9
В Алитус-- к немцам.
***
Мы мчимся к бывшей границе кратчайшей дорогой на юго-восток через Алитус. Июньское летнее утро. Превосходно укатанный асфальт. Вдоль всей дороги пышнокронные, тенистые леса. Душистый, пропитанный утренней свежестью воздух. Я пробралась вперёд, к кабине водителя, стоя, оперлась о неё грудью. С детства люблю смотреть на убегающую под колёса дорогу, на проплывающие справа и слева пейзажи. Скоро Алитус, мы подъезжаем к нему с северной стороны. Но что-то странное происходит вокруг. На безлюдной дороге стали попадаться разбитые, обгоревшие машины, кем-то сброшенные с полотна шоссе в кювет или сдвинутые на обочину. Остался позади обгоревший газик, через несколько километров-- опрокинутый, какой-то невероятной силой сброшенный с проезжей части разбитый автобус. Наш водитель остановил машину, сбегал, осмотрел место происшествия. Вернулся озабоченный, сказал:
--Не нравится мне это. Здесь происходило что-то неладное. Либо местные
поорудовали, либо что-то похуже.
Поехали дальше, но увидев идущую навстречу молодую женщину, водитель убавил
скорость, окликнул её:
- Девушка! Вы не из Алитуса идёте?
- Да, из Алитуса!
- Немцев там нет?
- НЕма нмцев, нЕма!-лучезарно улыбаясь, крикнула она, своим произношением выдавая в себе польку, и быстрым шагом пошла дальше.
То, что мы увидели, отъехав километра два, когда на горизонте уже показались окраинные дома Алитуса, потрясло и испугало всех. С правой стороны от дороги на небольшом пригорке лежали три обгоревшие от головы до пояса трупа. Они были в красноармейской форме, без сапог. Заметив их, водитель резко остановил машину, подбежал к убитым, запретным жестом показав, чтобы все оставались на своих местах. Это было уже совсем тревожным знаком. Что там, впереди? Но и назад возвращаться некуда. Шофёр постоял молча, в задумчивости. Потом быстро вернулся, сел за руль и погнал машину дальше. Через сотню метров на дорогу из кювета выскочил молоденький красноармеец с перевязанной головой, поднял руку. Машина сбавила ход.
--Куда вы едете?--крикнул красноармеец.
--В Минск!--ответил шофёр.
--Быстрей разворачивайтесь на вильнюсское шоссе! Дальше ехать нельзя, в Алитусе немцы! Здесь час назад был бой! Немцы сбросили десант. Наши отошли, а меня специально оставили предупреждать своих!
Не будь на дороге этого юноши, раненого, выдержавшего первый в своей жизни бой, угодили бы мы прямо в волчью пасть.
Только что мы все были на волоске от страшной, мученической смерти. Потом, уже находясь в глубоком тылу, из газет, по радио узнавали, как расправлялись немецкие фашисты и их пособники, члены ФЛА (фронт литовских активистов), с захваченными на территории Литвы советскими военнослужащими и их семьями.
Подвиг Советской 5-й танковой дивизии.
Мы ехали и не знали, что ранним утром 22 июня после артиллерийско-бомбового налёта, вторгнувшись на советскую территорию, наступление в направлении на Алитус развернули части 20-й и 7-й танковых дивизий 39 моторизованного корпуса 3-ей танковой группы генерала Гота. Гитлеровское командование поставило перед ними задачу: с хода форсировать р. Неман и продвигаться на Вильнюс.
Противник, используя превосходство в живой силе и технике, массированно применяя авиацию, к середине дня сумел прорваться к Алитусу.
Мы не знали, что ещё живы потому, что дислоцированная в Алитусе 5-я танковая дивизия под командованием полковника Фёдора Фёдоровича Фёдорова с хода завязала бой с частями 20-й танковой дивизии. (Сведения о событиях, связанных с действиями 5-й танковой дивизии, я привожу из материалов, опубликованных в интернете.)
"Во второй половине дня 22 июня 10-й танковый полк 5-й дивизии в трёх километрах западнее Алитуса встретил и уничтожил передовой отряд фашистских мотоциклистов. Продвижение танков противника было приостановлено. Тогда на позиции, занятые советскими танкистами на западном берегу Немана, враги обрушили бомбовые удары, огонь артиллерии. Вражеским танкам удалось прорваться через мост на восточный берег южнее Алитуса. Они были сразу же смяты. Но через мост уже успели переправиться подразделения противотанковой и полевой артиллерии противника. Советские танкисты уничтожили большое число боевой техники гитлеровцев: танков, артиллерийских орудий, автомашин. По воспоминаниям ветерана 5-й танковой дивизии, бывшего командира батальона 10-го танкового полка капитана С.Г.Косарева два наших танка, не имея бронебойных снарядов, шли прямо на немецкие танки, стреляя на ходу в бок, вплотную подходили и скидывали в кювет. Уничтожили полдесятка вражеских машин и сами остались невредимы. Кинулись через мост, встретили группу немецких танков, из которых один сразу загорелся, но потом и наш загорелся.
В дневнике обер-ефрейтора 21 танкового полка 20 танковой дивизии гитлеровцев-- Дитриха в записи от 22 июня 1941г. говорится о бое с советскими танкистами в Алитусе следующее:
"Здесь мы впервые встретились с русскими танкистами. Они храбрые, эти русские танкисты. Из горящей машины они стреляют до последней возможности."
Но не имея прикрытия с воздуха, дивизия понесла большие потери и к исходу дня вынуждена была отступить на восточный берег Немана. Здесь, у моста через Неман, южнее Алитуса, бой с превосходящими силами противника продолжался примерно до 23 часов.
утром 23 июня основные силы 5-й танковой дивизии оказались окружены на восточном берегу Немана. Бой возобновился. Советские танкисты вновь приостановили движение моторизованных частей врага. Соотношение сил оставалось неравным. Немцы посадили на аэродроме у северного военного городка свои самолёты с десантом в количестве 300--400 солдат. Бой принял 5-й мотострелковый полк. Его подразделения очистили от десантников Алитусский аэродром. Затем
командир полка, майор В.А. Шадунц, устроил засаду, и немецкая мотопехота была отсечена от машин. Немцев гнали до самого Немана, прижали к реке и полностью истребили. Разъярённые фашисты пытались уничтожить "злой" полк, но все их атаки были отражены. Когда на наши позиции ворвалось 6 танков, огонь 1-го батальона отбросил пехоту за дорогу, а бронетехнику забросали связками гранат. Полк, связанный боем, находился на севере от Алитуса. Под давлением танков его подразделения были оттеснены и оставили свои позиции. Им удалось оторваться от преследования противника на юго-восток и скрыться в лесах. Во главе со своим решительным и смелым командиром полк прорвался в Белоруссию севернее Минска."
Следы этого боя и останки бойцов, погибших в нём, мы и застали, подъезжая к Алитусу. Жизнью своей мы обязаны мужеству и самоотверженности бойцов этого полка и их бесстрашного командира, майора В.И. Шадунца, в этой тяжелейшей обстановке сумевшего не только уничтожить вражеский десант, сохранив свободным путь на Вильнюс, но и подумать о тех, кто может оказаться на дороге к занятому фашистами Алитусу, предусмотрительно оставив бойца, предупредившего и нас. Именно в этот час, с семи до восьми утра, проскочили мы этот участок пути в Вильнюс. Но и это не спасло бы нас, если бы окружённая дивизия, вступив в бой, не задержала наступление немецких танков на этом направлении.
"Основные силы 5-й танковой дивизии ранним утром 23-го июня были взяты в клещи наступающими клиньями превосходящих сил противника. Около 8-9 часов утра советские танкисты, растратив почти все боеприпасы и горючее, начали отступление к Вильнюсу. После ухода от Немана части медленно откатывались на восток, стараясь задержать продвижение фашистов. И хотя бойцы 5-й танковой дивизии продолжали в течение всего дня 23 июня вести бои, сдержать натиск превосходящих сил врага они были не в состоянии."
"Подступы к Вильнюсу со стороны Алитуса, -- вспоминал бывший начальник штаба 29-го стрелкового корпуса полковник П.Н.Тищенко,-- были усеяны трупами и подбитыми танками, как немецкими, так и нашей славной 5-й танковой дивизии. Кажется, на южной окраине Вильнюса я присоединил к штабу корпуса башенного стрелка из 5-й танковой дивизии, который еле передвигал ноги, но упорно шёл с танковым пулемётом на плече, он мне рассказал, что 5-я танковая дивизия геройски дралась пока было горючее и боеприпасы. Его экипаж вынужден был подорвать танк, сняв пулемёт"
(Анфилов В.А."Провал блицкрига" М.,1974. с.226)
"Трагична судьба исторической памяти. Сейчас в обществе насаждается ложная мысль про тотальное бегство и сдачу обескураженных красноармейцев наступающим войскам вермахта. Но с первых минут войны советские герои отважно и успешно били врага. Сегодня они незаслуженно забыты. Именно с 5-й танковой дивизией, командиром которой был подполковник Фёдор Фёдорович Фёдоров, одной из первых встретившейся с войсками вермахта, связаны наши первые победы в той войне."
Если бы наша 5-я танковая дивизия не встала на пути танков 3-й группы генерала Гота, нам не удалось бы выехать из Литвы. Тогда, в часы реально нависшей над нами опасности, да и в том возрасте, не осознавалось, какой неоплатной ценой достались нам эти километры дороги. Три обгоревших тела красноармейцев там, на пригорке, мимо которых мы промчались и которые я видела своими глазами, они погибли, осиротив своих детей, матерей, отцов, чтобы мы могли проехать по своей дороге жизни. Я благодарна своей памяти, сохранившей и давшей мне возможность пусть не тогда ещё, пусть позже, но осознать свой неоплатный долг перед ними, перед всеми, кто, не щадя себя, ценой своих жизней, в горящих танках своим огнём сдерживали смертоносную вражью силу.
А пока мы на своей машине помчались обратно, развернув по дороге ехавший за нами второй грузовик. На развилке тётя Клава попросила остановиться.
-- Я перехожу в ту машину,--сказала она маме,-- а Володька пусть пересаживается сюда. Сейчас всё может случиться, нельзя разъединяться.
Володя с Валентиной, дочерью тёти Клавы, ехали во втором грузовике и, признался потом Володя, задумали незаметно сбежать на фронт.
Тётя Клава, как в воду смотрела: по дороге впереди идущий грузовик оторвался от нашего на такое расстояние, что мы не могли его видеть. Уже подъезжали к Вильнюсу, когда над нашими головами с мощным гулом промчалась армада немецких бомбардировщиков. Водитель остановил машину, крикнул нам:
--Сейчас держитесь крепче! Самолёты Вильнюс бомбить будут, отбомбятся и скоро
опять вернуться, второй волной. Мы должны успеть проскочить через город за это время!
Он нажал на газ, и машина рванулась вперёд на самой большой скорости.
Дорога, по которой мы теперь мчались, не была пуста, как перед Алитусом. По обочинам двигались нам навстречу бегущие из города люди. Они толкали впереди или тащили за собой детские коляски, нагруженные тележки. В некоторых сверху на вещах сидели немощные старики, маленькие дети. Повсюду валялись брошенные узлы, раскрытые чемоданы, выпавшие из них вещи. Чем ближе к городу, тем гуще поток беженцев. Зрелище душераздирающее.
10
Мы оставляем их на дороге.
Воздушные убийцы. Наш водитель.
Уже показались впереди окраинные городские постройки. Со стороны города доносились взрывы. Немцы бомбили Вильнюс. И вдруг мы, к ужасу, увидели на противоположной стороне шоссе тётю Клаву. Она стояла, держа в протянутой к дороге руке солдатский котелок. Наш шофёр стал сигналить, но она помахала нам, показывая, чтобы мы проезжали. Неподалеку, на обочине, второй наш грузовик. Мы мчались мимо. Кто-то оттуда крикнул: "Закончился бензин!"
Стали стучать в кабину водителю, требовали остановиться. Но он только ещё поддал газу. В это время над нами опять раздался мощный гул и почернело небо. Немецкие самолёты, отбомбившись, возвращались.
В городе пришлось ехать в объезд по окраинным улицам, весь центр был разрушен, горел. Страшное зрелище предстало перед нашими глазами. Улицы усыпаны обломками кирпичей, битым стеклом, на дорогах-- воронки, кое-где лежали трупы. Люди в панике бежали вдоль домов, некоторые бросались к машине, умоляли взять их. Особенно тяжело было видеть испуганные, ошалелые глаза детей. Но по законам военного времени в воинскую машину нельзя было сажать никого постороннего, даже с ребёнком. Мы, при всём желании, и не могли бы взять: машина была переполнена. Я сама почти всю дорогу ехала стоя у кабины водителя. По этой же причине мы промчались мимо нашей второй машины. И бензина у нас, как и у них, -- в обрез. Тяжело было оставлять их здесь. Особенно переживала мама. Они были очень близкими друзьями с тётей Клавой, которая не посчиталась с опасностью быть убитой литовскими националистами, когда бежала за нами в то, первое военное утро. И если бы она не прибежала, по всей вероятности мы не выбрались бы из Каунаса и вряд ли остались бы в живых. А сейчас ехали мы в машине, принадлежавшей полку дяди Пети, в котором уже не служил мой отчим, то есть фактически занимали её место.
Но мама знала, что, даже остановись мы там, жена командира полка ни за что не уехала бы, оставив семьи его подчинённых. Мы же помочь им не могли, а время потеряли бы.
Наконец, выбрались за черту города. Только успели доехать до первого леска, услышали сзади разрывы бомб. Как и предположил наш водитель, на Вильнюс налетела вторая волна фашистских бомбардировщиков.
Тем, что на пути от Каунаса до Минска остались живы, мы полностью обязаны нашему шофёру. Я, к сожалению, не знаю ни фамилии, ни даже имени его. Как мне кажется, мама называла имя Фёдор, уже после войны вспоминая об этом времени, но я тогда на такие подробности не обращала внимания. Лишь много лет спустя, задалась вопросом, откуда у этого солдата мог быть такой опыт и такое знание немецкой тактики. На вид ему было лет тридцать, а голова вся белая, в седине. Я тогда не разбиралась в воинских знаках отличия, но вспоминая его поведение на всём протяжении нашего пути, думается, он не был простым солдатом. Для того, чтобы так разбираться в ситуации, нужно было уже пройти войну именно с немцами. Может быть он воевал в Испании. Вот откуда и седина, и это знание повадок немцев в войне.
Из Вильнюса до Минска мы ехали весь день. Немецкие самолёты летали над нами. Но наш шофёр избегал больших шоссейных дорог, старался продвигаться по просёлочным, поэтому нас обстреливали, но не бомбили. Он верно рассчитал, что одиночную машину с женщинами и детьми бомбить не станут. Стоя у кабины, я хорошо отличала звук мотора самолёта от автомобильного. Нервы были напряжены, слух обострился до предела. Я, как только заслышу гул сверху, начинаю изо всех сил колотить по крыше кабины. Все выпрыгивают из кузова, бегут к кустам, бросаются на землю, стараясь прикрыть голову руками. Как назло, на женщинах цветные яркие платья. Я же, не успеет ещё машина остановиться, кубарем перекатываюсь через борт. Не знаю, как удавалось не угодить под колесо. Страх загонял под машину. Казалось, что это самое надёжное укрытие для защиты от пулемётного огня, которым лётчик на бреющем полёте поливал полянки и кусты. Мама напрасно звала меня к себе. Да и бежать к ней под огнём было невозможно. Пустую, брошенную на дороге машину не обстреливали, но не знаю, смогла бы выбраться из-под охваченной огнём машины, если бы даже случайная пуля попала в бензобак. Водитель в военной форме старался отойти подальше, чтобы не подвергать опасности женщин с детьми. Лётчики, хорошо всё видевшие с небольшой высоты, охотились за военными.
Наш водитель всячески избегал двигавшиеся по шоссе воинские колонны и, тянущиеся за ними, длинные вереницы беженцев. Там уж бомбёжек было не избежать А объезжать воинские колонны на марше строго воспрещалось. Но он упорно шёл на это. Сколько раз на моих глазах стоял по стойке смирно под дулом нагана разъярённого командира.
--Ты что, под трибунал хочешь! Застрянешь, из-за тебя всё движение станет! Ещё
увижу впереди, я тебя на месте шлёпну, собственноручно!-- кричал тот.
Машина наша становилась в общий строй, но при первой же возможности либо сворачивала на просёлочную дорогу, либо всё же обгоняла колонну, стараясь отойти от неё как можно дальше. Кроме бомбёжек и обстрелов была ещё опасность того, что немцы сбросят десант.
Один раз ехали мы по просёлочной в гору, и вдруг неожиданно из-за горы прямо на нас, очень низко, почти касаясь колёсами наших голов, выскочил самолёт. Наш автомобиль не успел остановиться и продолжал мчаться вперёд, а все в кузове инстинктивно пригнулись и руками накрыли головы. Но самолёт взмыл вверх, описал круг над нами, и, покачав на прощание крыльями с красными звёздами, удалился. Мы восторженно махали ему вслед, пока могли его видеть. Тогда мы понимали, что с нами было бы, если бы это оказался немецкий истребитель. Вряд ли кто-нибудь уцелел бы под пулемётным огнём в упор.
Через несколько километров мы проехали мимо полевого аэродрома, с которого и взлетел наш самолёт.
И всё же одному стервятнику удалось обстрелять нас в машине. Он появился неожиданно сзади, из-за леса и на бреющем полёте дал очередь из пулемёта. Сидевшая у борта женщина с четырёхлетней девочкой на руках упала замертво. Ей снесло половину черепа. Девочку ранило в ручку. Спину моей мамы обдало кровью, смешанной с мозгами. Машина остановилась, и, пока самолёт разворачивался, все разбежались. Был вечер, уже стемнело, и немец не стал нас преследовать, улетел. После этого случая решили всех детей посадить вместе под кабиной и укрыть брезентом. Тело убитой положили на пол, к борту кузова, и накрыли. Раненую девочку забрали в кабину. Потом, когда выехали на нашу, советскую территорию, её с телом мертвой матери оставили в одной из деревень, где местные жители обещали мать похоронить, а ребёнку оказать медицинскую помощь в сельском медпункте. Что будет с нами, уцелеем ли, доедем ли до Минска? Везти раненого ребёнка и труп матери в эту неизвестность нельзя было.
Никогда не забуду то чувство, которое охватило нас всех, и взрослых, и детей, когда мы пересекли бывшую границу и оказались на белорусской земле. Шофёр остановил машину. Опускались на колени плакали и целовали землю.
Наконец-то мы дома! На своей, родной, земле! Как ни хорошо нам было там, в Литве, по сравнению с теми условиями, в которых мы жили до Литвы, но дома себя там не ощущали. Всё равно всё было чужое, враждебное. А сейчас, когда вражеская сила двигалась за нами, повсюду нас подстерегала опасность, чувство родного, родины особенно обострилось. Казалось, сама земля здесь защищает.
К Минску мы подъехали глубокой ночью, но в город, как ни уговаривали патрульную службу, нас не впустили. Велели водителю сворачивать в лес и там нас сгрузить. В лесу, очевидно, было уже много таких, как мы. Оттуда доносились женские и детские голоса. Мы отъехали .Водитель остановил машину, сказал:
--В лес ехать нельзя, немцы имеют привычку по опушкам пригородных лесов
разбрасывать зажигательные бомбы. Тогда вы отсюда не выберетесь.
О том, что сюда могут явиться и сами немцы, ни у кого и в мыслях не было. Уже потом, в глубоком тылу, когда глянули на карту, где были обозначены маршруты и время продвижения немецких войск, мы с ужасом увидели, что всю дорогу они двигались за нами следом. Каунас был захвачен немцами 23 июня, в Вильнюс немцы вошли 24 июня, они двигались нам вслед, может быть, поэтому на протяжении всего пути от Каунаса до Вильнюса, кроме тех автомашин под Алитусом, нам не попался ни один разбитый танк, хотя обгоревшие тела наших красноармейцев явно принадлежали танкистам. Минск войска вермахта заняли 28 июня.
С водителем согласились и решили искать объездную дорогу в город.
Продолжение следует.