Тогда я жил под Санкт-Петербургом. Я не помню название города, улицы и района, где жил тоже не помню. Это либо Ломоносов, либо Кронштадт. А может в Пушкине. Я не помню, от стыда такого плачу.
Шел дождь и белые ночи закончились. Я переехал в Архангельск. Город в такой же степени мрачен, как и светел. Холодно, даже холоднее, чем в Пушкине, но теплее, чем в Магадане. Я сам родом из Магадана. Из самой дали. Когда-то были там ордынцы, а теперь Россия. Очень холодно в Магадане; если ты приезжий, то все - ангина обеспечена (это в лучшем случае).
Темная ночь спускалась со ступеней природы. Вдали горят огни небоскребов. Дождь все усиливался, я промок до нитки. Скоро заболею. Если бы не то такси...
Оно ехало в город, излучая зеленый свет. Водитель остановился и предложил подбросить меня до города. Я два раза отказывался, но на третий все-таки сел в машину.
Мы ехали в гробовой тишине. Я по началу подумал, что он просто уснул, но это мнение не оправдалось. Водитель подправлял зеркало в темной машине. В машине и в самом деле темно было. В дали горели фонари.
Не знаю. Фонари светят везде одинаково. Такой же ядовито-желтый цвет, переходящий в оранжевый. Он мне был приятен, но в то же время больно было смотреть. Такое в в любом городе, в любом. Но не там, где я жил десять лет.
Помню то, как к ней приехал. Была ночь и светили уличные фонари таким же ядовито-желтым цветом, но он мне тогда не обжег глаза. Все внимание было направлено на нее. Она стояла на вокзале. Она - мой давний друг. Зовут ее Ульяна. Смотрел на нее долго и спокойно, тонул в глазах карих, а она, ругаясь, радовалась:
- Я тебя ждала весь вечер, а ты приехал в полночь! Не стыдно?! Он еще улыбаться вздумал...
И потом всю ночь гуляли. Сначала, с непривычки, боялись друг-друга, думали, что это сон, но под утро, когда я ее обнял, Ульяна произнесла:
- Все-таки не сон.
Я остался. На целых десять лет. Отучился, гулял каждый вечер, работал, не думая о плохом. Да и ничего плохого не могло и не должно было случиться. По крайней мере я так думал.
- Эй, а ты откуда? - спросил меня водитель.
- А, что? - спросил я, сначала не поняв что он сказал, а потом уловив всю суть, добавил: - Я с Магадана.
- Холодно.
- Ага.
Водитель продолжил следить за дорогой; я продолжал смотреть на фонари.
Я уже не помню из-за чего тогда мы с Ульяной поругались. Помню одно - она меня и не захотела видеть. Кроме тех десяти лет, я еще год жил под Санкт-Петербургом, пытаясь вернуть ее, но слышал в ответ сухое: "Прости". От этого я пил много и курил по четыре пачки в день. А потом решил начать жизнь с чистого листа.
Поэтому и переехал в Архангельск. Да и он мне напоминал про Санкт-Петербург. Даже белые ночи такие же. Под такие ночи мы с Ульяной гуляли. Теперь ее наверняка обнимает другой.
На моих часах показывало два-двадцать восемь. Луна показывалась на западе, желтая такая, как сыр. Так и хотелось взять ее с неба и съесть. Это подсказывал мой голод, ибо не ел я ничего целый день. Вторые или третьи сутки моего голодания пошли. И этого не помню.
Подъезжая к городу, уже очень близко, водитель остановился. По началу я не понял зачем он это сделал но потом водитель произнес: "Давай девушке поможем?", вышел вместе с ним из машины. Девушка была хоть и красивой но грязной и пьяной. Вот она всю дорогу молчала, только изредка выглядывала из окна, чтобы рвотные массы вынести из организма. Жалкое и противное зрелище. Ее мы высадили, довели до дома и продолжили путь.
Минут через тридцать и я вышел. Даже денег таксист не взял. Я только и видел, как зеленые глаза такси сверкали вдалеке.
Нет! Я не забуду. Я всю ночь думал об Ульяне, о ее карих глазах и темных волосах, и лисья улыбка навсегда во мне останется. Нет! Я люблю ее. И никто не в праве осуждать меня. Только Господь мне судья.
Я обязательно добьюсь ее снова. Вот ее-то я буду любить вечно.