Когда Страна бить прикажет - 24

Владимир Марфин
                24.

                ...КОМИССАР ГБ Читанава занимался допросом генерал-майора Березина, когда громко и требовательно зазвонил телефон внутренней связи. Бросив на подоконник толстый ременный хлыст с вплетенными в него проволочными нитями, комиссар утёр пот с лица и неохотно подошёл к аппарату.
                - Читанава слушает...
                И мгновенно его широкое мясистое лицо с узкими, словно наклеенными усиками, исказилось в ужасной гримасе, и кровь стала быстро и багрово заливать его.
                - Ка-ак?! Когда произошло? Только что? - бешено закричал он и, покосившись на двух подручных, которые, ухмыляясь, стояли над лежащим на полу обеспамятевшим человеком, разъярённо махнул рукой: убирайтесь, мол...
                Костоломы не заставили себя ждать и, подхватив генерала, поволокли его к выходу.    
                Комиссар швырнул трубку на рычаг, схватил китель и, на ходу не попадая в рукава, побежал за ними, матерясь, на чём свет стоит.
                - Где Бергер? Бергер гиде? - заорал он, выскочив в приемную и перепугав находившихся там сотрудников. - Бергера найди, и ко мне во внутреннюю! - приказал он стоящему  навытяжку помощнику.- Хоть под землей разыщи!
                В это время майор Бергер, уже зная о случившемся, растерянно выслушивал одного из спасшихся бегством надзирателей.
                - Короче, короче, - торопил его он.- Что там дальше происходило?
                - А дальше... дальше, - захныкал надзиратель, не успевший прийти в себя от всего пережитого. - Дальше она начала стрелять! Так что, и товарищ комиссар, и товарищ Коробицын, наверное, убиты. Очень страшное чепе, ничего такого в жизни не припомню...
                - Замолчи… твою мать! - злобно вскинулся Бергер, отчего-то сразу вспомнив старшего оперуполномоченного Воропаева, помогавшего ему «наладить быт» на квартире у Переверзевой.
                «Вот кого надо опасаться, вот кто может поднасрать, -возбуждённо думал он, сознавая, что сейчас начнут таскать всех, кто так или иначе был связан о Зинаидой. - И дёрнул меня чёрт ходатайствовать за неё. Ведь к медали представили, стерву, и Указ уже, наверное, подписан...»
                - Вот тебе перо и бумага, - ухватил он за рукав надзирателя. - Садись и пиши... Всё пиши, подробно, как было... И до моего возвращения отсюда никуда... Понятно?
                - Слушаюсь! - раболепно вытянулся надзиратель.- Как скажете, так и будет...
                Надрывались телефоны... Бежали  люди...
                А в «расстрельной» бывший красный комкор сидел на грязном полу, прижимая к себе бездыханное тело дочери. Нестерпимый свет «киловаттки» резал глаза. Тело дико болело от бесчисленных побоев. Но ум и память его были ясны, и он думал, думал, думал, пытаясь осмыслить всё, что с ним произошло.
                Вот и кончена жизнь. Страшный молох, именуемый Государством, за которое он боролся и которое создавал, безоглядно и безжалостно раздавил его и его дочурку, предварительно перепачкав её кровью чистых  и нечистых.
                И в последние минуты своего существования, когда некого больше просить и никто уже не поможет, этот ярый большевик потрясённо и беспомощно обратился к Богу, совершенно уверенный в том, что  Тот его поймет и услышит.
                -Господи!.. Ну, меня не прощай, я грешил многократно. А её, былиночку мою, прости. Прими к Себе и даруй ей спасение, потому что не ведала она, что творила...
                Так шептал он чуть слышно, обнимая ещё теплое дитя свое.
                А в коридоре раздавался топот сапог.
                И начальник тюрьмы, перепуганный больше всех, онемело стоял над телами расстрелянных, не подпуская к ним никого до прихода начальства.
                И бежал по тюремным переходам комиссар Читанава, отдуваясь и кашляя от непривычной нагрузки. И старший оперуполномоченный Воропаев поспешал рядом с ним, что-то тихо крича  в оттопыренное  волосатое  ухо  шефа.
                - Бергер, говоришь? - обернулся на бегу Читанава, мимолётно соображая насчет «козла отпущения». - Бергер с ней... сожительствовал?
                - Думаю, да, товарищ комиссар третьего ранга, - безапелляционно            п р е д п о л о ж и л  Воропаев. - И меня ей помогать подбивал. И я был вынужден, как его подчиненный...
                - Ах, он, хитрая тварь! Чистоту наших рядов порочить? - затряс кулаками Читанава. И приостановившись на мгновение, приказал бегущему за ним адъютанту: - Бергера ко мне в кабинэт! Я им лично займусь!.. Ну, где эта чертова камэра?
                - Здесь, здесь, товарищ комиссар государственной безопасности, - доложил выскочивший из-за угла начальник тюрьмы. - Чрезвычайное событие... ума не приложу!.. Ой, что будет, когда узнает товарищ нарком!
                - Что будет? Хочэшь знать, что будэт? - затопал ногами Читанава, обводя взглядом «поле сражения». - К стэнке тебя поставят! И весь твой род до последнего младэнца… Па-а-чиму допустил та-акое? Па-ачиму не досмотрел?
                - Виииноват, то-оварищ комиссар… не мо-ог предположить. Ведь всё бы-ыло н-нормально. Никаких э-эксцессов, никаких чепе...
                - Никаких, никаких, - гневно рыкнул комиссар, брезгливо обходя поверженные тела и стараясь не испачкать в разлившейся загустевающей крови своих ярко начищенных сапог. - Эта, что ли? - спросил он, войдя в камеру и глядя на лежащую в объятиях отца Зинаиду Сергеевну. - У-у, собака!.. А этот - кто?
                - Я её отец, - твёрдо глядя в глаза беснующегося энкавэдешника, ответил смертник. - Комкор Переверзев Сергей Иванович.
                - Да какой ты комкор? Какой комкор? - ещё  пуще взбеленился Читанава. - Ты говно, пиль, прах, смешанный с навозом! Ты предатель! Измэнник! Ты... ты...               
                Он чуть не захлебнулся слюной и воздухом, не находя необходимых для выражения слов. И внезапно до него что-то дошло, и он снова уставился на Переверзева.
                - Что он говорит? Эта дрянь - его дочь? Как его фамилия?
                - Переверзев, товарищ комиссар...
                - И она Пэрэвэрзэва? А кто допустил, чтоб они увиделись? Па-ачиму никто не знал, что он её отэц?
                - Не могу знать, товарищ комиссар. Этим занимался комиссар Гладыш… в порядке эксперимента… Думаю, что следствие покажет…
                - Ка-акое слэдствие? Чего покажет? - окончательно сорвался Читанава. - Это ещё столько врэмэни тянуть? А кто позволит? Или приговор Военной Коллегии для вас не закон? А ну, стань на место! - приказал он Переверзеву. - Становись! Сэйчас за всё расплатишься... Подними его и стрэляй! - подтолкнул он начальника тюрьмы.
                - Но я... у меня плохое сердце… и жена, - невпопад залепетал совершенно раскисший и растерянный Миронов.
                - Я тэбе дам жена! Я из тэбя самого жену сдэлаю! Приводи приговор!.. И всех, всех убрать! Где врач?
                - Я тут, - подскочил к начальству перепуганный очкастый задохлик, чудом избежавший заслуженной кары. - К вашим услугам… всегда готов...
                - Они живые или мёртвые? - спросил комиссар, пальцем указывая на тела Гладыша, Крулевского и Коробицына.
                - К сожалению, - развёл руками врач.
                - Тогда... н а ш и х  в одну сторону... Объяснение будет потом. А этого - куда положено. И эту… - Он пошевелил пальцами, явно не зная, какое принять решение. - Эту в морг, на экспертизу... Ну, чего ты стоишь? - снова накинулся он на Миронова. - Исполняй! По долгу службы ! И чтобы больше здесь никаких баб! Никаких экспэримэнтов!
                - Слушаюсь! Будет исполнено! Но прошу меня избавить...
                - Ээээ, слюнтяй! - махнул рукой Читанава и косо глянул на стоящего в дверях Воропаева. - Ну а ты сумеешь?
                - А как же, - бодро вытянулся тот.- Как говорил один товарищ, когда страна  б и т ь  прикажет...
                - Так считай, что тэбе приказали... Эй вы, поднимите того!
                Двое надзирателей оторвали приговорённого от Зинаиды и поставили к стенке.
                Воропаев вытащил «ТТ», тщательно прицелился и выстрелил.
                Переверзев сватился рукой за грудь, длинно и хрипло выдохнул и медленно сполз по стене на пол, оставляя на ней красный размазанный след.    
                И тотчас же какое-то непонятное голубоватое облачко замерцало и медленно растворилось над ним.
                - Это что? - после некоторой паузы обескуражено спросил Читанава. - Это что там свэтилось?
                - Мм, не знаю, - пожал плечами Воропаев.- Вероятно, дымок от пистолета...
                - А пистолет гиде? Вот он! У тэбя в руке!
                - Тогда, может быть... ду-у-уша? - испуганно предположил начальник тюрьмы.
                - Да какая душа? Что ты ерэсь городишь! Или ты не атэист?
                - Ну… тогда, может… пуля воздух сожгла и он... испарился?
                - Э-э, сожгла, испарился... Ничего вы не знаете! А обязаны знать. Для того вас здэсь дэржим!
                Комиссар помолчал, глядя, как набежавшие охранники, уложив на носилки, уносят убитых, и, пожевав губами, многозначительно погрозил пальцем всем присутствующим.
                - Обо всём этом нигде никому ни слова! Узнаю, кто проболтался, отовсюду достану... А это что? - Выходя из камеры, он наткнулся на опрокинутый табурет, возле которого валялись формуляры приговорённых к смерти. - Па-а-чиму это затоптали? Вызвать новую комиссию и продолжить работу! Дэло есть дэло, и никто не имеет права его прекращать!
                - Та-ак... Никочихин, Арсенин, Касторов, - подозвал к себе трёх надзирателей  начальник тюрьмы. - Срочно выводите хозобслугу и пусть тут всё замоют и приберут...
                - Никакой хозобслуги! Вы что, с ума сошли?- оборвал его комиссар.
                - Так ведь утверждённые, товарищ комиссар… Из тех же приговорённых… Уберут и… мёртвые же почти!
                - Ни-ко-му! Даже мёртвым не слэдует знать, что тут произошло! - закричал Читанава и, со злостью плюнув на пол, пошел к выходу в сопровождении не отстающего от него ни на шаг Воропаева и  двоих  офицеров охраны…


                23 июля - 18 августа 1969 года