А я смотрю на фотографии детей в военной форме и не удивляюсь. Разве происходит что-то новое? Я вспоминаю одну из своих детских фотографий. Середина 70-х, садик "Гнездышко" в районном центре Алтайского края. Я - в костюме сестры милосердия, круглолицая, с криво обрезанной челочкой, с виноватой улыбкой. С глазами, в которых радость от того, что у меня скоро будет собственная фотография с самой красивой на свете игрушечной лисой, и еще двумя, от которых почему-то нельзя отказаться, теми, что входят в комплект услуг фотографа. На одной я обнимаю тощую жестяную березу, и эта, с шапочкой и нарукавной повязкой, обе в красных крестах. Но я не могу спасать никаких солдат, потому что мне всего пять или шесть лет, и каждую ночь я бегу по пустому пыльному городу, спасаясь от фашистов с их страшными овчарками. Иногда от них удается ускользнуть, проснувшись в каком-нибудь подвале от звука собственного сердца. Иногда я смотрю на часы с круглым циферблатом в ожидании расстрела. Иногда в своем сне я жду мальчика из детского фильма, героя, который умеет играть страшную музыку Полонез Огинского. В фильме, который напугал меня так сильно, он сумел спастись и стал великим музыкантом. В детских кошмарах меня никто не спасал, и тогда я поверила, что если придет настоящая война, я умру от первого ее выстрела, потому на мне будет эта шапочка с крестом-мишенью, умру глупо и бездарно, и никого не успею спасти.
Пожалуйста, не надо готовить детей к войне.