Рассвело рано. Как обычно.
Как обычно, в этом дурном городе, шел снег. Мокрый.
Я соскреб, что было — хватало еще на одну стекляшку, и поперся. Мне было плевать на соседей, так же, как и им на меня.
Полиция уже была. Или я был в полиции? Какая разница.
Весна. Как мы близки к Заполярью. Только снег у нас не такой, как там. Нет, не снег это, а какая-то чушь.
Идешь, наступаешь туфлями — да что это за слово-то такое. Унты. А-а, не то все, все не то. Там — да все там не так. Вообще это не город, а какая-то насмешка. В таких тапках хорошо ходить по умеренному морозцу. На холоду замерзнут ноги. В тепле промокнут. Слякоть, слякоть этого культурного центра — Питера.
Хорошо хоть, идти недалеко. Бывали времена, когда ломиться приходилось чуть ли не за километр. Тогда еще играла музыка в проигрывателе. Настоящая музыка. Теперь — mp3 в нетбуке, стареньком, расшатанном нетбуке, в котором и памяти-то нет — осталась пара-тройка флэшек, которые и работают так-сяк. Ларьки близко. Пиво. А что еще нужно?
В павильоне передо мной образовалась какая-то несвоевременная очередь. Два пацана лет восьми или девяти, щебеча на манер девиц, горячо обсуждали — надо ли жевать или сосать. Я усмехнулся. За ними стоял очень серьезный, высокий и довольно громадный чел в темно-сером, почти черном пальто. Он купил какую-то чепуху вроде чипсов или жвачки; это совсем не вязалось с его имиджем. Проходя мимо меня, он, конечно задел меня полой своего прикида, промурлыкав какое-то подобие извинения. Я оглянулся, затем вернулся назад, попросил и получил искомое. Попросил вскрыть, чего и сравнительно легко добился.
За гранью павильона падало нечто мокрое. Идти домой было как-то неактуально (а что такое дом? теперь?), и я надумал совершить небольшой променад. Было ли это ошибкой, http://dropmefiles.com/не уверен. Ноги промокли тут же. У меня был довольно дурной протектор; когда сухо, в этих шузах жарковато, при легком морозце — в самый раз, а во время слякоти они раскисают, что твой крейсер.
На улице было красиво. Воскресная тишина; колонки отгрохали свое.
Позавчера (или позапозавчера?) хоронили М. Я даже не помню, как добрался домой. Зашел в какой-то кинотеатр, спросил, что у них в репертуаре — меня в конце концов выгнали. Как меня не замели на контроле в метро, поразительно. Добрался до дома (смутные воспоминания — о чем-то спорил с водителем микроавтобуса), рухнул в кресло и врубил Малера.
На идиотов соседей было плевать. Я вкушал музыку. Повесил перед собой портрет М., сделанный собственноручно (вот ведь какая странность: я закончил работу над ним ровно за неделю до ухода), затем перевесил его немного выше, поерзал им, конечно, туда-сюда, выправляя подобие горизонта.
Надо было слушать Пятую. Да, Вторая поначалу не то чтобы проста — но как бы вам это сказать? Не могу работать под нее. Могу только слушать. А это давно стало редкостью. Я разучился слушать музыку. Музыка стала фоном: если раньше я, закончив дела, садился в кресло и с серьезным видом настраивал эквалайзер, на что уходила если не половина, то треть компашки, то теперь я не отрываю задницы от стула перед экраном.
М. больше нет. Нет.
С Пятой было бы проще. Да и с М. тоже.
Хотя, как сказать.
Около трех наступил, как говорится, кризис. А мне уже было до фонаря. Я пялился на портрет, и понимал, где я облажался.
Сам открыл дверь. Выламывать не пришлось. Впрочем, до такого и не дошло бы. Наверняка.
Я открывал губы, пытался вдуть в них воздух — что-то говорить. Орать я умею, но тут меня как-то заклинило. Заканчивалась четвертая часть, но я как-то в нее не врубился. Только дал вольюма.
Меня повезли; перед этим я довольно долго шарил в ящиках письменного стола — искал паспорт. Арест пропагандиста, блин. Полный Репин.
На какой-то момент я прибалдел даже слегка — как же, стал героем. А к чему вся эта суета?
Морду не били. Погрозили, так сказать, пальчиком. Шоу…
Помозговал на кухне, когда вернулся. Долго там сидел. Когда выглянул в окно — мысленно проматерился, и прикинул, что как минимум девяносто процентов жителей имели то же самое в виду. Это у них там — норма. У нас такого не должно быть, ну не должно! Третья декада апреля, и идет снег!
Пошуршал бумажками, поскреб мелочь, рассыпанную по полу. Отодвинул тумбу и нашел аж два рубля. Хватит на не очень крепкое.
Усилитель призывно ждал, верно горя красными светодиодами. «Сто вторая» «Ария» с голландской иголкой тоже выглядела весьма серьезно. Конечно же, у меня возник соблазн снова поиграть с тонармом. Но я пошел за пивом.
М. Да какая все чепуха — то, что со мной произошло ночью. Жуткая банальщина — жизнь теперь разделилась на до и после. Плевать.
Воздух пах каким-то весенним дерьмом. Я почуял этот запах. Бездомные кошки выбирались из своих нычек, игнорируя дармовой сухой корм. В общем, жизнь помаленьку налаживалась.
Дойдя до перекрестка, я внимательно осмотрел поперечные и продольные полосы движения, а также все восемь тротуаров. Дядьки в темном пальто не было. Глотнул. Снег перестал идти; выглянуло даже некое подобие солнца. Мебельный, «Роспечать» пока что не думали открываться.
Так вот зато ко мне, явно спеша, начал подковыливать какой-то типчик в куртяшке цвета хаки. Ну сейчас начнется. Смысл жизни, видишь ли, в том, а не дашь ли мне десять рублей. Монета была, но как-то не хотелось мне ему подавать. Достало.
Он встал рядом со мной. Никак не мог въехать — стоит он с какой-то идеей или просто автобуса ждет. Не-ет, явно он хотел что-нибудь ляпнуть. Что-то умное.
Вот еще одно существо…
Психи.
Я глотнул. А тут и маршрутка подъехала. Неодобрительно взглянув на меня, человечище влезло внутрь и стало копаться в кошельке. Водило дало газу, и машина умчалась.
Перекресток был пустынен. Он смахивал на мои сны — те, которые попросту урываешь украдкой, те, которые не можешь видеть, а только воображаешь, будто их видишь — где разница между сознанием и подсознанием? Где мораль?
Одни живут, другие умирают. Я не стал прощаться с М. Скоро встретимся. Поцелуи в лоб, кресты, эмалевые изображения на фарфоре либо металле — фетиш. Мы так и не смогли уйти от язычества, и христианство лишь форма его.
Сделал последний глоток. Остаток пива уже изрядно охладился.
А ведь человек, прежде чем ввалиться в маршрутку, явно хотел мне что-то прочирикать. Что? Ведь не о классической же музыке он хотел поговорить. Так чтО, чтО он хотел мне сказать? Это навсегда останется для меня тайной.
Я швырнул опустевшую стеклянную емкость в урну и пошел домой.