватага растрёпанных разбойников - босоногих мальчуганов, а сам он, с молодой женой, смеющейся, красивой да яркой, с любимой беременной женой своей, шёл пешком в родную станицу, и в душе у него, гордой казачьей его душе, царил вечный и дивный мир.