Шепчущий

Артём Ор
Рассказ повествует о странном и замкнутом в себе человеке, который по воле случая сталкивается с потусторонним миром. Пройдя чреду испытаний и душевных перевоплощений, главный герой перестаёт различать грань между реальным миром и миром грёз.


                ***               
               

Старое, поблекшее от времени зеркало в зашарпанной чёрной раме, стояло в дальнем углу помещения. Пыль и паутина давным-давно облюбовали неровные поверхности его потрескавшегося деревянного обрамления. Неизвестно кем и когда сделанное зеркало, явно носило на себе неизгладимый отпечаток времени. Со стороны этот предмет интерьера выглядел вполне невинно, но я то знал его настоящую цену.

А ещё отражение… Оно показалось мне весьма странным. В то время, когда окружающие  предметы отражались в нём вполне реалистично, моё собственное отражение как будто плыло, словно преодолевая невидимую толщу мутной воды. Тогда я подумал, что это из-за того, что на зеркальной поверхности проступали еле заметные царапины и мутные пятна. Но истинная причина была совсем иная.

Указав жестом на зеркало, я вопросительно посмотрел на явно скучающего лысоватого продавца антикварной лавки. Он словно также, не желая утруждать себя разговором со мной, поднятыми вверх двумя пальцами руки, сообщил мне цену товара. Я одобрительно кивнул головой, подошёл к нему и, достав две крупные засаленные купюры, положил их на прилавок. Считая наш молчаливый разговор завершенным, а сделку состоявшейся, он ловким движением морщинистых рук смахнул деньги куда-то под прилавок, демонстративно отвернулся и начал копошиться в своём антикварном хламе.

Принеся зеркало в дом, я столкнулся с весьма сложной дилеммой. Куда бы я ни поставил его, оно везде мешалось и никак не приживалось с другими вещами. То рядом стоящая мебель не подходила к его оправе, то стены были уже чем-то заставлены. В общем, спустя полтора часа долгих мытарств и раздумий, мне пришлось задвинуть его ближе к своему спальному месту.

Впервые дни после моей покупки зеркала, я не стал придавать значения тому тихому шёпоту, что ненавязчиво начал доноситься сквозь душную ночную тишину спальни. Сначала мне казалось, что это мои беспокойные соседи переговариваются за стенкой, но по-прошествии нескольких ночей, я стал замечать, что и в других частях моей квартиры слышны звуки похожие на чей-то шёпот.

К концу следующей недели интерес переборол мой страх, и я стал слушать их. Сначала я не мог разобрать ни слова, поскольку слышал лишь еле различимый шум, похожий на прерывистое шипение. Потом шипящие звуки как будто усилились и стали слышны более чётче и разборчивей, словно поняли, что я хочу их расслышать. Спустя какое-то время я начал выделять отдельные звуки, слова и даже фразы. Все они представлялись мне весьма странными и загадочными. Казалось совершенно не имеющие отношения к нашему миру. И всё-таки это был чей-то шёпот.

Слова эти были явно разных диалектов и групп, совершенно неизвестных мне языков. В какие-то моменты мне казалось, что я брежу, что это всё неправда, что это просто непонятный набор звуков, сливающийся вместе, а моё уставшее за день сознание воспринимает их, как отдельные слова и звуки. Проходил день за днём, а раздовавшиеся в темноте звуки и слова стали запоминаться мной и вскоре, к своему немалому удивлению, я начал в них разбираться.

 
В какой-то момент на меня снизошло озарение. А что получится, если их начать записывать? Просто взять и записать эти звуки, что так назойливо врывались по ночам в моё сознание. Зафиксировать их в той последовательности, как они мне это шепчут.

Из-за старой дурной привычки записывать номера телефонов на обоях, для записи символов я тоже решил использовать частично завешанные картинами прикроватные стены. С тем расчётом, чтобы у меня в любой момент была возможность дописать каждый не заполненный мной отрывок, не вставая с кровати. Но я и предположить не мог, что символов будет настолько много.

Поскольку в моём ветхом доме с электричеством не редко случались перебои, да и старая проводка давала о себе знать, то я заранее достал из шкафа упаковку восковых свечей. Теперь даже при отключении электричества я мог видеть весь текст целиком и наблюдать, как он меняет свои очертания в тусклом мерцающем свете свечей. 

Дождавшись следующей ночи, я начал методично наносить буквы на стены моей комнаты, оклеенной бумажными обоями с давным-давно выцветшим рисунком. 

Как же все-таки странно этот текст нашёптывался мне. В нём не было единых цельных фраз, а лишь отдельные куски, пока никак не связанные друг с другом. Как я позже понял, они всё же каким-то образом соотносились с разными тематическими частям общего полотна, из которого и был соткан шёпот.

За несколько недель кропотливой работы, моя комната по ночам превращалась в некое мистическое место, некий сакральный алтарь шёпота, а может быть она сама стала его вместилищем.

Сначала заковыристых значков и букв было немного, но со временем, новые символы становились всё более сложными и сливались в практически сплошную вязь текста. Когда места на стенах перестало хватать я начал выцарапывать символы на мебели и полу, а потом и на потолке. Спустя ещё какое-то время, мною была исписана практически вся комната. Мои записи превратились в наборы сложных текстовых структур, непонятных символов и пиктографических рисунков, из которых я понимал лишь немногое.

Разрозненный текст и символы говорили мне, что для того чтобы стать обладателем некой силы, необходимо пройти несколько испытаний или же обрядов посвящения.

Одна из четырёх комнат старого давным-давно заброшенного дома. Присаживаясь на корточки, я начинаю рассматривать какие-то старые вещи. Похоже, что здесь я совсем один. Через какое-то время я понимаю, что и на улице, и внутри помещения становится настолько темно, что я вижу не сами предметы, а лишь их смоляные очертания. Силуэты предметов постепенно сливаются со ставшей уже практически непроглядной тьмой. Черные маслянистые грани пятиугольной комнаты и вовсе растворились в пространстве.

Я понимаю, что со мной происходит что-то не ладное. Или быть может, это происходит не со мной, а с окружающей обстановкой? Поворачиваюсь к выходу из комнаты, протягиваю свои руки к выключателю, щелкаю его клавишу, но света нет. Ещё раз и ещё – бесполезно. Чёрт он должен работать, его не может не быть сейчас… И в этот момент я чувствую, как за моей спиной кто-то чиркает спичку. Я успел сделать только пол оборота и ничего толком не разглядев, получил сильный резкий удар в тело, от которого меня тут же сбивает с ног. Кажется, я падаю вниз по лестнице. Страх. Я помню, что меня обуял сильнейший приступ страха. Но и это было ещё не всё.

Очнувшись, я понимаю, что нахожусь уже в нижней комнате. Я лежу на животе в особой ритуальной позе. Чёрт откуда я знаю это? Руки крест-накрест находятся подомной, как бы прижаты телом, ноги закручены в узел, но сам я не связан. Тело настолько онемело, что не может двинуться ни на сантиметр. Я не могу пошевелить ни рукам, ни ногами. Я задыхаюсь, я кричу, но мои губы безмолвны. Мой голос никто не слышит, поскольку в комнате не раздаётся ни звука. И опять панический ужас. Он объял меня всего. Ужас нелепой смерти от собственной беспомощности. Я начинаю задыхаться ещё больше. Я пробую раскачать своё тело из стороны в сторону. Толчок, ещё один. В результате неимоверных усилий мне удаётся раскачаться, и, проснувшись, я падаю на изрезанный письменами пол в собственной квартире.

В последнее время мною всё чаще начинает овладевать то самое чувство, когда ты долгое время находишься в комнате абсолютно один, но всем телом осознаёшь, что в темноте кто-то есть. Когда ты всем телом ощущаешь в тёмноте чьё-то присутствие. Как будто что-то постоянно пытается подкрасться к тебе сзади. Какое-то эфемерное чувство тревоги и надвигающейся опасности.

А потом стали приходить они…

Заметил я их не сразу. Сначала это были просто бездушные тени. В той комнате, где я проводил бессонные ночи, теперь всегда горели восковые свечи. От этого на исписанных мною от пола до потолка стенах было несколько световых бликов, оставлявших грязные разводы мрачного мерцающего света. Признаться, я и до этого замечал странные отсветы пламени на стенах, но поначалу не придал этому никакого значения.  Но именно благодаря этим отсветам, я увидел их в первый раз.

Поначалу их было не много. Их очертания были будто бы размазанными, размытыми еле ощутимыми. Большую часть времени они просто стояли недвижно, лишь изредка осмеливаясь, пошевельнутся. Тогда они ещё лишь наблюдали за мной. Они изучали меня... Но и я начал всё чётче различать их друг от друга. Их искривлённые тела и лица, лица которые я никогда раньше не встречал. Их отвратительные, корчащиеся гримасы, теперь всё чаще звали меня по ночам.

Но прошло какое-то время и они осмелели. От долгого неподвижного стояния в углах тени как будто бы уставали. Всё чаще я слышал, как от каждого их переминания или шага, поскрипывают рассохшиеся доски пола. От стен, где они обычно собирались, начинало веять прохладой, сыростью и даже затхлостью. Я вспомнил этот затхлый запах. Его я впервые ощутил, когда зашёл в ту самую лавку старьёвщика.

Порой мне казалось, что их конечности касаются моего спящего тела. Их пронзительные шипящие стоны невозможно было заглушить даже алкоголем. После того как я сдавался, голоса беспрепятственно проникали в мой разум. Их истошные крики и мольбы о помощи раздирали моё сознание на части. Каждую ночь я с нетерпением ждал, когда наступит следующее утро. Лишь поутру всё стихало и мне хоть немного, удавалось поспать. Когда же я просыпался, постельное бёльё по обыкновению было скомкано или же просто валялось на полу.

Я явственно помню, как прохожу по коридору, мимо старых кирпичных стен, из которых сочится влага. Больше всего она похожа на вязкую слизь, не успевшую превратится в плесень. Кладка настолько старая, что корни деревьев смогли проникнуть сквозь её толщу и теперь свисают седыми нитями с низкого свода стены. Железная дверь. Я открываю её и вхожу в помещение. Меня встречает грязный сырой подвал. Под ногами что-то хрустит. Кажется это соль. Очень много соли. Весь пол заполнен сгрудившимися буграми соли. Местами на этих кучах виднеются пятна светло розового цвета, вперемешку с клочками какой-то бурой грязи и волос. Воздух влажный и спёртый. При каждом своём вздохе, я ощущаю солёный привкус во рту и на губах.


Подходя к покрашенному металлическому столу, я замечаю, что на нём насыпана точно такая же куча порозовевшей соли. Но в отличии от тех, что лежат на полу, она вытянутая и имеет форму рваной горной гряды. Зачем, зачем я разгребаю её руками? Мне становится противно от того, что я начинаю догадываться, что находится под солью. 

Сейчас я смутно вспоминаю, как две недели назад, будто бы уже приходил сюда. Несмотря на то, что в помещении было холодно, куски парящего мяса только, только отделённого от костей, падали со стола на грязный пол, выстланный потрескавшимся кафелем. Полотнище скомканной кожи бесформенно морщинистой кучей громоздились в углу длинного разделочного стола. Скальпированные волосы цвета сырой соломы были скомканы и представляли собой окровавленную паклю. Ногти были заблаговременно отделены от плоти и тщательно вымыты. Всё лежало в точном соответствии с тем, как ранее располагалось на теле.

Теперь иссохшее до основания, это скрюченное уродское тело, было освежевано и очищено от внутренностей. Коричневая кожа прилипла к костям словно припаянная. Омерзительная вонь, но я почему-то подхватываю это почти невесомое тело двумя руками и переношу его в другую комнату.

Заново обтянутое промасленной и хорошо выделанной кожей, тело было готово к закупорке. Оно было тщательно стянуто скобами, а после сшито нитями, сплетенными из человеческих волос. Швы я промазал мёдом вперемешку с воском из пчелиных сот. Взяв в руки острое лезвие, я тщательнейшим образом стал подготавливать тело к ритуалу. По завершении процедуры, на нём были вырезаны письмена, заклинания и прочая подобающая ритуалу символика.

В тело терафима мной были плотно вставлены трубки, и прочие приспособления для вдыхания особой курительной смеси. После всех этих приготовлений я залил в тело, смесь эфира и всевозможных органических вытяжек из пойманных мною ранее насекомых. Все они несколько месяцев настаивались в том же подвале. Теперь настало время напитаться энергией терафима, после чего живущая в нём сущность будет не в состоянии нанести вред своему новому хозяину. По всей видимости, выходило так, что этим новым хозяином становился я.

Неужели, это был всего лишь один из моих ночных кошмаров?

Приблизительно через неделю после первого их появления, тени осмелели настолько, что начали понемногу подкрадываться ко мне. Сначала они предпринимали единичные попытки, потом стали подходить парами и даже небольшими группами. По отчётливым бликам на стенах я видел тех, что стояли в дальних углах комнаты и тех, кто пытался подкрасться поближе. Я слышал, как некоторые из них медленно, и осторожно пытались подкрасться ко мне вплотную, но всякий раз ретировались от любого моего резкого движения. 

Их проваленные глазницы смотрели на меня в ожидании чего-то. Страх всё чаще сковывает мой разум и настолько глубоко проникает в душу, что я даже иной раз сам не смею шелохнуться. В моей памяти постоянно всплывают какие-то смутные воспоминания о том, что я делал, или, быть может, делал когда-то, но забыл. Я не мог понять, для чего они напоминают мне о своём или о моём прошлом.


Зеркало, это проклятое зеркало. Это из-за него я потерял свой сон и покой. Это оно проецирует весь этот театр ночных кошмаров. Интересно когда у меня начали зарождаться сомнения в иллюзорности или реальности моих снов. Похоже, в какой-то неосознанный мною момент, грань между реальностью и моими снами была полностью стёрта. Меня не отпускает чувство реальности происходящего. Я подозреваю, что они всё-таки добрались до меня и теперь я ничего не могу с этим поделать.

Отчётливо осознавая всё это, я всё же никак не мог понять, почему не могу выбросить его. Раз и навсегда избавится от зеркала, от тех, кто приходит из него и от их голосов. По всей видимости, нашёптывая свои непонятные слова, они тем самым подчинили меня себе.  Но они ли овладели моим разумом или я сам вызвал их, записывая всё то, что вещал мне многоликий шёпот.

Передо мной лежал странной формы гроб, особой прямоугольной формы, который я сделал сам из старых досок пола. Я поместил туда два связанных по рукам и ногам женских тела, так чтобы их лица смотрели друг на друга. Далее я надел толстые железные скобы на шеи сестёр и вбил их в дно гроба так, чтобы после загнуть концы скоб с обратной стороны. Теперь они точно не смогут их вытащить и самостоятельно выбраться из моей ловушки.

Все их ногти и зубы были мной аккуратно удалены до последнего, а после помещены в специальные просмоленные дёгтем мешочки и привязаны крепкой верёвкой к их ногам. Так чтобы сёстры не смогли достать до них руками, которые я тоже на всякий случай накрепко связал за их спинами.

Я точно знал, что ещё как минимум неделю сёстры будут мертвы, но даже мёртвые они всё ещё двигались и могли мне навредить. Сестры, как две капли воды похожие друг на друга, жили со мною по соседству. Сам я их, конечно же не выбирал, так посоветовали мне шепчущие голоса. Это они выбирали их для проведения очередного ритуала.

Когда настало время погребения, я привёз гроб на строительную площадку, где через полгода завершится возведение нового торгового центра. Найдя не залитый бетоном участок будущего пола, я разрыл неглубокую яму. Через несколько дней здесь зальют бетон, и они навсегда окажутся, замурованы в нём.

Дощатый прямоугольный гроб, погружённый в толщу земли, теперь таил в себе нечто очень опасное. Когда сёстры снова оживут, то навсегда останутся запертыми в своём склепе. Для того чтобы поддерживать угасающую жизнь, они станут вытягивать энергию из тех людей, что будут проходить над ними. Интересно, будут ли догадываться посетители торгового центра, что на самом деле покоится под толщей бетона, прямо у них под ногами.

Кажется, я не ел уже несколько дней. И не, потому что я не голоден. Еда в какой-то момент потеряла для меня всякий смысл и значение. Я перестал чувствовать какую-либо привязанность к моей прежней жизни. Каждый вечер моё сознанье словно отключается, и я как будто исчезаю, становясь кем-то другим. Каждое утро я просыпаюсь от тянущей боли в мышцах, словно всю ночь бродил по улицам города. От недостатка сна мои мысли начинают загустевать, превращаясь в безвкусный блёклый студень. Днём их течение ещё больше замедляется и под вечер сознание снова проваливается в пустоту.

Я снова чувствую, что они в комнате. Скорей всего они вообще никуда не уходили. Я слышу, как они перешёптываются друг с другом. Их голоса становятся всё громче и громче. Голоса, их галдящие голоса. Шёпот десятков существ, чем-то отдалённо похожих на людей. Они стоят возле меня. Они толкают и теснят друг друга, жаждая пробиться ко мне поближе. Они призывали и звали меня. Мне кажется, что они хотят меня убить. И это после всего, что я для них сделал…

Мне очень тесно. Голова вмята в какую-то вонючую жижу, от чего шея не естественно свёрнута набок. Я понимаю, что каким-то образом оказался в узком колодце или вертикально стоящей трубе. Руки и ноги свободны, от каких либо пут, но в этом сыром колодце так мало места, что я не могу перевернуться. Руки никак не пропихнуть вниз и от этого ситуация кажется совсем безвыходной. Всё мое тело сейчас давит в низ, на шею. Она свёрнута и уже заметно отекла. Меня обуял панический ужас от осознания того, что из этой ловушки мне уже не выбраться. Смерть, теперь точно смерть. Или же снова сон. Очередной кошмарный сон, где я последовательно совершаю ритуал за ритуалом. Как же узнать правду.

Чёрная илистая грязь, на самом дне состоящая из каких-то пожухлых листьев и мягких гнилых веток начинает становиться всё более влажной. Я ощущаю, как мои волосы намокают, а голова погружается в воду. Я начинаю захлёбываться, от прибывающей воды. И тут я понимаю, что попал в западню. Пытаюсь вывернуться, но моя шея переломана, и тело уже совсем не слушается меня.

Открыв глаза, я понимаю, что стою в тёмной комнате. Страх ещё не покинул меня и поэтому я стою бездвижно. Помещение, в котором я оказался совершенно незнакомо мне. Я чувствую, что в этой комнате кто-то есть. И этот кто-то – живой. Я хочу рассмотреть его лицо, но сквозь мутную густую пелену, что простилается между нами, мне сложно, что-либо понять. Как же я хочу рассказать ему всё то, что приключилось со мной.

Через какое-то время я начинаю понемногу выходить из тёмного угла. Я пытаюсь сказать хоть что-то, но у меня ничего не получается. Только еле слышное шипение вырывается из моего рта. Кажется, этот человек сейчас что-то читает. Отсвет от настольной лампы блеклым мертвенным пятном высвечивает его силуэт.  Я чувствую, как человек отрывается от чтения и пытается рассмотреть комнату. Я приближаюсь к нему так, чтобы он меня увидел. Кажется, его взгляд остановился на мне. Неужели и он заметил меня. Нет, наверное, нет. Я снова с отчаяньем кричу ему изо всех сил, чтобы он был осторожен. Я взахлёб рассказываю ему о том, что произошло со мной. Кажется, он начинает прислушиваться и даже что-то записывать на обоях.

Пожалуй, я останусь в этой комнате, а следующей ночью снова попробую рассказать ему всё. Как оказалось - тут много таких, как я. Мы даже чем-то похожи друг на друга. Надеюсь, он к нам прислушается.



Автор: О.А.В.
 
Правка и корректура сюжета: друг Андрей 

март 2017 год